..многое в этом творении близко самым сокровенным думам самого Фета: и образ помещика Левина, углубленного в горестные размышления о судьбе землевладельческого класса в России... и неприятие петербургско-бюрократической каренинской России"), так резюмирует историю близости Толстого и Фета: "Совпадение некоторых тем, ситуаций, настроений в творчестве обоих писателей в 60-е годы - результат известной общности мировосприятия: преклонение перед стихией жизни, утверждение величия, истинности и мудрости природы, скептическое недоверие к разуму, поэтическое освещение некоторых сторон жизни дворянских гнезд" {С. Розанова. Указ. соч., с. 94.}.
Нельзя не видеть, что особое сближение Фета и Толстого произошло на почве их общего "обращения к земле" в конце 50-х годов. Но столь же очевидно, что начало их расхождения оказалось прямо связанным с тем, что в жизни каждого из них завершился этот - так их роднивший - "земледельческий период". У Фета желание отказаться от всепоглощающей хозяйственной деятельности выразилось даже в полной смене "жизненного пространства": "Затеял и привожу в исполнение совершенную реформу в своих делах. Пора концентрироваться и жить для себя. Сегодня были два покупателя на Степановку, и "отресите прах от ног ваших..." - писал Фет Толстому 16 октября 1876 года, и вскоре, продав Степановку, перебрался в приобретенную за большие деньги старинную усадьбу Воробьевку. Здесь начался последний, "воробьевский" период литературной деятельности Фета - обильной, разнообразной и знаменитой мощным взлетом его поэтического гения - "Вечерними Огнями". Но, добившись упорным трудом своей жизненной цели, став крепким помещиком и законным дворянином, Фет хотя и оставил хозяйствование, но продолжал идеологическую деятельность на этом поприще, неустанно развивая и защищая свою любимую идею о создании в России "земледельчески-дворянски-классической аристократии" (по выражению Тургенева). В июне 1879 года Толстой провел один день у Фета в Воробьевке - и писал жене: "От Фета, его болтовни устал так, что не чаял как вырваться". И это не было проявлением каприза или дурного расположения духа: это была реакция нового Толстого, тоже завершившего целый период своей жизни и пребывавшего в состоянии мучительного поиска нового жизненного пути. За год до этого Толстой писал Фету (6 апреля 1878 года): "Кабы нас с вами истолочь в одной ступе и слепить потом пару людей, была бы славная пара. А то у вас так много привязанности к житейскому, что, если как-нибудь оборвется это житейское, вам будет плохо; а у меня такое к нему равнодушие, что нет интереса к жизни..." Это письмо обозначает собой тот рубеж, с которого два друга ("родня по уму и сердцу" - слова Толстого) начинают резко расходиться в разные стороны. Причина расхождения, по существу, обозначена в этом же письме. Если раньше в лице Тургенева фетовскому консервативному почвенничеству противостоял убежденный либерал-западник, то теперь Фет в своем "непоколебимом уважении к законности, личности и собственности" натолкнулся на противостояние Толстого, как раз все это отрицавшего с обретенных им позиций патриархально-общинного "мужицкого демократизма" и "первоевангельской правды". Толстой отказался от всех своих прежних ценностей - и как дворянин, и как художник; не удивительно, что и Фет - как мыслитель и поэт - более не представлял для него ценности: как бы символизирует это новое отношение Толстого к Фету письмо последнего от 27 мая 1880 года, которое Толстой разрезал на полосы и употребил в качестве закладок. Переписка двух писателей этого времени заполнена философско-религиозными спорами - но и они скоро кончаются: в коротком письме от 12 мая 1881 года Толстой пишет: "Я очень заработался и очень постарел нынешний год; но не виноват в перемене моей привязанности к вам". От этого последнего из известных писем Толстого к Фету, обозначающего момент кризиса в их отношениях, можно провести прямую линию к отзывам 1889-1890 годов, представляющих собой крайнюю точку негативного отношения Толстого к Фету. Записи в толстовском дневнике 14 января 1889 года: "Жалкий Фет со своим юбилеем. Это ужасно! Дитя, но скупое и злое". О "жалком" и "безнадежно заблудшем" Фете Толстой записывает в дневнике еще раз, а 20 декабря 1890 года говорит своему знакомому Жиркевичу: "Человек пятьдесят лет писал только капитальные глупости, никому не нужные, а его юбилей был чем-то похожим на вакханалию: все старались его уверить, что он пятьдесят лет делал что-то очень нужное, хорошее..." {ЛН, т. 37-78, кн. II, с. 420.}
Фет, со своей стороны, неизменно говоря о непреходящей ценности художественных созданий Толстого, не скрывал своего резко отрицательного отношения к "Толстому-проповеднику": "Я никому не уступлю в безграничном изумлении перед могуществом таланта Льва Толстого; но это нисколько не мешает мне с величайшим сожалением видеть, что он зашел в терния каких-то полезных нравоучений, спасительных для человечества. История человечества представляет целый ряд примеров, что наставления приводили людей только к безобразным безумствам и плачевному изуверству..." (письмо к Полонскому от 23 января 1888 года).
Однако некая связь между ним и Толстым продолжала существовать, хотя они давно уже "смотрели в разные стороны". В письме к С. Толстой от 14 сентября 1891 года (см. письмо Ќ 57) Фет и пытался передать это ощущение с помощью своеобразно перетолкованной эмблемы российского двухглавого орла: "...я ощущаю себя с ним единым двуглавым орлом, у которого на сердце эмблема борьбы со злом в виде Георгия с драконом, с тою разницей, что головы, смотрящие врозь, противоположно понимают служение этой идее: голова Льва Николаевича держит в своей лапе флягу с елеем, а моя лапа держит жезл Ааронов, - нашу родную палку". В этом же письме Фет послал Толстой свое "поэтическое приношение" ко дню ее именин - новое стихотворение "Опять осенний блеск денницы..."; чрезвычайно интересен ответ С. Толстой - она писала Фету 17 сентября 1891 года из Ясной Поляны: "Какую надо иметь настоящую поэтическую силу, чтоб сказать:
Дрожит обманчивым огнем.
Мы оба с Львом Николаевичем ахнули от удовольствия, когда прочли этот стих, да и все стихотворение. Как он ни отрицай всего - теперь это у него стало болезненно, это отрицание, - но он впился в ваше стихотворение, и всегда вопьется во все то, что красота, искусство и поэзия, - иначе я не могла бы любить его, и вы не признали бы его с собой единым, двуглавым орлом" {ГБЛ.}. С. Толстая говорит здесь о той же противоречивости натуры своего мужа, которую она так выразительно описала ранее в письме Фету от 10 июня 1887 года: "...одна сторона живет страстно всеми земными благами; я не знаю человека, который мог бы всем существом так страстно наслаждаться всем: и природой, и музыкой, и весельем, и всем, всем, что дано для радости. И рядом другая сторона, отрицающая все это и мучительно стремящаяся к убиванию всего этого, во имя любви к ближнему и разделения благ между всеми..." {Там же.} Очевидно, Фет тоже глубоко постиг эту двойственность натуры Толстого, и поэтому, спокойно выдерживая толстовскую "проповедь против поэзии", он уверенно говорил о неискоренимости в нем художнического начала. В годы наибольшего с Толстым расхождения он все-таки писал ему (в письме, предположительно датируемом 7 июня 1884 года - см. письмо Ќ 47): "Вы сидите, сидите, ломаете себя всеми зависящими от человека средствами (я все это хорошо понимаю), да вдруг Ваша целостная, могучая природа художника и хлынет из Вас, как из напруженного меха". Фету было памятно одно признание Толстого, сделанное в письме к нему летом 1880 года, когда Толстой уже выходил на свою новую дорогу сурового морализма и отрицания всех "искусственных потребностей": "Теперь лето, и прелестное лето, и я, как обыкновенно, ошалеваю от радости плотской жизни и забываю свою работу. Нынешний год долго я боролся, но красота мира победила меня". И наверное, именно фетовская непоколебимая верность "красоте мира" привела к тому, что Толстой в конце концов протянул своему противнику руку примирения. В октябре 1892 года он попросил жену, которая собиралась навестить в Москве больного Фета: "Скажи ему, чтоб он не думал, как он иногда думает, что мы разошлись..." В ответ на эти слова поэт сказал С. Толстой, что если бы в эту минуту вошел Толстой, то он поклонился бы ему в ноги - поклонился бы великому художнику (сам Фет, в это время близкий к смерти, был потрясен великой правдой изображения смерти у Толстого). Так, почти "на краю могилы", состоялось примирение Фета и Толстого. Но может быть, самым знаменательным его проявлением оказался отзыв Толстого о Фете, записанный Горьким при его общении с писателем в Крыму в конце 1901 - начале 1902 года. Толстой, прошедший через полное отрицание поэзии, называвший ее "умственным развратом", теперь снова обращается к Фету: "Поэзия - безыскуственна; когда Фет писал:
Не знаю сам, что буду
Петь, но только песня зреет, -
этим он выразил настоящее, народное чувство поэзии. Мужик тоже не знает, что он поет, - ох, да-ой, да-эй, - а выходит настоящая поэзия, прямо из души, как у птицы" {М. Горький. Лев Толстой. - В кн.: "М. Горький о литературе". М., 1953, с. 179.}. Стоит только вспомнить о долгом идейном пути "мужицкого демократизма", пройденного Толстым, об исключительной важности для него этого критерия, чтобы стала ясна высочайшая степень оценки поэзии Фета в этом толстовском высказывании. Толстой как бы с другой стороны вернулся к собственной оценке Фета 1857 года, когда в его "лирической дерзости" увидел признак великого поэта.
13
1 Николай Николаевич Толстой (1823-1860), брат писателя, владелец усадьбы Никольское (Чернский уезд Тульской губернии).
2 Надежда Афанасьевна Борисова, Мария Петровна Фет, Иван Петрович Борисов.
3 Издателем нового журнала "Русское слово" был гр. Г. Кушелев-Безбородко, редакторами - Я. Полонский и А. Григорьев. Драма Шекспира "Антоний и Клеопатра" в переводе Фета была опубликована в февральском номере журнала за 1859 г.
14
1 Писатель Д. В. Григорович и молодой помещик И. Раевский (впоследствии близкий Л. Толстому).
15
1 В память о Н. Н. Толстом (умершим от чахотки в Гиере 20 сентября 1860 г.) Л. Толстой заказал в Брюсселе его бюст скульптору Гифсу.
2 Николай Николаевич Тургенев (1795-1881) - дядя писателя, управлявший Спасским в 1853-1867 гг.
17
1 Эпиталама - свадебная песнь.
2 Драматическая поэма "Дон-Жуан" и роман "Князь Серебряный" - произведения Алексея Константиновича Толстого (1817-1875). "Леймпачный" (по объяснению С. Розановой) - словообразование Фета: от нем. "leim" - клей и "patch" - сесть в лужу.
19
1 А. К. Толстой и Ф. М. Толстой - писатели, однофамильцы Л. Толстого.
2 Роман "Хижина дяди Тома" американской писательницы Г. Бичер-Стоу (1811-1898).
20
1 Таинственное древневосточное заклинательное выражение; у Фета в значении "непостижимое для рассудка".
2 В "Холстомере" у Толстого "цыганской темы" нет. "Скорее... всего Фет имеет в виду рассказ, слышанный Толстым от А. А. Стаховича, который лег в основу его повести и который Фет мог знать от Толстого. В этом рассказе Холстомеру приходится возить цыганку Танюшу" ("Переписка", т. 1, с. 366).
21
1 Фет неточно цитирует стихотворение Гете "Четыре времени года": "Кукол ребенку хвали, чтоб за них он выбросил грошик; IIСтанешь ты богом тогда для торгашей и детей". Перевод С. Соловьева (Гете. Собр. соч. в 13-ти томах, т. 1. ГИХЛ, М., 1932, с. 237).
2 15 февраля 1860 г. Толстой, уверяя Фета, что он ничего "писать не намерен", привел в письме свою шутливую переделку стихотворения Е. Баратынского "Не искушай меня без нужды...":
Не искушай меня без нужды
Лягушкой выдумки твоей.
Мне как учителю уж чужды
Все сочиненья прежних дней.
3 Фет имеет в виду Тургенева, который писал ему 15 июня 1866 г.: "Роман Толстого плох не потому, что он также заразился "рассудительством": этой беды ему бояться нечего; он плох потому, что автор ничего не изучил, ничего не знает и под именем Кутузова и Багратиона выводит нам каких-то рабски списанных, современных генеральчиков".
4 Фет имеет в виду свои воспоминания о службе в уланском полку, которые он начал записывать в 1864 г. и которые образовали начало его книги "Мои воспоминания".
22
1 Фет цитирует (не совсем точно) стихотворение Гете "Божественное" "Чист будь, человек, милостив, добр! Это одно отличает нас от всех созданий, нам известных" (пер. Недовича).
2 Цитата из оды Г. Державина (1743-1816) "К Фелице" - одно из любимых присловий Фета.
3 Роман Тургенева, вышедший в 1867 году.
4 Напечатанная в "Русском слове" статья Д. Писарева "Базаров" не содержала неприятия тургеневского романа - это было сделано в статье "Современника" "Асмодей нашего времени", написанной М. А. Антоновичем.
5 Фет излагает свою полемически заостренную интерпретацию тургеневского романа.
23
1 Фет написал статью о "Войне и мире", которую отказался напечатать сначала "Русский вестник", а затем - "Вестник Европы"; статья до нас не дошла.
2 Этот ряд "типов женской красоты" образует дополнение к тому, который назван Фетом в "Моих воспоминаниях" (ч. II, с. 378): "...классические образцы женской красоты, как Елена, Леда, Алцеста, Эвридика и т. д."
24
1 Фет цитирует слова Тургенева из его "Воспоминаний о Белинском".
2 См. сцену объяснения в любви Левина и Кити в романе "Анна Каренина".
25
1 Федор Федорович Кауфман, бывший воспитатель Пети Борисова, а затем детей Толстого.
2 Нирвана - центральное понятие религиозной философии буддизма: полное погашение в себе жажды существования, освобождение от тщеты внешнего мира - и растворение в неком абсолютном блаженном покое, который есть высшая цель духовных стремлений человека. Обманчивый мир земного существования, порождающий в человеке нескончаемую цепь ненасытимых желаний, вовлекающий его в бесконечное колесо страданий - обозначается в буддизме термином "сансара". О том, что для Толстого и Фета понятия "нирваны" и "сансары" были исполнены серьезно-жизненного смысла, говорит, в частности, письмо Толстого к Фету от 28-29 апреля 1876 г. (посланное в ответ на не дошедшее до нас письмо Фета, где он говорил о каком-то угрожающем приступе болезни, поставившем его на грань жизни и смерти): "...из одного из последних писем ваших, в котором я пропустил фразу: хотел звать вас посмотреть, как я уйду, написанную между соображениями о корме лошади, и которую я понял только теперь, - я перенесся в ваше состояние, мне очень понятное и близкое, и мне жалко стало вас (и по Шопенгауэру, и по нашему сознанию сострадание и любовь есть одно и то же) и захотелось вам написать. Я благодарен вам за мысль позвать меня посмотреть, как вы будете уходить, когда вы думали, что близко. Я то же сделаю, когда соберусь туда, если буду в силах думать. Нам с вами не помогут попы, которых призовут в эту минуту наши жены; но мне никого в эту минуту так не нужно бы было, как вас и моего брата. Перед смертью дорого и радостно общение с людьми, которые в этой жизни смотрят за пределы ее, а вы и те редкие настоящие люди, с которыми я сходился в жизни, несмотря на здравое отношение к жизни, всегда стоят на самом краюшке и ясно видят жизнь только оттого, что глядят то в нирвану, в беспредельность, неизвестность, то в сансару, - и этот взгляд в нирвану укрепляет зрение. А люди житейские - попы и т. п., сколько они ни говори о боге, неприятны нашему брату и должны быть мучительны во время смерти, потому что они не видят того, что мы видим, - именно того бога, более неопределенного, более далекого, но более высокого и несомненного...
Бог Саваов с сыном, бог попов есть такой же маленький и уродливый, невозможный бог, и еще гораздо более невозможный, чем для попов был бы бог мух, которого бы мухи себе воображали огромной мухой, озабоченной только благополучием и исправлением мух.
Вы больны и думаете о смерти, а я здоров и не перестаю думать о том же и готовиться к ней. Посмотрим, кто прежде. Но мне вдруг из разных незаметных данных ясна стала ваша глубоко родственная мне натура-душа (особенно по отношению к смерти), что я вдруг оценил наши отношения и стал гораздо больше, чем прежде, дорожить ими".
3 В 1873 г., по царскому указу, Фету было разрешено "принять фамилию ротмистра А. Н. Шеншина" - он получал права потомственного дворянина и был внесен в родословную книгу орловского дворянства.
26
1 Судебные процессы 70-х гг. над революционерами-народниками.
2 Толстой послал Фету пять стихотворений начинающего поэта А. Кулябко.
27
1 В мартовском номере "Русского вестника" за 1877 г. печатались главы седьмой части "Анны Карениной".
2 Комаровский Леонид Алексеевич (1846-1912) и Аксаков Иван Сергеевич (1823-1886) - активные деятели славянского движения.
3 Молитва Левина при родах жены ("Анна Каренина", ч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Нельзя не видеть, что особое сближение Фета и Толстого произошло на почве их общего "обращения к земле" в конце 50-х годов. Но столь же очевидно, что начало их расхождения оказалось прямо связанным с тем, что в жизни каждого из них завершился этот - так их роднивший - "земледельческий период". У Фета желание отказаться от всепоглощающей хозяйственной деятельности выразилось даже в полной смене "жизненного пространства": "Затеял и привожу в исполнение совершенную реформу в своих делах. Пора концентрироваться и жить для себя. Сегодня были два покупателя на Степановку, и "отресите прах от ног ваших..." - писал Фет Толстому 16 октября 1876 года, и вскоре, продав Степановку, перебрался в приобретенную за большие деньги старинную усадьбу Воробьевку. Здесь начался последний, "воробьевский" период литературной деятельности Фета - обильной, разнообразной и знаменитой мощным взлетом его поэтического гения - "Вечерними Огнями". Но, добившись упорным трудом своей жизненной цели, став крепким помещиком и законным дворянином, Фет хотя и оставил хозяйствование, но продолжал идеологическую деятельность на этом поприще, неустанно развивая и защищая свою любимую идею о создании в России "земледельчески-дворянски-классической аристократии" (по выражению Тургенева). В июне 1879 года Толстой провел один день у Фета в Воробьевке - и писал жене: "От Фета, его болтовни устал так, что не чаял как вырваться". И это не было проявлением каприза или дурного расположения духа: это была реакция нового Толстого, тоже завершившего целый период своей жизни и пребывавшего в состоянии мучительного поиска нового жизненного пути. За год до этого Толстой писал Фету (6 апреля 1878 года): "Кабы нас с вами истолочь в одной ступе и слепить потом пару людей, была бы славная пара. А то у вас так много привязанности к житейскому, что, если как-нибудь оборвется это житейское, вам будет плохо; а у меня такое к нему равнодушие, что нет интереса к жизни..." Это письмо обозначает собой тот рубеж, с которого два друга ("родня по уму и сердцу" - слова Толстого) начинают резко расходиться в разные стороны. Причина расхождения, по существу, обозначена в этом же письме. Если раньше в лице Тургенева фетовскому консервативному почвенничеству противостоял убежденный либерал-западник, то теперь Фет в своем "непоколебимом уважении к законности, личности и собственности" натолкнулся на противостояние Толстого, как раз все это отрицавшего с обретенных им позиций патриархально-общинного "мужицкого демократизма" и "первоевангельской правды". Толстой отказался от всех своих прежних ценностей - и как дворянин, и как художник; не удивительно, что и Фет - как мыслитель и поэт - более не представлял для него ценности: как бы символизирует это новое отношение Толстого к Фету письмо последнего от 27 мая 1880 года, которое Толстой разрезал на полосы и употребил в качестве закладок. Переписка двух писателей этого времени заполнена философско-религиозными спорами - но и они скоро кончаются: в коротком письме от 12 мая 1881 года Толстой пишет: "Я очень заработался и очень постарел нынешний год; но не виноват в перемене моей привязанности к вам". От этого последнего из известных писем Толстого к Фету, обозначающего момент кризиса в их отношениях, можно провести прямую линию к отзывам 1889-1890 годов, представляющих собой крайнюю точку негативного отношения Толстого к Фету. Записи в толстовском дневнике 14 января 1889 года: "Жалкий Фет со своим юбилеем. Это ужасно! Дитя, но скупое и злое". О "жалком" и "безнадежно заблудшем" Фете Толстой записывает в дневнике еще раз, а 20 декабря 1890 года говорит своему знакомому Жиркевичу: "Человек пятьдесят лет писал только капитальные глупости, никому не нужные, а его юбилей был чем-то похожим на вакханалию: все старались его уверить, что он пятьдесят лет делал что-то очень нужное, хорошее..." {ЛН, т. 37-78, кн. II, с. 420.}
Фет, со своей стороны, неизменно говоря о непреходящей ценности художественных созданий Толстого, не скрывал своего резко отрицательного отношения к "Толстому-проповеднику": "Я никому не уступлю в безграничном изумлении перед могуществом таланта Льва Толстого; но это нисколько не мешает мне с величайшим сожалением видеть, что он зашел в терния каких-то полезных нравоучений, спасительных для человечества. История человечества представляет целый ряд примеров, что наставления приводили людей только к безобразным безумствам и плачевному изуверству..." (письмо к Полонскому от 23 января 1888 года).
Однако некая связь между ним и Толстым продолжала существовать, хотя они давно уже "смотрели в разные стороны". В письме к С. Толстой от 14 сентября 1891 года (см. письмо Ќ 57) Фет и пытался передать это ощущение с помощью своеобразно перетолкованной эмблемы российского двухглавого орла: "...я ощущаю себя с ним единым двуглавым орлом, у которого на сердце эмблема борьбы со злом в виде Георгия с драконом, с тою разницей, что головы, смотрящие врозь, противоположно понимают служение этой идее: голова Льва Николаевича держит в своей лапе флягу с елеем, а моя лапа держит жезл Ааронов, - нашу родную палку". В этом же письме Фет послал Толстой свое "поэтическое приношение" ко дню ее именин - новое стихотворение "Опять осенний блеск денницы..."; чрезвычайно интересен ответ С. Толстой - она писала Фету 17 сентября 1891 года из Ясной Поляны: "Какую надо иметь настоящую поэтическую силу, чтоб сказать:
Дрожит обманчивым огнем.
Мы оба с Львом Николаевичем ахнули от удовольствия, когда прочли этот стих, да и все стихотворение. Как он ни отрицай всего - теперь это у него стало болезненно, это отрицание, - но он впился в ваше стихотворение, и всегда вопьется во все то, что красота, искусство и поэзия, - иначе я не могла бы любить его, и вы не признали бы его с собой единым, двуглавым орлом" {ГБЛ.}. С. Толстая говорит здесь о той же противоречивости натуры своего мужа, которую она так выразительно описала ранее в письме Фету от 10 июня 1887 года: "...одна сторона живет страстно всеми земными благами; я не знаю человека, который мог бы всем существом так страстно наслаждаться всем: и природой, и музыкой, и весельем, и всем, всем, что дано для радости. И рядом другая сторона, отрицающая все это и мучительно стремящаяся к убиванию всего этого, во имя любви к ближнему и разделения благ между всеми..." {Там же.} Очевидно, Фет тоже глубоко постиг эту двойственность натуры Толстого, и поэтому, спокойно выдерживая толстовскую "проповедь против поэзии", он уверенно говорил о неискоренимости в нем художнического начала. В годы наибольшего с Толстым расхождения он все-таки писал ему (в письме, предположительно датируемом 7 июня 1884 года - см. письмо Ќ 47): "Вы сидите, сидите, ломаете себя всеми зависящими от человека средствами (я все это хорошо понимаю), да вдруг Ваша целостная, могучая природа художника и хлынет из Вас, как из напруженного меха". Фету было памятно одно признание Толстого, сделанное в письме к нему летом 1880 года, когда Толстой уже выходил на свою новую дорогу сурового морализма и отрицания всех "искусственных потребностей": "Теперь лето, и прелестное лето, и я, как обыкновенно, ошалеваю от радости плотской жизни и забываю свою работу. Нынешний год долго я боролся, но красота мира победила меня". И наверное, именно фетовская непоколебимая верность "красоте мира" привела к тому, что Толстой в конце концов протянул своему противнику руку примирения. В октябре 1892 года он попросил жену, которая собиралась навестить в Москве больного Фета: "Скажи ему, чтоб он не думал, как он иногда думает, что мы разошлись..." В ответ на эти слова поэт сказал С. Толстой, что если бы в эту минуту вошел Толстой, то он поклонился бы ему в ноги - поклонился бы великому художнику (сам Фет, в это время близкий к смерти, был потрясен великой правдой изображения смерти у Толстого). Так, почти "на краю могилы", состоялось примирение Фета и Толстого. Но может быть, самым знаменательным его проявлением оказался отзыв Толстого о Фете, записанный Горьким при его общении с писателем в Крыму в конце 1901 - начале 1902 года. Толстой, прошедший через полное отрицание поэзии, называвший ее "умственным развратом", теперь снова обращается к Фету: "Поэзия - безыскуственна; когда Фет писал:
Не знаю сам, что буду
Петь, но только песня зреет, -
этим он выразил настоящее, народное чувство поэзии. Мужик тоже не знает, что он поет, - ох, да-ой, да-эй, - а выходит настоящая поэзия, прямо из души, как у птицы" {М. Горький. Лев Толстой. - В кн.: "М. Горький о литературе". М., 1953, с. 179.}. Стоит только вспомнить о долгом идейном пути "мужицкого демократизма", пройденного Толстым, об исключительной важности для него этого критерия, чтобы стала ясна высочайшая степень оценки поэзии Фета в этом толстовском высказывании. Толстой как бы с другой стороны вернулся к собственной оценке Фета 1857 года, когда в его "лирической дерзости" увидел признак великого поэта.
13
1 Николай Николаевич Толстой (1823-1860), брат писателя, владелец усадьбы Никольское (Чернский уезд Тульской губернии).
2 Надежда Афанасьевна Борисова, Мария Петровна Фет, Иван Петрович Борисов.
3 Издателем нового журнала "Русское слово" был гр. Г. Кушелев-Безбородко, редакторами - Я. Полонский и А. Григорьев. Драма Шекспира "Антоний и Клеопатра" в переводе Фета была опубликована в февральском номере журнала за 1859 г.
14
1 Писатель Д. В. Григорович и молодой помещик И. Раевский (впоследствии близкий Л. Толстому).
15
1 В память о Н. Н. Толстом (умершим от чахотки в Гиере 20 сентября 1860 г.) Л. Толстой заказал в Брюсселе его бюст скульптору Гифсу.
2 Николай Николаевич Тургенев (1795-1881) - дядя писателя, управлявший Спасским в 1853-1867 гг.
17
1 Эпиталама - свадебная песнь.
2 Драматическая поэма "Дон-Жуан" и роман "Князь Серебряный" - произведения Алексея Константиновича Толстого (1817-1875). "Леймпачный" (по объяснению С. Розановой) - словообразование Фета: от нем. "leim" - клей и "patch" - сесть в лужу.
19
1 А. К. Толстой и Ф. М. Толстой - писатели, однофамильцы Л. Толстого.
2 Роман "Хижина дяди Тома" американской писательницы Г. Бичер-Стоу (1811-1898).
20
1 Таинственное древневосточное заклинательное выражение; у Фета в значении "непостижимое для рассудка".
2 В "Холстомере" у Толстого "цыганской темы" нет. "Скорее... всего Фет имеет в виду рассказ, слышанный Толстым от А. А. Стаховича, который лег в основу его повести и который Фет мог знать от Толстого. В этом рассказе Холстомеру приходится возить цыганку Танюшу" ("Переписка", т. 1, с. 366).
21
1 Фет неточно цитирует стихотворение Гете "Четыре времени года": "Кукол ребенку хвали, чтоб за них он выбросил грошик; IIСтанешь ты богом тогда для торгашей и детей". Перевод С. Соловьева (Гете. Собр. соч. в 13-ти томах, т. 1. ГИХЛ, М., 1932, с. 237).
2 15 февраля 1860 г. Толстой, уверяя Фета, что он ничего "писать не намерен", привел в письме свою шутливую переделку стихотворения Е. Баратынского "Не искушай меня без нужды...":
Не искушай меня без нужды
Лягушкой выдумки твоей.
Мне как учителю уж чужды
Все сочиненья прежних дней.
3 Фет имеет в виду Тургенева, который писал ему 15 июня 1866 г.: "Роман Толстого плох не потому, что он также заразился "рассудительством": этой беды ему бояться нечего; он плох потому, что автор ничего не изучил, ничего не знает и под именем Кутузова и Багратиона выводит нам каких-то рабски списанных, современных генеральчиков".
4 Фет имеет в виду свои воспоминания о службе в уланском полку, которые он начал записывать в 1864 г. и которые образовали начало его книги "Мои воспоминания".
22
1 Фет цитирует (не совсем точно) стихотворение Гете "Божественное" "Чист будь, человек, милостив, добр! Это одно отличает нас от всех созданий, нам известных" (пер. Недовича).
2 Цитата из оды Г. Державина (1743-1816) "К Фелице" - одно из любимых присловий Фета.
3 Роман Тургенева, вышедший в 1867 году.
4 Напечатанная в "Русском слове" статья Д. Писарева "Базаров" не содержала неприятия тургеневского романа - это было сделано в статье "Современника" "Асмодей нашего времени", написанной М. А. Антоновичем.
5 Фет излагает свою полемически заостренную интерпретацию тургеневского романа.
23
1 Фет написал статью о "Войне и мире", которую отказался напечатать сначала "Русский вестник", а затем - "Вестник Европы"; статья до нас не дошла.
2 Этот ряд "типов женской красоты" образует дополнение к тому, который назван Фетом в "Моих воспоминаниях" (ч. II, с. 378): "...классические образцы женской красоты, как Елена, Леда, Алцеста, Эвридика и т. д."
24
1 Фет цитирует слова Тургенева из его "Воспоминаний о Белинском".
2 См. сцену объяснения в любви Левина и Кити в романе "Анна Каренина".
25
1 Федор Федорович Кауфман, бывший воспитатель Пети Борисова, а затем детей Толстого.
2 Нирвана - центральное понятие религиозной философии буддизма: полное погашение в себе жажды существования, освобождение от тщеты внешнего мира - и растворение в неком абсолютном блаженном покое, который есть высшая цель духовных стремлений человека. Обманчивый мир земного существования, порождающий в человеке нескончаемую цепь ненасытимых желаний, вовлекающий его в бесконечное колесо страданий - обозначается в буддизме термином "сансара". О том, что для Толстого и Фета понятия "нирваны" и "сансары" были исполнены серьезно-жизненного смысла, говорит, в частности, письмо Толстого к Фету от 28-29 апреля 1876 г. (посланное в ответ на не дошедшее до нас письмо Фета, где он говорил о каком-то угрожающем приступе болезни, поставившем его на грань жизни и смерти): "...из одного из последних писем ваших, в котором я пропустил фразу: хотел звать вас посмотреть, как я уйду, написанную между соображениями о корме лошади, и которую я понял только теперь, - я перенесся в ваше состояние, мне очень понятное и близкое, и мне жалко стало вас (и по Шопенгауэру, и по нашему сознанию сострадание и любовь есть одно и то же) и захотелось вам написать. Я благодарен вам за мысль позвать меня посмотреть, как вы будете уходить, когда вы думали, что близко. Я то же сделаю, когда соберусь туда, если буду в силах думать. Нам с вами не помогут попы, которых призовут в эту минуту наши жены; но мне никого в эту минуту так не нужно бы было, как вас и моего брата. Перед смертью дорого и радостно общение с людьми, которые в этой жизни смотрят за пределы ее, а вы и те редкие настоящие люди, с которыми я сходился в жизни, несмотря на здравое отношение к жизни, всегда стоят на самом краюшке и ясно видят жизнь только оттого, что глядят то в нирвану, в беспредельность, неизвестность, то в сансару, - и этот взгляд в нирвану укрепляет зрение. А люди житейские - попы и т. п., сколько они ни говори о боге, неприятны нашему брату и должны быть мучительны во время смерти, потому что они не видят того, что мы видим, - именно того бога, более неопределенного, более далекого, но более высокого и несомненного...
Бог Саваов с сыном, бог попов есть такой же маленький и уродливый, невозможный бог, и еще гораздо более невозможный, чем для попов был бы бог мух, которого бы мухи себе воображали огромной мухой, озабоченной только благополучием и исправлением мух.
Вы больны и думаете о смерти, а я здоров и не перестаю думать о том же и готовиться к ней. Посмотрим, кто прежде. Но мне вдруг из разных незаметных данных ясна стала ваша глубоко родственная мне натура-душа (особенно по отношению к смерти), что я вдруг оценил наши отношения и стал гораздо больше, чем прежде, дорожить ими".
3 В 1873 г., по царскому указу, Фету было разрешено "принять фамилию ротмистра А. Н. Шеншина" - он получал права потомственного дворянина и был внесен в родословную книгу орловского дворянства.
26
1 Судебные процессы 70-х гг. над революционерами-народниками.
2 Толстой послал Фету пять стихотворений начинающего поэта А. Кулябко.
27
1 В мартовском номере "Русского вестника" за 1877 г. печатались главы седьмой части "Анны Карениной".
2 Комаровский Леонид Алексеевич (1846-1912) и Аксаков Иван Сергеевич (1823-1886) - активные деятели славянского движения.
3 Молитва Левина при родах жены ("Анна Каренина", ч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32