Где вы сейчас их видите? У нас даже нет тюрем!
– Наша планета – это сплошной концлагерь! – крикнул в ответ Олаф.
– Так взорвите его! – закричал в свою очередь Каминский.
– И взорвём, – уже спокойно пообещал Олаф.
– Это несерьёзно! У нас политическая дискуссия, здесь не место ребяческим выходкам!
Волнение в зале нарастало. Собравшиеся повскакивали с мест. Слов уже не разобрать. Каждый кричал своё. Несколько человек поднялись на помост и что-то объясняли Олафу, возбуждённо размахивая руками.
– Я, пожалуй, пойду, – сказала Ирина Каминскому, но тот не слышал её, устремившись к помосту. Ирина встала и пошла к выходу. В дверях её нагнал Френкель.
– Я провожу вас, если разрешите, – предложил он.
Они вышли и пошли рядом.
– Вы знаете его? – спросила она, когда они уже прошли больше половины пути.
– Олафа? Знаю, конечно! Это очень храбрый, но крайне несдержанный человек. Поймите, сейчас идти на вооружённую борьбу – значит заранее обречь себя на поражение. Что мы можем противопоставить армии, всей хорошо продуманной и слаженной системе? Фактически ничего. Следовательно, поражение неминуемо. А поражение – потеря того, что уже завоёвано.
– А что завоёвано?
– Ну как что? Многое. У нас уже есть политические партии. Правда, пока они на нелегальном положении, но это только начало. Придёт время, и мы вступим в неизбежный, как я думаю, период развития, когда правительство вынуждено будет допустить легальную оппозицию. Поймите, это неизбежно. Весь опыт человеческого развития учит, что без легальной оппозиции наступает застой в развитии и деградация. Это должны понять и наши правители.
– Мне кажется, вы их плохо знаете, – возразила Ирина. – Вы не думаете, что нашим правителям глубоко безразлично то, есть ли застой в обществе или нет, идёт ли деградация или не идёт? Их это не интересует. Олаф, наверное, прав. Я сама была на положении бесправной рабыни и знаю, что это такое. Лучше смерть!
– Я вам глубоко сочувствую: Разве я не понимаю, разве я не хочу свободы и демократии? Разумеется, хочу и первый бы приветствовал наступление этого времени. Но надо же быть реалистом. Сейчас не время для вооружённой борьбы. Олаф призывает фактически к революции. Прекрасно! Замечательно! Но с кем и с чем делать эту революцию? Как он справедливо сказал, два миллиарда, то есть почти девяносто процентов населения умственно кастрированных. С ними что ли делать революцию? Вы меня извините, но это бред.
– Что же тогда делать?
– Накапливать силы. Беречь уже достигнутое.
– Сколько на это потребуется времени? Столетия? Тысячу лет?
Френкель остановился и развёл руки.
– Не знаю, – откровенно признался он. – Ход истории не зависит от наших желаний. Может быть… – он задумался, как будто ему сейчас в голову пришла новая мысль.
– Что? – спросила она, тоже останавливаясь.
– Может быть, наступит глубокий кризис системы и создаст новые политические условия…
Сзади послышался скрип снега под ногами быстро идущего человека. Ирина обернулась и узнала в идущем Олафа.
– А, это вы! – приветствовал, поравнявшись с ними, Олаф Френкеля.
– Вы к Дубинину? – Френкель отступил в сторону, давая ему дорогу.
– Да, мы ещё не виделись. А вы, позвольте спросить, куда направляетесь?
– Вот провожаю даму туда же, – ответил Френкель.
– Так вы и есть та самая Ирина? – обрадованно воскликнул Олаф, поворачиваясь к ней и пристально вглядываясь в лицо. Как же, как же. Слышал о вас и чрезвычайно рад встрече.
– Вы друг Павла? – спросила она, протягивая ему руку.
– Самый близкий! – ответил он, мягко и осторожно пожимая ей руку в варежке из заячьей шкурки.
Ирина обернулась к Френкелю, как бы извиняясь.
– Я, может быть, пойду? – понял он. – У вас теперь есть провожатый.
– Спасибо вам, что проводили.
– Это вам спасибо. – Френкель церемонно раскланялся и засеменил в обратную сторону.
– А мне Павел ничего о вас не рассказывал, – обернулась Ирина к ожидающему её Олафу. Они пошли рядом. Ирина по тропинке, а Олаф – по глубокому снегу, доходящему до половины его меховых сапог.
– У нас не принято рассказывать друг о друге. Такая, знаете, работа…
– Вот мы и пришли! – Ирина остановилась у дощатой низенькой калитки. В окне дома горел свет.
– Павел! К тебе гость! – крикнула она, открывая дверь дома.
Павел сидел на табурете у открытой дверцы плиты и что-то шил из грубовыделанной лосиной шкуры.
– Олаф! – вскрикнул он, увидев вошедшего, вскакивая и раскрывая объятия.
– Подожди! Дай стряхну снег! – смеялся тот.
– Живой! – Павел тискал Олафа, хлопал его по спине.
Ирина невольно залюбовалась ими. Они были примерно одинакового роста, высокие, широкоплечие.
– Как видишь! Жив! Хотя, признаться, думал, что не уйду из последней переделки. Мы попали в засаду, потеряли троих, но все-таки доставили детей по назначению. Ты тоже, мне говорили, был в передряге.
– Не без этого. Надо было добыть списки провокаторов.
– Знаю! Все знаю! Мы же получили их копии. Как туда попал Станецкий? Это такая для всех неожиданность!
– Ирина, собери нам чего-нибудь, – попросил Павел. – Ты, наверное, голоден? – спросил он, принимая у Олафа куртку и вешая её на гвоздь.
– Как волк!
– Я вам поджарю олений окорок, – предложила Ирина.
– Давай окорок, – согласился Павел.
– И чаю, чаю, если можно, – попросил Олаф.
– Обязательно! Я уже поставила кипятить воду. У нас есть прекрасная заварка!
– Да, Станецкий был и для меня полной неожиданностью, – продолжил разговор Павел. – Когда я прочитал его фамилию, не поверил своим глазам. Кто-кто, но он? Ведь сколько раз был с нами в деле. Его допросили?
– Да, как и других, перед расстрелом.
– Что он говорил?
– Сначала все отрицал, а потом признался, что его завербовали два года назад. Да! Тебя уже тогда с нами не было! Мы проводили операцию и при отходе обнаружили, что с нами нет Станецкого. Он объявился через два месяца и предоставил вполне убедительные объяснения своего длительного отсутствия. Путь, как он говорил, к отступлению был отрезан. Он действительно отходил последним. Поэтому пришлось возвращаться на базу другой дорогой. Мы это, конечно, проверили, и все подтвердилось. Как выяснилось на допросе, он был захвачен. У него, конечно, сняли мнемограмму, откуда и стали известны наши базы. Затем ему предложили либо операцию на мозге, либо подписку о вербовке. Он предпочёл второе, считая, что после записи мнемограммы наши базы будут ликвидированы. Вот, между прочим, загадка, которую мы не могли понять. Почему нас не тронули?
– Как я понимаю, сведения, которые они узнали от Станецкого, оказались недостаточными. Они хотели сначала получить полную информацию, раскрыть все наши базы и потом одним ударом покончить с ДС. Если бы акцию предприняли раньше, то другие базы изменили бы своё местонахождение. К счастью, занималась этим не политическая полиция, а лично Заманский, который имел собственную полицию и, как мне кажется, находился в натянутых отношениях с начальником полиции. В общем, он хотел все сделать сам и не делить ни с кем почестей.
– Мужчины! За стол! – пригласила Ирина, снимая с плиты сковороду с шипящей олениной. Она поставила тарелки на стол и вдруг спохватилась:
– У нас только две вилки!
– Ничего! Я буду есть ножом! – Олаф вытащил из ножен остро отточенный клинок.
– Это ещё тот? – спросил Павел.
– Да! Мои талисман!
– Ох, черт возьми! Совсем забыл! – он быстро поднялся и подошёл к висящей на вешалке куртке.
– Посмотрите, что у меня есть! – сказал он, ставя на стол бутылку шотландского виски.
Мужчины, выпили. Ирина только смочила губы. Виски ей не понравилось.
– А ты прав! Оно лучше неразведенное, – Олаф подцепил ножом большой кусок оленины и отправил в рот.
– Разбавь соком брусники, – сказал Павел, заметив, что Ирина не стала пить виски. Он достал с полки банку с соком и налил ей в стакан до половины. Ирина попробовала.
– Ну что? Лучше?
– Ммм, – кивнула она и чему-то рассмеялась.
– Однако ты не спрашиваешь, почему я здесь, – Олаф взял ещё кусок мяса и с наслаждением понюхал. – На чем коптили? – Он ещё раз втянул в себя запах жареной оленины и определил. – Бук!
– И ещё дикая вишня, – уточнил Павел. – Жду, когда ты сам скажешь, – ответил он на вопрос Олафа. – Наверное, новое задание?
– На этот раз не угадал, – он засунул руку за ворот свитера и попытался что-то достать. – Простите, не достану, – извинился он перед Ириной, встал и отвернулся.
– Тебе письмо, – сказал он, поворачиваясь и протягивая Павлу смятый конверт.
ЖЕНА
Генерал сдержал слово. Через три месяца после происшедших событий он снова появился в усадьбе. На этот раз он прибыл на вертолёте. Мост через пропасть и дорога ещё не были восстановлены и неизвестно, когда будут, так как восстановительные работы так ещё и не начались.
Вместе с ним прилетели Рональд и ещё десять полицейских. Это были молодцы двухметрового роста, вооружённые на этот раз бластерами.
Генерал привёз с собой пакет, вскрыв который, Мария обнаружила в нем документ о признании Генриха Заманского-младшего приёмным сыном и законным наследником Генриха Заманского-старшего. Второй документ удостоверял её право на опекунство и распоряжение имуществом Генриха Заманского до его совершеннолетия.
– Дня через три сюда прибудут поверенные в ваших делах и введут вас во владение наследством. Вернее, официально вы уже можете распоряжаться имуществом. Вот ваша чековая книжка, – он протянул ей банковскую книжку. – Ваш счёт в банках в наличности и ценных бумагах составляет что-то около ста двадцати восьми миллиардов семисот миллионов. Поверенные должны вас только информировать о состоянии дел.
Он выжидательно посмотрел на Марию. Та поняла.
– Я согласна быть вашей женой, Дик, – просто сказала она.
– Тогда через три дня мы подпишем брачный контракт!
– Как вы хотите.
– Это ещё не все. Мне удалось, на основании посмертного письма Александра, добиться признания вас законной женой и вследствие этого четвёртая часть имущества Александра переходит непосредственно в вашу собственность. Остальные три четверти наследует ваш сын. Мне это стоило больших хлопот, но я хотел, чтобы вы в любом случае были обеспечены. Кто знает, что нас ждёт в будущем. Случись что-нибудь с вашим сыном или со мною…
– Спасибо, Дик. Я этого никогда не забуду.
– Я только хочу, Мария, чтобы вы знали. Я искренне полюбил вас. Вы умная женщина и должны понять, что одно другому не мешает. Наше деловое соглашение сделало нас союзниками и, я надеюсь, друзьями, но человек в нашем мире, как правило, одинок. Трудно жить, не доверяя никому на свете, – генерал говорил искренне и Мария это чувствовала.
– Поняв, что такое одиночество, – продолжал генерал, – начинаешь испытывать страшную тоску по действительно близкому человеку…
– Я, кажется, понимаю вас. Дик. Я постараюсь быть для вас именно таким человеком.
Через три дня брачный контракт был подписан, и Мария стала женой Дика.
Вскоре она поняла, что может полюбить своего нового мужа. Это не ускользнуло и от Дика. Будучи умным человеком, он не торопил события. Взяв себе за правило проявлять в отношении Марии, теперь уже его жены, внимание, такт и уважение, он значительно продвинулся в осуществлении своей цели, которую и не скрывал.
– Я побуду здесь ещё неделю, – сообщил он за ужином жене.
– Мне жаль, что ты так скоро уедешь, – вполне искренне сказала Мария. – Надеюсь, ты скоро вернёшься.
– Спасибо! Я рад, что ты так говоришь, – улыбнулся Дик. – Как только позволят дела, я немедленно приеду. Тебе пока следует оставаться здесь. Это даже хорошо, что долина сейчас отрезана от всего мира. Здесь ты будешь в полной безопасности.
– Мне разве что-то угрожает? – удивлённо подняла брови женщина.
– Не столько тебе, сколько твоему сыну.
– Ты меня пугаешь.
– Выслушай меня внимательно. У меня, как ты догадываешься, немало врагов.
– Это вполне естественно, – согласилась Мария. – Пост, который ты занимаешь…
– Теперь не только это, – нетерпеливо перебил её Дик. – Прости, пожалуйста…
– Ничего, продолжай.
– Вполне естественно, что весть о нашем браке скоро станет общеизвестной, если уже не стала. Понимая, что в моем распоряжении теперь оказались громадные суммы, меня будут опасаться ещё больше. А так как возможность использовать их зависит от того, жив ли твой сын или нет, то его постараются убрать.
– То есть убить? – побледнела Мария.
– Да! Если твой сын умрёт, то его состояние будет конфисковано. Ты не сможешь его наследовать, так как не состояла в браке с Генрихом. Я тут оставлю своих ребят, – продолжал он, – это преданные лично мне люди, проверенные не раз в деле. Я их снабдил оружием, которое не имеет даже армия. Спустя некоторое время сюда прибудет ещё партия моих людей. Тебя и твоего сына будут охранять тщательнее, чем самого императора. Но и ты должна быть осторожной.
– Что я должна делать?
– Ты не должна нанимать себе новых слуг. В крайнем случае, их я доставлю тебе сам. Фермеров, которые снабжают вас продуктами, я уже тщательно проверил.
– Мне жаль, что с ними так получилось, – вспомнила Мария события прошлого лета.
– Сами виноваты! Двоих так и не удалось спасти. Хочу отдать должное вашему бывшему управляющему. Он сам никого не убил, но парень, я скажу, что надо!
– Как там Ирина… Жива ли?
– Их след затерялся в лесах Канады. Думаю, что оба живы. Я давно знаю этого парня. Это один из лучших агентов Движения сопротивления. У него много имён, но среди своих он известен под фамилией Дубинин.
– Он что, русский?
– По-видимому. – Дик с минуту молчал. По его лицу было видно, что он хочет задать вопрос, но колеблется.
– Ты хочешь что-то спросить?
– Да, но ты можешь не отвечать… Вы надёжно спрятали тело Генриха? Я это спрашиваю потому, что остроумно подброшенная версия о его похищении при проверке не подтвердилась. Мне пришлось исправить допущенные вами ошибки, чтобы её окончательно подтвердить.
«Зачем он меня об этом спрашивает? Ему, очевидно, все известно. Но спрашивает… Следовательно, проверка… Теперь уже на искренность».
– Можешь быть спокоен! Тела его нет. Оно растворилось в ванной с едкой щёлочью, – ответила Мария и вся внутренне сжалась.
– Так я и предполагал. Это произошло, когда он избивал Ирину? Вошёл управляющий и…
– Нет, управляющего позвали, когда уже все было кончено… Это я его!..
– Ты?!! – впервые за все знакомство Мария видела такое неподдельное его удивление.
– Нет! – он наконец справился с волнением. – Ты действительно та женщина, о которой я мечтал всю жизнь! Я имею в виду не само убийство, – быстро пояснил он, – а то самообладание, с которым ты держалась после. Так ловко провести… И кого? Меня! Ну что же. Между нами нет теперь ничего невысказанного. Я вижу, что ты мне полностью доверяешь. Это очень важно! Доверюсь и я тебе, так как твоя помощь мне будет необходима, и я не хочу, чтобы ты действовала с «закрытыми глазами». Если ты не возражаешь, пройдём в кабинет.
В кабинете Мария обратила внимание на то, что вместо старого сейфа, разрезанного лучом бластера в ту памятную ночь, стоит новый, более массивный.
– Садись сюда, – он придвинул ей кресло и достал из кармана ключи. Открыв сейф, он вытащил из него чемодан.
– Вот это надо передать твоему бывшему управляющему, – сказал он. – Здесь часть тех денег, которые предназначались для выплаты выкупа за Генриха. Всего двести миллионов.
– Ничего не понимаю! Ведь Генрих мёртв!
– Постараюсь объяснить. Генриха, как было обусловлено, передал представителю правительства представитель Движения сопротивления.
– Не понимаю…
– Генрих сел в машину, – продолжал Дик, не обращая внимания на её крайне удивлённый вид. – Потом, на дороге в горах, произошёл несчастный случай. Лопнул передний левый скат и машина сорвалась в пропасть. Все это от начала и до конца фиксировалось на видеоплёнку с вертолёта, который сопровождал машину вплоть до аварии. В результате падения машины с высоты в три тысячи футов опознать трупы не представилось возможным. Но на видеоплёнке эксперты опознали Генриха, когда он шёл к машине и садился в неё. Погибли, кроме него, заместитель министра финансов и шофёр с двумя охранниками.
– Так эти деньги?..
– Выкуп за Генриха. Часть их мне пришлось израсходовать. Я думаю, ДС ко мне не будет иметь претензии. Видишь ли, я уже говорил, что пришлось исправлять некоторые ваши ошибки. Если бы элита не убедилась в том, что Генрих действительно похищен, то сюда прислали бы опытных криминалистов и тебе уже не удалось бы избежать мнемограммы.
Мария поняла, что Дик её спас, и с благодарностью дотронулась до его руки.
– Но дело не только в этом, – продолжал Дик, – мне действительно крайне необходимо, чтобы эти деньги попали к ДС и именно к Павлу.
– Но этими деньгами ты усилишь ДС!
– А мне и надо, чтобы оно стало действовать активнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Наша планета – это сплошной концлагерь! – крикнул в ответ Олаф.
– Так взорвите его! – закричал в свою очередь Каминский.
– И взорвём, – уже спокойно пообещал Олаф.
– Это несерьёзно! У нас политическая дискуссия, здесь не место ребяческим выходкам!
Волнение в зале нарастало. Собравшиеся повскакивали с мест. Слов уже не разобрать. Каждый кричал своё. Несколько человек поднялись на помост и что-то объясняли Олафу, возбуждённо размахивая руками.
– Я, пожалуй, пойду, – сказала Ирина Каминскому, но тот не слышал её, устремившись к помосту. Ирина встала и пошла к выходу. В дверях её нагнал Френкель.
– Я провожу вас, если разрешите, – предложил он.
Они вышли и пошли рядом.
– Вы знаете его? – спросила она, когда они уже прошли больше половины пути.
– Олафа? Знаю, конечно! Это очень храбрый, но крайне несдержанный человек. Поймите, сейчас идти на вооружённую борьбу – значит заранее обречь себя на поражение. Что мы можем противопоставить армии, всей хорошо продуманной и слаженной системе? Фактически ничего. Следовательно, поражение неминуемо. А поражение – потеря того, что уже завоёвано.
– А что завоёвано?
– Ну как что? Многое. У нас уже есть политические партии. Правда, пока они на нелегальном положении, но это только начало. Придёт время, и мы вступим в неизбежный, как я думаю, период развития, когда правительство вынуждено будет допустить легальную оппозицию. Поймите, это неизбежно. Весь опыт человеческого развития учит, что без легальной оппозиции наступает застой в развитии и деградация. Это должны понять и наши правители.
– Мне кажется, вы их плохо знаете, – возразила Ирина. – Вы не думаете, что нашим правителям глубоко безразлично то, есть ли застой в обществе или нет, идёт ли деградация или не идёт? Их это не интересует. Олаф, наверное, прав. Я сама была на положении бесправной рабыни и знаю, что это такое. Лучше смерть!
– Я вам глубоко сочувствую: Разве я не понимаю, разве я не хочу свободы и демократии? Разумеется, хочу и первый бы приветствовал наступление этого времени. Но надо же быть реалистом. Сейчас не время для вооружённой борьбы. Олаф призывает фактически к революции. Прекрасно! Замечательно! Но с кем и с чем делать эту революцию? Как он справедливо сказал, два миллиарда, то есть почти девяносто процентов населения умственно кастрированных. С ними что ли делать революцию? Вы меня извините, но это бред.
– Что же тогда делать?
– Накапливать силы. Беречь уже достигнутое.
– Сколько на это потребуется времени? Столетия? Тысячу лет?
Френкель остановился и развёл руки.
– Не знаю, – откровенно признался он. – Ход истории не зависит от наших желаний. Может быть… – он задумался, как будто ему сейчас в голову пришла новая мысль.
– Что? – спросила она, тоже останавливаясь.
– Может быть, наступит глубокий кризис системы и создаст новые политические условия…
Сзади послышался скрип снега под ногами быстро идущего человека. Ирина обернулась и узнала в идущем Олафа.
– А, это вы! – приветствовал, поравнявшись с ними, Олаф Френкеля.
– Вы к Дубинину? – Френкель отступил в сторону, давая ему дорогу.
– Да, мы ещё не виделись. А вы, позвольте спросить, куда направляетесь?
– Вот провожаю даму туда же, – ответил Френкель.
– Так вы и есть та самая Ирина? – обрадованно воскликнул Олаф, поворачиваясь к ней и пристально вглядываясь в лицо. Как же, как же. Слышал о вас и чрезвычайно рад встрече.
– Вы друг Павла? – спросила она, протягивая ему руку.
– Самый близкий! – ответил он, мягко и осторожно пожимая ей руку в варежке из заячьей шкурки.
Ирина обернулась к Френкелю, как бы извиняясь.
– Я, может быть, пойду? – понял он. – У вас теперь есть провожатый.
– Спасибо вам, что проводили.
– Это вам спасибо. – Френкель церемонно раскланялся и засеменил в обратную сторону.
– А мне Павел ничего о вас не рассказывал, – обернулась Ирина к ожидающему её Олафу. Они пошли рядом. Ирина по тропинке, а Олаф – по глубокому снегу, доходящему до половины его меховых сапог.
– У нас не принято рассказывать друг о друге. Такая, знаете, работа…
– Вот мы и пришли! – Ирина остановилась у дощатой низенькой калитки. В окне дома горел свет.
– Павел! К тебе гость! – крикнула она, открывая дверь дома.
Павел сидел на табурете у открытой дверцы плиты и что-то шил из грубовыделанной лосиной шкуры.
– Олаф! – вскрикнул он, увидев вошедшего, вскакивая и раскрывая объятия.
– Подожди! Дай стряхну снег! – смеялся тот.
– Живой! – Павел тискал Олафа, хлопал его по спине.
Ирина невольно залюбовалась ими. Они были примерно одинакового роста, высокие, широкоплечие.
– Как видишь! Жив! Хотя, признаться, думал, что не уйду из последней переделки. Мы попали в засаду, потеряли троих, но все-таки доставили детей по назначению. Ты тоже, мне говорили, был в передряге.
– Не без этого. Надо было добыть списки провокаторов.
– Знаю! Все знаю! Мы же получили их копии. Как туда попал Станецкий? Это такая для всех неожиданность!
– Ирина, собери нам чего-нибудь, – попросил Павел. – Ты, наверное, голоден? – спросил он, принимая у Олафа куртку и вешая её на гвоздь.
– Как волк!
– Я вам поджарю олений окорок, – предложила Ирина.
– Давай окорок, – согласился Павел.
– И чаю, чаю, если можно, – попросил Олаф.
– Обязательно! Я уже поставила кипятить воду. У нас есть прекрасная заварка!
– Да, Станецкий был и для меня полной неожиданностью, – продолжил разговор Павел. – Когда я прочитал его фамилию, не поверил своим глазам. Кто-кто, но он? Ведь сколько раз был с нами в деле. Его допросили?
– Да, как и других, перед расстрелом.
– Что он говорил?
– Сначала все отрицал, а потом признался, что его завербовали два года назад. Да! Тебя уже тогда с нами не было! Мы проводили операцию и при отходе обнаружили, что с нами нет Станецкого. Он объявился через два месяца и предоставил вполне убедительные объяснения своего длительного отсутствия. Путь, как он говорил, к отступлению был отрезан. Он действительно отходил последним. Поэтому пришлось возвращаться на базу другой дорогой. Мы это, конечно, проверили, и все подтвердилось. Как выяснилось на допросе, он был захвачен. У него, конечно, сняли мнемограмму, откуда и стали известны наши базы. Затем ему предложили либо операцию на мозге, либо подписку о вербовке. Он предпочёл второе, считая, что после записи мнемограммы наши базы будут ликвидированы. Вот, между прочим, загадка, которую мы не могли понять. Почему нас не тронули?
– Как я понимаю, сведения, которые они узнали от Станецкого, оказались недостаточными. Они хотели сначала получить полную информацию, раскрыть все наши базы и потом одним ударом покончить с ДС. Если бы акцию предприняли раньше, то другие базы изменили бы своё местонахождение. К счастью, занималась этим не политическая полиция, а лично Заманский, который имел собственную полицию и, как мне кажется, находился в натянутых отношениях с начальником полиции. В общем, он хотел все сделать сам и не делить ни с кем почестей.
– Мужчины! За стол! – пригласила Ирина, снимая с плиты сковороду с шипящей олениной. Она поставила тарелки на стол и вдруг спохватилась:
– У нас только две вилки!
– Ничего! Я буду есть ножом! – Олаф вытащил из ножен остро отточенный клинок.
– Это ещё тот? – спросил Павел.
– Да! Мои талисман!
– Ох, черт возьми! Совсем забыл! – он быстро поднялся и подошёл к висящей на вешалке куртке.
– Посмотрите, что у меня есть! – сказал он, ставя на стол бутылку шотландского виски.
Мужчины, выпили. Ирина только смочила губы. Виски ей не понравилось.
– А ты прав! Оно лучше неразведенное, – Олаф подцепил ножом большой кусок оленины и отправил в рот.
– Разбавь соком брусники, – сказал Павел, заметив, что Ирина не стала пить виски. Он достал с полки банку с соком и налил ей в стакан до половины. Ирина попробовала.
– Ну что? Лучше?
– Ммм, – кивнула она и чему-то рассмеялась.
– Однако ты не спрашиваешь, почему я здесь, – Олаф взял ещё кусок мяса и с наслаждением понюхал. – На чем коптили? – Он ещё раз втянул в себя запах жареной оленины и определил. – Бук!
– И ещё дикая вишня, – уточнил Павел. – Жду, когда ты сам скажешь, – ответил он на вопрос Олафа. – Наверное, новое задание?
– На этот раз не угадал, – он засунул руку за ворот свитера и попытался что-то достать. – Простите, не достану, – извинился он перед Ириной, встал и отвернулся.
– Тебе письмо, – сказал он, поворачиваясь и протягивая Павлу смятый конверт.
ЖЕНА
Генерал сдержал слово. Через три месяца после происшедших событий он снова появился в усадьбе. На этот раз он прибыл на вертолёте. Мост через пропасть и дорога ещё не были восстановлены и неизвестно, когда будут, так как восстановительные работы так ещё и не начались.
Вместе с ним прилетели Рональд и ещё десять полицейских. Это были молодцы двухметрового роста, вооружённые на этот раз бластерами.
Генерал привёз с собой пакет, вскрыв который, Мария обнаружила в нем документ о признании Генриха Заманского-младшего приёмным сыном и законным наследником Генриха Заманского-старшего. Второй документ удостоверял её право на опекунство и распоряжение имуществом Генриха Заманского до его совершеннолетия.
– Дня через три сюда прибудут поверенные в ваших делах и введут вас во владение наследством. Вернее, официально вы уже можете распоряжаться имуществом. Вот ваша чековая книжка, – он протянул ей банковскую книжку. – Ваш счёт в банках в наличности и ценных бумагах составляет что-то около ста двадцати восьми миллиардов семисот миллионов. Поверенные должны вас только информировать о состоянии дел.
Он выжидательно посмотрел на Марию. Та поняла.
– Я согласна быть вашей женой, Дик, – просто сказала она.
– Тогда через три дня мы подпишем брачный контракт!
– Как вы хотите.
– Это ещё не все. Мне удалось, на основании посмертного письма Александра, добиться признания вас законной женой и вследствие этого четвёртая часть имущества Александра переходит непосредственно в вашу собственность. Остальные три четверти наследует ваш сын. Мне это стоило больших хлопот, но я хотел, чтобы вы в любом случае были обеспечены. Кто знает, что нас ждёт в будущем. Случись что-нибудь с вашим сыном или со мною…
– Спасибо, Дик. Я этого никогда не забуду.
– Я только хочу, Мария, чтобы вы знали. Я искренне полюбил вас. Вы умная женщина и должны понять, что одно другому не мешает. Наше деловое соглашение сделало нас союзниками и, я надеюсь, друзьями, но человек в нашем мире, как правило, одинок. Трудно жить, не доверяя никому на свете, – генерал говорил искренне и Мария это чувствовала.
– Поняв, что такое одиночество, – продолжал генерал, – начинаешь испытывать страшную тоску по действительно близкому человеку…
– Я, кажется, понимаю вас. Дик. Я постараюсь быть для вас именно таким человеком.
Через три дня брачный контракт был подписан, и Мария стала женой Дика.
Вскоре она поняла, что может полюбить своего нового мужа. Это не ускользнуло и от Дика. Будучи умным человеком, он не торопил события. Взяв себе за правило проявлять в отношении Марии, теперь уже его жены, внимание, такт и уважение, он значительно продвинулся в осуществлении своей цели, которую и не скрывал.
– Я побуду здесь ещё неделю, – сообщил он за ужином жене.
– Мне жаль, что ты так скоро уедешь, – вполне искренне сказала Мария. – Надеюсь, ты скоро вернёшься.
– Спасибо! Я рад, что ты так говоришь, – улыбнулся Дик. – Как только позволят дела, я немедленно приеду. Тебе пока следует оставаться здесь. Это даже хорошо, что долина сейчас отрезана от всего мира. Здесь ты будешь в полной безопасности.
– Мне разве что-то угрожает? – удивлённо подняла брови женщина.
– Не столько тебе, сколько твоему сыну.
– Ты меня пугаешь.
– Выслушай меня внимательно. У меня, как ты догадываешься, немало врагов.
– Это вполне естественно, – согласилась Мария. – Пост, который ты занимаешь…
– Теперь не только это, – нетерпеливо перебил её Дик. – Прости, пожалуйста…
– Ничего, продолжай.
– Вполне естественно, что весть о нашем браке скоро станет общеизвестной, если уже не стала. Понимая, что в моем распоряжении теперь оказались громадные суммы, меня будут опасаться ещё больше. А так как возможность использовать их зависит от того, жив ли твой сын или нет, то его постараются убрать.
– То есть убить? – побледнела Мария.
– Да! Если твой сын умрёт, то его состояние будет конфисковано. Ты не сможешь его наследовать, так как не состояла в браке с Генрихом. Я тут оставлю своих ребят, – продолжал он, – это преданные лично мне люди, проверенные не раз в деле. Я их снабдил оружием, которое не имеет даже армия. Спустя некоторое время сюда прибудет ещё партия моих людей. Тебя и твоего сына будут охранять тщательнее, чем самого императора. Но и ты должна быть осторожной.
– Что я должна делать?
– Ты не должна нанимать себе новых слуг. В крайнем случае, их я доставлю тебе сам. Фермеров, которые снабжают вас продуктами, я уже тщательно проверил.
– Мне жаль, что с ними так получилось, – вспомнила Мария события прошлого лета.
– Сами виноваты! Двоих так и не удалось спасти. Хочу отдать должное вашему бывшему управляющему. Он сам никого не убил, но парень, я скажу, что надо!
– Как там Ирина… Жива ли?
– Их след затерялся в лесах Канады. Думаю, что оба живы. Я давно знаю этого парня. Это один из лучших агентов Движения сопротивления. У него много имён, но среди своих он известен под фамилией Дубинин.
– Он что, русский?
– По-видимому. – Дик с минуту молчал. По его лицу было видно, что он хочет задать вопрос, но колеблется.
– Ты хочешь что-то спросить?
– Да, но ты можешь не отвечать… Вы надёжно спрятали тело Генриха? Я это спрашиваю потому, что остроумно подброшенная версия о его похищении при проверке не подтвердилась. Мне пришлось исправить допущенные вами ошибки, чтобы её окончательно подтвердить.
«Зачем он меня об этом спрашивает? Ему, очевидно, все известно. Но спрашивает… Следовательно, проверка… Теперь уже на искренность».
– Можешь быть спокоен! Тела его нет. Оно растворилось в ванной с едкой щёлочью, – ответила Мария и вся внутренне сжалась.
– Так я и предполагал. Это произошло, когда он избивал Ирину? Вошёл управляющий и…
– Нет, управляющего позвали, когда уже все было кончено… Это я его!..
– Ты?!! – впервые за все знакомство Мария видела такое неподдельное его удивление.
– Нет! – он наконец справился с волнением. – Ты действительно та женщина, о которой я мечтал всю жизнь! Я имею в виду не само убийство, – быстро пояснил он, – а то самообладание, с которым ты держалась после. Так ловко провести… И кого? Меня! Ну что же. Между нами нет теперь ничего невысказанного. Я вижу, что ты мне полностью доверяешь. Это очень важно! Доверюсь и я тебе, так как твоя помощь мне будет необходима, и я не хочу, чтобы ты действовала с «закрытыми глазами». Если ты не возражаешь, пройдём в кабинет.
В кабинете Мария обратила внимание на то, что вместо старого сейфа, разрезанного лучом бластера в ту памятную ночь, стоит новый, более массивный.
– Садись сюда, – он придвинул ей кресло и достал из кармана ключи. Открыв сейф, он вытащил из него чемодан.
– Вот это надо передать твоему бывшему управляющему, – сказал он. – Здесь часть тех денег, которые предназначались для выплаты выкупа за Генриха. Всего двести миллионов.
– Ничего не понимаю! Ведь Генрих мёртв!
– Постараюсь объяснить. Генриха, как было обусловлено, передал представителю правительства представитель Движения сопротивления.
– Не понимаю…
– Генрих сел в машину, – продолжал Дик, не обращая внимания на её крайне удивлённый вид. – Потом, на дороге в горах, произошёл несчастный случай. Лопнул передний левый скат и машина сорвалась в пропасть. Все это от начала и до конца фиксировалось на видеоплёнку с вертолёта, который сопровождал машину вплоть до аварии. В результате падения машины с высоты в три тысячи футов опознать трупы не представилось возможным. Но на видеоплёнке эксперты опознали Генриха, когда он шёл к машине и садился в неё. Погибли, кроме него, заместитель министра финансов и шофёр с двумя охранниками.
– Так эти деньги?..
– Выкуп за Генриха. Часть их мне пришлось израсходовать. Я думаю, ДС ко мне не будет иметь претензии. Видишь ли, я уже говорил, что пришлось исправлять некоторые ваши ошибки. Если бы элита не убедилась в том, что Генрих действительно похищен, то сюда прислали бы опытных криминалистов и тебе уже не удалось бы избежать мнемограммы.
Мария поняла, что Дик её спас, и с благодарностью дотронулась до его руки.
– Но дело не только в этом, – продолжал Дик, – мне действительно крайне необходимо, чтобы эти деньги попали к ДС и именно к Павлу.
– Но этими деньгами ты усилишь ДС!
– А мне и надо, чтобы оно стало действовать активнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32