Нужно осветить надпись параллельными лучами света и
посмотреть, не удастся ли получить рельефное изображение. Если повезет, мы
легко прочитаем, что там было написано.
Подойдя к двери, Воль передал бумагу кому-то из коллег и сделал
краткие распоряжения.
Следующие полчаса они составляли подробную опись содержимого сейфа с
единственным результатом: оказалось, что Уэбб был отчаянным педантом и
уделял самое пристальное внимание финансовой стороне своей деятельности.
Рыская по комнате, Воль обнаружил на каминной решетке кучку золы. Она
была растерта в тончайшую пыль, так что не было ни малейшего шанса
восстановить написанное. Осталась лишь пыль слов, когда-то полных смысла,
теперь же - недосягаемых.
- Каминные решетки - реликвия двадцатого века, - изрек Воль. - Похоже,
доктор специапьно сохранил решетку, чтобы жечь на ней документы. Видно, было
что скрывать. Только вот что? И от кого? - Зазвенел телефон, и он добавил,
снимая трубку: - Если это полицейское управление, то, может быть, там
сумеют ответить на мои вопросы.
Действительно, звонили из управления. На маленьком экране появилось
лицо полицейского. Воль нажал на кнопку усилителя, чтобы Грэхему тоже было
слышно.
- Удалось восстановить слова на том листке, который вы нам передали, -
сказал офицер. - Текст довольно бессвязный, но для вас он, возможно,
чтонибудь да значит.
- Читай, - приказал Воль Он весь обратился в слух. Полицейский стал
читать отпечатанный на машинке текст.
"Особенно восприимчивы моряки. Необходимо более подробно разработать
эту проблему и получить сравнительные данные по экипажам морских судов и
сельским жителям. Скорость оптической фиксации у них должна быть разной.
При первой же возможности проверить эти показатели. Еще нужно уговорить
Фосетта, чтобы он дал статистику распространенности зоба среди сумасшедших,
в особенности - шизофреников. В его лечебнице собака зарыта, только ее
нужно откопать".
Полицейский поднял взгляд от бумаги:
Тут всего два абзаца. Это - первый.
- Давай дальше, приятель, - нетерпеливо прервал его Грэхем. Офицер
продолжил чтение. Все это время Грэхем не сводил глаз с экрана. На лице
Воля все явственнее проступало недоумение.
"Между самыми неожиданными и, казалось бы, разнородными случаями
существует реальная связь. Нити, соединяющие странные явления, слишком
тонки, чтобы их можно было заметить. Шаровые молнии, воющие собаки и
ясновидящие, которые вовсе не так просты, как мы полагаем. Вдохновение,
душевный подъем и вечная одержимость. Колокола, звонящие сами собой,
корабли, исчезающие средь бела дня, лемминги, мигрирующие в долину смерти.
Свары, злоба, ритуальная болтовня, пирамиды с невидимыми вершинами... Все
это можно было бы принять за кошмарную стряпню сюрреалистов последнего
разбора, если бы только я не знал, что Бьернсен был прав, устрашающе прав!
Это картина, которую необходимо показать всему миру - если такое зрелище не
приведет к бойне!"
- Ну, что я вам говорил? - спросил Воль, выразительно постукивая себя
по лбу. - Типичный бред наркомана!
- Ладно, разберемся. - Приблизив лицо к телефонному сканнеру, Грэхем
сказал офицеру. Спрячьте бумагу, чтобы она была в полной сохранности.
Сделайте еще две машинописные копии. Пусть их перешлют Сангстеру,
начальнику Ведомства целевого финансирования США, в его здешний офис, что
находится в здании Манхэттенского банка.
Он отключил усилитель и повесил трубку. Телеэкран погас.
- Если не возражаете, я зайду в управление вместе с вами, - сказал он
Волю.
Они вышли вместе - Воль, уверенный, что это работа для отдела по
борьбе с наркотиками, и Грэхем, погруженный в размышления о том, могут ли
эти смерти, несмотря на сопутствующие загадочные обстоятельства,
объясняться естественными причинами. Переходя дорогу, оба почувствовали
какое-то странное нервное возбуждение - будто кто-то заглянул в их мысли,
ухмыльнулся и был таков.
ГЛАВА 2
В управлении никаких новостей не оказалось. Дактилоскописты уже
вернулись из лаборатории Мейо и офиса Уэбба и успели проявить и отпечатать
снимки. Отпечатков была тьма: одни четкие, другие смазанные. Чтобы их
получить, пользовались в основном алюминиевой пудрой; для нескольких
следов, оставленных на волокнистой поверхности, пришлось прибегнуть к парам
йода. Подавляющее большинство отпечатков принадлежало самим ученым.
Остальные в полицейских картотеках не значились.
Следователи со всей дотошностью обыскали помещения, где были найдены
трупы, но не нашли ни единой мелочи, способной возбудить их подозрения и
подтвердить сомнения Грэхема 0 чем они и доложили с едва заметным
раздражением людей, вынужденных попусту тратить время ради чужой прихоти.
- Одна надежда на вскрытие, - заявнл наконец Воль - Если Уэбб
действительно баловался наркотиками, тогда все яснее ясного. Он умер,
пытаясь прикончить бредовый плод собственного воображения.
- А что же Мейо - прыгнул в воображаемую ванну? - поддел его Грэхем.
- Что-что? - на лице Воля отразилось недоумение.
- Пусть на вскрытие отправят обоих, если, конечно, удается что-нибудь
сделать с тем, что осталось от Мейо. - Грэхем взял шляпу. Его темно-серые
глаза пристально взглянули в голубые глаза Воля. - Позвоните Сангстеру и
доложите ему результаты - Он стремительно вышел, как всегда энергичный и
решительный.
На углу улиц Пайн и Нассау громоздилась куча искореженного металла
Грэхем бросил взгляд поверх клокочущей толпы и увидел два разбитых
гиромобиля, которые, как видно, пострадали от лобовом столкновения. Толпа
быстро росла. Люди встали на цыпочки, напирали, слышался взволнованный
гомон. Проходя мимо, Грэхем кожей ощущал исходившее от них психопатическое
возбуждение. Он как будто преодолевал незримое поле чужих вибраций. Ох уж
это стадное чувство!
"Несчастье для толпы - все равно, что мед для мух", - подумалось ему.
Войдя под своды тяжеловесной громады Манхэттенского банка, он поднялся
на пневматическом лифте на двадцать четвертый этаж Толкнул дверь с
золоченой надписью, поздоровался с Хетти, рыжеватой блондинкой, сидевшей за
коммутатором, и направился к двери с табличкой "М-р Сангстер". Постучался и
вошел.
Сангстер молча выслушал подробный отчет. Наконец Грэхем сказал:
- Вот и все. Единственное, что у нас остается, - это мои сомнения по
поводу Мейо да необъяснимые выстрелы Уэбба.
- Есть еще неизвестный нам Бьернсен, - не замедлил напомнить Сангстер.
- Да. Полиции пока не удалось с ним связаться. Скорее всего, просто не
хватило времени.
А нет ли Уэббу на почте каких-нибудь писем от этого Бьернсена?
- Нет. У нас была такая мысль Лейтенант Воль уже звонил и спрашивал.
Ни почтальон, ни сортировщики не припоминают писем от отправителя по
фамилии Бьернсен. Конечно, этот неизвестный, кем бы он ни был, мог и не
посылать писем. Или же на конверте могла не стоять его фамилия. Вся
корреспонденция Уэбба - пара ничем не примечательных писем от ученых, с
которыми он дружил еще со студенческой скамьи. -Похоже, большинство ученых
ведет обширную, но довольно нерегулярную переписку с коллегами, в
особенности с экспериментаторами, исследующими аналогичные проблемы.
- Не исключено, что Бьернсен - один из них, - подсказал Сангстер.
- А ведь это мысль! - Грэхем на секунду задумался, потом снял трубку.
Он набрал номер, рассеянно нажал на кнопку усилителя и моргнул от
неожиданности, когда трубка загрохотала прямо ему в ухо. Положив ее на стол
Сангстера, он произнес в микрофон:
- Смитсоновский институт? Мне нужен мистер Гарриман.
На экране появилось лицо Гарримана. Его темные глаза смотрели прямо на
них.
- Привет, Грэхем! Чем могу быть полезен?
- Уолтер Мейо умер, - сказал Грэхем.
- Ирвин Уэбб - тоже. Скончались утром, один за другим.
На лице Гарримана появилось печальное выражение. Вкратце рассказав ему
о случившемся, Грэхем спросил:
- Вы случайно не знаете ученого по фамилии Бернсен?
- Как же! Он умер семнадцатого.
Умер?!! - Грэхем и Сангстер вскочили с мест. - А в его смерти не было
ничего странного? - мрачно осведомился Грэхем.
- Насколько мне известно, нет. Он был уже стар и давно пережил
отпущенный ему век. А в чем дело?
- Да так, ни в чем. Что еще вы о нем знаете?
- Он швед, специалист по оптике, - ответил явно заинтригованный
Гарриман. - Его карьера пошла на убыль лет двенадцать назад. Кое-кто
полагает, что он впал в детство. Когда он умер, в нескольких шведских
газетах появились некрологи, но в нашей прессе никаких упоминаний я не
встречал.
- Что-нибудь еще? - настаивал Грэхем?
- Да ничего особенного. Он не был такой уж знаменитостью. Если мне не
изменяет память, он сам ускорил свой закат, когда выставил себя на
посмешище с тем докладом на международном научном съезде в Бергене в 2003
году. Какая-то сплошная ересь о пределах зрительного восприятия, замешенная
на джиннах и привидениях. Ганс Лютер тогда тоже навлек на себя всеобщее
недовольство - ведь он, единственный из более или менее известных ученых,
принял Бьернсена всерьез.
- А кто такой Ганс Лютер?
- Немецкий ученый, светлая голова. Только он тоже умер, вскоре после
Бьернсена.
Как, еще один?!! - разом вскричали Сангстер с Грэхемом.
А что тут собственно такого? - Разве ученые вечны? Они тоже умирают,
как и все остальные, ведь так?
- Когда они умирают, как все остальные, мы приносим соболезнования и
не питаем никаких подозрений, - отрезал Грэхем. - Сделайте одолжение,
Гарриман, составьте мне список ученых, пользовавшихся международной
известностью, которые умерли после первого мая, а к нему - все достоверные
факты, которые удастся откопать.
Гарриман удивленно заморгал.
Хорошо, позвоню вам, как только управлюсь, - пообещал он и отключился.
Но почти сразу же появился снова: - Забыл сказать вам насчет Лютера.
Говорят, что он умер в своей дортмундской лаборатории, бормоча какой-то
несусветный вздор редактору местной газеты. С ним случился сердечный
приступ. В качестве причины смерти называют старческое слабоумие и
сердечное истощение. И то и другое вызвано переутомлением.
Не в силах скрыть любопытство, он явно тянул время, ожидая реакции
собеседников. Потом не выдержал, еще раз повторил:
- Позвоню, как только управлюсь, - и повесил трубку.
- Дальше в лес - больше дров, - заметил Сангстер. - Он плюхнулся на
стул и откинулся на спинку, балансируя на задних ножках. Лицо его
недовольно нахмурилось. - Если кончину Мейо и Уэбба нельзя объяснить
естественными причинами, то сверхъестественными их и подавно не назовешь.
Отсюда следует, что единственная оставшаяся возможность - обычное и
откровенное убийство.
- А мотивы? - осведомился Грэхем.
- То-то и оно! Спрашивается, где повод? Его просто нет! Я еще могу
допустить, что полдюжины стран сочли бы массовое уничтожение лучших умов
Америки удачной прелюдией к войне. Но когда выясняется, что в дело втянуты
ученые Швеции и Германии, - к тому же не исключено, что в списке, над
которым сейчас трудится Гарриман, окажутся представители еще дюжины
национальностей, - то вся ситуация до того запутывается, что начинает
отдавать чистой фантастикой. - Взяв машинописную копию записей Уэбба, он с
недовольным видом помахал бумагой в воздухе. - Вроде этой вот галиматьи. -
Он задумчиво посмотрел на погруженного в невеселые мысли Грэхема. - Ведь
это ваши подозрения заставили нас броситься в погоню, а за чем - одному
Богу известно. За ними хоть что-нибудь стоит?
- Нет, .- признался Грэхем. - Ничего. Пока не удалось обнаружить
никаких фактов, на которых можно было бы построить мало-мальски
правдоподобную версию. Откопать побольше деталей - вот моя задача.
- Где же?
- Я собираюсь повидать Фосетта, которого Уэбб упоминает в своих
записях. Он наверняка сможет рассказать кое-то интересное.
- Вы что, знаете Фосетта?
- Даже не слышал о нем. Но доктор Кертис, сводная сестра Уэбба, может
устроить нам встречу. Я хорошо знаком с доктором Кертис.
Тяжелые черты Сангстера медленно расплылись в усмешке.
- Насколько хорошо? - поинтересовался он
- Не так хорошо, как хотелось бы, - ухмыль-
нулся в ответ Грзхем.
Вот оно что! Сочетаете приятное с полезным? - Сангстер небрежно махнул
рукой. - Что ж, желаю удачи. Как только откопаете нечто более существенное,
чем одни подозрения, мы сразу же подключим к делу Федеральное бюро
расследований
- Посмотрим, что получится. - Грэхем уже подошел к двери, когда
раздался телефонный звонок Держась одной рукой за дверную ручку, другой он
снял телефонную трубку, положил ее на стол, переключил усилитель.
На экране засветилось лицо Воля. Он не мог видеть Грэхема, который
находился за пределами угла обзора камеры, и поэтому говорил, обращаясь к
Сангстеру.
- Похоже, что Уэбб страдал чесоткой.
- Чесоткой? - в замешательстве переспросил Сангстер. - С чего вы
взяли?
- Он разукрасил йодом всю левую руку, от локтя до плеча.
Какого черта? - Сангстер бросил умоляющий взгляд на безмолвствующего
Грэхема.
- Понятия не имею. С рукой вроде- бы все в порядке. У меня такая
версия: или у него была чесотка, или он таким образом удовлетворял свои
художественные наклонности. - Суровое лицо Воля искривила скупая умешка -
Вскрытие еще не закончено, только я подумал, что стоит сообщить вам об
этом. Если вы сдаетесь, я готов вам загадать не менее дурацкую загадку.
- Кончай, парень, - обрезал его Сангстер.
- У Мейо тоже была чесотка.
- Ты что же, хочешь сказать, что он тоже разрисовал себе руку?
- Ну да, йодом, - злорадно подтвердил Воль. - Левую - от локтя до
плеча.
Зачарованно глядя на экран, Сангстер сделал долгий глубокий вдох
- Благодарю, - сказал он. Повесил трубку и с тоской посмотрел на
Грэхема.
- Я пошел, - сказал тот.
На лице у доктора Кертис было строгое профессиональное выражение
спокойной уверенности, которое Грэхем предпочитал игнорировать Еще у нее
была копна непокорных черных кудрей и приятная округлость форм, коими он
восхищался столь неприкрыто, что это неизменно выводило ее из себя.
- Весь последний месяц Ирвин вел себя очень необычно, - проговорила
она, подчеркнуто стараясь сосредоточить внимание Грэхема на цели его
визита. - Он не захотел мне довериться, а ведь а так старалась ему помочь
Боюсь, он принял мой интерес за проявление женского любопытства В прошлый
четверг его и без того странное состояние еще больше обострилось: он уже не
мог скрыть, что чего-то опасается. Я стала бояться, что он на грани
нервного срыва, и посоветовала ему отдохнуть.
Что же из произошедшего в тот четверг могло так его встревожить?
- Ничего, - уверенно ответила она - Во всяком случае, ничего такого,
что могло бы столь серьезно на него повлиять и совсем вывести из
равновесия. Конечно, его очень опечалила весть о смерти доктора Шеридана, и
все-таки не понимаю, почему же.
- Простите, - перебил ее Грэхем, - а кто такой Шеридан?
- Старый приятель Ирвина, английский ученый. Он умер в прошлый
четверг, насколько мне известно, от сердечного приступа.
- Еще один! - вырвалось у Грэхема.
- Не поняла, - большие черные глаза доктора Кертис удивленно
распахнулись.
- Это я так, к слову, - уклончиво ответил Грехем. Потом подался
вперед, на его худощавом лице появилось решительное выражение. - Нет ли у
Ирвина друга или знакомого по фамилии Фосетт? - спросил он.
Ее глаза распахнулись еще шире:
- Как же, доктор Фосетт. Он врач, практикует в Государственной
психиатрической клинике и живет там же при ней. А что, он имеет какое-то
отношение и смерти Ирвина?
- Ну конечно, нет. - Грэхем отметил явное замешательство, омрачившее
ее обычную невозмутимость. Он почувствовал искушение воспользоваться им и
задать ей еще несколько вопросов. Но какой-то неуловимый подсознательный
сигнал, какое-то смутное предчувствие опасности удержали его. Повинуясь
внутреннему импульсу и при этом ощущая себя круглым дураком, он продолжил
беседу.
- Наше ведомство проявляет особый интерес к работе вашего брата, и в
связи с его трагической кончиной нам еще предстоит кое-что выяснить.
По-видимому, его слова удовлетворили доктора Кертис, и она протянула
ему прохладную ладонь:
- Всегда рада вам помочь.
Он так долго не отпускал ее руку, что ей пришлось самой прервать
рукопожатие.
- Вы и так помогаете, постоянно укрепляя мою моральную устойчивость, -
укоризненно произнес он.
Попрощавшись, Грэхем сбежал по лестнице, соединявшей двадцатый этаж,
где располагалось отделение хирургии, с уровнем "воздушки" - скоростного
шоссе, протянутого на мощных опорах в трехстах футах над землей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25