- Полно, полно, - сказал мистер Вуд. - Отпустите парнишку и вздуйте огонь в горне; нужно подковать мою лошадь, а мальцу и так уже изрядно досталось, бедняге.
Кузнец повиновался и отшвырнул мистера Томаса в сторону. Тот поплелся прочь от кузницы, но на пороге обернулся и так посмотрел на своего истязателя, что мистер Вуд, перехватив его взгляд, вцепился Макшейну в плечо и воскликнул:
- Это он, это он! Точно такое же выражение лица было у его матери, когда она поднесла Гальгенштейну яд!
- Да неужели? - отозвался прапорщик. - А скажите, майор, кто она была, его мать?
- Миссис Кэтрин, болван, - сказал Вуд.
- Ах, вот оно что! Ну, так недаром же говорится: яблочко от яблони недалеко падает - ха-ха!
- Иное яблочко и подобрать не грех, - лукаво подмигнул мистер Вуд; и Макшейн, поняв намек, щелкнул себя пальцами по носу в знак того, что полностью одобряет соображения своего командира.
Покуда Биллингс подковывал гнедую кобылу, мистер Вуд успел подробно расспросить его о мальчишке, только что подвергнутом порке, и к концу разговора уже нимало не сомневался, что этот мальчишка - тот самый, которого семь лет тому назад произвела на свет Кэтрин Холл. Кузнец обстоятельно перечислил ему все добродетели своей покойной жены и все многообразные грехи приемного сына: он и драчун, и воришка, и сквернослов, и лгун, каких поискать; и хоть по годам самый младший в доме, а уже портит своим примером других. А теперь с ним и вовсе не стало сладу, и он, Биллингс, твердо решил отдать его в приходский приют.
- За такого щенка в Виргинии можно бы получить десять золотых, вздохнул мистер Макшейн.
- В Бристоле и то отвалили бы не меньше пяти, - задумчиво отозвался мистер Вуд.
- А что, может, стоит взять его? - сказал мистер Макшейн.
- Может, и стоит, - отозвался мистер Вуд. - Прокормить-то его недорого встанет - шести пенсов в день за глаза довольно. Мистер Биллингс, обратился он к кузнецу. - Вы, верно, удивитесь, узнав, что мне хорошо известна вся история этого мальчика. Мать его - ныне покойная - была девица знатного рода, чья судьба сложилась несчастливо; отец - немецкий вельможа, граф Гальгенштейн.
- Он и есть! - вскричал Биллингс. - Такой белокурый молодой человек, он сам привез сюда ребенка, и еще с ним был драгунский сержант.
- Граф Гальгенштейн. Умирая, он завещал мне позаботиться о его малолетнем сыне.
- А завещал ли он вам деньги на уплату за его содержание в течение семи лет? - спросил мистер Биллингс, заметно оживившийся от этой мысли.
- Увы, сэр, ни пенса! Более того, он мне остался должен шестьсот фунтов; не так ли, прапорщик?
- Шестьсот фунтов, клянусь своим геррбом! Как сейчас помню, когда он явился в дом вместе с поли...
- Да что толку вспоминать! - перебил мистер Вуд, бросив на прапорщика свирепый взгляд. - Шестьсот фунтов долгу мне; где уж ему было думать о плате вам. Но он просил меня разыскать ребенка и взять его на свое попечение. Вот теперь я его нашел и готов взять на свое попечение, если вы отдадите его мне.
- Эй, пошлите-ка сюда нашего Тома! - крикнул Биллингс. Не прошло и минуты, как малец вошел и остановился у двери, насупясь и весь дрожа, как видно, в ожидании новой порки; но, к его удивлению, приемный отец спросил его, чего он хочет, уехать с этими двумя джентльменами или же исправиться и остаться в родном доме.
Мистер Том не стал мешкать с ответом.
- Не желаю я исправляться, - крикнул он. - Хоть с самим чертом уеду, только бы не оставаться тут с вами.
- И тебе не жаль разлучиться с братьями и сестрами? - спросил кузнец, потемнев от обиды.
- К черту их всех - я их ненавижу. Да у меня и нет ни братьев, ни сестер и никогда не было.
- Но ведь мать у тебя была, Том, добрая, хорошая мать!
Том замялся, но ненадолго.
- Она умерла, - сказал он. - А ты меня бьешь, и я лучше уеду с этими людьми.
- Ну и ступай себе, коли так, - в сердцах крикнул Биллингс. - Ступай на все четыре стороны, неблагодарная ты скотина; если эти джентльмены хотят тебя взять, пусть берут на здоровье.
Переговоры длились недолго; и на следующее утро отряд мистера Вуда продолжал путь уже в количестве трех человек: кроме него самого и прапорщика Макшейна, на гнедой кобыле ехал теперь семилетний мальчуган; так, втроем, и подвигались они по Бристольской дороге.
* * *
Мы уже говорили об остром приступе материнских чувств, приключившемся вдруг с миссис Хэйс, и о том, что она твердо решила вернуть себе сына. Судьба, неизменно благосклонная к нашей удачливой героине, позаботилась о ней и на этот раз и прямехонько привела мальчика в ее объятия, избавив ее от расходов хотя бы на карету или верховую лошадь. Деревня, где жили Хэйсы, находилась невдалеке от дороги на Бристоль, куда теперь держали путь мистер Вуд и мистер Макшейн, следуя благородному побуждению, намек на которое был дан выше. Около полудня они поравнялись с домом судьи Балланса, того самого, что некогда едва не погубил прапорщика, и это послужило достаточным поводом, чтобы доблестный воин тотчас принялся в сотый раз подробно и со вкусом повествовать о своих злоключениях и о том, как миссис Хэйс-старшая вмешалась и выручила его.
- А не заехать ли нам навестить старушку? - предложил мистер Вуд. - Мы теперь ничем не рискуем. - И так как прапорщик, по обыкновению, согласился с ним, они тут же свернули на проселок и с наступлением сумерек достигли знакомой деревни. В трактире, где они расположились на отдых, Вуд навел нужные справки и узнал, что стариков уже нет в живых, а дом и мастерская принадлежат теперь Джону Хэйсу и его жене; попутно выяснились также кое-какие подробности семейной жизни последних. Над всеми этими сведениями мистер Вуд сосредоточенно размышлял некоторое время, и наконец выражение торжества и ликования осветило его черты.
- Знаешь что, Тим, - сказал он своему сподвижнику, - пожалуй, нам удастся выручить за мальчишку побольше пяти золотых.
- Само собой! - подхватил Тимоти Макшейн, эсквайр, всегда готовый вторить всему, что бы ни сказал его "майорр".
- Само собой, дурак! А каким образом? Вот этого-то ты и не знаешь. Слушай же: Хэйс человек зажиточный, и...
- И мы его опять арестуем - ха-ха! - загоготал Макшейн. - Честь моя порукой, майорр, вы великий стрратег и полководец!
- Да не реви ты, как осел, разбудишь мальчишку. Человек он зажиточный, под каблуком у жены, и детей у них нет. А значит, либо она радехонька будет вновь получить мальчонку и заплатит нам, если мы ей его предоставим, либо же она вообще о нем умолчала - и тогда заплатит, чтобы мы ее не выдавали; а может, сам Хэйс смутится, узнав, что его жена родила за год до их свадьбы, и заплатит нам, чтобы мы увезли пащенка подальше от этих мест. Словом, дружище, не будь я Питер Брок, если мы тут не сорвем порядочный куш.
Когда прапорщик уразумел суть этого хитроумного рассуждения, он едва не упал на колени в благоговейном восторге перед своим другом и наставником. Кампания была открыта на следующее же утро атакой на миссис Хэйс. Свидевшись с экс-капралом наедине и узнав от него, что ее сын нашелся, она пришла в крайнее волнение, оправдав сразу оба предположения мистера Вуда. Ей страстно хотелось вернуть себе мальчика и не жаль было бы любых денег за это; но в то же время она страшилась разоблачения и готова была не менее щедро заплатить за то, чтобы ее тайна так тайной и осталась. Но как было исполнить первое желание, не нарушив второго?
Миссис Хэйс нашла выход, который, как я слышал, в наши дни не редкость. Она вдруг припомнила, что у нее был нежно любимый брат, поддерживавший в свое время Претендента и поэтому впоследствии вынужденный бежать во Францию, где он и скончался, оставив после себя единственного сына. На смертном одре он вверил этого сына заботам своей сестры, препоручив боевому другу, принявшему его последний вздох, доставить к ней мальчика; сейчас этот друг находится в Англии и скоро прибудет вместе с ребенком. Для вящей убедительности мистер Вуд тут же написал письмо от покойного брата, где излагались все эти обстоятельства, и тщательно подготовил прапорщика Макшейна к исполнению роли "боевого друга". Чем были вознаграждены старания мистера Вуда, мы в точности не знаем; можем лишь упомянуть, что вскоре после этого угодил в тюрьму подмастерье мистера Хэйса, будучи обвинен хозяином в том, что взломал ящик шкафа, где хранились сорок гиней в золоте и серебре, к каковому ящику никто, кроме самого мистера Хэйса и его жены, не имел доступа.
Когда все было условлено, капрал со своим отрядом снялся с лагеря и отошел на некоторое расстояние от деревни, чтобы дать миссис Кэт время подготовить мужа к ожидающему его прибавлению семейства в лице дорогого племянничка. Джон Хэйс принял новость без особого удовольствия. О том, что у Кэтрин есть брат, он до сих пор и слыхом не слыхал; она выросла в приюте, и за нею никакой родни не числилось. Но всякая женщина, если только она не круглая дура, сумеет доказать недоказуемое; и, пустив в ход слезы, ложь, уговоры, ласки, брань и многие другие уловки, миссис Хэйс в конце концов заставила мужа сдаться.
Два дня спустя мистер Хэйс работал у себя в мастерской, а его дражайшая половина сидела рядом; как вдруг на дворе послышался стук копыт, и всадник, спешившись, вошел в мастерскую. Это был высокого роста мужчина, укутанный темным плащом; как ни странно, в лице его мистеру Хэйсу почудилось что-то знакомое.
- Полагаю, - начал гость, - что я вижу перед собой мистера Хэйса, ради знакомства с коим я проделал столь долгий путь, а это - его почтенная супруга? Сударыня, я имел честь быть другом вашего брата, который умер во Франции, состоя на службе короля Людовика, и предсмертное письмо которого вы должны были получить от меня два дня назад. А сейчас я вам привез нечто еще более ценное на память о моем дорогом друге, капитане Холле. Вот оно.
С этими словами рослый офицер откинул свой плащ одной рукой и сунул под самый нос Хэйсу другую, которою он держал за пояс маленького мальчика,, гримасничавшего и болтавшего в воздухе ногами и руками.
- Не правда ли, красавчик? - воскликнула миссис Хэйс, вся подавшись к мистеру Хэйсу и нежно сжав его руку.
* * *
Не так уж важно, согласился ли честный плотник с мнением своей супруги касательно наружности мальчика; но важно, что с этого вечера и на много, много вечеров и дней этот мальчик водворился в его доме.
ГЛАВА VIII
Содержит перечень совершенств Томаса Биллингса; представляет читателю
Брока под именем доктора Вуда; сообщает о казни прапорщика Шакшейна
Мы вынуждены вести настоящее повествование, точно следуя "Календариум Ньюгетикум Плуторумкве Регистрариум" - авторитетнейшему источнику, ценность которого для современного любителя литературы неоспорима; а поскольку в сем примечательном труде не соблюдены драматические единства и жизнь героев измеряется не хронологическими периодами, а лишь поступками, которые герои совершают, нам остается одно - плыть утлым суденышком в кильватере этого мощного ковчега. Останавливается он - останавливаемся и мы; идет он со скоростью десяти узлов - наше дело не отставать от него; потому-то, чтобы перейти от шестой главы к седьмой, нам пришлось заставить читателя перепрыгнуть через семь опущенных нами лет, и точно так же сейчас мы должны просить у него позволения опустить еще десять лет, прежде чем продолжим наш рассказ.
Все эти десять лет мистер Томас Биллингс был предметом неусыпных попечений своей матери; благодаря чему, как нетрудно себе представить, все те качества, коими он отличался еще в доме приемных родителей, не только не ослабели, но, напротив, расцвели пышным цветом. И если в раннем детстве его добродетели могли быть оценены по достоинству лишь узким кругом домашних да теми немногими знакомцами, каких четырехлетний мальчуган может приобрести у придорожной канавы или на улице захолустного селения, - под материнским кровом круг этот расширялся и рос вместе с ним, и то, что в более нежном возрасте представляло собой лишь многообещающие задатки, с годами превратилось в отчетливо выраженные черты характера. Так, если мальчик по пятому годку не знает азбуки и не обнаруживает ни малейшей охоты ее выучить, в этом ничего удивительного нет; но когда пятнадцатилетний парень не более грамотен и не менее упорен в своем отвращении к ученью, это свидетельствует о недюжинной твердости воли. А то обстоятельство, что он не стеснялся дразнить и мучить самых маленьких школьников, а при первом поводе к несогласию лез в драку с помощником учителя, доказывало, что он не только храбр и решителен, но также сообразителен и осторожен. Подобно герцогу Веллингтону, о котором во время Пиренейской кампании говорили, что он умеет подумать и позаботиться о каждом из своих подчиненных - от лорда Хилла до последнего войскового барабанщика, - Том Биллингс тоже никого не обходил своим вниманием, выражавшимся в побоях: со старшими пускал в дело кулаки, младших награждал пинками, но так или иначе трудился без передышки. В тринадцать лет, перед тем как его взяли из школы домой, он был первым на школьном дворе и последним в классе. Он молчал, когда младшие и новички со смехом обгоняли его при входе в школьное здание; но зато потом немилосердно избивал их, приговаривая: "Теперь мой черед смеяться". При таком драчливом нраве Тому Биллингсу следовало пойти в солдаты, и тогда, быть может, он умер бы маршалом; но по прихоти судьбы он пошел в портные, а умер... впрочем, не будем пока говорить, кем он умер; скажем лишь, что в расцвете сил его неожиданно скосил недуг, производивший в ту пору немалые опустошения среди юношества Англии.
Нам известно из упомянутого уже источника, что Хэйс не остался на всю жизнь только плотником и не похоронил себя в сельской глуши; уступая, должно быть, настояниям неугомонной миссис Кэтрин, он решил попытать счастья в столице, где, преуспев в означенных попытках, во благовременье и окончил свои дни. Лондонское местожительство его не раз менялось: то это была Тоттенхем-Корт-роуд, то Сент-Джайлс, то Оксфорд-роуд. В одном месте он держал зеленную лавку и торговал углем вразнос, в другом плотничал, мастерил гробы и ссужал под заклад деньги тем, кто в них нуждался; последнего человеколюбивого промысла он не оставил и тогда, когда купил дом на Оксфорд-роуд - то есть Оксфордовской, иначе Тайбернской, дороге и стал пускать жильцов за плату.
Как закладчик, привыкший вести дело на широкую ногу, он, разумеется, никогда не вникал в родословную тех предметов утвари, штук сукна, шпаг, часов, париков, серебряных пряжек и тому подобного, что друзья отдавали ему на сохранение; но, как видно, сумел заслужить у друзей доверие и был весьма популярен среди людей того типа, который отнюдь не отошел в прошлое, а живет и вызывает восхищение даже в наши дни. Приятно думать, что, быть может, сам храбрый Дик Тершит любезничал с миссис Кэтрин в комнате за ссудной лавкой, а благородный Джек Шеппард отпускал там порой свои шуточки или единым духом выпивал пинту рома. И кто знает, не случалось ли Макхиту и Полю Клиффорду сходиться за обеденным столом мистера Хэйса? Но к чему тратить время на раздумья о том, что лишь могло быть? К чему отвлекаться от действительности ради игры воображения и тревожить священный прах мертвецов в их почетных могилах? Не знаю, право; и все же, когда мне случается быть вблизи Камберленд-гейт, я не могу не вздохнуть при мысли о доблестных мужах, некогда проходивших по этой дороге. Служители божьи участвовали в их триумфальном шествии; отряды копьеносцев в полном блеске шли по сторонам. И подобно тому, как некогда раб, шагавший перед колесницей римлян-завоевателей, возглашал: "Memento mori!" Помни о смерти! (лат.). так перед британским воином ехал гробовщик со своим изделием, напоминая, что и он смертен! Запомни это место, читатель! Лет сто назад Альбион-стрит (там, где веселья дух царил, Милета порожденье) - Альбион-стрит представлял собой пустыню; Эджуэр-роуд, или Эджуэрская дорога, и впрямь была проезжей дорогой, и дребезжащие повозки тянулись по ней между двумя рядами благоухающих кустов боярышника. На Нэтфорд-Плейс посвистывал, идя за плугом, пахарь; в зеленой глуши Соверен-стрит паслись мычащие стада. А здесь, среди зеленых просторов, овеянных чистым воздухом полей, - здесь, во времена, когда еще и омнибусов не знали, был Тайберн; ы на дороге, ведущей к Тайберну, так сказать, с приятным видом на будущее, стоял в 1725 году дом мистера Джона Хэйса.
В одно прекрасное утро 1725 года, часу в одиннадцатом, в столовой этого дома сошлись миссис Хэйс в нарядной шляпке и плаще с капюшоном, мистер Хэйс, сопровождавший ее на прогулку, что случалось не часто, и миссис Спрингэтт, жилица, за известную плату пользовавшаяся привилегией разделять с миссис Хэйс ее трапезы и досуги; все они только что вернулись из Бэйсуотера, куда ходили пешком, разрумянились и весело улыбались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24