Больше он Сашки не видел.
А Лешка, близнец Сашки, сделал еще один поворот и снова пошел в лобовую.
– Леха, остановись! – Павел в глубоком вираже попытался вывернуть вслед своему ведомому. Но тот без маневра, в лоб пошел на «мессеров», проскочил их пересекающиеся трассы и всей мощью огня навалился на одного из них. При выходе из атаки он нарвался на струи огня, но все-таки смог дотянуться, достать и врубить измочаленным крылом по фонарю еще одного ганса. Что было дальше, Пашка уже не видел. Он снова попал в каньон между облаками. Но на этот раз на хвосте у него висели не братцы-акробатцы, а четыре «мессера».
«Будем ровнять козыря», – вспомнил Осадчий любимую фразу своего соседа по коммуналке, бывшего моряка-черноморца и заядлого картежника. Боевой опыт подсказал, когда его самолет стал мишенью в прицеле, и за секунду до того, как по немцу открыли огонь, Пашка рванул газ и выпустил шасси. Самолет резко сбросил скорость и просел, а еще через секунду над ним пронесся раскаленный рой снарядов и пуль и два истребителя противника.
– Умри, сволочь! – Павел нажал на спуск пулеметов и пушки, но только один пулемет выдал жидкую очередь и замолк. Но и этого хватило, чтобы еще один любимец Геринга устремился к земле. Пашка убрал шасси, добавил газу, крутанув полубочку, из положения «вверх ногами» перешел в пике, но кожей почувствовал, что этот маневр повторили минимум двое гансов. Снова перешел в горизонталь и увидел ещё несколько «Мессершмиттов», рванувшихся к нему.
– Паша, это Петрович, вы где? Мы уже на месте. Паша! Прием! Пашка, сукин сын! Ответь Петровичу!
– Да здесь я. Эти козлы «акробатов» завалили, а сейчас и меня зажимают. А у меня, похоже, патроны кончились!
– Пашка! Озеро видишь? Мы над ним, лети сюда, ориентир озеро! Прием! Пашка!!! Блядь такая! К озеру лети!
Павел в глубоком правом вираже успел выхватить взглядом зеркальце мелькнувшего слева озера.
– Петрович! Я севернее, километра три!
– Все! Я вижу их! Пионы, Ё… В… М…! Вперед!
Но Пашка все-таки успел подставиться. Сначала несколько пуль хлопнули по плоскости левого крыла, а затем рой снарядов обрушился на заднюю часть фюзеляжа, ломая шпангоуты, разрывая тяги и сдирая обшивку. Самолет сразу потерял управление, и, хотя двигатель не был поврежден и исправно тянул, нос опустился к земле.
Пашка схватился за шарик, к которому прикреплена тяга аварийного сброса фонаря, но тщетно. Фонарь заклинило от удара, а тяга вывалилась и осталась в руках у летчика.
– Ну, все! Пе-с-с-ец котенку!
Пашка с досадой несколько раз хрястнул кулаком по стеклу фонаря. Где там! Земля приближалась, росла, закрывая собой все. Самолет, словно от страха перед встречей, затрясся, как в лихорадке. Затрещала и отошла в сторону панель обшивки с левой стороны фюзеляжа. От возросшего сопротивления воздушного потока самолет повело влево.
Осадчий среагировал моментально, вырубив мотор, и самолет сильнее развернулся, начал падать к земле правым крылом, потом перевернулся вниз фонарем, закружился в беспорядочном падении, кувыркаясь и теряя скорость.
И все-таки в землю он вошел носом.

Мысли переливались всеми цветами радуги. Вспыхивали фиолетовым, тлели желтым, обидчиво надувались зеленым. Разбредались по всем закоулкам Мозга, сталкивались между собой, водили хороводы, дружили, рожали себе подобных, умирали. И среди них была одна, самая яркая, самая главная, та, что небесно-голубого цвета. Она при встрече с другими громко заявляла: «Господи, помоги!»
Именно она и не давала уснуть другим мыслям, несмотря на то что в городе со смешным названием Мозг, раскинувшемся в Черепной коробке, уже довольно долго стояла ночь. Эта мысль ходила и толкала других жителей Мозга, тормошила, пинала: «Не спите! Это я говорю вам! Я главная, меня зовут „Господи! Помоги!“ И когда у других мыслей почти не осталось сил блуждать в темноте, Небесно-голубая все же собрала их вместе и, словно Данко, разорвав свою грудь, вынула сердце и, подняв его над собой, осветила город…
Пашка открыл глаза. Непонимающе уставился на силуэт самолета в индикаторе авиагоризонта. Тот показывал, что самолет идет под прямым углом к земле, но что-то подсказало Пашке, что он уже никуда не летит…
– Я летчик! – вернулась еще одна мысль. И правда, ведь как иначе он мог понять указания авиагоризонта.
– Я истребитель, и я… сбит? – сознание как мозаику собирало память, и чем дальше, тем большие фрагменты становились по местам.
В разгромленной кабине мирно тикали полетные часы. Пахло маслом, горелой резиной, бензином и землей. Кровь на приборной доске. Кровь на запасном парашюте, лежащем на коленях… Откуда? Пашка осторожно высвободил левую руку, прижатую проводами под приборной панелью. Правую поднять не смог.
– Перелом, как пить дать… Не умереть бы от шока…
Осторожно левой рукой потрогал лицо.
– Так и есть: морда всмятку…
Пашка все вспомнил и снова пережил минуты боя, свое поражение, падение в разбитой машине.
Не страх, нет! Протест против смерти. Как это, умирать в двадцать с небольшим? А когда любить? А когда дышать? А когда учиться, учиться любить, учиться жить? Врешь, старая! Он бился до последней секунды, пытаясь разбить фонарь, а когда это не получилось, уперся руками в приборную доску, и в последнее мгновение крик-мысль прожгла пространство и дотянулась до адресата:
– Господи! Помоги!
От неминуемой смерти его спасло сочетание нескольких факторов. Привязные ремни по курсантской привычке были плотно затянуты. Вообще-то, летчики-истребители сильно их не тянут, чтобы в воздухе они не мешали крутиться в пилотском «ковше», наблюдать обстановку вокруг. Павел же, наоборот, притягивался всегда плотно, чтобы не «взлетать» при отрицательных перегрузках. Да еще от беспорядочного падения отвалился хвост со значительной частью фюзеляжа, перерубленного пушечной очередью. Это облегчило обреченный самолет и спасло пилота.
Сейчас самолет торчал из земли, уйдя в нее по самый фонарь, с большим наклоном «на спину», а Пашка висел на ремнях, и на уровне его глаз из разбитого наконец-то фонаря торчал кусок дерна – беленькие корешки травы и пепельно-серые комья земли.
– Вот ты какая, немецкая земля… – горько усмехнулся Осадчий и поймал себя на мысли, что, если чувство юмора не пропало, значит, все не так плохо. Да и осталось-то всего ничего – выбраться из самолета. Делов-то!

Бавария

– Вот и ладненько, – Паулюс довольно потер руки, прочитав сводку из донесения, пришедшую из-под Бреслау. – Русские заняли оборону и продемонстрировали ее серьезность, отразив контратаки двух немецких пехотных дивизий. Не зря мы начали переброску сил на южный фланг, под Прагу, Пльзень и Нюрнберг. Там, варвары, вас ждёт очень неприятный сюрприз.
В течение недели, несмотря на окрики вышестоящих штабов, лучший оператор Рейха вместе со своими помощниками планировал операцию, которая, по его мнению, наконец-то сможет привнести новый фактор, а может, чем чёрт не шутит, и переломить в пользу Германии так неблагоприятно развивающиеся военные действия.
А ведь это не так-то просто – при разваливающемся фронте, при враз исчезнувших войсках, при минимуме сил и средств, при отсутствии горючего, при отсутствии топографических карт, наконец, выявить слабое место противника, предвосхитить его планы и, собрав новые силы, разгромить вражеские армии.
Вспомнив гневную тираду Гитлера, Паулюс учел и ширину стрелок на карте, а также все войска, которые он сможет привлечь, вплоть до роты, до танка, до самолета, до автомашины. Каждый пригорок, каждый ручей, каждый мостик должны были, по его мысли, содействовать Вермахту. До тонны бензина, до центнера сена, до коробки патронов – все просчитано, не говоря уже о графике движения военных эшелонов по железным дорогам, о радио – и прочей маскировке. Подали в Министерство пропаганды план дезинформации. Перебросили и запустили в Хемнице танкоремонтные мастерские, организовали их снабжение и работу по досборке танков, прибывающих с заводов. Конечно, потеря чешских заводов больно ударила по пополнению танковых дивизий новой техникой, но не смертельно.
Паулюс про себя удовлетворенно хмыкнул: «А что, толк из этого архитектора, Шпеера, может, и выйдет, с его-то энергией… молодец! Мало кто так жестко и, главное, умно в нынешнем Рейхе умеет вести дела».
Вернувшись домой, поужинав, Паулюс достал из коричневого портфеля план операции, еще раз просмотрел его, пытаясь найти слабые места. Они были. Информация о противнике была недостаточной. Советы – это не французы с англичанами, они не позволяют разведчикам летать над своими боевыми порядками. Десятки скоростных истребителей охотились за каждым FW-189, за каждым HS-126, и очень скоро не осталось умеющих и, главное, желающих летать на разведку. Но ничего с этим не поделать, будем воевать тем оружием, какое есть, тем более что завтра все равно идти на доклад к Гитлеру. А он, желая показать, что давно уже не ефрейтор Первой Мировой, будет цепляться к каждой мелочи. Попотеть придется. А уж если он начнет вместе со своим Провидением кроить сроки и силы, то не брякнуться бы в обморок, как в свое время учудил Гудериан. Название операции пусть сам придумывает, вот только бы сроки не ужимал да войска не отбирал.
Но Паулюс зря переживал. Гитлера не заинтересовал удар по южной группировке русских. Буркнув что-то типа: «Вы там сами разберитесь и разбейте зарвавшихся наглецов, а я буду думать, как на восточных границах Рейха разгромить противника», – он не глядя подписал план операции.
А уж после заветной подписи план сразу приобрел силу закона, и Паулюс почувствовал, как, повинуясь его приказам, Германия словно получила второе дыхание, новую надежду. Войска начали накапливаться в отведенных им районах, пришли в движение пусть не огромные, но все же значительные массы войск, сосредотачиваясь в оперативной глубине.
Русские, уже до предела растянувшие свои коммуникации, выдохлись. Их удар вдоль Альп из-под Линца и Ческе-Будеевице на Нюрнберг, поначалу столь мощный, потерял первоначальную силу, рассеялся. А мы их попридержим под Нюрнбергом и нанесем ответный удар, во фланг, от Пльзеня. А свой правый фланг прикроем собранной по всей Европе противотанковой артиллерией и повыбьем его танки. А далее два варианта, точнее два этапа этой операции – котел под Нюрнбергом и удар по коммуникациям на Вену.
Паулюс не стал озвучивать на совещании у Гитлера задумку о котле под Нюрнбергом. Какой символ! Разгром врага у ворот партийной столицы Германии! Но рано.
Да и сама операция красива! Первоначальный прорыв не проблема, противник еще не сосредоточил необходимые для организации обороны силы. Далее правофланговые подразделения занимают жесткую оборону. Организация Тодта и сотни единиц землеройной техники в считанные часы должны возвести десятки километров укреплений. Для этого уже приготовлены и необходимые лесоматериалы, и бетонные блоки и перекрытия. Затем срочно ремонтируются дороги, делая возможной переброску войск как дальше, вперед, так и на участки, находящиеся под угрозой прорыва. Левый фланг прикрыт рекой Влтавой, там хватит небольшого охранения в местах возможных переправ, да и горный рельеф не позволит перебросить сюда значительные силы. Левофланговые войска, проходя по этому коридору, как бы обтекают сзади удлиняющуюся линию обороны, наносят ряд ударов, поворачивают фронт на запад и выходят к Дунаю, на линию Линц – Пассау. Далее – пехотными дивизиями ликвидируются окруженные войска, а подвижные соединения поворачивают на восток и уничтожают тылы русских. Как на севере Франции.
Главное, чтобы созданная линия обороны выдержала атаки русских танков и повыбила их, а тылы Красной Армии не успели спрятаться за спину боевых частей. Тогда и линейные войска русских долго не протянут. Вот и посмотрим, что вы тогда будете делать, «камраде» Жуков.
Он ведь верно просчитал Жукова. Тот отстал на день от пессимистических прогнозов и опередил на три дня оптимистические, когда его первые танки вышли к Нюрнбергскому каналу и напоролись на дружный огонь противотанковых батарей. Легкие «Микки-Маусы» стали рыскать, выискивая прорехи в обороне, но их всюду ждали. Двумя днями позже подошли тяжелые KB, но, уперлись во взорванные мосты и грамотно расположенную линию ПТО и отошли. Еще несколько дней спустя, когда к русским подошли части усиления, они попытались прорвать оборону, используя свою новую тактику – удар бронированными штурмовиками и реактивными снарядами по широкому фронту. Под этим прикрытием в одном, по разумению Паулюса, неудобном, а значит, – плохо обороняемом, месте началась массированная атака танков и пехоты.
Этого части Вермахта не выдержали, отошли на вторую линию обороны, и в тот же час тщательно подготовленная Паулюсом операция началась.

– Жуков у аппарата.
– Здравствуйте, товарищ Жуков.
– Здравствуйте, товарищ Сталин.
– Товарищ Жуков, вы помните последнее совещание в Ставке?
– Да, товарищ Сталин.
– К вам сейчас вылетает товарищ Василевский. Похоже, наши немецкие друзья нас не так поняли. Они очень серьезно восприняли нашу дезинформацию по Польше. Они полным ходом гонят войска к вашему фронту и, по всей видимости, готовят сильный удар вам во фланг. Как бы не поймали они вас на противоходе.
– Меня об этом уже Шапошников предупреждал.
– Какое ваше мнение?
– Чем больше их Гитлер сюда перебросит, тем больше мы их здесь похороним.
– Товарищ Жуков, Василевский едет с предложениями Генштаба. Вы, пожалуйста, прислушайтесь к его мнению…
– Товарищ Сталин! Войсками фронта командую Я! Поэтому именно я буду решать, слушать мне Василевского, Шапошникова или кого еще! Если вы считаете, что я не в состоянии руководить фронтом, могу командовать корпусом, дивизией…
– Товарищ Жуков, никто вам в доверии не отказывает, никто и ответственности с вас не снимает, и решения вы принимаете единолично. За них сами и ответите перед Ставкой. Но хочу вам еще раз напомнить, что войну ведет не один Жуков. Войну ведет вся Красная Армия, весь советский народ. И, я думаю, не зря во всех армиях мира существуют такие учреждения, как разведка, оперативные управления, Генштаб, наконец. Вы меня поняли?
– Да, товарищ Сталин.
– Хорошо. Надеюсь, никаких неожиданностей Манштейн вам не преподнесет.
– Мы сами здесь большая неожиданность, пусть только сунется.

После первых успехов операции Гитлер вызвал Паулюса к себе.
– Фридрих! – он с распростертыми объятиями встретил его посреди своего просторного кабинета. – Поздравляю, поздравляю! Не ожидал, честно говоря! Наконец-то Германия в минуту смертельной опасности выдвинула из своего народа поистине выдающуюся личность! Рейх и Фюрер никогда не забудут той услуги, которую вы оказали в этот критический момент! Я уверен и не раз говорил, что в Германии не перевелись герои, готовые служить Рейху и немецкому народу, и вы это продемонстрировали! Уверен, что за вами последуют еще многие!
Я, вместо Рейхенау, отправил руководить операцией «Тайфун», так теперь она будет называться, фон Манштейна. Я считаю его лучшим оперативным умом Германии. Русские успели превратить Линц, как доложил Манштейн, в неприступную крепость. Я пообещал ему за взятие этой крепости и за удачное выполнение подготовленной нами операции звание фельдмаршала.
А вам, дорогой Фридрих, я предоставляю новый участок работы. Вы должны срочно вылететь в Бреслау, разобраться там, на месте что и как. Превратите этот город в крепость, о которую русские сломают зубы, истощите их силы и выгоните их обратно, подальше от наших границ.
Если Манштейн должен в Баварии повторить Марну, то вы должны устроить русским под Бреслау Верден!

От обиды и возмущения, а также под напором энергии Гитлера Паулюс не нашелся, что ответить. Лишь закусил губу да, отмахнув честь, сгорбленный пошел вон из кабинета. В приемной его проводил, злорадно улыбаясь, Зепп Дитрих. «Ну-ну, – подумал Паулюс, – на тебе-то я смогу отоспаться…»
Да и не все так гладко началось. Жизнь внесла свои коррективы. На пятые сутки сосредоточения Паулюсу доложили, что массированным налетом авиации русские снесли железнодорожный узел Дрездена, где почти полностью погибла 6-я горно-стрелковая дивизия.
Принятые меры по усилению противовоздушной обороны на маршрутах движения не спасли. Хотя почти все самолеты Советов были сбиты, отбомбиться они успели. Тихоходные четырехмоторные самолеты, с неубирающимся, велосипедного типа, шасси, с открытыми кабинами и гофрированной обшивкой с истинно азиатским презрением к смерти упорно шли и шли на убийственный огонь зенитных орудий. Горящие, они сбрасывали бомбы на вагоны, на разбегавшихся в панике солдат, на станционные постройки, на пути. На город, на эту более лакомую цель, где полно госпиталей и нет практически ни одной зенитки, они не стали сбрасывать свой смертоносный груз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38