. Несколько всадников из конницы [167] Фахр аль-Мулька выступили из Джабала в Ладикию, а всадники Ладикии выступили оттуда, намереваясь сделать набег на Джабала. Оба отряда расположились на дороге, и между ними был пригорок. Один франкский всадник поднялся на пригорок со стороны их отряда, чтобы осмотреть местность, а Фарис-курд влез с другой стороны, чтобы сделать разведку для своих товарищей. Оба всадника встретились на гребне холма и бросились друг на друга. Они одновременно ударили один другого копьями, и оба упали мертвыми. Лошади продолжали бросаться друг на друга на холме, хотя оба всадника были убиты.
В нашем войске был сын этого Фариса по имени Аллан. У него была прекрасная лошадь и отличные доспехи, но он не был похож на своего отца. Однажды на нас напал Танкред, властитель Антиохии, и вступил с нами в бой еще прежде, чем разбил палатки Речь идет, по-видимому, о событиях весны 1110 года.

. Этот Аллан, сын Фариса, сидел на хорошей сивой лошади, на одной из лучших лошадей. Он стоял на пригорке, когда один франкский рыцарь напал на него, а он как будто не обратил на это внимания. Франк ударил его лошадь копьем в шею и проткнул ее. Лошадь поднялась на дыбы и сбросила Аллана. Франк поехал обратно, а рядом с ним шла лошадь, у которой в шее торчало копье, и казалось, будто она идет сбоку, гордясь своей прекрасной добычей. [168]

Случаи с лошадьми

Если уже упоминать о лошадях, то между ними есть терпеливые, как среди людей, а есть и слабые. В нашем войске, например, был один курд по имени Камиль аль-Маштуб, человек доблестный, благочестивый и достойный, да помилует его Аллах. У него была черная, стойкая, как верблюд, лошадь. Как-то он столкнулся в бою с франкским рыцарем, и тот ударил его лошадь в шейные связки. Шея лошади свернулась на сторону от силы удара, и копье, пройдя через основание шеи, пронзило бедро Камиля аль-Маштуба и вышло с другой стороны. Но ни лошадь, ни всадник не пошатнулись от этого удара. Я видел рану на бедре Камиля после того, как она затянулась и зажила. Эта рана казалась больше всех, какие только бывают.
Лошадь Камиля выздоровела, и он снова участвовал на ней в боях. Он встретился однажды в сражении с франкским рыцарем, и тот ударил его лошадь в лоб и пронзил его. Но лошадь не покачнулась и уцелела и после второй раны. Когда рана затянулась и кто-нибудь накладывал ладонь руки на лоб лошади там, где была рана, ладонь оказывалась одинаковой ширины с этой раной. Вот удивительный случай, происшедший с этой лошадью. Мой брат Изз ад-Даула Абу-ль-Хасан Али Старший брат Усамы, покинувший вместе с ним Шейзар и умерший в Газе в 1152 году.

, [169] да помилует его Аллах, купил ее у Камиля аль-Маштуба. Она стала тяжелой на бегу, и он отдал ее как залог дружбы, которая была у нас с одним франкским рыцарем из Кафартаба. Лошадь пробыла у него год и пала. Тогда он прислал к нам, требуя ее стоимость. «Ты купил эту лошадь, ездил на ней, и она пала у тебя, – сказали мы. – Как же ты требуешь за нее плату?» – «Вы напоили ее чем-то, от чего умирают через год», – ответил нам франк. Мы удивились его глупости и ограниченности его ума.
Однажды подо мной была ранена лошадь у Хомса Вероятно, во время войны между Мункызидами и сы новьями Караджи, правителями Хомса и Хама (около 1115–1124 гг.).

. Удар пронзил ей сердце, и в нее попало множество стрел. Она вынесла меня с поля сражения, хотя кровь шла у нее из ноздрей, как из сита, а я ничего не подозревал. Лошадь довезла меня до моих товарищей и пала.
Другая лошадь получила подо мной три раны у Шейзара во время войны с Махмудом ибн Караджей. Я продолжал сражаться на ней и, клянусь Аллахом, не знал, что она ранена, так как ничего особенного в ней не заметил.
Что касается слабости лошадей и чувствительности их к ранам, то вот пример этому.
Войско Дамаска однажды обложило Хама. Этот город принадлежал тогда Салах ад-Дину ибн Айюбу аль-Ягысьяни, а Дамаск – Шихаб ад-Дину Махмуду ибн Бури ибн Тугтегину. Я был в Хама, когда враги подошли к городу с большими силами. Правителем Хама был Шихаб ад-Дин Ахмед, сын Салах ад-Дина; он находился тогда на Телль-Муджахид. Хаджиб Гави ат-Тули приехал к нему и сказал: «Наши пехотинцы разошлись, и их шлемы блестят среди палаток. Враги сейчас двинутся на наших людей и погубят их». – «Отправляйся и вороти наших», – сказал Шихаб ад-Дин «Клянусь Аллахом, – ответил хаджиб, – никто не сможет их воротить, кроме тебя или такого-то», – он указывал на меня. [170]
Шихаб ад-Дин сказал мне: «Ты выйдешь и воротишь их». Я снял с одного из моих слуг кольчугу, которая была на нем, и надел ее. Затем я вышел и воротил сперва наших людей палицей. Подо мной была светло-гнедая лошадь, одна из самых породистых и рослых. Когда я воротил людей, враги уже двинулись на нас, и ни один всадник, кроме меня, не оставался вне стен Хама. Некоторые из них вошли в город, уверенные, что иначе их захватят в плен; другие спешились и были в моем отряде. Когда враги напали на нас, я осадил лошадь назад, повернувшись к ним лицом, а когда они отступили, я медленно последовал за ними вследствие тесноты и скопления людей. В ногу моей лошади попала стрела и пронзила ее. Лошадь упала вместе со мной, поднялась и снова упала. Я стал так сильно бить ее, что бойцы моего отряда сказали мне: «Войди в бастион, сядь на друлую лошадь». – «Клянусь Аллахом, – воскликнул я, – я не сойду с нее». Я видел у этой лошади такую слабость, какой еще не видел ни у одной.
Вот пример выносливости лошадей.
Тирад ибн Вухейб, нумейрит, участвовал в сражении племени Бену Нумейр. Они убили Шамс ад-Даула Салима ибн Малика, правителя ар-Ракки, и овладели городом Событие относится к 1125–1128 годам.

. Бой шел между ними и его братом Шихаб ад-Дином Маликом ибн Шамс ад-Даула Правитель крепости Джа‘бара в верхнем течении Евфрата.

. Под Тирадом ибн Вухейбом была породистая лошадь большой ценности. Она получила рану в бок, и кишки у нее вывалились. Тирад завязал их ремнем, чтобы лошадь не наступила на них и не разорвала, и продолжал сражаться до конца боя. Лошадь вернулась с ним в ар-Раику и там пала. [171]

Готовность к бою

Продолжаю. Упоминание о лошадях напомнило мне то, что случилось у меня с Салах ад-Дином Мухаммедом ибн Айюбом аль-Ягысьяни, да помилует его Аллах. А именно, царь эмиров атабек Зенги, да помилует его Аллах, расположился напротив Дамаска в пятьсот тридцатом году Осада Дамаска атабеком Зенги относится к 532 году хиджры (1137–1138 гг.).

в области Дарайя Дарайя – селение в четырех милях от Дамаска.

. Властитель Баальбека Джемаль ад-Дин Мухаммед ибн Бури ибн Тугтегин Брат дамасского атабека Шихаб ад-Дина Махмуда, враждовавший с ним.

, да помилует его Аллах, прислал к нему гонца с извещением, что он идет к нему. Он выступил из Баальбека и направился к атабеку. До того дошли сведения, что войска Дамаска выступили из города, намереваясь захватить Джемаль ад-Дина. Атабек приказал Салах ад-Дину направиться с нами навстречу Джемаль ад-Дину и отразить от него дамаскинцев.
Посланный Салах ад-Дина пришел ко мне ночью и передал его приказ: «Садись на коня». Моя палатка была рядом с палаткой Салах ад-Дина. Он уже сел на коня и стоял у своей палатки. Я сейчас же вскочил на лошадь. [172]
«Ты знал о том, что я сел на лошадь?» – спросил Садах ад-Дин. «Нет, клянусь Аллахом», – отвечал я. «Как только я послал к тебе, – продолжал он, – ты сейчас же сел на лошадь». – «О господин мой, – сказал я, – мой конь ест свой ячмень, а стремянный взнуздывает его и садится у входа в палатку, держа коня за поводья, а я надеваю доспехи, опоясываюсь мечом и так ложусь спать. Когда ко мне пришел твой посланный, ничто меня уже не задерживало».
Салах ад-Дин стоил на месте, пока к нему не присоединилась часть войска. «Наденьте оружие», – сказал он. Большинство присутствующих было уже одето, а я стоял рядом с ним. «Сколько раз буду я говорить: наденьте оружие!» – закричал Салах ад-Дин. «О господин мой, – сказал я, – не меня ли ты имеешь в виду?» – «Тебя», – ответил Салах ад-Дин. «Клянусь Аллахом, я не могу надеть доспехов, – отвечал я. – Теперь только начало ночи, а под моим казакином две кольчуги, одна над другой. Когда я увижу врага, я надену казакин».
Салах ад-Дин умолк, н мы двинулись в путь. Утром мы были у Думейра Местность около самого Дамаска.

. «Что же ты не сойдешь с коня и не поешь немного, – спросил Салах ад-Дин, – ты ведь проголодался оттого, что не спал ночь». – «Прикажи только», – ответил я. Мы спешились, но еще не расположились на земле, как Салах ад-Дин спросил: «Где твой казакин?» Я приказал слуге принести его и вытащил его из мешка. Я вынул нож, распорол казакин на груди и показал край двух кольчуг. В его нижней части была франкская кольчуга, а над ней до середины его другая; у каждой из них была подкладка, шерсть и заячий мех. Салах ад-Дин обернулся к своему слуге и сказал ему что-то по-тюркски, а я не понял, что он говорит. Слуга привел к нему гнедого коня, похожего на массивную скалу, высеченную из вершины горы, которого подарил ему атабек в это время. Салах ад-Дин сказал: «Эта лошадь подходит к этому казакину, дай ее слуге такого-то», – н слуга Салах ад-Дина передал ее моему слуге. [173]

Присутствие духа и храбрость Усамы

Я продолжаю. Мой дядя Изз ад-Дин, да помилует его Аллах, требовал от меня присутствия духа в бою и испытывал меня вопросами. Однажды мы участвовали в одной из войн с правителем Хама Шихаб ад-Дин Махмуд, сын Караджи (1115) – 1124

. Он снарядил и собрал войско, расположился в одной из деревень в области Шейзара и принялся поджигать и грабить. Мой дядя выбрал из войска около шестидесяти или семидесяти всадников и сказал мне: «Возьми их и иди к врагам».
Мы поскакали к ним и встретились с их конными разведчиками; мы обратили их в бегство, разбили их и выбили из того места, которое они заняли. Я послал одного из наших всадников к дяде и отцу, да помилует их обоих Аллах, а они стояли на месте с остальным войском и множеством пехоты, и велел гонцу сказать им: «Идите с пехотой, я уже разбил их». Они двинулись ко мне, и когда они приблизились, мы бросились на врагов и разбили их. Враги бросились со своими лошадьми в Шаруф Один из притоков аль-Аси (Оронта),

и переправились через него вплавь, хотя вода была высока, и ушли, а мы вернулись с победой. [174]
Мой дядя сказал мне: «Что ты прислал мне передать?» – «Я велел сказать тебе, – ответил я, – чтобы ты двинулся с пехотой, так как мы их разбили». – «С кем ты прислал ко мне это известие?» – продолжал дядя. Я ответил: «С рабом Реджебом». – «Верно, – сказал дядя. – Я вижу, что ты сохранил присутствие духа и что сражение тебя не испугало».
В другой раз мы бились с войсками Хама, и Махмуд ибн Караджа призвал на помощь, чтобы сразиться с нами, войска своего брата Хайрхана ибн Караджи, властителя Хомса. В это время у них появился обычай носить составные копья, прикрепляя одно к другому, так что длина их доходила до двадцати или восемнадцати локтей. Передо мной остановился один их отряд, а я был во главе отряда из пятнадцати всадников. На нас бросился из их рядов Ульван Иракский, один из их доблестных героев. Когда он приблизился к нам, мы не тронулись с места, и он возвратился, таща копье за собой. Я увидел, что копье волочится по земле, точно канат, и он не может его приподнять. Я пустил на Ульвана свою лошадь и ударил его копьем, а он уже доехал к обоим товарищам, и их знамена развевались над моей головой. Тут подоспели мои товарищи, среди которых был мой брат Беха ад-Даула Мункыз, да помилует его Аллах, и обратили их в бегство. Половина моего копья сломалась в казакине Ульвана. Мы были вблизи от моего дяди, который меня видел, и, когда бой кончился, он спросил: «Куда ты ударил Ульвана Иракского?» – «Я метил ему в спину, – ответил я, – но ветер отклонил мое копье, и оно попало ему в бок». – «Верно, – сказал дядя. – Ты не потерял присутствия духа в это время».
Мой отец, да помилует его Аллах, никогда не удерживал меня от сражения и опасных предприятий, хотя очень любил меня и я видел от него много ласки и заботы. Однажды у нас в Шейзаре были франкские и армянские рыцари, заложники за франкского короля Балдуина Балдуин II, король иерусалимский (1118–1131).

, который должен был заплатить выкуп Хусам [175] ад-Дину Тимурташу, сыну Ильгази Тимурташ – сын и преемник Ильгази, мардинский Ортукид (11212–1152).

, да помилует его Аллах. Когда они уплатили все сполна и собирались вернуться в свою страну, Хайрхан, правитель Хомса, выслал против них своих всадников, и те устроили засаду около Шейзара.
Когда заложники направились в путь, эти всадники бросились и захватили их. Поднялся крик, и мой отец и дядя, да помилует их обоих Аллах, сели на коней и стали на месте. Всякого, кто подъезжал к ним, они посылали за этими всадниками. Подъехал и я, и отец сказал мне: «Поезжай за ними со своими людьми, бросьтесь на них и освободите заложников». Я поехал вслед за всадниками и нагнал их после того, как проскакал большую часть дня; я освободил тех, кого они захватили в плен, и сам забрал нескольких всадников из Хомса. Я восторгался словами моего отца: «Бросьтесь на этих всадников».
Раз я был с ним, да помилует его Аллах, когда он стоял в одной из комнат своего дома. Вдруг громадная змея свесила голову со сводчатого потолка галереи, бывшей в доме. Отец стоял и смотрел на нее. Я принес лестницу, стоявшую рядом с домом, поставил ее под змеей и стал взбираться к ней. Мой отец видел это, но не удерживал меня. Я вытащил из-за пояса маленький нож и опустил его на шею змеи, которая спала. Между моим лицом и головой змеи было меньше локтя. Я стал пилить ей голову, а она вылезла вся и обвилась вокруг моей руки. Наконец я отрезал ей голову и бросил ее в комнату мертвой.
Но я видел его, да помилует его Аллах, также тогда, когда мы вышли на охоту на льва, который появился около крепости аль-Джиср. Когда мы приехали туда, лев бросился на нас из чащи, где прятался. Сначала он ринулся на всадников, а потом остановился. Я и мой брат Беха ад-Даула Мункыз, да помилует его Аллах, стояли между львом, и отрядом, где были мой отец и дядя, да помилует их обоих Аллах. С нами было много воинов. Лев лежал на краю реки, бил грудью о землю [176] и рычал. Я бросился на него, но отец закричал мне: «Не приближайся к нему, сумасшедший, он схватит тебя!» Но я ударил его копьем, и, клянусь Аллахом, он не двинулся с места и тут же умер.
Я не видел, чтобы отец удерживал меня от боя когда-нибудь, кроме этого раза. Аллах, великий и славный, создал своих тварей разнообразными по характеру и по природе: он создал белых и черных, красивых и безобразных, высоких и низких, сильных и слабых, храбрых и трусливых согласно со своей мудростью и всеобъемлющей мощью. [177]

Судьба

Я видел одного молодого туркмена из сыновей эмиров, бывших на службе у царя эмиров атабека Зенги, да помилует его Аллах. В этого юношу попала стрела, но не вошла в кожу и на глубину ячменного зернышка. Он сделался вялым, его члены расслабли, он лишился речи, и рассудок словно покинул его. А это был человек, подобный льву, самый крупный среди людей. К нему привели врача и хирурга. Врач сказал: «С ним не случилось ничего страшного, но, когда он будет ранен вторично, он умрет». Этот туркмен оправился и стал двигаться и ездить верхом, как прежде, но через некоторое время его поразила другая стрела, нанесла ему еще более легкую и безвредную рану, и он умер.
Я видел нечто похожее на это.
У нас в Шейзаре было два брата, которых звали Бену Маджаджу. Имя одного было Абу-ль-Маджд, а другого звали Мухасин. Они арендовали мельницу на мосту за восемьсот динаров. Около мельницы была бойня для баранов, которых били городские мясники, а следы крови убитых животных привлекали ос. Однажды Мухасин ибн Маджаджу проходил на мельницу и его ужалила оса; у него сделался паралич одной половины тела, он лишился речи и был близок к смерти. Он оставался в таком положении некоторое время, затем [178] оправился и долго не ходил на мельницу. Его брат Абу-ль-Маджд бранил его и говорил: «О брат мой, мы оба наняли эту мельницу за восемьсот динаров, а ты не заходишь на нее и не желаешь взглянуть. Завтра мы не сможем заплатить аренду и умрем в тюрьме». И Мухасин ответил ему: «Ты хочешь, чтобы меня ужалила другая оса и убила?» – а на другой день он пошел на мельницу, его ужалила оса, и он умер. Самое легкое становится тяжелым, когда кончится земной предел, и предзнаменования иногда связаны со словами.
Нечто подобное произошло, когда у нас в области Шейзара появился лев. Мы выехали на него и увидели, что слуга эмира Сабика ибн Вассаба ибн Махмуда ибн Салиха, которого звали Шаммас, пасет в этом месте свою лошадь. «Где лев?» – спросил его мой дядя. «Вон в этой заросли», – ответил Шаммас. «Иди туда впереди меня», – сказал мой дядя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31