А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Прислушался, не ушел ли настырный двенадцатый, и, лишь приняв неизбежное, поплелся открывать.
– Добрый вечер, – в дверях приветливо улыбался круглощекий господин средних лет, телесной округлостью весьма похожий на колобок. – Могу ли я видеть многоуважаемого эвпатрида…
– Язык не сломайте, – буркнул Иван, сторонясь и пропуская посетителя. – По объявлению?
– Да, извольте убедиться сами. – «Колобок» отгородился газетным листком, где черным по белому сообщалось, что некому Ивану потребовались услуги финансового консультанта.
– Уже видел. Аж в одиннадцати экземплярах. Проходите.
Круглощекий, отдав газету, будто входной билет, юркнул внутрь, чем-то и впрямь похожий на колобка. Не вошел, а вкатился, стрельнул глазками туда-сюда и нерешительно замер посреди комнаты.
– Предупреждаю, дело к вечеру, я устал от посетителей. Потому острить буду крупной формой и не всегда впопад. Что поделаешь, все мы немножко лошади. Кофе кончился, стулья – нет. Выбирайте любой.
Жест имяхранителя круглощекий истолковал в самом удобном для себя смысле. Занял ближайший стул, положил на колени видавший виды кожаный саквояж и сверху пристроил беспокойные руки. Возникшую паузу гость почел за намек, робко откашлялся и наконец нарушил тишину:
– Позвольте представиться, меня зовут Якко Волт. В моем активе Колледж великого князя Андреаса Ромаса и Киликийская финандотура. Благоволите взглянуть на дипломы. Я верой и правдой служил нанимателям тридцать лет и вот теперь…
«…оказался на улице. Подросли молодые финансовые хищники и вошли в силу, а мои зубы стерлись и основательно проредились. Глаза ослабли, ноги растряслись, хвост упал…» – Иван мысленно продолжил за Волтом скорбное перечисление и не сдержал печального вздоха. Да, все мы немножко лошади. Господина финансового колобка стало чуточку жалко.
– …рад предложить свои услуги столь широко известному представителю благороднейшей из профессий.
Речь колобка лилась полноводным, ровным потоком. Будто струя из фонтана на площади перед городским судом – без перебоев и брызг. Между тем глаза финконсульта жили своей особенной жизнью, беспокойной и нервической против гладкой речи. Несколько раз взгляд круглощекого обежал комнату, задержался на гекконах, на портале лифта и, будто споткнувшись, остановился на стопке «Вестника Гелиополиса». Одиннадцать экземпляров с объявлением о вакансии могли означать что угодно. Если верить слухам, гуляющим в городе, этот имяхранитель – личность престранная. Мог принять на работу первого встречного, мог тянуть с решением до последнего претендента. Мог, в конце концов, махнуть на все рукой и послать соискателей в преисподнюю, всех до единого.
– Колледж, говорите? Финандотура? – Иван поджал губы. Колледж, основанный великим князем Андреасом Ромасом двести лет назад, учреждение настолько же авторитетное, насколько древнее. Как, впрочем, и финандотура. Что называется, «извольте любить и жаловать»!
– Именно! – Волт истово закивал. – Осмелюсь обратить внимание на рекомендательные письма и отзывы с прежних мест работы. Решительно все наниматели остались мною довольны. А что сменил множество домов – так ведь ничто не стоит на месте. «Я меняю работу, – следовательно, существую». Не так ли, уважаемый эв?
– Ну да, – кивнул Иван, соглашаясь. – Жизнь идет вперед, и мы с нею. Стало быть, в вашу пользу говорят огромный опыт и неистощимое усердие?
– Отмечу без ложной скромности, – финконсульт просиял и сделался окончательно похож на румяный, круглобокий каравай, – у моих подопечных никогда не возникало трений с имперской мытной канцелярией. Ни-ког-да!
– Что особенно ценно именно сейчас.
Иван мрачно покосился в распахнутое окно. Если верить поэтам, теплый, бархатный вечер навевал негу умиротворения… да вот беда, навеять никак не мог. Когда неспокойно в империи, неспокойно и на душе.
– Нынешние разброд и шатания чрезвычайно дорого обойдутся государственной казне, не находите? – спросил он.
– Уже обещанным образом шутите? – Улыбку будто стерли с губ Волта. Финконсульт враз утерял благодушие, подобрался и стал бел, как некрашеное полотно. – Крупноформатно и не размениваясь на мелочи?
– На вас лица нет, уважаемый Якко, – усмехнулся Иван и покачал головой. – Болезнь императора – еще не конец света. Василий Восемнадцатый не первый раз общается с Костлявой. У нашего нынешнего государя входит в привычку раз в несколько лет смертельно хворать.
– А… а… а что тогда конец света?
– Муки выбора, – развел руками имяхранитель. – Увы, перед нами как раз тот случай, когда широкий ассортимент идет лишь во вред.
– Но император еще не…
– Вот именно! А хотите знать, сколько я, гражданин бесконечно далекий от дворцовых хитросплетений, насчитал кандидатов на трон?
Волт испуганно кивнул.
– Четыре! Четыре человека. Как человек неглупый, подскажите, куда в первую голову протянут руки загребущие претенденты на императорскую корону?
– Полагаю, в казну.
– Вы знали! – мрачно сострил Иван и взглянул на финконсульта исподлобья. – И, конечно, денег на всех не хватит. Где их брать?
– Полагаю, у вас, – печально протянул Волт и тут же поправился:. – То есть у нас. У простых граждан.
– Не так давно меня посетили господа из имперской мытной канцелярии, – ухмыльнулся имяхранитель. – Предложили озаботиться благосостоянием государства. Им стало известно, что я имею некоторый доход.
– Личность вы широко известная, стоит ли удивляться?
– Удивляться стоит тому, что вспомнил обо мне не кто-нибудь, а имперский финансовый советник второго ранга. Полноименный, ноктиса которого я месяц назад буквально вырвал из пасти торгов. Расплатился со мной… И вскоре прислал своих клевретов взыскать налог с дохода. За хорошие деньги продам мытной канцелярии летучий девиз: «Заплати налоги – и спи спокойно».
– Высочайший образец служащего, – потупив глаза, изрек Волт. – Честен, верен, предан.
– Не ворует, – подсказал Иван и покосился на соискателя. – Вы полагаете, не ворует?
– Н-н-не могу знать, – смешался Волт, нервно кусая губы.
– А вы? – буднично изрек Иван. – Поди, воруете по-малому? Ну признайтесь!
Волт побагровел, тяжело задышал, заерзал на стуле и нервно ослабил узел галстука.
– Шутите изволите? Крупноформатно и… и… невпопад?
Имяхранитель поднялся со стула, прошел к столу и взял пачку «Вестника Гелиополиса».
– Та-ак, что тут у нас? Ага, Аристофан Пляс. Глазки бегают, голос резкий и срывается, путается в собственной биографии. – Иван зачитал свои пометки на первом же экземпляре. – Наверняка ворует. Доверия не вызвал. Отказать.
– Пляс глуп как пробка! – фыркнул Волт. – И сволочь редкостная. После него я месяц разбирал дела в доме Брегетов. Еле свел концы с концами. Мне было бы искренне жаль, окажи вы ему доверие. Жаль в первую очередь вас!
– Двигаемся дальше. Серапион Николетто. С документами полный порядок, приторно любезен, впечатление оставил крайне неприятное. Слишком подобострастен. Что-то недоговаривает. Отказать.
– Пройдоха этот Николетто! – резюмировал Волт. – Вот уж кто ворует, причем так артистично, что почти всегда выходит сухим из воды! Но вы, даже поймав за руку, не стали бы таскать его по судам! Вижу, не стали бы.
– Верно, не стал бы. – Иван криво улыбнулся и передернул челюстью, будто затвором арбалета. Финконсульта аж перекосило. – Однако на чистую воду вывел бы. Дважды два всегда четыре. Не так ли?
– Так ли. – Волт убежденно кивнул. – Всегда четыре!
– Коломбина Мавва, – озвучил имяхранитель следующую запись. – Средних способностей, больше исполнительна, чем виртуозна, возок в гору не потянет. Отказать. Глеб Анарион, слишком молод, неопытен, горяч, – отказать. Иоланта Гаэра целиком поглощена собственными переживаниями. Предвижу попытки устроить личную жизнь за мой счет, а самого себя разумею в качестве последней надежды. Отказать…
Волт энергично кивал, соглашаясь с каждым вердиктом, и от себя добавлял едкие, убийственно точные штришки к портретам претендентов. Самым удивительным выходило то, что его комментарии в большинстве совпадали с заметками Ивана, особенно с теми, что на бумагу по недостатку времени так и не попали.
По окончании обсуждения претендентов Иван что-то написал на последнем экземпляре «Вестника». После чего с непроницаемым лицом отдал газету Волту и скрестил руки на груди. Соискатель трепетно принял газетный лист, немо шевеля губами, прочитал комментарий и удивленно поднял брови.
– Вы меня берете?
– Беру. Предупреждать смысла не вижу, человек вы умный, прекрасно все понимаете. Посему просто информирую: обманете – душу вытрясу. И это не шутка, крупноформатная и неудачная. Отныне на вас ложатся квартальный отчет и сношения с имперской мытной канцелярией. На меня – ваше жалованье и накладные расходы. И дай Фанес всеблагой здоровья императору!
– Да уж, – неестественно белый (видимо, от счастья), кивнул Волт. – Поскорее бы закончилась возня вокруг трона. Наберемся же терпения…

Проводив удачливого соискателя, Иван оседлал стул у окна. Привычным образом вздернул деревянного скакуна на задние ножки, ноги собственные бросил на подоконник и закрыл глаза. Врывающиеся в распахнутое окно порывы ветра сорили шумом города, как сеятель зерном на лубочных картинках. Мальчишки под самым окном играли в пристенок. Сердито и басовито урча, по улице протарахтел автомобиль. Разносчики газет бойко предлагали вечерний номер «Горожанина».
– «…И каждый день мне снова внове, готов узнать – не узнаю, и все старо, и голос крови низводит оторопь мою», – продекламировал Иван.
Устал. Неимоверно, непередаваемо, титанически. Дивный итог изнурительного дня – галерея лиц перед глазами, мужских и женских, симпатичных и не очень, хитроватых и глупых. Иная встреча с торгами обходится не в пример легче. Семь раз подумаешь, прежде чем сменить занятие хранителя Имен на службу в каком-нибудь непыльном присутственном месте. Иван усмехнулся. Присутственное место. Даже вслух произносить не хочется, куда уж там оказаться в кресле чиновника средней руки. Тонны бумаг, кубометры пыли (так-таки непыльное место?), оковы партикулярного платья от рассвета до заката. Особый подобострастный пиетет к чиновному ранжиру. Как же нелегко приходится им, бедолагам, когда отлаженная система дает трещину, и не понимаешь, кому кланяться в пояс, а кому хватит лишь скупого кивка головой. Все может измениться буквально завтра, и тот небрежный кивок головой тебе ой как припомнят.
Что творится в последние дни при дворе – даже представить трудно. Все встало с ног на голову. Можно смело держать пари на любые деньги, что дворец Ромасов напоминает сейчас разворошенный муравейник. При живом еще императоре дворня перегрызлась за трон. А умрет монарх или останется жив – никому и дела нет. Зачем осложнять себе жизнь? В жизни все дело случая, но каждый случай нужно готовить. Собака лает, ветер носит – и все при деле.
От входной двери прилетела звонкая бронзовая трель. Снова колоколец! Галерея лиц перед глазами завертелась как мир вокруг карусельной лошадки. Это никогда не кончится, подумал Иван, открыл глаза и рявкнул:
– Прием окончен!
Никакой реакции. Кто-то еще не знал, что вакантное место уже занято, и продолжал надеяться на благосклонность фортуны. Дергал колоколец за шнур, и тот щедро доился бронзовыми переливами. Настойчивость очередной претендент выказал неменьшую, чем Волт. Пришлось встать. Иван нехотя прошагал в коридор, с кислой миной открыл дверь и прикусил губу, узрев гостя. Вернее, гостью. В руке у нее был неизменный «Вестник Гелиополиса».
– Д-добрый вечер, мне…
– Вечер, увы, недобрый, и вам не повезло. Место уже занято.
– Вы… ты меня не узнаёшь?
Обезоруживающее начало. Иван поджал губы, нахмурился и медленно покачал головой. Ковыряться в памяти – все равно что пытаться вызвать рвоту при абсолютно пустом желудке. Бесполезные потуги разбудят только жжение внутри и вкус желчи во рту. Так, по крайней мере, было до сих пор. Проверено, и неоднократно. И, пожалуй, не стоило затевать процесс узнавания на пороге. Интересно, как правильно обращаться к гостье из своего прошлого? Входи или входите?
– Милости прошу. – Имяхранитель посторонился, приглашая женщину войти, и придирчиво оглядел ее сзади.
Высока, стройна, светловолоса. Намек на полноту нисколько ее не портил. К сожалению, черты незнакомки не стали тем ключиком, который подошел бы к заколдованному замку, как в том убеждены некоторые эскулапы. Освобожденные воспоминания не хлынули широким потоком из потайной комнаты. Напрасные надежды, комната осталась заперта.
– Значит, объявление не имеет отношения к визиту?
– Ты совсем-совсем не помнишь меня, Ваня?
– Совсем-совсем. Извини за холодность. Кофе кончился. Может быть, мадеры?
Знакомая незнакомка молча кивнула и опустилась на стул.
Неделю назад Иван полностью обновил интерьер квартиры; сейчас его обиталище напоминало аскетичностью обстановки келью монастырского послушника. С тем малым исключением, что не угнетало низкими сводами и полумраком. Обилие пространства, стекла, воздуха и светлых тонов заставляло дышать глубже, а голову держать выше. Невольно это почувствовала даже гостья, расслабилась.
Да и мадера была чудо как хороша. Прежде чем попасть на стол, дивный дар Фанеса совершал кругосветное морское путешествие вдоль пределов ойкумены, вокруг всех сорока четырех островов. И в трюме парусника (непременно парусника) стяжал благорасположение повелителя морских глубин.
– Даже не знаю, с чего начать… – Гостья потупилась и тяжело вздохнула. – Нет, знаю! Когда-то, Ваня, мы были друзьями. Близкими друзьями. Очень близкими…
Незнакомка облизнула пересохшие губы и залпом допила свою мадеру. Решительно выдохнула и твердо продолжила:
– Меня предупреждали, что сейчас ты… другой, но я ведь так упряма. Когда-то мы были очень близки, и я надеялась, что ты вспомнишь. Но молва права, прошлого для тебя не существует, и что делать дальше – я не знаю.
Иван поджал губы. Дамочка говорила, будто цитировала мелодраматический романец.
– Единственное, что я понял из сказанного, – объявленная вакансия финансового консультанта тут ни при чем.
– Все так же холоден и рассудителен, – усмехнулась гостья. – Браво! Хоть что-то в этом мире не подвержено тлену разложения. Хорошо же, начну сначала. Вакансия тут действительно ни при чем. Я Палома, Пальма, как ты меня звал когда-то. Но посвящать ли тебя в свои дела – уже и не знаю! Я для тебя пустой звук, ноль, никто!
Пока Палома говорила, имяхранитель, мало вслушиваясь в слова, изучал внешность гостьи. Глаза, обрамленные длинными ресницами, отливали васильковым цветом. Прямой нос Иван назвал бы римским, если бы тот не был чуть длинноват. Зубы ровные и крепкие, как фортепианные клавиши; пухлые губы.
«Бесконечно обаятельная особа, – решил Иван. – Если рассказ о нашей прежней близости – правда, я собой доволен. Болтают, что вкус на женщин с течением жизни не меняется. Похоже, не врут…»
– Вот взгляни. – Палома достала из сумочки фотографическую карточку и протянула Ивану. – Надеюсь на твою зрительную память. Ну возьми же!
«Здравствуйте, я привет из прошлого!» Иван медлил и не решался взять фото в руки. Будто маленький кусок картона угрожающе тикал и обещал рвануть, наподобие адской машинки бомбистов.
– Кое-кого ты узнаешь, уверена. Не бойся, возьми же! Ты никогда не был трусом, помнишь?
Вспомнишь, как же! Удар ниже пояса, красотка! Взял. На травянистом поле несколько бесшабашного вида молодцев в спортивных костюмах скалились фотографу, а один из них (Иван с замиранием сердца узнал себя, только моложе и улыбчивее) держал на руках девушку. Палому.
– Это я, – бесстрастно согласился Иван.
– И это я! – с жаром подтвердила Палома. – Так ты выслушаешь меня?
Иван молча наполнил пустые бокалы мадерой, задумчиво пожевал губу и наконец кивнул:
– Говори.
Только сейчас стало видно, как напряжена была Палома. Но ее отпустило, под глазом забилась жилка, руки и ноги затряслись.
– Дворец напоминает сейчас улей, в который ткнули палкой, гнездо со змеями! Все гудит, жужжит и пытается укусить! Император еще жив, а наследнички уже пилят корону. Стервятники! Двор поделен на фамильные кланы, и каждый клан пытается усадить на трон своего ставленника.
– Старо как мир. Насколько мне известно, законно притязать на венец могут четверо, – усмехнулся Иван и пригубил мадеры. – Или я чего-то не знаю?
– Не знаешь, – сказала Палома. – Их больше. Пять. Существует еще один претендент. И его жизни угрожает серьезная опасность. Могут просто убрать с дороги, как упавшее деревце.
– А деревце пока не искушено в придворных интригах и по малолетству неопытно?
– Да. Но это единственный его минус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52