, – заявил в своей речи по радио 25 октября Янош Кадар.
Программа, принятая ими в те дни, являлась правильной, однако истинные коммунисты не организовывались в отдельную группу, так как еще не разобрались в подлинном существе деятельности Имре Надя и его сообщников. У настоящих коммунистов не было интересов, отличных от общих интересов народа, а потому они стремились найти решение в столь сложной ситуации на платформе единства партии. И они придерживались этой линии до тех пор, пока равное предательству бездействие одного крыла и прямое предательство другого не стали совершенно ясными. Ведь для любого коммуниста единство партии и служба интересам народа в ее рядах – это самое важное, самое святое дело. Можно ли идти на раскол, в каких условиях это возможно? Да и выбор момента для такого шага тоже может иметь решающее значение. Выступая на Всевенгерской конференции ВСРП в июне 1957 г., Я. Кадар подчеркнул: «…На наше положение в известной мере влияло и ухудшало его следующее обстоятельство: до тех пор, пока не возникло неизбежной необходимости, мы не решались в создавшейся обстановке пойти на то, чтобы показать всему миру, что в самом узком руководящем органе партии и в правительстве среди коммунистов нет единства. В тех условиях такой шаг был трудным и чрезвычайно ответственным» Кадар Янош. Избранные статьи и речи (1957–1960 годы). М., 1960, с. 171–172.

.
Деятельность здоровых сил все более парализовывалась правым и «левым» крылом руководства, а затем и прямым предательством Имре Надя.
К другой группе в партии относились руководители, входившие в группу Ракоши и Герё и прежде всего ответственные за тяжкие ошибки прежнего периода. Они упорно держались за свои позиции, однако оказались несостоятельными в борьбе с контрреволюцией. Нет, предателями они не стали, но их отход от марксизма, их недееспособность мешали Центральному Комитету провести в жизнь боевую программу и ликвидировать контрреволюционные очаги.
Прозвучавшее в 8 часов вечера 23 октября выступление Эрнё Герё по радио было явно однобоким и оскорбляло честных людей, хотя в нем справедливо указывалось на контрреволюционный характер событий. Вечером 23 октября он и его сторонники оттягивали созыв пленума Центрального Комитета. Достаточно напомнить тогдашние сообщения радио. В 19 часов 30 минут была передана информация, что пленум соберется 31 октября, в 20 часов 30 минут – что он будет созван через несколько дней, 22 часа 22 минуты – что Политбюро обращается с призывом к членам ЦК немедленно собраться и обсудить сложившееся положение и задачи партии.
Являвшийся членом ЦК министр обороны ВНР вечером 23 октября сообщил Военному комитету, что не имеет возможности обеспечить вооружение рабочих. Через два дня оружие все же нашлось, но тогда он оказался не способным обеспечить его доставку. Значительная часть членов Политбюро протестовала против приказа открыть огонь, заявляя, что, дескать, по народу стрелять нельзя. Из этой труппы и распространялись в партии неуверенность недостаток воли, бессилие и неразбериха.
В информации, поступившей из III района Будапешта сообщалось, например, что «с раннего утра 24 октября в здание райкома приходят товарищи и заявляют, что готовы идти в бой». Однако из Центрального Комитета поступали указания прямо противоположного содержания. Сначала было рекомендовано, чтобы «товарищи разошлись по домам», потом после новых обращений пришло другое указание: «Пусть они идут в массы и занимаются агитацией».
Большинство членов Центрального Комитета наxодилось в полной неуверенности относительно того, что же надо делать: подавить мятежников вооруженной силой или же попробовать «встать во главе масс». Таким образом, и они не выполняли боевую программу Центрального Комитета, препятствовали организации борьбы революционных сил. Они мешали действиям частей Вооруженных сил, а их недоверие к рабочим массам не позволило вовремя вооружить коммунистов. Остатки клики Ракоши оказались бессильными и трусливыми в этой борьбе. Немалая часть тех, кто ранее злоупотреблял властью, сейчас, в трагические для социализма дни, оказались неспособны употребить власть по назначению – в защиту истинных интересов народа. Это был их второй провал, когда история вызвала их на экзамен, причем провал в трагических обстоятельствах.
Правда, к 26–27 октября наиболее видные представители левого уклона уже не были в руководстве и за редкими исключениями не являлись препятствием в борьбе. Но к тому времени главную скрипку начал уже играть Имре Надь.

Имре Надь и радиостанция «Свободная Европа»: требования вывода советских войск

Ревизионисты сначала парализовали руководство, лишили эффективности его действия, а затем деморализовали органы власти пролетариата.
Выразив согласие с боевой программой Центрального Комитета, Имре Надь и несколько его приспешников смогли войти в руководство. Именно Имре Надь провозгласил введение чрезвычайного положения, публично осудил контрреволюционный мятеж и предупредил его участников, что к ним будет применена вся строгость закона. Он выразил согласие и на обращение за помощью к советским войскам ради разгрома мятежа. 25 октября, выступая по радио, он еще заявлял: «Отвод советских войск, вмешательство которых в бои стало необходимым в целях защиты жизненных интересов социалистического строя в нашей стране, произойдет незамедлительно после того, как будут восстановлены мир и порядок». Даже живущие сейчас на Западе поклонники И. Надя утверждают, что у них «есть доказательства того, что он голосовал за приглашение советских танков». Однако на деле группа Имре Надя сразу же после одобрения боевой программы ЦК начала сепаратную деятельность, направленную против осуществления этой программы.
Еще ночью 23 октября было создано два центра сторонников Имре Надя. В здании ЦК партии разместились зять И. Надя – Ф. Яноши, руководители «кружка Петёфи», а также некоторые писатели и журналисты. Их задачей было оказывать нажим на руководство и сковать, парализовать деятельность высших органов партии. Они постоянно втягивали Центральный Комитет в дискуссии, требовали придерживаться лишь политических средств выхода из кризиса вместо принятия решительных военно‑политических мер. Предательство вооруженной борьбы сил социализма, отказ от принятой оценки характера событий – вот что определяло их деятельность.
«Имре Надь не мог делать ничего иного, кроме того что он тогда делал: вынуждать партию зайти настолько далеко, насколько это в тех условиях было возможно», – писал в январе 1960 г. в брюссельском журнале «Семле» эмигрировавший сообщник И. Надя по предательству дела социализма Балаж Надь.
Вообще, оценка тогдашнего поведения И. Надя вызывает споры среди его бывших сторонников, бежавших на Запад. Одна группа, возглавляемая Мераи, критикует И. Надя за то, что в первые дни событий он лавировал вместо радикального разрыва с партией и прямого перехода на сторону мятежников. Другая группа – сотрудники Института Имре Надя в Брюсселе, одобрительно отзывается о тактике И. Надя, который в данной ситуации «ограничился» лишь тем, что пытался приблизить политическую линию партии к позициям мятежников, добиться пересмотра оценки вооруженного выступления и избегал шумного разрыва. Собственно, в этом и состояла его линия в первые дни событий.
Чтобы поддержать такую тактику в ЦК шли «делегации рабочих», состоящие из писателей, студентов, мятежников и т.д. 26 октября со сторонниками И. Надя – Ф. Донатом и Г. Лошонци вела переговоры делегация Союза венгерских писателей, которая затем встретилась и с самим И. Надем. В отчете членов делегации говорилось: «Была достигнута договоренность с ними по большинству вопросов, прежде всего относительно того, что восстание и народное движение, полностью ему сочувствующее, носят в целом национально‑демократический характер». Но в те дни И. Надь и его приспешники считали, что время для открытого выступления с такими идеями еще не пришло. Они ждали еще два дня.
Другой центр сторонников И. Надя действовал в здании будапештского управления внутренних дел. В его задачу входило всеми силами препятствовать развертыванию вооруженной борьбы против контрреволюционеров. Такие деятели, как Т. Ацел, М. Гимеш, Д. Фазекаш и другие, убеждали руководителей полиции в том, что в стране началась «национальная революция», которую нужно всячески поддерживать. Им удалось склонить на свою сторону начальника управления, который приказал начать раздачу оружия мятежникам, освобождать арестованных за вооруженное выступление контрреволюционеров. Случалось, что воинские части по нескольку раз задерживали одних и тех же лиц, а полиция их тут же выпускала. Подобное предательство существенно снижало действенность мер, принимаемых армией в защиту власти рабочего класса. Эта группа вызывала разброд и в руководстве армии распространяя лозунг: «Не стрелять в народ!» В данном вопросе, как ни парадоксально, они оказались на единой платформе с представителями прежнего руководства, которых обуял панический страх.
Используя свою власть премьер‑министра, Имре Надь препятствовал вооруженной ликвидации контрреволюционного мятежа. Он постоянно откладывал срок вступления в силу законов чрезвычайного положения. Уже 25 октября он отменил комендантский час и призвал трудящихся, приступить к работе. А это значило, что вооруженные контрреволюционеры получали возможность свободно разгуливать по городу. Это он, угрожая подать в отставку, добился на рассвете 28 октября отмены операции по уничтожению контрреволюционной базы в переулке Корвин.
Имре Надь и его сообщники прибегли к сильному нажиму на Центральный Комитет и его членов, добиваясь пересмотра оценки ситуации и характера вооруженных, выступлений. Пленум Центрального Комитета заседал во второй половине дня 27 октября. В начале заседания члены Военного комитета отсутствовали. И. Надь и его приспешники требовали прекращения военных акций по подавлению мятежников и признания, что приемлемыми и целесообразными являются лишь меры политического воздействия на массы. Члены ЦК начали уже колебаться и склоняться к принятию линии на выход из кризиса путем переговоров. Однако к пяти часам вечера в зале заседаний появились члены Военного комитета. Их выступления привели к вынесению решения ЦК о продолжении вооруженной борьбы. Военный комитет был облечен доверием ЦК и продолжил свою работу.
Однако уже 28 октября было принято совсем другое решение. Дело в том, что общая дезорганизация, предательство некоторых высших офицеров, запутанность ситуации – все это играло на руку ревизионистам. И. Надь и его сторонники выступали с ярыми нападками на всех, кто с оружием в руках боролся против вооруженных банд. Опьяненные возможностью захватить всю полноту власти, которая казалась столь близкой, они называли убийцами тех, кто на деле защищал власть народа. Встав на националистические позиции, твердя фразы о единстве нации, они все же добились официальной переоценки характера событий. Существенную роль в их успехе сыграла передовая статья, напечатанная в номере «Сабад неп» от 28 октября под заголовком «Верны истине». В ней еще до принятия решения Центрального Комитета мятеж назывался уже «национально‑демократическим движением».
Таким образом, в стране развернулось как бы два путча: один разыгрывался на улицах под грохот выстрелов, а другой – в партии, где Имре Надь и его сообщники прибегали к оружию споров, требований, нажима и предательства. Без второго путча первый никогда не одержал бы победы, даже временной.
Вооруженный мятеж не завершился победой; лишь предатели, лишь считавшийся коммунистом премьер‑министр И. Надь объявили о его победе, провозгласив 28 октября общее и повсеместное прекращение огня и потребовав вывода советских войск из Будапешта. В заявлении по радио Имре Надь сказал, что правительство осуждает такие взгляды, будто развернувшиеся выступления представляют собой контрреволюцию. Мятеж он охарактеризовал как «национально‑демократическое движение», якобы ставящее своей целью обеспечение «национальной независимости, самостоятельности и суверенитета». Далее он объявил о том, что «правительство окажет покровительство и поддержку» созданным «повстанцами» органам и «будет стремиться к тому, чтобы они были включены в систему государственного управления». В том же выступлении он, по сути дела, нанес удар в спину тем силам, которые не выпустили из рук оружия и сохранили верность социализму: он объявил о создании новых сил охраны общественной безопасности из подразделений армии и полиции, а также контрреволюционных групп, которые он называл «вооруженными отрядами рабочих и молодежи».
Это выступление оказало парализующее воздействие на борьбу вооруженных сил, отдельных людей и групп, верных социализму. Ведь премьер‑министр объявил революционерами тех, кто являлся на деле контрреволюционерами, фашистами, бандитами, убийцами. И если верить словам премьера‑«коммуниста», то стали считаться контрреволюционерами все те рабочие, крестьяне, военнослужащие, которые шли на бой ради защиты власти народа и законного порядка. То было одно из самых постыдных предательств, за всю венгерскую историю: сам премьер‑министр нанес удар в спину той власти, тому строю, которые подняли его до этого высокого поста. Он предал доверие, оказанное ему народом.
Бывшие друзья И. Надя утверждают, что «ключом к ситуации в Венгрии был отвод советских войск». Действительно, это всегда фигурировало на первом месте в требованиях, выдвигавшихся контрреволюционерами. И внешние, и внутренние враги социализма сознавали, что до тех пор, пока на территории Венгерской Народной Республики расположены советские части, контрреволюция не будет способна прибрать власть к рукам. Мятежники не располагали такой вооруженной силой, которая была бы способна победить в уличных боях. К тому же являлось общеизвестным, что присутствие советских войск давало возможность силам социализма, даже при временном отступлении, вновь организовать свои ряды и перейти в контрнаступление. Участие советских войск в событиях ограничивало также возможности и размеры вмешательства извне. И хотя реакционеры‑эмигранты уже двинулись в направлении Венгрии, хотя они посылали в страну оружие и боеприпасы, но оказать крупномасштабную военную помощь мятежникам они оказались не в состоянии. Слишком велик был риск.
Профессор Чикагского университета X. Файнер в книге «Даллес во время Суэца» показывает, что в последние дня октября «некоторые советники Даллеса под воздействием напряженности момента торопили его принять решение о вмешательстве США в Венгрии, однако другие сразу же отвергли эти рекомендации, напомнив о жутких последствиях термоядерной войны». Несомненно, именно присутствие советских войск удержало империалистов от крупных авантюр, от неприкрытого и массового вмешательства.
И империализм, и венгерская контрреволюция сознавали, что вставший на путь строительства социализма небольшой народ не способен без помощи Советского Союза защитить свою независимость, свободу и социалистические завоевания перед лицом скоординированного и открытого нападения международной и внутренней реакции, особенно если его силы, как ржавчиной, разъедались предательством.
В 1956 г. и «народный центр оппозиции в свободном мире» отдавал себе отчет в том, что части Советской Армии находятся на территории Венгрии на законной основе, в соответствии с международными договорами и что участвуют они в борьбе против мятежников также на вполне законном основании. Поэтому их отвод находившийся в Нью‑Йорке комитет «Свободная Европа» считал «осуществимым лишь в том случае, если этого требования будут придерживаться находящиеся у власти венгерские руководители. Единственной надеждой был Надь». Да, считали заговорщики, один лишь Имре Надь мог добиться вывода советских войск, так как, будучи премьер‑министром, располагал необходимой для этого властью, а народные массы по‑прежнему еще относились к нему как к коммунисту.
Многих в Венгрии ввел в заблуждение тот факт, что на первом этапе контрреволюции радиостанция «Свободная Европа» давала И. Надю противоречивые оценки и даже сделала его мишенью своих нападок. В этом отношении в Мюнхене непоследовательно выполняли поступавшие из Нью‑Йорка указания. Так, рекомендация от 24 октября содержала следующие положения: «То, что Надь обратился за помощью к иностранным войскам для восстановления „порядка“, – это такой факт, от которого ему еще надо оправиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28