А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Время изъело чудовищные фигуры и сделало отвратительно-страшными когда-то величественные лица. Но высеченные внутри горы проходы и винтовые лестницы еще сохранились. По ним можно подняться на лысые головы колоссов.
Гиганты имеют имя – Шах-Мама. Это искаженное имя Будды, легендарного индусского философа-вероучителя Шакья, или Шахиа-Муни.
Местные жители не советуют всходить на плоское темя главного колосса. Горцы считают, что он не любит человеческой болтовни и кощунственных прикосновений. Случается, что дерзкий падает…
Есть в Хималайях и грандиозные храмы, выдолбленные в жестком теле гор. В тех, что известны современным людям, за малыми входами открываются высочайшие залы с колоннами причудливой резьбы, с толпами высеченных из камня фантастических фигур, соединивших в своих удивительных образах черты человека и зверя. Дивно, величественно воплощены замыслы неизвестных художников.
Но как подумаешь, что весь этот чудовищный труд был осуществлен рукой, едва вооруженной куском плохой мягкой стали или хрупкого бронзового сплава, – преклоняешься перед мужеством работников и дивишься цели столь великих усилий. Зачем?
Чтобы увековечить имя какого-нибудь тирана, ненавидимого при жизни и проклятого после смерти, или чтобы возвеличить власть выдуманных богов и их именем требовать от народа приношений хлеба, золота и самой человеческой крови!..
IV
Строители секретной базы американской авиации, расположенной на легко преодолимых расстояниях от границ Советского Союза, затратили на свои сооружения неизмеримо меньше усилий, чем древние. Но современные строители пользовались и наукой, и могучими взрывчатыми веществами, и совершенными механизмами…
Ни с воздуха, ни с земли нельзя было рассмотреть сооружения авиационной базы, все они находились внутри, в массиве горного отрога.
Точно самой природой предназначенное для летного поля, плоское дно долины сжималось постепенно сходящимися к северу высокими каменными откосами. В них были высечены глубокие пещеры.
Каменные ангары могли вместить самолеты максимального размаха плоскостей. Мастерские были насыщены оборудованием, рельсовыми путями; тянулись транспортеры, стояли подъемные краны.
Главный строитель базы инженер Антони Никколс сдавал в эксплуатацию законченное им сооружение. Полковник Сэгельсон принимал базу как начальник, а генерал Барнс Этрам играл роль представителя правительства. Сопровождаемые подчиненными Никколсу инженерами, они обходили помещения и осматривали устройства.
База была обеспечена обслуживающим персоналом. Часовые встречались повсюду. Особенно тщательно охранялись уже укомплектованные склады оружия и еще пустые хранилища для атомных, водородных и других бомб.
Помещения для бактериологического оружия находились несколько в стороне. Входы в них преграждались массивными, герметически закрывающимися дверями, как в банковских кладовых. Были готовы установки для дезинфекции газами и перегретым паром на случай аварии. Бактериологическое оружие требовало особенных и еще больших предосторожностей, чем атомное.
Попав в свою сферу, инженер Никколс разговорился. Он приводил интересные цифры. По его словам, при современной технике подземные сооружения выгоднее наземных. Выстроенная на открытом месте база обошлась бы дороже и не могла бы быть так идеально замаскирована и столь недоступна для поражения с воздуха.
– Самая крепкая база из известных мне, – утверждал увлеченный своим искусством строитель. – К тому же весьма важно, что конструктивное единство сооружений и горы придают нашей базе высокую сейсмическую стойкость. Недавнее катастрофическое землетрясение на советской границе отразилось и здесь толчком силой восемь баллов, но у меня все сохранилось в целости…
– Да, да, – небрежно отозвался полковник Сэгельсон. Он не был знаком с подземными толчками.
Недавно он побывал на одном из «предприятий», занятых подготовкой бактериологической войны, и, путая поспешно нахватанные сведения по бактериологии и энтомологии, пустился рассказывать о достигнутых успехах в этой области. Сэгельсон поминал об «обобщении корейского опыта», погружался в грязные подробности гнусных экспериментов…
«Опять Корея…» – с раздражением подумал Никколс, набивая трубку, и оживление покинуло его. Положительно, этот Сэгельсон обладал способностью действовать на нервы главного строителя базы.
V
В одной из пещер оказался обширный и, видимо, глубокий бассейн с бурлящей водой. Вода поднималась снизу с сильным напором, который выдавал себя характерным водяным бугром на поверхности. Широкий канал отводил воду.
– Здесь проблема водоснабжения решена своеобразно, – пояснял Никколс. – Нам удалось на относительно небольшой глубине обнаружить мощный источник. Вода подается своим напором, но в избыточном против проектной потребности количестве. Мы пробурили колодец, нашли известняк с карстовыми пустотами и сбрасываем туда излишки воды.
– Куда же девается эта вода? – заинтересовался генерал Этрам.
– Выходит где-нибудь в русле Инда, а может быть, и на дне Индийского океана. Во всяком случае, далеко, так как мы бурили сбросовые колодцы на глубину почти двух тысяч футов.
– К чему такие сложности и лишние траты? – фыркнул полковник Сэгельсон. – Почему вы не пустили воду верхом? Сколько вам стоило бурение?
– Э, нет, дорогой полковник, – вмешался генерал Этрам. – Вы забыли местные условия. Здесь острый водяной голод. Из-за недостатка воды много удобной земли не обрабатывается, а орошаемая чрезвычайно дорога. Находка нашего уважаемого Никколса вызвала бы крики и вредную демагогию со стороны так называемых патриотов. Мы обсуждали вопрос с нашими местными друзьями.
– Пусть, – не сдавался Сэгельсон. – Наша концессия, наши недра! А если мы завтра найдем урановую руду?!
– В местных условиях вода дороже урана, – настаивал Этрам. – За очередь на полив здесь сражаются целыми деревнями, и люди доходят до полного отчаяния. Я видел это не раз. Разгласите находку, покажите воду, и вы создадите новые затруднения нашим друзьям в правительстве, откроете еще один путь для интриг против них!
– Чертова дипломатия с этими черномазыми! – выбранился Сэгельсон.
Полковник решил немедленно приступить к переводу всего авиационного хозяйства с пригородного аэродрома. Он категорически отверг замечания генерала Этрама о нежелательности преждевременного обнаружения базы.
– В случае надобности мы все официально опровергнем, – заявил полковник. – Что же касается тайны, то вы, сэр Барнс, хоть и старый индиец, но склонны к иллюзиям, – уколол он генерала. – Утверждаю, что вся округа посвящена в наш секрет, сотни тысяч человек знают его. Бросим пригородный аэродром цветным, пусть разводят на нем рис. А здесь я буду как у себя дома. Непрошеному посетителю я, не консультируясь с цветными властями, предложу длинную исповедь, короткую веревку и глубокую могилу, – добавил полковник, вспомнив сток воды, исчезающий в земных недрах.
Несколькими десятками миль выше в узком месте долины инженер Никколс соорудил предохранительный барраж – плотину, надежную гарантию от опасности затопления летного поля в случае наводнения. Убежденный в высоком качестве работ, полковник принял барраж без осмотра.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Пауки

I
К городу, разделенному белым шоссе на две так не похожие одна на другую части, с востока приближался пешеход. Он медленно передвигал босые грязные ноги по пыли и изредка восклицал:
– Валлаги, биллаги, таллаги! Именем истинным, единым! Валлаги, биллаги, таллаги! [Прославление имени бога]
Судя по чистому и сильному голосу, пешеход был далеко не стар. На его худом теле висел ветхий халат, весь облепленный заплатами. Сальные пятна, дым придорожных костров, копоть очагов караван-сараев и грязь безвестных ночлегов придавали своеобразное единство этому пестрому одеянию.
– Валлаги, биллаги, таллаги! – разносился настойчивый громкий крик.
Пустая скорлупа кокосового ореха, похожая на ссохшуюся почерневшую дыню, длинный бамбуковый посох и свернутая чалмой тряпка на голове были единственным достоянием странствующего дервиша-дивоны.
Их много бродит по дорогам. Спросите у дивоны его имя. Он услышит вас, если захочет, ответит то, что вздумает, если захочет ответить. Обычно у него нет ни одной монеты и никогда никаких документов. Бродячих дервишей никто не считал в стране, где отсутствие имущества освобождает человека от необходимости удостоверять свою личность, а сколько-нибудь точное количество даже оседлого населения никому не известно и определяется лишь приблизительно.
Странствующие дервиши не придерживаются каких-либо определенных норм поведения. Один молчит, другой проповедует, третий показывает ловкие, остроумные фокусы, выдаваемые за чудеса.
Некоторые дервиши являются представителями общин, подчиняются кое-каким правилам. Союзы дервишей напоминают средневековые общины странствующих монахов. Многие дервиши свободны от всяких союзов. Среди них можно встретить и религиозного фанатика, и упрямого лентяя-тунеядца; бродягу по призванию и несчастного, кто остался один и не нашел в себе сил, чтобы создать новую семью, новый очаг…
Там, где законы состоят из одних запретов, где государство, имея права, не имеет обязанностей, существование человека случайно, непрочно…
Странствующий дервиш-дивона не умрет от голода. Люди, почти такие же нищие, как и он, не отказывают в подаянии. Народ беден и добр. Он кормит бродягу и не отказывает ему в крове, не спрашивая имени и не вдумываясь, кто протягивает пустой кокосовый орех – «праведник» или мошенник.
Дивона вошел в город. Пройдя почти треть его, он воскликнул:
– Скажи [Главы корана обычно начинаются словом «скажи». Цитирующие коран проповедники начинают с этого слова]: мы сотворили человека прекраснейшим образом!
Заимствованное из корана изречение преобразило дивону. Он выпрямился, гордо откинул голову и делал широкие, смелые шаги. Держа бамбуковый посох в левой руке, он поднял правую, сжимая пальцы в кулак и указывая в зенит свободным указательным пальцем. Таков традиционный жест утверждения установленного кораном единобожия.
Но вскоре человек остановился, поднес руку ко лбу, точно вспоминая что-то, и начал неожиданно низким и скорбным голосом:
– Скажи: потом низвергли мы его на нижайшую ступень лестницы!..
И это изречение было взято из корана. Оба они, поставленные рядом как бы случайно, свидетельствовали о жестокости божества и о жалкой роли человека – хрупкой игрушки в руках злого создателя.
С каждым словом печального откровения дивона горбился, уменьшался. Голос его замирал, он ронял голову на грудь и остро выпячивал костлявую спину. На подогнутых коленях он едва тащился дальше, казался стариком, таким же изношенным, как и его одеяние.
Наступал вечер. По широкой дороге поодиночке и группами шли жители города, возвращаясь в свои дома после дневного труда. Странствующий дервиш-дивона не был для них необычным зрелищем, однако многие останавливались и вслушивались. Встречные уступали дивоне дорогу, он же шел вперед, как бы никого не видя.
Вблизи от ограды сада, где стоял дом под флагом со звездами и полосами, дивона заметил высокого человека в костюме европейского покроя из желтоватого шелка: его голову обвивала ослепительно белая чалма.
Дивона остановился и издали закричал, указывая на высокого человека своим посохом:
– Скажи: тогда объявят каждому, что он совершил! А также и то, чего он не совершил, хотя и следовало! Тогда твои ноги прилипнут одна к другой. Тогда твой взор будет блуждать, а твое сердце подойдет к горлу!
Ни один богослов не мог бы обвинить дивону в искажении текстов священной книги. Но обращенные к человеку, они звучали обвинением, напоминали о смерти.
Человек в шелковом костюме шел прямо на дивону, а тот стоял как врытый в землю и не собирался уступить дорогу.
– Ты опять явился к нам, Эль-Мустафи? – гневно спросил высокий. Его красивое лицо исказилось от гнева и презрения. – Ты опять будешь кричать на улицах и базарах? Берегись! Тюрьма и палки скучают по тебе, вонючая собака!
Издеваясь, он зажал двумя пальцами нос и брезгливо описал дугу, обходя дервиша. А дивона поворачивал ему вслед черное от густого загара и грязи лицо, на котором сверкали белые зубы и белки глаз, и кричал:
– Скажи: бог един! Скажи: взвешивайте верно и не давайте погибнуть равновесию! Скажи: бог не любит изменников!
Высокий человек хорошо знал коран. В обрушенных на него проклятиях не было ничего, что оказалось бы в противоречии с книгой. Это лишало его возможности предпринять против дивоны какие-либо серьезные действия…
II
Высокий человек в шелковом костюме скрылся в воротах сада, смежного с владениями дома под полосатым флагом. Там над густой зеленью возвышалась крыша из рифленого железа, покрывавшая здание европейской архитектуры.
Гневные возгласы дивоны собрали толпу в несколько десятков человек. Мужчины в халатах или в коротких шароварах с голыми торсами, в разноцветных чалмах, почти все босые, женщины с закрытыми лицами стояли молча и с безразличным видом. Очевидно, они ждали, что еще скажет дивона.
Из ворот владения, принадлежащего оскорбленному дивоной человеку, вышли пять или шесть мужчин с палками в руках: слуги, которым было приказано рассчитаться за хозяина. Но они, заметив толпу, остановились, А дивона, опустив голову, беседовал сам с собой тем голосом, каким человек обычно говорит только наедине.
– Существует ли жилище слабее дома паука? – спрашивал он и торопился ответить четкой скороговоркой: – Нет, нет и нет. Легкий ветерок уносит и дом и хозяина, топит их в луже. Крыло стрекозы разрушает дом паука и крыло шмеля тоже. Да, да, да. Это истина, истина, истина, – внятно повторял дивона, зная, что его не только слушают, но и понимают.
И, однако же, для мухи нет крепче пут, чем путы паука. Почему же это так? Почему, почему, почему? Какой закон дал пауку такую великую власть? Нет такого закона, нет, нет, нет. Но почему же силен паук? А, а! Не потому ли, что сам паук был раньше мухой? А, а! Кто может быть страшней мухи, сумевшей превратиться в паука?
– Смотри-ка, что ты там видишь? – спрашивал себя дивона, указывая на дом под крышей с рифленым железом, и отвечал: – Дом паука, если ты не слеп и способен понимать. А там что ты видишь? – дивона указал на дом под полосатым флагом и подтвердил: – Тоже дом пауков, это истина.
Дивона опустился на корточки на обочину шоссе и заговорил тихим голосом:
– Повсюду стоят дома пауков, пауков, пауков… Не хватает мух, чтобы их накормить… Пауки едят один другого, но мухам от этого не становится легче.
Дивона замолк, погрузившись в созерцание. Посох и чаша из скорлупы кокосового ореха лежали рядом с ним. Кто-то нагнулся и положил чашу вверх отверстием. Несколько мелких черных монет упало в нее.
Люди с палками в руках, вышедшие из дома под рифленой крышей, уже вернулись за ворота. Один из стоявших близ дивоны сказал ему:
– Эль-Мустафи, ты устал и голоден. Отойдем со мной, будь моим гостем, если угодно богу.
Окружавшие дивону люди разошлись так же молча, как собрались. Только с десяток мужчин задержались, еще чего-то ожидая.
Человек, пригласивший Эль-Мустафи, нагнулся и тихо сказал:
– Мы ждали тебя…
Эль-Мустафи пошевелился и указал рукой на запад. Уходящее солнце лило оттуда потоки света. По шоссе, окутанному сияющей золотой дымкой пыли, приближалось нечто похожее на черный шар. Дивона опустил руку и принялся искать что-то в дорожной пыли.
Стремительно увеличиваясь, шар превратился в автомобиль. Не доезжая до места, где сидел Эль-Мустафи, автомобиль резко снизил скорость, свернул вправо и, повелительно сигналя, подошел к воротам дома с полосатым флагом.
Дивона выпрямился и метнул камень. Седоки в автомашине заметили Эль-Мустафи в тот момент, когда он размахнулся. Но камень не пролетел и пятой доли разделявшего их расстояния.
– Я никогда не привыкну к этим дурацким фигурам! – Воскликнул полковник Сэгельсон. – Какой беспорядок! Тоскую по нашим полисменам и полицейским судам для бродяг. В Штатах мы быстро отучили бы подобного проходимца шататься по дорогам.
– Вам придется привыкать, – возразил генерал Этрам, тяжело вылезая из автомобиля. – Местный колорит, так сказать фольклор. Дервиш-исламит, дивона, как их еще называют. Как видите, они бывают агрессивны, но не следует обращать на них внимания. Особенно если агрессивность, как в данном случае, условна. Лучше не задевать их. Мой любимый Киплинг – мы когда-то встречались – с его добродетельными бродягами, увы, безнадежно устарел…
III
Поздний обед затягивался надолго. Генерал Барнс Этрам любил поговорить и нашел в полковнике Сэгельсоне внимательного слушателя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32