— Я сделаю это, — сказал Бран. — Но Сулле я отомщу так, как никто и никогда не мстил ни одному римлянину. Ха! Да что они знают о тайнах этого древнейшего острова, на котором задолго до того, как Рим выполз из болот Тибра, кипела жизнь?— Бран, нельзя использовать столь мерзкие средства. Даже против Рима.— Ха! — резко выдохнул король. — В борьбе против Рима годятся любые средства. Я в безвыходном положении. О боги, а разве Рим ведет со мной войну по-честному? Я — король варваров, на моем теле волчья шкура, на голове — железная корона, все мое оружие — пара сотен луков да ломаных дротиков. Что еще у меня есть? Поросшие вереском холмы, хижины из ивовых прутьев, копья моих горячих соплеменников? А с кем я сражаюсь? С могущественнейшим Римом, с его тяжелыми легионами, его широкими плодородными равнинами, его морями, кишащими рыбой и прочими богатствами, его горами и лесами, его золотом, его сталью, его гневом. И я буду драться с ним мечом и копьем, интригой и вероломством, змеей на тропинке, ядом в кубке, кинжалом из тьмы, да, — голос его стал глуше, — и с помощью подземных чудовищ тоже.— Ты сошел с ума! — воскликнул Гонар. — Ты погибнешь, не успев выполнить и доли того, что задумал! Ты спустишься в преисподнюю, но вернуться обратно не сможешь! Что будет тогда с твоим народом?— Зачем народу король, который не в силах ему служить? — спросил Бран.— Но ты ведь даже увидеть не сможешь тех, о ком думаешь. Ведь они с незапамятных времен живут вне нашего мира, связь между их и нашим миром давно оборвана.— Когда-то, — сказал король, — ты говорил мне, что все сущее сливается в единую реку жизни. И ты был прав — доказательства этому я не раз уже находил с тех пор. Каждая раса, каждая форма жизни так или иначе связана с другими расами, формами и миром вообще. Где-то есть тот слабый ручеек, который связывает тех, что я ищу, с общим потоком. Где-то есть Врата. И я найду их.В глазах Гонара мелькнул ужас.— Горе! Горе! Горе стране пиктов! Горе великому королевству, которое умрет, не успев родиться! Горе! Горе! Горе!Бран проснулся. Вокруг было темно. Сквозь прутья решетки светили в окно звезды. Луны не было видно, лишь слабое мерцание над крышами домов указывало на то, что она еще не полностью ушла с небосвода. Король содрогнулся, вспомнив то, что видел во сне, и едва сдержал ругательство.Он встал, отбросил плащ, натянул на себя легкую кольчугу, пристегнул к поясу меч, поправил кинжал и снова подошел к окованному железом сундуку. Вынув из него несколько небольших свертков, он пересыпал их содержимое в кожаный мешочек, завернулся в плащ и тихо вышел из комнаты. Слуг, которые могли бы шпионить за ним, не было — он решительно отказался от рабов, которых римляне, следуя политике своего государства, навязывали чужеземным послам.Конюшня располагалась в передней части двора. Бран на ощупь отыскал морду своего скакуна и задержал на ней руку, позволяя коню узнать хозяина. Все так же в темноте он оседлал коня и осторожно вывел его на узкую улицу. Луна уже полностью скрылась, мраморные дворцы и земляные хибары Эббракума окутывал только слабый холодный свет звезд.Бран встряхнул тяжелый мешочек с золотыми римскими монетами. Он приехал в Эббракум, чтобы кое-что разведать, прячась под личиной посла. Однако, варвар до мозга костей, он не смог сыграть свою роль холодно и бесстрастно. Память услужливо развернула воспоминания о диких пирах, на которых вино лилось реками, о римских белогрудых красавицах, которым надоели их цивилизованные любовники и которые с вожделением смотрели на молодого варвара, о боях гладиаторов, когда на арене трещали кости, а в амфитеатре груды золота переходили из рук в руки. Он много пил и рискованно играл — так принято было среди варваров. Быть может, та потрясающая удачливость, которая не покидала его, брала начало в спокойствии, с которым он воспринимал и победы и поражения? Золото для него имело значение не больше, чем обыкновенный песок, сыплющийся сквозь пальцы. В своей стране оно ему было ни к чему, хотя он научился ценить его силу внутри границ цивилизованного мира.В тени северо-западной стены едва различимо вырисовывались во мраке очертания огромной сторожевой башни, в подвалах которой располагалась тюрьма. Бран оставил коня в темной аллее и, словно волк, крадущийся за добычей, растворился во тьме.Молодого офицера, дремавшего в одной из камер тюрьмы, разбудило кое-какое слабое позвякивание у зарешеченного окна. Он сел и тихо выругался, когда звездный свет, падавший на голый каменный пол через решетку, напомнил ему о перенесенном унижении. “Что ж, — думал он, — придется посидеть здесь пару дней. Пару — не больше. Сулла знает, что у него, Валерия, могучий покровитель. И пусть тогда кто-нибудь хоть слово скажет о том, что произошло! Проклятый пикт!” Ход мыслей юноши, однако, тут же изменился: он вспомнил, что его что-то разбудило.— Тс-с-с! — послышалось из-за окна.Это еще что такое? Валерий подошел к окну. Снаружи трудно было что-либо разглядеть при свете звезд, но ему показалось, что он видит какую-то тень.— Кто это? — он прижался лицом к решетке, пытаясь проникнуть взглядом во тьму.В ответ послышался взрыв дикого хохота и блеснуло лезвие длинного ножа. Валерий пошатнулся и рухнул наземь, зажимая рукой зияющую в горле дыру. Кровь текла сквозь его пальцы, скапливаясь в лужу под судорожно подрагивающим телом.Бран исчез, словно призрак, не задерживаясь ни на секунду, чтобы посмотреть на то, что происходило в камере. Стража, совершавшая обход, вот-вот должна была показаться из-за угла, он уже слышал тяжелый топот ног легионеровСонные патрули, попадавшиеся пикту на его пути к узкой двери в западной стене, не обращали на него ни малейшего внимания. Щедрые подношения местного ворья и похитителей женщин приучили их к мысли о том, что не следует проявлять излишней бдительности. Однако одинокий стражник у западных ворот — его пьяные товарищи спали поблизости в лупанарии — поднял копье и потребовал, чтобы Бран остановился и назвал пароль. Пикт молча подъехал ближе. Его закутанная в темный плащ фигура угрожающе нависла над солдатом, на бесстрастном лице мрачно светилась пара холодных глаз. Бран поднял руку, и стражник уловил при свете звезд блеск золота, во второй руке пикта сверкнула сталь. Стражник понял и не колебался в выборе: бормоча что-то себе под нос, он опустил копье и открыл ворота. Бран направил в них коня, бросив под ноги римлянину горсть монет. Они золотым дождем зазвенели на мостовой, стражник бросился поспешно их собирать, а пикт исчез, словно его здесь и не было.В конце концов он добрался до туманных болот на западе. Дул холодный ветер, раскачивая длинный тростник и пригибая к земле болотные травы, несколько цапель тяжело махали крыльями на фоне серого неба, за пустынной равниной тускло поблескивали несколько небольших озер. Тут и там виднелись странные пригорки правильной формы, а на горизонте высился ряд монолитных камней — менгиров, — кто знает, чьи руки поставили их там?Неясным голубоватым пятном вырисовывалось на западе плоскогорье, которое далеко впереди, за линией горизонта, переходило в дикие горы Уэльса, населенные кельтскими племенами, никогда не знавшими римского ярма. Их держал под контролем ряд мощных сторожевых башен. Даже отсюда Бран видел высившуюся далеко за холмами неприступную твердыню, которую люди называли Башней Траяна.И все же, сколь ни мрачны были болота, окружавшие Брана, на них тоже жили люди. Черноволосые, с черными блестящими глазами, они говорили на каком-то странном, ломаном языке. Бран неутомимо искал Врата. Местные жители пересказывали ему новости, из уст в уста кочевавшие по болотам, в них шла речь о сигнальных кострах, пылающих среди вересковых зарослей, об огне, дыме и грабежах, о кельтских мечах, купающихся в алом море крови. Легионы шли на север, и древний тракт содрогался от мерного топота тысяч и тысяч ног. И Бран улыбался довольно. В Эббракуме Тит Сулла отдал секретный приказ, требуя разыскать пиктского посла, который возбудил его подозрения тем, что исчез в ту же ночь, когда в запертой тюремной камере нашли молодого Валерия с перерезанным горлом. Сулла догадывался, что внезапный взрыв военных действий каким-то образом связан с экзекуцией пиктского преступника. Он активизировал сеть своих шпионов, хотя не сомневался в том, что Парта Мак Отна находится уже вне пределов досягаемости. Сулла готовился покинуть Эббракум, но вовсе не собирался вести легионы на север. Сулла не был трусом, но у любого человека можно найти что-то, чего он страшится. Комендант Эббракума боялся Кормака из Коннахта, темноволосого вождя кельтских галлов, который поклялся, что вырвет сердце из груди Тита Суллы и съест его сырым. Этим и объясняется то, что Сулла, сопровождаемый своей грозной стражей, отправился в конце концов на запад, в Башню Траяна. Воинственный комендант Башни Траяна Гай Камилл с радостью уступил ему свое место, предвкушая хмельную сладость кровавых сражений у подножия Стены.Со стороны эти перемещения выглядели по меньшей мере странно, но римский легат редко наведывался на удаленный от метрополии остров, а Тит Сулла, с его богатством и выдающимися способностями к интригам, оставался высшей властью в Британии.Бран, предугадавший все это, терпеливо ждал прибытия Суллы в Башню Траяна, остановившись в заброшенной хижине на краю болот.Однажды вечером он шел, продираясь сквозь вереск, его мускулистая фигура отчетливо вырисовывалась на фоне пурпурного пламени заката. Он забрался в глубь болот дальше, чем намеревался вначале, но не спешил возвращаться — невообразимая древность этой сонной земли, которую он ощущал всем своим естеством, будоражила его воображение. Но что это? Здесь, в самом сердце болот, тоже жили люди — над самым краем трясины стояла покосившаяся хижина, сложенная из камыша и обмазанная глиной. В открытой двери хижины стояла женщина. Глаза Брана сузились от внезапного подозрения. Женщина не была старой, но в ее взгляде мерцала зловещая мудрость веков, ее одежда, убогая и рваная, и ее волосы, спутанные и всклокоченные, удивительно гармонировали с унылой мрачностью всего, что ее окружало. Алые губы незнакомки раздвинулись в улыбке, обнажая острые хищные зубы.— Входи, мой господин, — сказала она, — если не боишься оказаться под одной крышей с ведьмой из болот Дагона.Бран молча переступил порог и сел на заскрипевшую под его тяжестью лавку. В горшке, висевшем над огнем, кипело что-то съестное. Женщина сняла с полки ложку и нагнулась над горшком. Бран внимательно наблюдал за ее плавными, змеиными движениями, присматривался к ее остроконечным ушам, к странно скошенным желтым глазам.— Что ты ищешь среди болот, мой господин? — спросила она, повернувшись к нему мягким, плавным движением.— Я ищу Врата, — ответил Бран. — Врата в мир земляных червей.Женщина резко выпрямилась. Горшок выскользнул из ее рук и разбился.— Даже в шутку не надо так говорить, — тихо сказала она.— Я не шучу.Она покачала головой.— Я не понимаю, о чем ты говоришь.— Понимаешь, — сказал он, — очень даже хорошо понимаешь. Мой народ очень стар, он владел этим островом еще до того, как из лона мира появились на свет кельты и эллины. Но он не был первым в Британии. Клянусь пятнами на твоей коже, твоими раскосыми глазами, кровью, которая течет в твоих жилах, я знаю, что говорю.Она стояла неподвижно, ее уста улыбались, но глаза оставались непроницаемыми.— Ты с ума сошел, человече, — наконец сказала она, — если пытаешься искать тех, от кого с криками ужаса бежали когда-то могучие воины.— Я хочу отомстить, — объяснил он. — В этом мне могут помочь лишь те, кого я ищу. Она снова покачала головой.— Не те птицы тебе пели, и не те ты видел сны.— Шипения змеиного я тоже наслушался, — огрызнулся он, — и не в снах дело. Хватит болтать. Я ищу звено, связующее оба мира. И я нашел его.— Что ж, человек, пришедший с севера, я скажу, если ты настаиваешь, — снова улыбнулась женщина. — Те, которых ты ищешь, все еще живут под нашими сонными холмами. Они давно отделились от внешнего мира и не вмешиваются в дела людей.— Но время от времени крадут женщин, заблудившихся в болотах, — сказал он, глядя в ее раскосые глаза.Она злобно ухмыльнулась.— Чего ты хочешь от меня?— Чтобы ты отвела меня к ним.Женщина откинула назад голову и залилась смехом, в котором явственно слышалось презрение. Бран схватил ее левой рукой за платье и потянулся второй рукой за мечом. Она смеялась ему в лицо.— Руби и будь ты проклят, мой северный зверь! Ты что же думаешь, моя жизнь настолько сладка, что я буду цепляться за нее, словно ребенок за материнскую грудь?— Ты права, — он разжал пальцы. — Угрозами от тебя ничего не добьешься. Я куплю твою помощь.— Как? — в ее голосе звучала насмешка. Бран вытащил мешочек и направил на ладонь струю золота.— Здесь больше, чем снилось любому из жителей здешних болот.— Мне этот блестящий металл ни к чему. Оставь его для белогрудых римских женщин...— Назначь сама цену, — нетерпеливо сказал он. — Голову твоего врага...— Клянусь кровью, текущей в моих жилах, кровью, в которой горит огонь стародавней ненависти, здесь у меня нет иных, кроме тебя, врагов, — все еще смеясь, она мягко, словно кошка, выпрямилась и ударила в грудь пикта. Ее стилет сломался, скользнув по кольчуге, и Бран оттолкнул ее жестом, полным отвращения. Женщина упала на постель из травы, и оттуда снова послышался тихий смех.— Хорошо, я назову тебе цену, о мой волк! И быть может, придет день, когда ты будешь проклинать кольчугу, сломавшую кинжал Атлы!Она поднялась с постели и подошла к нему. Ее необыкновенно длинные руки ухватились за его плащ.— Я скажу тебе, Черный Бран, король Каледонии! Ох, я сразу узнала тебя, когда ты вошел в мою хижину, узнала твои черные волосы, твой холодный взгляд. Я отведу тебя к Вратам в преисподнюю, если ты этого хочешь, но тебе придется заплатить за это своими королевскими объятиями. Что ты знаешь о моей проклятой горькой жизни? Я, Атла, колдунья с болот Дагона, которую все боятся и смертельно ненавидят, никогда не знала любви мужчины, крепких объятий, горячих поцелуев. Что я видела и слышала, кроме холодного ветра, мрачного пламени рассветов, шепота трав? Лица, тенью мелькающие под поверхностью воды, следы неведомых существ, поблескивание красных глазищ, ужасное рычание каких-то чудовищ в ночной тьме! А ведь я по меньшей мере наполовину женщина. Разве я не могу испытывать тоску, печаль, тупую боль одиночества, разве людские заботы и огорчения — это не для меня? О король, подари мне твои горячие поцелуи и крепкие объятия варвара, и тогда в те бесконечные пустые годы, которые ждут меня впереди, горькая зависть к обычным женщинам не поглотит мое сердце без остатка. У меня останутся воспоминания, которыми немногие могут похвастать — воспоминания об объятиях короля! Одна ночь любви, и я отведу тебя к Вратам ада!Бран хмуро посмотрел на нее. Протянув руку, он крепко сжал ее плечо и молча кивнул головой. 3 Холодная серая мгла влажным покрывалом окутывала короля. Он повернулся к женщине, чьи раскосые глаза блестели рядом в полумраке.— Теперь ты выполни то, что обещала, — сказал он жестко. — Я искал звено, связующее миры, и нашел его в тебе. Мне нужна единственная святая для них вещь. Она и будет ключом, который откроет невидимые Врата, разделяющие нас. Скажи, как ее найти?— Я скажу, — ее алые губы раскрылись в зловещей усмешке. — Иди на тот холм, который люди называют Курганом Дагона. Сдвинь камень, закрывающий вход, войди в пещеру. У своих ног ты увидишь шесть каменных плит, окружающих седьмую плиту. Подними ее.— И я найду там Черный Камень?— Курган Дагона лишь откроет тебе путь к Черному Камню, — ответила она. — Идти или не идти по нему — решать тебе.— Будут ли стеречь этот путь? — его рука машинально потянулась к рукояти меча. Язвительная улыбка скривила ее губы.— Если ты наткнешься на кого-либо по дороге к Черному Камню, умрешь такой страшной смертью, какой уже многие сотни лет не умирали смертные. Они не сторожат Камень так, как люди сторожат свои сокровища. Зачем им сторожить то, на что люди никогда не покушались? Быть может, они будут поблизости, а может быть и нет. Это риск, на который тебе придется пойти, если хочешь добыть Камень. Но берегись, король пиктов! Помни, когда-то именно твой народ перерезал ту нить, что связывала их с людским миром. Они тогда были почти людьми — жили везде на поверхности земли и наслаждались солнечным светом. Теперь они ушли. Они не знают солнца, избегают лунного света, даже звезды им ненавистны. Да, далеко ушли те, что могли бы стать людьми, если бы не копья твоих предков.Серое небо затянулось мутной пеленой, сквозь которую едва просвечивало холодное солнце, когда Бран дотащился наконец до Кургана Дагона — невысокого круглого холма, заросшего странного вида травой.
1 2 3 4