Каждую ночь в джайве она умирала от страха. Страх погнал ее к городу – привычному, где все знакомо, но настиг и там: в городе оказалось еще страшнее… Теперь этот человек… Кто он? Почему он встречается, когда ей хуже всего, когда уже край – где плохо, там он… Он говорит – Алан, крепость, лугары… Какие желанные слова, в них сила, защита… Но его ненавистное снаряжение, один вид которого пронзает ужасом… Он ходит по городу среди юкки, сидит с ними, пьет вино… Вдруг она почувствовала, как на ее губы легли его пальцы, и тело его вжимает ее в стену… И тут же услышала грохот. Отгороженная широкими плечами, она ничего не видела, но, показалось, что цоканье копыт раздается прямо в голове, и она зажала уши, зажмурилась изо всех сил…
Потом ей вдруг стало просторно, и она услышала спокойный, насмешливый голос:
– Кажется, они все еще нас догоняют.
Неужели ему не страшно так, как ей? Или – чего бояться своих?
– Не будем мешать им, а то улицы становятся тесными. Идем?
Он улыбается, он спокоен… Может, покой – это он? Адоня прерывисто вздохнула.
Луна то пряталась за облака, то неожиданно возникала в звездных оконцах, бледно высвечивала холм и безмолвную крепость на нем. Тогда на земле расстилались длинные тени. Увидев костры оцепления, Адоня испуганно прикрыла ладошкой рот:
– Как мы пройдем!?
– Тсс, – он сжал ее руку. – Ничего не бойся.
Он пошел, когда густое облако надежно укрыло круглый желтый глаз. Шел в рост, не таясь, прямо на холм. Адоне же хотелось припасть к земле, к траве, проскользнуть юркой ящеркой. Она сцепила зубы, уткнулась лицом ему в плечо. Каждое мгновение ждала окрика, вот сейчас… они не могут не видеть… Сейчас… Почему он даже не пытается идти скрытно, не таится? Куда идет? Может и не в крепость? Адоня чуть поднимает голову и холодеет от ужаса: юкки – вот, в нескольких шагах! Но они пропускают, делают вид, что не видят! Холодно… Кажется, она вся превратилась в ледышку.
Он прижимает ее голову к своему плечу.
– Не бойся.
Они доходят до рва, и тень крепостной стены надежно укрывает их. Он подает условный сигнал и снова – тишина. Вдруг оглушительно загрохотали цепи подъемного мост, и, будто только и ждали этого, истошно завопили внизу, у подножия холма, там, где костры; заметалось пламя факелов, заржали кони.
Мост еще не до конца опустился, когда Андрей прыгнул на него, вбежал в распахнутые ворота. Мост подняли, крепость снова замерла безмолвной темной глыбой.
Она в крепости, но и страх с ней… Алан! Он ничего не знает! Адоня метнулась к нему, лихорадочно, торопливо заговорила:
– Он шпион! Этот человек шпион! Они видели и не остановили его, пропустили! Они знали!
Адоне страшно обернуться и посмотреть на него, в его обезображенное злобой лицо… Но… почему на нем нет и тени беспокойства? Страшное обвинение не пугает его? Почему!?
– Здесь нет врагов, девочка. Дар не шпион.
"Дар?.." Он улыбнулся, снял шлем, встряхнул длинными волосами… Кто-то взял ее за руку, позвал: "Идем". Но она стоит и смотрит ему в спину – склонив голову, он исчезает за какой-то дверью.
* * *
Андрей с облегчением сбросил надоевшее снаряжение.
– Я рад, что ты снова здесь, – Алан испытывал огромное облегчение оттого, что закончились все его тревоги. – Но я не ждал, что ты так придешь.
– Я и сам рассчитывал возвращаться тоннелем, а с ней – куда через реку после той грозы? Ты видел, в каком она состоянии.
– Я и не признал ее сразу – одни глаза остались, – Алан тяжело вздохнул. – Ион хороший кузнец был, отец ее.
– Убит?
– Не знаю. В крепости его нет, а коль так – или убит, или схватили. На воле они его не оставили бы, хороших мастеров хватали прежде всех прочих. Может, в ратуше держат. Поужинаешь?
– Нет, не хочу. Расскажи, как день прошел?
Разговор прервала женщина, осторожно заглянув в комнату.
– Что тебе, Доли?
– Не осталось ли у тебя крепкого вина, Алан? Беда с Адоней, как безумная она, плачет – успокоить никак не можем.
– Постшоковая реакция.
– Что?
– Я схожу к ней, – поднялся Андрей.
Женщина привела его в крохотную комнатку-келью. Еще в коридоре Андрей услышал надрывные крики и рыдания.
Девушка билась в истерике, и две женщины тщетно пытались удержать ее в конвульсивных судорогах. Повинуясь жесту Андрея, они быстро вышли. Он присел на кровать, обнял вздрагивающие плечи, прижал к себе ее голову.
– Адоня…
Она отталкивала его, пыталась отодвинуться, мотала головой, стряхивая его руку. ТИСС помог словам Андрея пробиться к ее сознанию.
– Успокойся, Адоня, не надо плакать. Уже все прошло, ты не одна, о тебе будут заботиться и защищать. Не плачь, Адонюшка, забудь о плохом, это уже только воспоминания. Юкки теперь не достанут тебя, между ними и тобой толстые стены и умелые воины. Не надо плакать, маленькая. Хочешь, дам тебе слово, что никому больше не позволю тебя обидеть?
Мягкий голос обволакивал теплом и покоем, успокаивал… Подобно тому, как добрые материнские руки кажутся в детстве всемогущими, так и он заслонял от страшного, обезумевшего мира; казалось, – вот здесь, где этот голос, тут не может быть плохо… совсем не может быть плохо, потому что он так говорит… И плечо его – кажется, что не бывает ничего надежнее.
– Тебя мучают прежние страхи, Адонюшка, но они ведь уже в прошлом, надо их там и оставить. Ты сильная, я знаю, ты сумеешь прогнать их. Здесь им нет места. Ты среди друзей, здесь тебя любят и готовы разделить твою боль. Не бойся ничего, Адоня, ты в безопасности.
Девушка длинно, прерывисто всхлипывала, как ребенок после долгих слез. Она и была ребенок. Андрей отстранил ее, хотел отвести с лица спутанные волосы. Но рука замерла на полпути – серебристой змейкой вилась седая прядь. Она сама откинула волосы, шевельнула опухшими губами:
– Говори еще… Это так хорошо… Я устала бояться… Говори… Я хочу тебе верить…
Андрей смотрел в подурневшее лицо, распухшее, в красных пятнах, сглотнул жесткий комок, сказал:
– Тогда поверь, что я друг тебе. Если станет плохо, я буду рядом. Ты никогда больше не останешься одна.
– Но ты должен бы очень сердиться на меня… – виновато проговорила она и снова прерывисто, со всхлипом вздохнула.
Он погладил ее по голове:
– Даже не и не думай об этом.
Она опустила голову и увидела свои руки, поморщилась:
– Здесь можно умыться?
Андрей увидел кувшин с водой.
– Хочешь, я женщин позову?
– Тогда я лучше грязная останусь, – улыбнулась она сквозь не просохшие слезы. – Побудь со мной, если можешь.
Андрей полил ей над лоханью, и она долго оттирала с рук грязь и засохшую кровь, плескала водой в горящее лицо.
– Когда ты ела в последний раз?
– Не помню… Что-то в джайве.
Андрей направился к двери, и она испуганно шевельнулась, будто хотела удержать. Он обернулся.
– Не уходи, – жалобно попросила она и виновато добавила:
– С тобой мне не страшно.
– Я не ухожу.
Она жадно выпила принесенный бульон. – Теперь расскажи мне про свои страхи. Чего ты теперь боишься, здесь?
– Не знаю… всего… Что они придут сюда.
– Здесь много мужчин, разве мы не защитим вас?
– Но мы не можем сидеть здесь до конца жизни, – серьезно посмотрела Адоня. – Скоро придет день, когда вы возьмете оружие и выйдите из крепости. И они убьют вас, потому что их много, и войдут сюда. Я не хочу дожить до того часа, не хочу видеть, как вас будут убивать, – голос ее зазвенел слезами. Андрей не останавливал ее, давая выговориться. И она справилась с собой, голос стал требовательным. – Ты сказал, что будешь мне другом.
– Да.
– Тогда, поклянись, что прежде, чем вы откроете ворота…
– Постой. Ничего этого не понадобится. Завтра мы будем далеко отсюда. В крепости осталось совсем мало людей, почти все уже у лугар.
– Но как!? Подземный ход в джайву!? Он правда есть!? – загорелись радостью глаза Адони, лицо просияло.
– Есть. И тебе надо хорошенько отдохнуть, завтра понадобится много сил. Ложись-ка в постель.
Она послушно опустила голову на подушку, Андрей укрыл ее одеялом, присел рядом. Помолчав, Адоня спросила:
– Ты был в городе… Скажи, не знаешь ли чего о моем отце, кузнеце Ионе и брате, его Веско зовут? В последний раз я их видела, когда юкки повалили их и вязали веревками…
– Я не слышал о них, но если их взяли в плен, возможно, они в ратуше.
– Ратуша… – прошептала Адоня, и гримаса боли исказила лицо, глаза наполнились слезами. – Лучше бы им умереть в бою…
– Адоня?..
– Я видела, как пытали… Там в стене щели пробиты, чтобы смотреть… Они так кричали! – зажмурив глаза, она затрясла головой. – Нет! Отец и Веско не там! Я не хочу!
Она снова была на грани истерики.
– Адонюшка, – голос показался чужим. Андрей положил ладони ей на виски. – Усни, Адонюшка, усни крепко и спокойно. Тебе ничего не приснится, и уйдут все тревоги и заботы. Спи, девочка.
Андрей тихо отнял ладони, и ресницы девушки медленно опустились, притушив удивленный и благодарный взгляд.
* * *
– Он снова приходил, Ваша Светлость, – Арк стоял в напряженном полупоклоне и обращался к затылку, торчащему над спинкой жесткого кресла.
– И что? Он снова показался тебе подозрительным?
– Больше, чем прежде, Ваша Светлость! – торопливо проговорил трактирщик
– Ну! – нетерпеливо подхлестнул голос.
– В прошлый раз он вступился за этих бездельников, а теперь отбил девку у лейтенанта Торри.
– Что ты мелешь, прохиндей! – раздраженно бросила Светлость. – Мальчишки от скуки поскандалили из-за девки, и ты летишь среди ночи поведать мне об этом?
– Дозвольте говорить, Ваша Светлость! – еще ниже сгибаясь перед затылком, взмолился Арк.
– Ну!
– Он вечером пришел. Один. Сел – ни с кем не заговорит и с ним никто – чужой. Долго сидел. Ужин попросил подать, а ни к чему не притронулся, вино только пил. Опьянел, понятно, в номер ему захотелось. И только это он назад спустился – Торри пришел и девку туземную приволок. Так, заморыш, смотреть не на что. Не знаю, уж, чем она Скирку с Элька приглянулась, только стал он ее торговать у Торри. Два коня аж предлагал. А она, хоть и дохлая, да норовистая оказалась – Торри приобнял ее, а она возьми да и плюнь, прямо в него попала. Торри взбесился, я думал – пришибет. Нет, зубами поскрипел и говорит Скирку – бери ее. И вот тут длинный этот… Как-то он так ладонью – по шее. Вроде и не сильно, а Торри свалился. Скирк было за нож хотел… и тут опять, разрази меня гром – не пойму, как этот длинный руку ему к столу пригвоздил. Ну, опосля, девку в охапку и за дверь.
– Хм-м, – проговорил человек в кресле и замолчал. Потом спросил: – Ну и что?
– Дак, Ваша Светлость… Его только увидеть… И опять же – не знает его никто. А в крепости аккурат после этого шум был, вроде как впустили они кого.
Человек поднялся из кресла, зябко потер сухие ладони.
– Как он выглядит?
– Высокий очень. Я ему вот так, – Арк провел ладонью гораздо ниже плеча. – Плечи – во! Волосы светлые.
– Глаза? Цвет лица?
– Лицо загорелое, но светлее, чем у туземцев. Глаза не косые. По-нашему говорит, как мы с вами. Но и с ними – запросто. Видом благородный – в глаза посмотрит, аж к земле пригибает. И силы, видать, – не приведи господи испробовать.
– Да?
– Так Торри-то он как врезал – один раз и ударил, не замахивался даже. А тот мешком – хлоп!
– Ты забываешься, мерзавец! Ты кто? Быдло! Скотина! О ком говоришь? О доблестном офицере Его Сиятельства Святейшего Наримы Регистанского! – "Светлость" неожиданно перешла на фальцет. – Почему в голосе нет приличествующей почтительности!?
Трактирщик рухнул, как подкошенный, брякнув коленками о каменные плиты пола.
– Помилосердствуйте, Ваша Светлость! Я всей душой!.. Коли сказал не так – не злым умыслом, только по темноте своей дремучей и невежеству. Да и то сказать, не во гнев Вашей Светлости – под смертью хожу. Чуть что – за меч. Посуду бьют, утварь калечут – убытки одне.
– Про убытки ты врешь, – неожиданно спокойно проговорил его собеседник. – Небось, до последней монеты знаешь, сколько из казны в твой карман перетекло. Тебя если и прирежут, так из-за слишком толстого кошелька.
Рядом с трактирщиком тяжело звякнуло об пол.
– Ступай. Если он появится снова, доложишь немедленно.
– В тот же момент, Ваша Светлость, в тот же момент, – пятясь задом к двери, на ходу кланялся и бормотал Арк. – Премного благодарен!
Когда он исчез за дверью, хозяин снова расположился в кресле. Задумчиво перебирал янтарные четки. Одет он был скромно – в простое черное платье. Лишь одна деталь выбивалась из нарочито простого ансамбля – на груди, на массивной золотой цепи располагался золотой диск с выкованным гербом – символ герцогской власти. Храня святейшую задумчивость, молчал неуловимо и беззвучно появившийся в комнате высокий, чрезвычайно худой человек. Впрочем, в его ожидании не было ничего от застывшей напряженности Арка, – он стоял спокойно, в привольной, расслабленной позе.
– Вы все слышали, Эри? – не оборачиваясь, спросил герцог, будто присутствие Мастера Эри подразумевалось само собой.
– Да, Ваша Светлость.
– Вы занимались этим неизвестным?
– Персонально он не был выделен, – без заминки солгал Эри, уверенный, что нет надобности посвящать герцога во внутренние проблемы его хозяйства.
– Завтра я должен знать о нем все.
– Слушаюсь, мой господин.
– Ступайте, Эри.
* * *
Солнце перевалило за полдень, когда они достигли поселения лугар. Пришедших встретили с радостью, приглашали в хижины, спешили приветить, накормить.
К Адоне подошла женщина, погладила по голове, взяла за руку, повела за собой. Адоня обернулась беспокойно, поискала глазами и просияла в ответ на ободряющую улыбку Андрея.
– Я все же нашел ее, Лиента.
– Кого?
– Ту девушку из джайвы. Адоня ее зовут, она дочь кузнеца Иона.
– Иона я хорошо знаю. Где нашел? В джайве?
– В городе отбил у одного мерзавца. Она только день у них пробыла, но за этот день поседела.
– Я велю сестре позаботиться о ней, здесь ей будет хорошо. Вожди прибыли на Совет. Мы ждали вас с Аланом.
После духоты, скопившейся под плотным пологом джайвы, хижина Лиенты встретила приятной прохладой. Вожди приветствовали вошедших: Алана с теплотой и сердечностью, Андрея – с выжидательной сдержанностью. Подвинулись, освобождая им место.
– Благодарение Хранящему – с нами все, кто был на прошлом Совете, – проговорил Лиента.
– Мы должны сказать слова благодарности братьям-лугарам,
– поднимаясь, проговорил Ставр, чье племя скрывалось в лабиринтах пещер. – Если бы ваше предостережение не пришло так своевременно, мало кто из нас пришел бы сегодня сюда. Наша благодарность твоим разведчикам, брат Лиента, – приложив руку к груди, он склонил голову, его жест повторили еще несколько человек, среди которых Андрей узнал вождей соседних племен.
Взгляд Лиенты остановился на Андрее, и тот едва заметно отрицательно качнул головой.
Лиента рассказал вождям о событиях последних дней, о том, что происходит в городе и о совете в доме Мотли.
– Я позвал вас, потому что нам нужен единый план, мы должны стать одной силой. В другой раз может не быть своевременного предупреждения, и юкки расправятся с нами по одиночке. Нужна согласованность всех действий. Все ли вожди согласны со мной?
Совет был долгим – слишком крутой поворот принимали события, и каждое из предстоящих дел требовало тщательной обдуманности и организации.
Лиента представил Андрея и сказал несколько слов о его участии в выводе людей из крепости. Но сам Андрей предпочитал молчать и слушать – он еще был чужим для большинства из них, и своим его сделают не слова, а дела. При этом он умело направлял обсуждения и решения: короткой репликой наводил на нужную мысль, либо Лиента облекал в весомые слова неслышное другим предложение Дара.
Совещание вождей подходило к концу, когда Ланга сказал:
– Если воля Благословляющего принесет нам удачу – что потом? Что мы скажем всем людям, которых приведем сюда?
– Мы будем драться, – жестко проговорил юный Иланд, предводитель охотников из стойбища Стонущих Камней.
Андрей вспомнил, что его отец недавно умер от ран, и сын до срока занял место вождя. Он был отважен и беспощаден к себе, но по молодости – горяч и азартен.
– Драться. Да, – поддержали голоса.
– Верно, – сказал Ставр. – Уведем жен и детей дальше в джайву, в самую глушь, где Гуцу их не достанет, оставим с ними десятка два охотников, а сами вернемся сюда.
– Еще надо разослать гонцов, узнать, что происходит вокруг нас. Надо, чтобы братья свободного Эрита узнали о нас, тогда к нам придет помощь.
– Я могу сказать вам, что происходит в Эрите, – негромко сказал Андрей, обвел взглядами повернувшиеся к нему лица. – Он обречен. Города и крепости уже пали и многие – без сопротивления. Не потому что сдались, а потому что не успели подняться, слишком внезапно все случилось. Вы можете отправить гонцов, но свободного Эрита они не найдут. Свободных осталось совсем немного – в крепостях подобных нашей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Потом ей вдруг стало просторно, и она услышала спокойный, насмешливый голос:
– Кажется, они все еще нас догоняют.
Неужели ему не страшно так, как ей? Или – чего бояться своих?
– Не будем мешать им, а то улицы становятся тесными. Идем?
Он улыбается, он спокоен… Может, покой – это он? Адоня прерывисто вздохнула.
Луна то пряталась за облака, то неожиданно возникала в звездных оконцах, бледно высвечивала холм и безмолвную крепость на нем. Тогда на земле расстилались длинные тени. Увидев костры оцепления, Адоня испуганно прикрыла ладошкой рот:
– Как мы пройдем!?
– Тсс, – он сжал ее руку. – Ничего не бойся.
Он пошел, когда густое облако надежно укрыло круглый желтый глаз. Шел в рост, не таясь, прямо на холм. Адоне же хотелось припасть к земле, к траве, проскользнуть юркой ящеркой. Она сцепила зубы, уткнулась лицом ему в плечо. Каждое мгновение ждала окрика, вот сейчас… они не могут не видеть… Сейчас… Почему он даже не пытается идти скрытно, не таится? Куда идет? Может и не в крепость? Адоня чуть поднимает голову и холодеет от ужаса: юкки – вот, в нескольких шагах! Но они пропускают, делают вид, что не видят! Холодно… Кажется, она вся превратилась в ледышку.
Он прижимает ее голову к своему плечу.
– Не бойся.
Они доходят до рва, и тень крепостной стены надежно укрывает их. Он подает условный сигнал и снова – тишина. Вдруг оглушительно загрохотали цепи подъемного мост, и, будто только и ждали этого, истошно завопили внизу, у подножия холма, там, где костры; заметалось пламя факелов, заржали кони.
Мост еще не до конца опустился, когда Андрей прыгнул на него, вбежал в распахнутые ворота. Мост подняли, крепость снова замерла безмолвной темной глыбой.
Она в крепости, но и страх с ней… Алан! Он ничего не знает! Адоня метнулась к нему, лихорадочно, торопливо заговорила:
– Он шпион! Этот человек шпион! Они видели и не остановили его, пропустили! Они знали!
Адоне страшно обернуться и посмотреть на него, в его обезображенное злобой лицо… Но… почему на нем нет и тени беспокойства? Страшное обвинение не пугает его? Почему!?
– Здесь нет врагов, девочка. Дар не шпион.
"Дар?.." Он улыбнулся, снял шлем, встряхнул длинными волосами… Кто-то взял ее за руку, позвал: "Идем". Но она стоит и смотрит ему в спину – склонив голову, он исчезает за какой-то дверью.
* * *
Андрей с облегчением сбросил надоевшее снаряжение.
– Я рад, что ты снова здесь, – Алан испытывал огромное облегчение оттого, что закончились все его тревоги. – Но я не ждал, что ты так придешь.
– Я и сам рассчитывал возвращаться тоннелем, а с ней – куда через реку после той грозы? Ты видел, в каком она состоянии.
– Я и не признал ее сразу – одни глаза остались, – Алан тяжело вздохнул. – Ион хороший кузнец был, отец ее.
– Убит?
– Не знаю. В крепости его нет, а коль так – или убит, или схватили. На воле они его не оставили бы, хороших мастеров хватали прежде всех прочих. Может, в ратуше держат. Поужинаешь?
– Нет, не хочу. Расскажи, как день прошел?
Разговор прервала женщина, осторожно заглянув в комнату.
– Что тебе, Доли?
– Не осталось ли у тебя крепкого вина, Алан? Беда с Адоней, как безумная она, плачет – успокоить никак не можем.
– Постшоковая реакция.
– Что?
– Я схожу к ней, – поднялся Андрей.
Женщина привела его в крохотную комнатку-келью. Еще в коридоре Андрей услышал надрывные крики и рыдания.
Девушка билась в истерике, и две женщины тщетно пытались удержать ее в конвульсивных судорогах. Повинуясь жесту Андрея, они быстро вышли. Он присел на кровать, обнял вздрагивающие плечи, прижал к себе ее голову.
– Адоня…
Она отталкивала его, пыталась отодвинуться, мотала головой, стряхивая его руку. ТИСС помог словам Андрея пробиться к ее сознанию.
– Успокойся, Адоня, не надо плакать. Уже все прошло, ты не одна, о тебе будут заботиться и защищать. Не плачь, Адонюшка, забудь о плохом, это уже только воспоминания. Юкки теперь не достанут тебя, между ними и тобой толстые стены и умелые воины. Не надо плакать, маленькая. Хочешь, дам тебе слово, что никому больше не позволю тебя обидеть?
Мягкий голос обволакивал теплом и покоем, успокаивал… Подобно тому, как добрые материнские руки кажутся в детстве всемогущими, так и он заслонял от страшного, обезумевшего мира; казалось, – вот здесь, где этот голос, тут не может быть плохо… совсем не может быть плохо, потому что он так говорит… И плечо его – кажется, что не бывает ничего надежнее.
– Тебя мучают прежние страхи, Адонюшка, но они ведь уже в прошлом, надо их там и оставить. Ты сильная, я знаю, ты сумеешь прогнать их. Здесь им нет места. Ты среди друзей, здесь тебя любят и готовы разделить твою боль. Не бойся ничего, Адоня, ты в безопасности.
Девушка длинно, прерывисто всхлипывала, как ребенок после долгих слез. Она и была ребенок. Андрей отстранил ее, хотел отвести с лица спутанные волосы. Но рука замерла на полпути – серебристой змейкой вилась седая прядь. Она сама откинула волосы, шевельнула опухшими губами:
– Говори еще… Это так хорошо… Я устала бояться… Говори… Я хочу тебе верить…
Андрей смотрел в подурневшее лицо, распухшее, в красных пятнах, сглотнул жесткий комок, сказал:
– Тогда поверь, что я друг тебе. Если станет плохо, я буду рядом. Ты никогда больше не останешься одна.
– Но ты должен бы очень сердиться на меня… – виновато проговорила она и снова прерывисто, со всхлипом вздохнула.
Он погладил ее по голове:
– Даже не и не думай об этом.
Она опустила голову и увидела свои руки, поморщилась:
– Здесь можно умыться?
Андрей увидел кувшин с водой.
– Хочешь, я женщин позову?
– Тогда я лучше грязная останусь, – улыбнулась она сквозь не просохшие слезы. – Побудь со мной, если можешь.
Андрей полил ей над лоханью, и она долго оттирала с рук грязь и засохшую кровь, плескала водой в горящее лицо.
– Когда ты ела в последний раз?
– Не помню… Что-то в джайве.
Андрей направился к двери, и она испуганно шевельнулась, будто хотела удержать. Он обернулся.
– Не уходи, – жалобно попросила она и виновато добавила:
– С тобой мне не страшно.
– Я не ухожу.
Она жадно выпила принесенный бульон. – Теперь расскажи мне про свои страхи. Чего ты теперь боишься, здесь?
– Не знаю… всего… Что они придут сюда.
– Здесь много мужчин, разве мы не защитим вас?
– Но мы не можем сидеть здесь до конца жизни, – серьезно посмотрела Адоня. – Скоро придет день, когда вы возьмете оружие и выйдите из крепости. И они убьют вас, потому что их много, и войдут сюда. Я не хочу дожить до того часа, не хочу видеть, как вас будут убивать, – голос ее зазвенел слезами. Андрей не останавливал ее, давая выговориться. И она справилась с собой, голос стал требовательным. – Ты сказал, что будешь мне другом.
– Да.
– Тогда, поклянись, что прежде, чем вы откроете ворота…
– Постой. Ничего этого не понадобится. Завтра мы будем далеко отсюда. В крепости осталось совсем мало людей, почти все уже у лугар.
– Но как!? Подземный ход в джайву!? Он правда есть!? – загорелись радостью глаза Адони, лицо просияло.
– Есть. И тебе надо хорошенько отдохнуть, завтра понадобится много сил. Ложись-ка в постель.
Она послушно опустила голову на подушку, Андрей укрыл ее одеялом, присел рядом. Помолчав, Адоня спросила:
– Ты был в городе… Скажи, не знаешь ли чего о моем отце, кузнеце Ионе и брате, его Веско зовут? В последний раз я их видела, когда юкки повалили их и вязали веревками…
– Я не слышал о них, но если их взяли в плен, возможно, они в ратуше.
– Ратуша… – прошептала Адоня, и гримаса боли исказила лицо, глаза наполнились слезами. – Лучше бы им умереть в бою…
– Адоня?..
– Я видела, как пытали… Там в стене щели пробиты, чтобы смотреть… Они так кричали! – зажмурив глаза, она затрясла головой. – Нет! Отец и Веско не там! Я не хочу!
Она снова была на грани истерики.
– Адонюшка, – голос показался чужим. Андрей положил ладони ей на виски. – Усни, Адонюшка, усни крепко и спокойно. Тебе ничего не приснится, и уйдут все тревоги и заботы. Спи, девочка.
Андрей тихо отнял ладони, и ресницы девушки медленно опустились, притушив удивленный и благодарный взгляд.
* * *
– Он снова приходил, Ваша Светлость, – Арк стоял в напряженном полупоклоне и обращался к затылку, торчащему над спинкой жесткого кресла.
– И что? Он снова показался тебе подозрительным?
– Больше, чем прежде, Ваша Светлость! – торопливо проговорил трактирщик
– Ну! – нетерпеливо подхлестнул голос.
– В прошлый раз он вступился за этих бездельников, а теперь отбил девку у лейтенанта Торри.
– Что ты мелешь, прохиндей! – раздраженно бросила Светлость. – Мальчишки от скуки поскандалили из-за девки, и ты летишь среди ночи поведать мне об этом?
– Дозвольте говорить, Ваша Светлость! – еще ниже сгибаясь перед затылком, взмолился Арк.
– Ну!
– Он вечером пришел. Один. Сел – ни с кем не заговорит и с ним никто – чужой. Долго сидел. Ужин попросил подать, а ни к чему не притронулся, вино только пил. Опьянел, понятно, в номер ему захотелось. И только это он назад спустился – Торри пришел и девку туземную приволок. Так, заморыш, смотреть не на что. Не знаю, уж, чем она Скирку с Элька приглянулась, только стал он ее торговать у Торри. Два коня аж предлагал. А она, хоть и дохлая, да норовистая оказалась – Торри приобнял ее, а она возьми да и плюнь, прямо в него попала. Торри взбесился, я думал – пришибет. Нет, зубами поскрипел и говорит Скирку – бери ее. И вот тут длинный этот… Как-то он так ладонью – по шее. Вроде и не сильно, а Торри свалился. Скирк было за нож хотел… и тут опять, разрази меня гром – не пойму, как этот длинный руку ему к столу пригвоздил. Ну, опосля, девку в охапку и за дверь.
– Хм-м, – проговорил человек в кресле и замолчал. Потом спросил: – Ну и что?
– Дак, Ваша Светлость… Его только увидеть… И опять же – не знает его никто. А в крепости аккурат после этого шум был, вроде как впустили они кого.
Человек поднялся из кресла, зябко потер сухие ладони.
– Как он выглядит?
– Высокий очень. Я ему вот так, – Арк провел ладонью гораздо ниже плеча. – Плечи – во! Волосы светлые.
– Глаза? Цвет лица?
– Лицо загорелое, но светлее, чем у туземцев. Глаза не косые. По-нашему говорит, как мы с вами. Но и с ними – запросто. Видом благородный – в глаза посмотрит, аж к земле пригибает. И силы, видать, – не приведи господи испробовать.
– Да?
– Так Торри-то он как врезал – один раз и ударил, не замахивался даже. А тот мешком – хлоп!
– Ты забываешься, мерзавец! Ты кто? Быдло! Скотина! О ком говоришь? О доблестном офицере Его Сиятельства Святейшего Наримы Регистанского! – "Светлость" неожиданно перешла на фальцет. – Почему в голосе нет приличествующей почтительности!?
Трактирщик рухнул, как подкошенный, брякнув коленками о каменные плиты пола.
– Помилосердствуйте, Ваша Светлость! Я всей душой!.. Коли сказал не так – не злым умыслом, только по темноте своей дремучей и невежеству. Да и то сказать, не во гнев Вашей Светлости – под смертью хожу. Чуть что – за меч. Посуду бьют, утварь калечут – убытки одне.
– Про убытки ты врешь, – неожиданно спокойно проговорил его собеседник. – Небось, до последней монеты знаешь, сколько из казны в твой карман перетекло. Тебя если и прирежут, так из-за слишком толстого кошелька.
Рядом с трактирщиком тяжело звякнуло об пол.
– Ступай. Если он появится снова, доложишь немедленно.
– В тот же момент, Ваша Светлость, в тот же момент, – пятясь задом к двери, на ходу кланялся и бормотал Арк. – Премного благодарен!
Когда он исчез за дверью, хозяин снова расположился в кресле. Задумчиво перебирал янтарные четки. Одет он был скромно – в простое черное платье. Лишь одна деталь выбивалась из нарочито простого ансамбля – на груди, на массивной золотой цепи располагался золотой диск с выкованным гербом – символ герцогской власти. Храня святейшую задумчивость, молчал неуловимо и беззвучно появившийся в комнате высокий, чрезвычайно худой человек. Впрочем, в его ожидании не было ничего от застывшей напряженности Арка, – он стоял спокойно, в привольной, расслабленной позе.
– Вы все слышали, Эри? – не оборачиваясь, спросил герцог, будто присутствие Мастера Эри подразумевалось само собой.
– Да, Ваша Светлость.
– Вы занимались этим неизвестным?
– Персонально он не был выделен, – без заминки солгал Эри, уверенный, что нет надобности посвящать герцога во внутренние проблемы его хозяйства.
– Завтра я должен знать о нем все.
– Слушаюсь, мой господин.
– Ступайте, Эри.
* * *
Солнце перевалило за полдень, когда они достигли поселения лугар. Пришедших встретили с радостью, приглашали в хижины, спешили приветить, накормить.
К Адоне подошла женщина, погладила по голове, взяла за руку, повела за собой. Адоня обернулась беспокойно, поискала глазами и просияла в ответ на ободряющую улыбку Андрея.
– Я все же нашел ее, Лиента.
– Кого?
– Ту девушку из джайвы. Адоня ее зовут, она дочь кузнеца Иона.
– Иона я хорошо знаю. Где нашел? В джайве?
– В городе отбил у одного мерзавца. Она только день у них пробыла, но за этот день поседела.
– Я велю сестре позаботиться о ней, здесь ей будет хорошо. Вожди прибыли на Совет. Мы ждали вас с Аланом.
После духоты, скопившейся под плотным пологом джайвы, хижина Лиенты встретила приятной прохладой. Вожди приветствовали вошедших: Алана с теплотой и сердечностью, Андрея – с выжидательной сдержанностью. Подвинулись, освобождая им место.
– Благодарение Хранящему – с нами все, кто был на прошлом Совете, – проговорил Лиента.
– Мы должны сказать слова благодарности братьям-лугарам,
– поднимаясь, проговорил Ставр, чье племя скрывалось в лабиринтах пещер. – Если бы ваше предостережение не пришло так своевременно, мало кто из нас пришел бы сегодня сюда. Наша благодарность твоим разведчикам, брат Лиента, – приложив руку к груди, он склонил голову, его жест повторили еще несколько человек, среди которых Андрей узнал вождей соседних племен.
Взгляд Лиенты остановился на Андрее, и тот едва заметно отрицательно качнул головой.
Лиента рассказал вождям о событиях последних дней, о том, что происходит в городе и о совете в доме Мотли.
– Я позвал вас, потому что нам нужен единый план, мы должны стать одной силой. В другой раз может не быть своевременного предупреждения, и юкки расправятся с нами по одиночке. Нужна согласованность всех действий. Все ли вожди согласны со мной?
Совет был долгим – слишком крутой поворот принимали события, и каждое из предстоящих дел требовало тщательной обдуманности и организации.
Лиента представил Андрея и сказал несколько слов о его участии в выводе людей из крепости. Но сам Андрей предпочитал молчать и слушать – он еще был чужим для большинства из них, и своим его сделают не слова, а дела. При этом он умело направлял обсуждения и решения: короткой репликой наводил на нужную мысль, либо Лиента облекал в весомые слова неслышное другим предложение Дара.
Совещание вождей подходило к концу, когда Ланга сказал:
– Если воля Благословляющего принесет нам удачу – что потом? Что мы скажем всем людям, которых приведем сюда?
– Мы будем драться, – жестко проговорил юный Иланд, предводитель охотников из стойбища Стонущих Камней.
Андрей вспомнил, что его отец недавно умер от ран, и сын до срока занял место вождя. Он был отважен и беспощаден к себе, но по молодости – горяч и азартен.
– Драться. Да, – поддержали голоса.
– Верно, – сказал Ставр. – Уведем жен и детей дальше в джайву, в самую глушь, где Гуцу их не достанет, оставим с ними десятка два охотников, а сами вернемся сюда.
– Еще надо разослать гонцов, узнать, что происходит вокруг нас. Надо, чтобы братья свободного Эрита узнали о нас, тогда к нам придет помощь.
– Я могу сказать вам, что происходит в Эрите, – негромко сказал Андрей, обвел взглядами повернувшиеся к нему лица. – Он обречен. Города и крепости уже пали и многие – без сопротивления. Не потому что сдались, а потому что не успели подняться, слишком внезапно все случилось. Вы можете отправить гонцов, но свободного Эрита они не найдут. Свободных осталось совсем немного – в крепостях подобных нашей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31