А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 



Банана Ёсимото
Полная луна. Кухня-2
От переводчика
Сборник «Кухня» — дебютная книга Банана Ёсимото. Она написана в тот период, когда молодая писательница подрабатывала официанткой в одном из токийских ресторанов. Именно в это время она взяла себе оригинальный псевдоним Банана, что значит «банан». Сама писательница объясняет происхождение своего имени тем, что ей понравились цветы банана, которые она впервые увидела в ресторане. Огромные, полные энергии и экспрессии, диковинные для Японии цветы столь поразили воображение писательницы, что она решила назвать себя их именем. Однако также существует мнение, что данный псевдоним напоминает о великом японском поэте Мацуо Басё, чье имя означает «банановое дерево».
После выхода сборника «Кухня» в свет в 1988 году о Банана Ёсимото начинают говорить. Она становится известной и популярной как в Японии, так и за рубежом. Сборник переводится на английский, немецкий и итальянский языки. Все три повести, вошедшие в эту книгу: «Кухня», «Полная луна (Кухня-2)» и «Тень луны (Moonlight Shadow)», а также и сам сборник как таковой награждены литературными премиями.
На русском языке опубликованы «Кухня» (в переводе Е. Дьяконовой, сборник «Новая японская проза.Он/Она». — Москва. — Иностранка, 2001), «Тень луны (Moonlight Shadow)» (в переводе Е.Тарасовой, Журнал небуквального перевода «Лавка языков»)
Перевод повести «Полная луна (Кухня-2)» выполнен по книге «Киттин», изд-во «Фукутакэ бунко», 1991 г.
Екатерина Тарасова
* * *
В конце осени Эрико не стало.
Ее убил сумасшедший поклонник, который постоянно увивался за ней. Первый раз он увидел Эрико на улице, заинтересовался ею и пошел следом. Так ему стало известно, что она работает в гей-баре. Потом он написал ей длинное письмо, где говорил о том, какой шок испытал, узнав, что она, такая красавица, — на самом деле мужчина. Он стал постоянно бывать в баре и становился всё настойчивее. В ответ на это и сама Эрико, и все остальные перестали обращать на него внимание, и однажды вечером он заорал: «Дурака из меня сделали!» и неожиданно вонзил в Эрико нож. Истекая кровью, она обеими руками ухватилась за металлическую гантель, служившую украшением барной стойки, и нанесла ею смертельный удар преступнику.
— Это на необходимую оборону потянет? Можно будет выкрутиться, да? — Говорят, это были ее последние слова.
…Я, Микагэ Сакураи, узнала об этом уже зимой. Прошло много времени, прежде чем все успокоилось, и Юити, наконец, позвонил.
— Она погибла, сражаясь за свою жизнь, — ни с того ни с сего сказал Юити. Был час ночи. Раздавшийся в темноте телефонный звонок выбросил меня из постели, и я абсолютно ничего не могла понять: в сонной голове медленно проплывали сцены из фильмов про войну.
— Что? Юити? Ты о чем? — переспросила я. Последовало молчание, а потом Юити сказал:
— Маму… Нет, точнее сказать, отца убили.
Я не поняла. Не могла понять. Я молчала, дыхание перехватило. Юити понемногу — видно, на самом деле ему не хотелось об этом говорить — стал рассказывать о том, как умерла Эрико.
В это невозможно было поверить. Мои глаза остекленели, в одно мгновение голос в трубке сделался очень далеким.
— Когда… когда это случилось? Сейчас, недавно?
Я задавала эти вопросы, толком не осознавая, мой ли это голос, о чем я говорю.
— Нет, это давно было. Уже и похороны прошли — похоронили ее тихо, девочки из бара помогли. Прости. Я никак, ну совсем никак не мог сказать тебе об этом.
У меня было такое чувство, будто в груди просверлили дырку. Так значит, ее больше нет. Сейчас ее уже нигде больше нет.
— Прости, правда, прости, — повторял Юити.
Из телефонного разговора ничего не понять. Я не видела Юити. Я не знала, хочет он расплакаться или захохотать, поговорить по душам или поскорее от всех избавиться.
— Юити, я сейчас к тебе приеду. Можно? Не могу говорить, не видя твоего лица, — сказала я.
— Да, приезжай, и не волнуйся — обратно я тебя провожу, — согласился он, и по его реакции невозможно было определить, что он при этом чувствует.
— Ну, пока, — я положила трубку.
…И когда же мы виделись последний раз? Хорошо ли мы расстались? Я нещадно напрягала свою память. Так. В начале осени я покончила с университетом и пошла в ассистентки к специалисту по кулинарии. Тогда же я уехала из дома Танабэ. После того, как умерла бабушка и я осталась совсем одна, полгода я жила в семье Танабэ, с Юити и Эрико, его мамой, которая на самом-то деле была мужчиной… Значит, мы виделись в последний раз, когда я переезжала? Эрико всплакнула, сказала: «Заходи на выходные, от нас-то близко». … Нет. Я встретила ее в конце прошлого месяца. Точно, ночью, в круглосуточном магазине, тогда-то я ее и видела.
Мне не спалось, и я выбежала в «Фэмили-Март» купить пудинг. У входа только что закончившие работу Эрико и девочки из бара (на самом-то деле они мужчины) пили кофе из бумажных стаканчиков и ели одэн. Я крикнула:
— Эрико-сан!
Она взяла меня за руку, улыбнулась:
— Ой, Микагэ! Уехала от нас — совсем тощенькая стала. — На ней было голубое платье.
Я купила пудинг и вышла из магазина. Эрико держала в руке стаканчик и смотрела на сверкающую в темноте улицу, в ее взгляде чувствовалась суровость. В шутку я сказала:
— Эрико-сан, ты смотри, лицом в мужчину превратилась.
Эрико тут же озарилась в улыбке:
— Уу, противная. Моя дочурка за словом в карман не полезет. Переходный возраст, начался что ли.
— Да, я вообще-то взрослая уже, — ответила я, и девочки из бара засмеялись. А потом она сказала:
— Приходи в гости — обязательно.
Ну, вот и хорошо, значит, мы расстались, смеясь. Это и был последний раз.
Сколько же минут мне потребовалось, чтобы найти походный наборчик с зубной щеткой и пастой и полотенце для лица. Я была сама не своя. Двигала туда-сюда ящики, открывала дверь в туалет, уронила вазу с цветами, вытирала пол, бесцельно металась по комнате и в конце концов обнаружила, что в руках-то у меня ничего нет. Тогда я все-таки слабо улыбнулась и закрыла глаза: надо успокоиться.
Я положила зубную щетку и полотенце в сумку, несколько раз проверила газ и автоответчик и, пошатываясь, вышла из квартиры.
Придя в себя, я обнаружила, что иду по зимней дороге к дому Танабэ. Позвякивали ключи, я брела под звездным небом, наворачивались слезы. Дорога, по которой я шла, асфальт под ногами, притихшие улицы — все казалось горячим и искаженным. Сразу сделалось тяжело дышать, невыносимо. Сколько ни вдыхай отчаянно холодный воздух, такое ощущение, что он попадает в легкие крошечными порциями. Казалось, дувший ветер обдавал холодом что-то острое, спрятавшееся в глубине глаз.
Всегда такие обычные, столбы электропередач, фонари, автомобили на стоянке, черное небо изменили свои очертания. Они красиво сверкали, сюрреалистически искажаясь, как бывает в воздухе во время жары, а потом вдруг резко вырастали перед глазами. Я чувствовала, что энергия с дикой скоростью покидает каждую клетку моего тела и остановить ее невозможно. Она вылетала со свистом и растворялась в темноте.
Когда умерли мои родители, я была еще ребенком. Когда умер дедушка, я была влюблена. Когда умерла бабушка, я осталась совсем одна, но даже тогда мне не было так одиноко, как сейчас.
В глубине души хотелось всё бросить: никуда не идти, не жить. Наступит завтра, потом послезавтра, потом следующая неделя. Какие уж тут сомнения. Никогда еще всё это не казалось мне такой морокой. Наверняка, буду жить в такой же грусти и тоске. Я была категорически против этой перспективы. Я задыхалась от собственного вида: шагает себе спокойненько ночью по дороге, а в груди буря бушует.
Хотелось скорее сделать передышку, ну да, хотя бы встретиться с Юити, — думала я. Расспросить его поподробнее. И что с того? Что это даст? Ну, прекратится холодный дождь во мраке, и что дальше? Тоже мне, надежда. Темненький ручеек, который впадает в огромную реку отчаяния.
В кошмарном состоянии я давила на кнопку звонка квартиры Танабэ. Я запыхалась: на лифте я не поехала и незаметно для себя взобралась пешком по лестнице на десятый этаж.
Послышались шаги Юити — как давно я их не слышала. Когда я жила у них, я частенько выбегала из дома, забыв ключи, и потом трезвонила среди ночи. Юити всегда просыпался и гремел дверной цепочкой.
Дверь открылась, показался немного похудевший Юити и сказал:
— Привет.
— Давно не виделись, — ответила я и не смогла сдержать улыбки — даже самой было приятно. Внутренне я искренне радовалась встрече с ним.
— Можно войти? — спросила я у оторопевшего Юити, он спохватился, бессильно улыбнулся и сказал:
— Ну, да. Конечно… Знаешь, я думал, ты на меня ужасно рассердилась, вот я как-то и растерялся. Извини. Давай заходи.
— А я, — ответила я — на такое не сержусь. Тебе ведь это известно.
Юити сделал над собой усилие, улыбнулся, как обычно, и сказал:
— Да. Я улыбнулась ему в ответ и сняла обувь.
Хотя я совсем недавно жила здесь — поначалу, как ни странно, я почувствовала себя не в своей тарелке, но тут же освоилась среди знакомых запахов, и мной овладело такое особое чувство радости от встречи со знакомым местом. Пока, утопая в диване, я думала обо всем этом, Юити принес кофе.
— Такое впечатление, что я очень давно здесь не была, — сказала я.
— Да, ты ведь как раз тогда была занята. Ну как работа? Интересно? — мягко спросил Юити.
— Ага. Абсолютно всё интересно. Даже картошку чистить и то приятно. Такой период сейчас, — улыбаясь, ответила я. Юити поставил чашку и вдруг выпалил:
— Сегодня вечером первый раз голова нормально заработала. Понял: обязательно надо сказать, прямо сейчас. Вот я тебе и позвонил.
Я подалась вперед, приготовившись слушать, и посмотрела на Юити. Он начал свой рассказ.
— До самых похорон я никак не мог понять, что к чему. В голове — ослепительная белизна, перед глазами — мрак. У меня ведь кроме нее никого не было, она мне и мать, и отец. Так было всегда, сколько себя помню. Поэтому я даже и не предполагал, что все так запутается. Нужно было переделать кучу дел, дни катились один за другим, я ничего не мог понять. Прикинь, она и умерла-то не как обычный человек — все-таки уголовное преступление. Там и жена преступника, и ребенок, и девочки в баре совсем голову потеряли. Если бы я не вел себя как глава семьи, ничего бы не уладилось. Я все время помнил о тебе. Я не вру. Все время помнил. Но никак не мог позвонить. Я боялся, что как только расскажу тебе, всё станет правдой. То есть то, что моя мать, которая является моим отцом, умерла такой смертью, и что я остался совсем один. Но, с другой стороны, как подумаю, что я тебе не говорил, просто жуть берет. Она ведь была для тебя очень близким человеком. Ну, точно, у меня тогда с головой не все в порядке было, — бормотал он, не отрывая глаз от стоявшей рядом чашки. Я пристально посмотрела на убитого горем Юити, и слова полились из меня рекой:
— Вокруг нас всегда сплошная смерть. Мои родители, дедушка, бабушка… мама, которая тебя родила, а теперь еще и Эрико. Кошмар, правда? Да во всей вселенной других таких не сыщешь. Просто не верится, что мы случайно встретились… Все только и делают, что умирают.
— Ага, — Юити засмеялся, — Да мы деньги можем на этом зарабатывать — просто поживем рядом с тем, чьей смерти желают. И ничего делать не надо. — Он улыбался грустной, ясной улыбкой, от которой исходил свет. Ночь становилась все глубже. Я обернулась и посмотрела в окно, на красивое мерцание ночного пейзажа. Частички света обрамляли видневшиеся далеко внизу улицы, потоки машин световыми реками текли в ночи.
— Вот я и стал сиротой, — сказал Юити.
— А я во второй раз. Хотя гордиться тут нечем, — я сказала, смеясь, а из глаз Юити вдруг закапали слезы.
— Хотел услышать, как ты шутишь, — сказал он, вытирая глаза рукой, — правда, так хотел услышать, сил не было.
Я обеими руками крепко обняла его за голову и сказала:
— Спасибо, что позвонил.
На память об Эрико я взяла ее любимый красный свитер. Мне запомнилось, как однажды вечером она дала мне его поносить:
— Вот досада, вот досада, так задорого купила, а тебе, Микагэ, он больше идет.
В ящике туалетного столика лежало «завещание» Эрико. Юити вручил мне его и, сказав: спокойной ночи, — пошел спать в свою комнату. Я осталась одна.
Дорогой Юити
До того странное чувство — писать письмо собственному ребенку. Но последнее время мне иногда кажется, что моей жизни грозит опасность, поэтому лучше напишу, на всякий случай. Ну, это я так, пошутила. Потом вместе почитаем, посмеемся.
Но ты вообще-то пораскинь мозгами. Вот умру я, останешься один-оденешенек. Будешь, как Микагэ. Больше не посмеешься над ней. У нас с тобой нет родственников. С тех пор, как мы с твоей мамой поженились, всякие отношения с ними прекратились. А уж когда я стала женщиной, то вообще. Доходили слухи, что они меня прокляли. Так что и не вздумай даже по ошибке звонить деду с бабкой. Понял меня?
Знаешь, Юити, в мире разные бывают люди. Есть люди, которых мне трудно понять, — они живут в мутной грязи. Специально делают так, чтобы их возненавидели, стараются привлечь к себе чужое внимание, а когда дойдут до точки, загоняют себя в угол. Я этого понять не могу. Как бы сильно они ни страдали, у меня не найдется к ним сочувствия. Вон я на какие жертвы пошла, чтобы жить радостно. Я красивая. Я сияю. Я притягиваю к себе людей, и если среди них и попадаются отдельные нежелательные для меня личности, то я не обращаю внимания — это как налоги за все остальное. Поэтому, если меня и убьют, то это будет просто несчастный случай. Ничего себе такого не придумывай. Верь мне — ты же меня знаешь.
Ну вот, так старалась, чтобы хоть это письмо написать по-мужски, а все равно обхохочешься. Вот стыдоба-то, дальше писать не могу, прямо. Я-то думала: ну и пусть я уже давно женщина, все равно где-то осталось мое настоящее я, мужское. Нужно выполнить свой долг. Но и телом, и душой я — женщина, на словах, и на деле — мать, да? Умора, да и только.
Я… я люблю свою жизнь. Все было здорово: и когда я была мужчиной, и когда мы поженились с твоей мамой, и когда я стала женщиной после ее смерти, и когда растила тебя, и когда мы так хорошо вместе жили… Ой, и когда мы взяли к себе Микагэ! Вот это радостнее всего было. Почему-то так хочется увидеться с ней. Она — тоже моя дорогая детка.
Ох, до чего же я сентиментальная.
Передавай привет Микагэ. Ты скажи ей, чтобы больше не обесцвечивала волосы на ногах в присутствии парней. Ужасно неприлично, да? Ты ведь согласен со мной?
Положила в конверт все свои сбережения. Ты же все равно ничего не понимаешь во всяких бумагах. Свяжись с адвокатом. Ну, в любом случае, кроме бара все твое. Хорошо быть единственным ребенком, да?
Эрико ХХХ
Я прочитала письмо и осторожно сложила его как было. От него доносился слабый запах духов Эрико, мою грудь пронзила острая боль. Даже этот запах когда-нибудь исчезнет. По-моему, это самое невыносимое.
Я легла на родной до боли диван — на нем я спала, когда жила здесь.
Так же, как всегда, в той же самой комнате наступила ночь, силуэты цветов на подоконнике смотрели на ночные улицы внизу.
Но сколько ни жди, она больше не вернется.
Скоро рассвет, слышно, как кто-то мурлычет себе под нос, цокают каблуки, открывается дверной замок. Она возвращается с работы из бара, как всегда немного навеселе, гремит чем-то, я слегка приоткрываю глаза. Шум душа, шлепанье тапок, закипает вода, я опять засыпаю, чувствуя себя абсолютно защищенной. Так было всегда. До боли знакомая картина. Настолько знакомая, что кажется, с ума сходишь.
Слышно ли Юити в комнате напротив, как я плачу? Или же он забылся тяжелым, мучительным сном?
Моя короткая история начинается с этой грустной ночи.
На следующий день мы кое-как встали после полудня. У меня был выходной, я ела хлеб и лениво листала газету, Юити вышел из своей комнаты. Он умылся, сел рядом со мной и, отхлебнув молока, сказал:
— В институт что ли сходить…
— Вот она беззаботная студенческая жизнь, — ответила я и отломила ему половину булки.
— Спасибо. — Юити взял ее и принялся молча жевать. Так мы и сидели вдвоем, уставившись в телик, как настоящие сироты, даже странно стало.
— А ты, Микагэ? Сегодня вечером домой пойдешь? — спросил Юити, вставая.
— Ну-у, — задумалась я, — поужинаем, а потом пойду, наверно.
— О-о, ужин от профессионала! — сказал Юити. Идея показалась мне блестящей, и я приступила к делу со всей серьезностью.
— Хорошо, тянуть не будем. Буду готовить, пока жизнь теплится в моем теле. — Я с воодушевлением продумала роскошное меню, написала список необходимых продуктов и всучила его Юити.
— Поезжай на машине и купи всё, что здесь написано. Возвращайся поскорее — это все твои любимые блюда, наешься до отвала.
— Ой, ты прямо как жена мне, — смущенно пробормотал Юити и вышел из дома.
Закрылась дверь, я наконец-то осталась одна и тогда поняла, как смертельно устала. В квартире было так тихо, что даже не слышалось тиканья часов, особый покой, когда чувствуешь себя виноватой от того, что только ты одна живешь и что-то делаешь.
1 2 3 4 5 6