Удар получился. Что-то хрустнуло под кулаком Коса.
- Идиот! - захлюпал Пчела. Кровь полилась прямо как из отвернутого крана. - Ты ж мне нос сломал, Отелло хренов!
- Витя, Витя, ты голову запрокинь! - причитала Татьяна, подсовывая Пчеле свой кружевной носовой платок. - Ребята, вызовите скорую!
Ребятам было не до скорой - они еле сдерживали разбушевавшегося Космоса.
- Нафиг скорую, здесь Первая Градская рядом. Только кровь бы остановить, а то весь изгваздаюсь, пока дойду, - сквозь зубы сказал Пчела.
Нос спасла Тамара, единственный в тот момент здравомыслящий человек, к тому же с начальным медицинским образованием. Она завернула в большое полотенце лед из морозилки и остановила кровопролитие.
- Спасибо за гостеприимство, - с порога не забыл поблагодарить именинника Пчела.
- Да пошел ты! И шлюху эту забирай! - орал на весь дом Космос, надежда российской демократии.
Татьяна обиженно стрельнула глазами и отбыла вместе с Пчелой в таинственную неизвестность. Это ведь так и водится у славянских женщин - любить обиженных.
В общем, что и говорить, день рождения удался. Какой же праздник без мордобоя? Последние гости разошлись только под утро.
38
Кудрявый Олег испрашивал разрешений на отпуск каждый раз в начале августа. Именно в это время в Амстердаме проходил грандиозный международный рок-фестиваль. А Олег был большой поклонник этого жанра. К тому же во время фестиваля можно было и классно потусоваться. Кирпич всегда отпускал своего помощника без лишних слов.
И вообще, у бездетного Кирпича к Олегу было особое отношение, почти отеческое. И это не было просто проявлением сентиментальности стареющего бандита. Дело в том, что Олег был сыном его давнего друга - крупного московского авторитета Кости Погоста. Погост уже несколько лет как обрел вечный покой на одном из подмосковных кладбищ. Его «Мерседес» взлетел на воздух еще во второй половине восьмидесятых.
Олег с детства отличался всякими талантами: играл на скрипке, клеил модели самолетиков, неплохо играл в теннис. Но особый талант был у него к языкам. И отец в нарушение всех правил не хотел, чтобы сын пошел по его стопам.
Точнее, этого не хотела его мать, властная волевая женщина. Но она ехала с мужем в том же «Мерседесе». Поэтому Олег и оказался на попечении Кирпича, который, помня о желании родителей, выбрал для Олега срединный путь. После окончания Института иностранных языков имени Мориса Тереза Кирпич взял Олега к себе - «белым воротничком», референтом-переводчиком. То есть Олег был посвящен в основные дела Кирпича, но непосредственно к «живой» работе подпущен не был.
- Развлекись там, дело молодое, - поправив очки, напутствовал Кирпич. - Да вот еще, просьба у меня к тебе будет. Покрутись там в русских кругах. Там этот напарник Саши Белого давно осел. Узнай, чем дышит, с кем дружит. Ну да разберешься. Я помню, у тебя там знакомые есть?
- Есть, - кивнул Олег, - однокурсница живет. Девка видная и ушлая, она уж точно всех тамошних русских знает.
- Вот-вот, поспрашивай. И узнай еще, не выплывал ли там скорпиончик. Потому как по моим сведениям орел туда хотя бы раз залетал. Так нет ли между ними связи, а? А то уж больно у этого Белого все гладко сходится. Подозрительно мне это. Давно подозрительно. Да только за руку не схватил. Разузнаешь, лады?
- Все, что смогу! - Олег понял, что не просьба, а приказ.
Кирпич был доволен работой с Белым. Еще никогда так четко не функционировал канал, без единого сучка и задоринки. Все-таки подлец-Куделя сильно жучил в свою пользу. Так что вроде бы срослось почти идеально. Но вот это почти уже который месяц не давало Кирпичу покоя. Он был человеком традиций и в своем роде консерватором. Потому во всяком деле всегда стремился к окончательной ясности. Чтобы потом не было мучительно больно за однажды принятое решение.
39
Больше всего на свете Инга Ремарк, в девичестве Кукушкина, любила деньги. Она выросла в многодетной бедной семье на окраине подмосковного Реутова. Если бы она родилась где-нибудь в глухой провинции, то, наверное, жизнь ее сложилась бы примитивно: работала бы училкой, нарожала по семейной традиции кучу детей, садила бы, как вся страна, картошку. И, возможно, была бы счастлива. Но все сложилось так, как сложилось.
Под самым боком была Москва, которая ее манила, как высокая сияющая вершина. Еще подростком она каждую свободную минуту пыталась вырваться туда, чтобы просто погулять по роскошным улицам и площадям и посмотреть на богатых и счастливых людей.
На ее счастье или несчастье природа оделила Ингу довольно резвым умом и, что еще более редко встречается, фантастически эффектной внешностью. После окончания школы Инга Кукушкина на удивление легко поступила в престижный институт Мориса Тереза. На втором курсе она выскочила замуж в первый раз. За толстого сыночка проректора своего же института по административно-хозяйственной части. Через год они развелись, но за Ингой после законного раздела жилплощади осталась однокомнатная квартира в Беляево на улице генерала Антонова. И это была совсем невысокая плата за год жизни с таким тюфяком, который не умел даже толком одеть красавицу-жену.
Инге пришлось выкручиваться самой. Не ходить же, в самом деле, голой? Холодновато, Россия все ж не Африка!
Хорошо было богатеньким уродинам-студенткам, которым их папаши привозили из заграничных командировок потрясные тряпки. А что прикажете делать красавице из Реутова? Спать за «колготки» со студентами-иностранцами ей не хотелось. «Постельные вести» распространялись по их институту моментально, а репутацией девушка из бедной семьи рисковать не хотела. Шить она и вовсе не умела, к тому ж в негласной табели о рангах барышни в «самостроке» котировались чрезвычайно низко. Видно, студенты иняза не читали в детстве про Золушку.
Свои первые законные денежки, вполне приличные, кстати, Инга заработала на перепродаже джинсов. В родном Реутове местный делец Рустам даже и не заподозрил, что партию «Левайсов» ее однокурсник Вацлав привез на самом деле из Польши, а не из Америки, как утверждала Инга. За джинсами последовала «французская» парфюмерия, «итальянские» сапожки, и даже - удивительное дело - «португальские» парики! Польская легкая промышленность уже тогда работала без перебоев.
Но однажды ее после лекций вызвали в отдел кадров. Там почему-то сидел не их отставник-кадровик, а довольно симпатичный молодой человек с холодными глазами. Инга сразу все поняла. Молодой человек, представившийся как Антон Сергеевич, не стал тянуть кота за хвост и обрисовал ей две реальные перспективки.
Или она с треском вылетает из комсомола и, соответственно, из института за фарцовку, или подписывает соглашение о сотрудничестве.
- Ничего особенного мы от вас не потребуем, - пообещал ей молодой человек. - Только информацию. А мы закроем глаза на ваши маленькие шалости.
Она сотрудничала с Антоном Сергеевичем почти до окончания института. Лишь на пятом курсе, выйдя замуж за губошлепого белобрысого Михаэля Ремарка, она избавилась от звонков куратора из Конторы…
В Германии, куда привез ее ошалевший от любви Ремарк, Инге не понравилось. Глупый немец сделал свое дело, вывез за бугор, теперь эта лошадь оказалась лишней. И, вытребовав солидный, притом положенный ей по закону, куш, Инга устроилась в Амстердаме. От Ремарка остались лишь воспоминания и звонкая фамилия. Денег, вырученных за халупу в Москве, плюс куш от Ремарка, хватило на неплохую квартирку в полюбившемся ей городе. На прощание убитый горем Ремарк подарил ей щенка. Она не смогла отказаться, и ни разу не пожалела об этом решении. Вздорный Огурец оказался единственным представителем мужского пола, которого она любила бескорыстно.
Работы в Амстердаме хватало, тем более, что кроме почти «родного» английского и сносного немецкого, Инга довольно быстро освоила голландский. Переводила техническую документацию, участвовала в переговорах, уже в качестве синхрониста. Обрастала знакомствами, связями. И в русских кругах ее ценили за внешнюю легкость характера и немалые организационные таланты.
И вот, одним прекрасным амстердамским утром, когда она наслаждалась жизнью под чашечку капучино в кофейной на Лейденс-плейн, за ее столик подсел вежливый человек лет тридцати. Он не представился, а лишь передал привет от Антона Сергеевича.
- А если я откажусь? - с вызовом спросила она. - Что вы мне здесь-то сделаете?
- Вы же знаете, что у нас не только в анекдотах длинные руки. У вас будут неприятности с иммиграционными властями. Этого вам достаточно?
- У меня все в порядке с документами. Совсем скоро я получу голландское гражданство… - начала она, не слишком, впрочем, уверенно.
- Не получите, - с абсолютной определенностью заявил ее визави.
И она почему-то сразу поняла, что он вовсе не блефует.
- Допустим, я соглашусь. Но я и так столько лет пахала на вас бесплатно…
- Об этом можете не беспокоиться. Я уполномочен предложить вам регулярное материальное вспомоществование. Плюс мы будем помогать вам с работой. Так что сотрудничество наше будет взаимовыгодным во всех отношениях. Да, а куратором вашим теперь будет не Антон Сергеевич, а Игорь Леонидович. Приятнейших во всех отношениях человек. Желаю успехов! - И безымянный незнакомец исчез, чтобы никогда более не появляться в ее жизни.
Пару раз потом она встречалась со своим куратором, но, в основном, информацию передавала по телефону и международной экспресс-почте, благо, «эзоповым» языком она владела не менее живо, чем и прочими иностранными.
40
С бывшим однокурсником Олегом Инга любила встречаться чрезвычайно. Он был всегда щедр, как Крез, и при этом ничего не требовал взамен. В этом смысле все точки над «i» они поставили еще на третьем курсе. Олег был в нее влюблен, впрочем, как и вся немногочисленная мужская рать института, но она достаточно четко ему дала понять, что любви у них не будет.
Ее вовсе не смущало то, что про отца Олега ходили какие-то жутковатые слухи, просто он не был героем ее романа. К тому же он дружил с ее первым мужем, к тому времени уже бывшим. А все, что было так или иначе связано с этим незадачливым толстячком, раздражало ее донельзя. И одна даже мысль, что хотя бы теоретически ее «бывший» может прийти к ним в гости, напрочь перевешивало все прочие достоинства Олега.
Хотя и в те поздние советские времена Олег был невероятно богат. Даже на фоне других папенькиных сынков. Частенько он чуть ли не весь курс поил и кормил в каком-нибудь кафе или ресторане.
Как ни удивительно, но Олег довольно легко пережил облом с любовью, и они остались хорошими приятелями. Когда он бывал в Амстердаме, всегда звонил, вел ее в роскошный ресторан, дарил цветы и дорогие безделушки. Поэтому о встрече они договорились легко.
Им принесли блюдо с рыбой. Огромная, в золотистой корочке рыбина лежала среди овощей и фруктов. Изо рта ее торчала игривая веточка базилика. Один глаз рыбы был плотно закрыт, второй полуоткрыт, отчего казалось, что рыба подмигивает.
- Олежка, а помнишь Аньку Хвостикову? - вдруг воскликнула Инга так громко, что на нее оглянулись с соседних столиков.
Впрочем, Инга была такой красивой, такой яркой, что в ее сторону и без того периодически выворачивали шеи блеклые голландцы. Олегу это страшно нравилось, поэтому он и привел Ингу ужинать в тот отель, где остановился. Они уже почти два часа сидели в ресторане «Вермейер» в отеле «Барбизон Палас».
- Конечно! А что это ты ее вдруг вспомнила?
- Смотри! - Инга, хохоча, показала на подмигивающую рыбу. - Анька, когда напивалась, делала так же! Ну, вспомни, у нее один глаз косил страшно, - Инга попыталась показать, как именно, - по пьяни он у нее закатывался так, что один белок был виден. Вспомнил?
- Вроде бы, - Олег, если честно, ни разу не пил в обществе Хвостиковой, которая к тому же отстала от них в начале второго курса по причине декретного отпуска.
- Как же я ее есть-то буду? Прямо копия пьяной Хвостиковой! - сокрушалась Инга. - Да, Олежка, золотые были времена!
Сейчас, в подпитии, Инге казалась прекрасной их советская юность. Все унижения того времени остались позади, вспоминалось только самое милое, смешное, трогательное:
- Как вспомнишь, так вздрогнешь, сколько же мы тогда пили!
- Ведрами, жуть! - согласился Олег.
- А дрянь какую, бр-р! - Инга передернула плечами. - «Солнцедар», «Агдам», «Три семерки»…
Стоп. Олег мгновенно протрезвел, вспомнив о задании Кирпича. Рок-фестиваль настолько выбил его из обычной колеи, что он начисто забыл о работе. Хотя еще сразу по приезде он выяснил у Инги, что та, хотя и контактирует с людьми Белова, и понятия не имеет о роде деятельности этих пацанов. «Так, ничего серьезного, - отмахнулась Инга, - мелкое акционерство, влезают немного в местные банки, держат лавочки. Так себе коммерсанты, без полета». А он и расслабился, перелетел на музыкальную тему. «Надо доработать для очистки совести», - решил он.
- Слышь, Инга, о трех семерках. Ты никогда такой маркировочки не видела? - порывшись в бумажнике, он быстро нашел снимочек орла с семерками и подсунул подруге.
- Хорошенькая птичка. Нет, не видела, а что?
- Да так, ерунда. А вот такого рисуночка не встречала? - он выложил на стол изображение скорпиона, кусающего себя за голову.
Инга побледнела:
- А что это? - спросила она с деланным равнодушием.
Олег замер. Неужели вот так, как пуля в молоко, он попал в яблочко? По вытянувшемуся лицу однокурсницы он понял, что Инга видела скорпиончика наверняка. Где? Когда? Эти вопросы едва не слетели с его уст, но он вовремя остановился. Все-таки он неплохо знал повадки и слабости бывшей жены своего институтского друга.
- Инга, радость моя, - склонился он к ней и заговорил многозначительным шепотом, - если ты где-то видела этого красавчика, - он постучал ногтем по скорпиону, - то эта информация дорогого стоит.
- Сколько? - почти не задумываясь, спросила Инга.
Да, подмосковная красотка ничуть не изменилась!
- Сто, - уверенно ответил Олег. И уточнил: - Тысяч марок.
- Двести, - обаятельно улыбнулась Инга.
- Договорились, - кивнул Олег, - если твоя информация того стоит.
Информация того стоила. Она стоила даже дороже, но об этом Олег предпочел не распространяться. Он уехал в Вену той же ночью, едва проводив Ингу до ее дома на коротенькой улочке Каттенлан прямо на границе с Вондел-парком.
41
- Она тебе об этом прямо так и сказала? - переспросил Кирпич, выслушав донесение Олега.
- Да. Я так понял, что у нее с этим Пчелой что-то вроде вялотекущего романа. Видела она этого скорпиона. Как только я ей показал, она аж в лице изменилась. Притом видела в двух вариантах. Оттиск гравюры и рисунок.
- Он что, сам ей показывал? - ехидно поинтересовался Кирпич.
- Сомневаюсь, - Олег подумал и покачал головой. - Наверняка Инга где-то случайно наткнулась. Или не случайно…
- Так-так-так, - Кирпич оперся подбородком о кулак и уставился в окно, за которым с каждой минутой темнело. - Погодка-то, похоже, на грозу сворачивает, - задумчиво добавил он.
- Да, сегодня обещали, - подтвердил Олег.
- Тогда все один к одному в этой цепочке выстраивается. И всю эту хрень придумал… Ай да сукин сын! - почти с восхищением вымолвил Кирпич. - Да, силен, волчонок! А ты мне, Олежка, еще про эту свою Ингу покалякай. Что за птица такая? Ушлая очень, говоришь?
- Ушлая, красивая. Стерва, по-моему. Она еще на первом курсе дружка моего Витьку охмурила. Квартирку потом при разводе выторговала. Такая цепкая, как пиранья. Схватит - уже не отпустит.
- И многих она так…
- Похватала?
- Угу.
- Насчет многих не знаю, но то, что постукивала в свое время - это совершенно определенно.
- Так-так-так. Вот с этого места - поподробнее.
- Слухи-то такие про многих ходили. Все ж институт-то наш постоянно в гэбэшной разработке был. С иностранцами работали. Но вот про нее могу сказать с достаточной определенностью. Витька мне как-то по пьяни проговорился. Он - точно знал. Ведь его папаша был у нас проректором по административно-хозяйственной части. Так что все контакты между Конторой и институтом через него проходили.
- Значит, с гэбухой твоя красавица определенно сотрудничала?
- Ну да, - уже с явной неохотой согласился Олег.
Он понял, что сдуру, зря проговорился.
- Только это давно было, еще в Союзе. Потом-то она соскочила, за немца замуж вышла и отвалила. А здесь она про товар точно ничего не знала. Она больше по постели спец.
- Значит, - не слушая его, продолжил Кирпич, - гэбуха… Это мне совсем не нравится. Хотя, судя по всему, дальше койки твою Ингу и в самом деле не пускали. Хотя… Береженого, говорят, бог бережет?.. Ну молодец, Олег, может идти.
- Петр Семенович!
- Я сказал - иди.
Олег был вынужден повиноваться, проклиная свой собственный длинный язык.
Кирпич, и это всем было известно, физически ненавидел три вещи. Ментов, по определению КГБ, за подлые приемчики. Но более всего - в максимальной степени - тех, кто за деньги или просто так сотрудничал с этими органами, одним словом, сексотов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
- Идиот! - захлюпал Пчела. Кровь полилась прямо как из отвернутого крана. - Ты ж мне нос сломал, Отелло хренов!
- Витя, Витя, ты голову запрокинь! - причитала Татьяна, подсовывая Пчеле свой кружевной носовой платок. - Ребята, вызовите скорую!
Ребятам было не до скорой - они еле сдерживали разбушевавшегося Космоса.
- Нафиг скорую, здесь Первая Градская рядом. Только кровь бы остановить, а то весь изгваздаюсь, пока дойду, - сквозь зубы сказал Пчела.
Нос спасла Тамара, единственный в тот момент здравомыслящий человек, к тому же с начальным медицинским образованием. Она завернула в большое полотенце лед из морозилки и остановила кровопролитие.
- Спасибо за гостеприимство, - с порога не забыл поблагодарить именинника Пчела.
- Да пошел ты! И шлюху эту забирай! - орал на весь дом Космос, надежда российской демократии.
Татьяна обиженно стрельнула глазами и отбыла вместе с Пчелой в таинственную неизвестность. Это ведь так и водится у славянских женщин - любить обиженных.
В общем, что и говорить, день рождения удался. Какой же праздник без мордобоя? Последние гости разошлись только под утро.
38
Кудрявый Олег испрашивал разрешений на отпуск каждый раз в начале августа. Именно в это время в Амстердаме проходил грандиозный международный рок-фестиваль. А Олег был большой поклонник этого жанра. К тому же во время фестиваля можно было и классно потусоваться. Кирпич всегда отпускал своего помощника без лишних слов.
И вообще, у бездетного Кирпича к Олегу было особое отношение, почти отеческое. И это не было просто проявлением сентиментальности стареющего бандита. Дело в том, что Олег был сыном его давнего друга - крупного московского авторитета Кости Погоста. Погост уже несколько лет как обрел вечный покой на одном из подмосковных кладбищ. Его «Мерседес» взлетел на воздух еще во второй половине восьмидесятых.
Олег с детства отличался всякими талантами: играл на скрипке, клеил модели самолетиков, неплохо играл в теннис. Но особый талант был у него к языкам. И отец в нарушение всех правил не хотел, чтобы сын пошел по его стопам.
Точнее, этого не хотела его мать, властная волевая женщина. Но она ехала с мужем в том же «Мерседесе». Поэтому Олег и оказался на попечении Кирпича, который, помня о желании родителей, выбрал для Олега срединный путь. После окончания Института иностранных языков имени Мориса Тереза Кирпич взял Олега к себе - «белым воротничком», референтом-переводчиком. То есть Олег был посвящен в основные дела Кирпича, но непосредственно к «живой» работе подпущен не был.
- Развлекись там, дело молодое, - поправив очки, напутствовал Кирпич. - Да вот еще, просьба у меня к тебе будет. Покрутись там в русских кругах. Там этот напарник Саши Белого давно осел. Узнай, чем дышит, с кем дружит. Ну да разберешься. Я помню, у тебя там знакомые есть?
- Есть, - кивнул Олег, - однокурсница живет. Девка видная и ушлая, она уж точно всех тамошних русских знает.
- Вот-вот, поспрашивай. И узнай еще, не выплывал ли там скорпиончик. Потому как по моим сведениям орел туда хотя бы раз залетал. Так нет ли между ними связи, а? А то уж больно у этого Белого все гладко сходится. Подозрительно мне это. Давно подозрительно. Да только за руку не схватил. Разузнаешь, лады?
- Все, что смогу! - Олег понял, что не просьба, а приказ.
Кирпич был доволен работой с Белым. Еще никогда так четко не функционировал канал, без единого сучка и задоринки. Все-таки подлец-Куделя сильно жучил в свою пользу. Так что вроде бы срослось почти идеально. Но вот это почти уже который месяц не давало Кирпичу покоя. Он был человеком традиций и в своем роде консерватором. Потому во всяком деле всегда стремился к окончательной ясности. Чтобы потом не было мучительно больно за однажды принятое решение.
39
Больше всего на свете Инга Ремарк, в девичестве Кукушкина, любила деньги. Она выросла в многодетной бедной семье на окраине подмосковного Реутова. Если бы она родилась где-нибудь в глухой провинции, то, наверное, жизнь ее сложилась бы примитивно: работала бы училкой, нарожала по семейной традиции кучу детей, садила бы, как вся страна, картошку. И, возможно, была бы счастлива. Но все сложилось так, как сложилось.
Под самым боком была Москва, которая ее манила, как высокая сияющая вершина. Еще подростком она каждую свободную минуту пыталась вырваться туда, чтобы просто погулять по роскошным улицам и площадям и посмотреть на богатых и счастливых людей.
На ее счастье или несчастье природа оделила Ингу довольно резвым умом и, что еще более редко встречается, фантастически эффектной внешностью. После окончания школы Инга Кукушкина на удивление легко поступила в престижный институт Мориса Тереза. На втором курсе она выскочила замуж в первый раз. За толстого сыночка проректора своего же института по административно-хозяйственной части. Через год они развелись, но за Ингой после законного раздела жилплощади осталась однокомнатная квартира в Беляево на улице генерала Антонова. И это была совсем невысокая плата за год жизни с таким тюфяком, который не умел даже толком одеть красавицу-жену.
Инге пришлось выкручиваться самой. Не ходить же, в самом деле, голой? Холодновато, Россия все ж не Африка!
Хорошо было богатеньким уродинам-студенткам, которым их папаши привозили из заграничных командировок потрясные тряпки. А что прикажете делать красавице из Реутова? Спать за «колготки» со студентами-иностранцами ей не хотелось. «Постельные вести» распространялись по их институту моментально, а репутацией девушка из бедной семьи рисковать не хотела. Шить она и вовсе не умела, к тому ж в негласной табели о рангах барышни в «самостроке» котировались чрезвычайно низко. Видно, студенты иняза не читали в детстве про Золушку.
Свои первые законные денежки, вполне приличные, кстати, Инга заработала на перепродаже джинсов. В родном Реутове местный делец Рустам даже и не заподозрил, что партию «Левайсов» ее однокурсник Вацлав привез на самом деле из Польши, а не из Америки, как утверждала Инга. За джинсами последовала «французская» парфюмерия, «итальянские» сапожки, и даже - удивительное дело - «португальские» парики! Польская легкая промышленность уже тогда работала без перебоев.
Но однажды ее после лекций вызвали в отдел кадров. Там почему-то сидел не их отставник-кадровик, а довольно симпатичный молодой человек с холодными глазами. Инга сразу все поняла. Молодой человек, представившийся как Антон Сергеевич, не стал тянуть кота за хвост и обрисовал ей две реальные перспективки.
Или она с треском вылетает из комсомола и, соответственно, из института за фарцовку, или подписывает соглашение о сотрудничестве.
- Ничего особенного мы от вас не потребуем, - пообещал ей молодой человек. - Только информацию. А мы закроем глаза на ваши маленькие шалости.
Она сотрудничала с Антоном Сергеевичем почти до окончания института. Лишь на пятом курсе, выйдя замуж за губошлепого белобрысого Михаэля Ремарка, она избавилась от звонков куратора из Конторы…
В Германии, куда привез ее ошалевший от любви Ремарк, Инге не понравилось. Глупый немец сделал свое дело, вывез за бугор, теперь эта лошадь оказалась лишней. И, вытребовав солидный, притом положенный ей по закону, куш, Инга устроилась в Амстердаме. От Ремарка остались лишь воспоминания и звонкая фамилия. Денег, вырученных за халупу в Москве, плюс куш от Ремарка, хватило на неплохую квартирку в полюбившемся ей городе. На прощание убитый горем Ремарк подарил ей щенка. Она не смогла отказаться, и ни разу не пожалела об этом решении. Вздорный Огурец оказался единственным представителем мужского пола, которого она любила бескорыстно.
Работы в Амстердаме хватало, тем более, что кроме почти «родного» английского и сносного немецкого, Инга довольно быстро освоила голландский. Переводила техническую документацию, участвовала в переговорах, уже в качестве синхрониста. Обрастала знакомствами, связями. И в русских кругах ее ценили за внешнюю легкость характера и немалые организационные таланты.
И вот, одним прекрасным амстердамским утром, когда она наслаждалась жизнью под чашечку капучино в кофейной на Лейденс-плейн, за ее столик подсел вежливый человек лет тридцати. Он не представился, а лишь передал привет от Антона Сергеевича.
- А если я откажусь? - с вызовом спросила она. - Что вы мне здесь-то сделаете?
- Вы же знаете, что у нас не только в анекдотах длинные руки. У вас будут неприятности с иммиграционными властями. Этого вам достаточно?
- У меня все в порядке с документами. Совсем скоро я получу голландское гражданство… - начала она, не слишком, впрочем, уверенно.
- Не получите, - с абсолютной определенностью заявил ее визави.
И она почему-то сразу поняла, что он вовсе не блефует.
- Допустим, я соглашусь. Но я и так столько лет пахала на вас бесплатно…
- Об этом можете не беспокоиться. Я уполномочен предложить вам регулярное материальное вспомоществование. Плюс мы будем помогать вам с работой. Так что сотрудничество наше будет взаимовыгодным во всех отношениях. Да, а куратором вашим теперь будет не Антон Сергеевич, а Игорь Леонидович. Приятнейших во всех отношениях человек. Желаю успехов! - И безымянный незнакомец исчез, чтобы никогда более не появляться в ее жизни.
Пару раз потом она встречалась со своим куратором, но, в основном, информацию передавала по телефону и международной экспресс-почте, благо, «эзоповым» языком она владела не менее живо, чем и прочими иностранными.
40
С бывшим однокурсником Олегом Инга любила встречаться чрезвычайно. Он был всегда щедр, как Крез, и при этом ничего не требовал взамен. В этом смысле все точки над «i» они поставили еще на третьем курсе. Олег был в нее влюблен, впрочем, как и вся немногочисленная мужская рать института, но она достаточно четко ему дала понять, что любви у них не будет.
Ее вовсе не смущало то, что про отца Олега ходили какие-то жутковатые слухи, просто он не был героем ее романа. К тому же он дружил с ее первым мужем, к тому времени уже бывшим. А все, что было так или иначе связано с этим незадачливым толстячком, раздражало ее донельзя. И одна даже мысль, что хотя бы теоретически ее «бывший» может прийти к ним в гости, напрочь перевешивало все прочие достоинства Олега.
Хотя и в те поздние советские времена Олег был невероятно богат. Даже на фоне других папенькиных сынков. Частенько он чуть ли не весь курс поил и кормил в каком-нибудь кафе или ресторане.
Как ни удивительно, но Олег довольно легко пережил облом с любовью, и они остались хорошими приятелями. Когда он бывал в Амстердаме, всегда звонил, вел ее в роскошный ресторан, дарил цветы и дорогие безделушки. Поэтому о встрече они договорились легко.
Им принесли блюдо с рыбой. Огромная, в золотистой корочке рыбина лежала среди овощей и фруктов. Изо рта ее торчала игривая веточка базилика. Один глаз рыбы был плотно закрыт, второй полуоткрыт, отчего казалось, что рыба подмигивает.
- Олежка, а помнишь Аньку Хвостикову? - вдруг воскликнула Инга так громко, что на нее оглянулись с соседних столиков.
Впрочем, Инга была такой красивой, такой яркой, что в ее сторону и без того периодически выворачивали шеи блеклые голландцы. Олегу это страшно нравилось, поэтому он и привел Ингу ужинать в тот отель, где остановился. Они уже почти два часа сидели в ресторане «Вермейер» в отеле «Барбизон Палас».
- Конечно! А что это ты ее вдруг вспомнила?
- Смотри! - Инга, хохоча, показала на подмигивающую рыбу. - Анька, когда напивалась, делала так же! Ну, вспомни, у нее один глаз косил страшно, - Инга попыталась показать, как именно, - по пьяни он у нее закатывался так, что один белок был виден. Вспомнил?
- Вроде бы, - Олег, если честно, ни разу не пил в обществе Хвостиковой, которая к тому же отстала от них в начале второго курса по причине декретного отпуска.
- Как же я ее есть-то буду? Прямо копия пьяной Хвостиковой! - сокрушалась Инга. - Да, Олежка, золотые были времена!
Сейчас, в подпитии, Инге казалась прекрасной их советская юность. Все унижения того времени остались позади, вспоминалось только самое милое, смешное, трогательное:
- Как вспомнишь, так вздрогнешь, сколько же мы тогда пили!
- Ведрами, жуть! - согласился Олег.
- А дрянь какую, бр-р! - Инга передернула плечами. - «Солнцедар», «Агдам», «Три семерки»…
Стоп. Олег мгновенно протрезвел, вспомнив о задании Кирпича. Рок-фестиваль настолько выбил его из обычной колеи, что он начисто забыл о работе. Хотя еще сразу по приезде он выяснил у Инги, что та, хотя и контактирует с людьми Белова, и понятия не имеет о роде деятельности этих пацанов. «Так, ничего серьезного, - отмахнулась Инга, - мелкое акционерство, влезают немного в местные банки, держат лавочки. Так себе коммерсанты, без полета». А он и расслабился, перелетел на музыкальную тему. «Надо доработать для очистки совести», - решил он.
- Слышь, Инга, о трех семерках. Ты никогда такой маркировочки не видела? - порывшись в бумажнике, он быстро нашел снимочек орла с семерками и подсунул подруге.
- Хорошенькая птичка. Нет, не видела, а что?
- Да так, ерунда. А вот такого рисуночка не встречала? - он выложил на стол изображение скорпиона, кусающего себя за голову.
Инга побледнела:
- А что это? - спросила она с деланным равнодушием.
Олег замер. Неужели вот так, как пуля в молоко, он попал в яблочко? По вытянувшемуся лицу однокурсницы он понял, что Инга видела скорпиончика наверняка. Где? Когда? Эти вопросы едва не слетели с его уст, но он вовремя остановился. Все-таки он неплохо знал повадки и слабости бывшей жены своего институтского друга.
- Инга, радость моя, - склонился он к ней и заговорил многозначительным шепотом, - если ты где-то видела этого красавчика, - он постучал ногтем по скорпиону, - то эта информация дорогого стоит.
- Сколько? - почти не задумываясь, спросила Инга.
Да, подмосковная красотка ничуть не изменилась!
- Сто, - уверенно ответил Олег. И уточнил: - Тысяч марок.
- Двести, - обаятельно улыбнулась Инга.
- Договорились, - кивнул Олег, - если твоя информация того стоит.
Информация того стоила. Она стоила даже дороже, но об этом Олег предпочел не распространяться. Он уехал в Вену той же ночью, едва проводив Ингу до ее дома на коротенькой улочке Каттенлан прямо на границе с Вондел-парком.
41
- Она тебе об этом прямо так и сказала? - переспросил Кирпич, выслушав донесение Олега.
- Да. Я так понял, что у нее с этим Пчелой что-то вроде вялотекущего романа. Видела она этого скорпиона. Как только я ей показал, она аж в лице изменилась. Притом видела в двух вариантах. Оттиск гравюры и рисунок.
- Он что, сам ей показывал? - ехидно поинтересовался Кирпич.
- Сомневаюсь, - Олег подумал и покачал головой. - Наверняка Инга где-то случайно наткнулась. Или не случайно…
- Так-так-так, - Кирпич оперся подбородком о кулак и уставился в окно, за которым с каждой минутой темнело. - Погодка-то, похоже, на грозу сворачивает, - задумчиво добавил он.
- Да, сегодня обещали, - подтвердил Олег.
- Тогда все один к одному в этой цепочке выстраивается. И всю эту хрень придумал… Ай да сукин сын! - почти с восхищением вымолвил Кирпич. - Да, силен, волчонок! А ты мне, Олежка, еще про эту свою Ингу покалякай. Что за птица такая? Ушлая очень, говоришь?
- Ушлая, красивая. Стерва, по-моему. Она еще на первом курсе дружка моего Витьку охмурила. Квартирку потом при разводе выторговала. Такая цепкая, как пиранья. Схватит - уже не отпустит.
- И многих она так…
- Похватала?
- Угу.
- Насчет многих не знаю, но то, что постукивала в свое время - это совершенно определенно.
- Так-так-так. Вот с этого места - поподробнее.
- Слухи-то такие про многих ходили. Все ж институт-то наш постоянно в гэбэшной разработке был. С иностранцами работали. Но вот про нее могу сказать с достаточной определенностью. Витька мне как-то по пьяни проговорился. Он - точно знал. Ведь его папаша был у нас проректором по административно-хозяйственной части. Так что все контакты между Конторой и институтом через него проходили.
- Значит, с гэбухой твоя красавица определенно сотрудничала?
- Ну да, - уже с явной неохотой согласился Олег.
Он понял, что сдуру, зря проговорился.
- Только это давно было, еще в Союзе. Потом-то она соскочила, за немца замуж вышла и отвалила. А здесь она про товар точно ничего не знала. Она больше по постели спец.
- Значит, - не слушая его, продолжил Кирпич, - гэбуха… Это мне совсем не нравится. Хотя, судя по всему, дальше койки твою Ингу и в самом деле не пускали. Хотя… Береженого, говорят, бог бережет?.. Ну молодец, Олег, может идти.
- Петр Семенович!
- Я сказал - иди.
Олег был вынужден повиноваться, проклиная свой собственный длинный язык.
Кирпич, и это всем было известно, физически ненавидел три вещи. Ментов, по определению КГБ, за подлые приемчики. Но более всего - в максимальной степени - тех, кто за деньги или просто так сотрудничал с этими органами, одним словом, сексотов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19