А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Оба вступили в брак, как он выразился, по расчету. Эти слова жгли ее. Грейс не могла избавиться от них, выбросить из головы весь день. И это, разумеется, было правдой. Простой правдой. Слова были сказаны не ради того, чтобы причинить боль или унизить ее. Они лишь констатировали истинное положение вещей. Грейс все время это знала. Она любила Перри не больше, чем он любил ее, когда давала согласие выйти за него замуж. Только потом, и настолько незаметно, что Грейс не сумела бы определить, когда это произошло, Перри стал для нее всем.
Не было ни малейшего основания полагать, будто с мужем случилось то же самое. Перри относился к ней с нежностью и глубокой привязанностью, проявив понимание и уважение к ее чувствам и к ее личности во время последних событий. Нет, жаловаться не на что. Но как больно было услышать голую истину без единого намека на то, что этот брак стал для нее чем-то неизмеримо большим, нежели замужество по расчету.
Она не поверила Гарету. Не поверила тому, что Перри охотится за молодыми женщинами и рано или поздно обзаведется любовницей. Грейс этому не поверила. Она хорошо знала Перри, во много раз лучше, чем знал его виконт, и понимала, что муж верен ей и будет верен и впредь. Но быть может, испытывает почти неосознанное стремление взглянуть на более молодую женщину с вожделением? Не тяготится ли он браком, который не приносит ему истинного счастья?
Грейс не могла спросить Перри об этом, приходила в ужас при мысли о том, что ее поведение в прошлую ночь вобьет между ними клин и брак их в дальнейшем не принесет им ничего, кроме страданий и самообмана.
Грейс обрадовалась, увидев, как Перри входит в их общую спальню в первую же ночь после возвращения в Лондон. Он был необычайно серьезным — как никогда, сел на край постели и коснулся ее щеки.
— Ты сказала, что хочешь оставаться моей женой, Грейс. Я тоже этого хочу. Но меня не устраивает неполноценный брак. Если моя близость тебе неприятна, скажи мне об этом прямо сейчас, и я устрою все так, чтобы мы могли жить отдельно. Я не хочу прикасаться к тебе против твоей воли.
— Твои прикосновения вовсе не неприятны, Перри. — Грейс взяла мужа за руку и прижала его ладонь к своей щеке. — И я тоже не сторонница неполноценного брака.
Он посмотрел ей в глаза, прежде чем встать и погасить свечи.
Однако позже, лежа рядом с мужем, Грейс не была уверена, что их ласки принесли обоим ощущение подлинной близости. Она не могла избавиться от напряжения, долго не отвечала на прикосновения его рук и губ, когда Перри медленно и терпеливо старался вызвать ответное желание. Грейс мешали воспоминания о требовательных руках Гарета, и оттого она снова чувствовала себя нечистой. Перри начал прежде, чем она была готова его принять, но Грейс ничем не показала, что ей больно. Через несколько минут после наступившего для обоих единения Перри отодвинулся, положил руку ей под голову, как делал обычно. Грейс знала, что муж не спит. Слишком тихо и неподвижно он лежал для спящего.
— Перри, — еле слышно шепнула она и дотронулась до его руки.
Муж повернул к ней голову.
— Перри, тебе хочется и дальше оставаться в Лондоне? Тебя радует и развлекает сезон?
— Ты желаешь уехать домой? — спросил он.
— Да. — Она не разобралась в его тоне. — Но только если и ты этого желаешь. Ведь мы приняли несколько приглашений на ближайшие недели.
— В таком случае завтра же утром пошлем свои извинения. Отъезд послезавтра тебя устраивает?
— Да. О, Перри, как долго мы не были дома!
— Слишком долго, — произнес он, поцеловал Грейс в губы и повернулся на бок.
Итак, супружеская близость восстановлена, думала Грейс, лежа без сна. Спустя некоторое время по глубокому и ровному дыханию Перри поняла, что он уснул. Это было больше, чем ей хотелось, и все же оставалось ощущение пустоты и нечто вроде колющей боли в желудке. Да, они вместе, они только что занимались любовью и через два дня уедут домой, но мысли об этом не избавили Грейс от чувства одиночества.
Она была напугана.
* * *
— О, Перри, ты только посмотри! Все цветет! Грейс приникла к окну еще за две мили до Рирдон-Парка, хотя еще никак нельзя было увидеть дом. Но вот он наконец показался, квадратный, классических пропорций, дом, окруженный деревьями. Вот и яркие цветы поздней весны, которые Перри и Грейс вместе сажали год назад.
Перри посмотрел через плечо Грейс и сказал:
— Дом. Один взгляд, брошенный на него, стоит тысячи дней, проведенных в любом другом уголке мира, Боюсь, что я никогда не стану искателем приключений, Грейс.
— Я тоже. О, Перри, я готова заплакать!
— Это было бы крайне глупо, дорогая. Тогда из-за слез ты не увидишь фруктовый сад, который вот-вот покажется. А слуги только взглянут на твое лицо и сразу решат, что тебе не хотелось возвращаться. Цветы великолепны, Грейс.
Все выглядело так, словно они нынче утром, покинув гостиницу, в которой провели ночь, ушли из одного мира и через пять часов попали в другой. Перигрин пулей вылетел из кареты, едва она остановилась у парадных дверей, и повернулся, чтобы подхватить на руки жену, не обратив ни малейшего внимания на лесенку, откинутую лакеем.
Они были дома, они были вместе, и они улыбнулись друг другу в искреннем восторге.
Почти, подумалось Перигрину, когда он несколько секунд удерживал Грейс за талию после того, как ее ноги уже коснулись земли; он улыбнулся ей еще раз, словно вся неловкость и натянутость, все попытки делать вид, будто между ними все в порядке, бесследно улетучились во время этой последней минуты их путешествия. Почти — как если бы оба немедленно вернулись к спокойному согласию, которому так радовались еще несколько недель назад.
— Ты счастлива? — спросил Перри перед тем, как отпустить жену.
Грейс кивнула. Он мог бы прижать ее к себе, поцеловать и заверить, что любит ее и станет оберегать всю оставшуюся жизнь, если бы кучер, лакей, еще двое слуг, собственный камердинер Перри и горничная Грейс не суетились вокруг них, вытаскивая из кареты багаж, и если бы экономка, стоя в дверях, не делала реверанс за реверансом.
— Как же мы удивились, миледи, когда услышали нынче утречком, что вы уже на пути домой. — Экономка сияла от радости. — Подымайтесь-ка прямо наверх, умойтесь с дороги. Я велела принести туда горячую воду. А теплые булочки и крепкий чай подадут в гостиной, не успеете оглянуться.
— Спасибо, — поблагодарила Грейс. — Как приятно оказаться дома!
Перигрин немедля согласился с тем, что это и в самом деле приятно. Он никогда не был большим любителем Лондона и избранного общества. Сейчас одна только мысль о том и о другом вызывала дрожь. Перри и представить себе не мог, что когда-нибудь захочет еще раз поехать туда или вообще покинет свой дом хотя бы на самое короткое время.
Было так хорошо погрузиться в привычное течение их спокойной жизни! Хорошо бродить в парке и фруктовом саду, наслаждаясь красотой, которой окружили его искусство и воображение жены. Хорошо было вернуться к собственным книгам, развалиться в потертом кресле и читать в полное свое удовольствие, попутно наблюдая, как Грейс вышивает, сидя в кресле напротив. Хорошо было читать ей вслух и вновь находить в ней достойную единомышленницу.
И было так радостно вернуться в круг друзей. Весть об их возвращении распространилась быстро, и ни один вечер в последующие несколько дней не обходился по крайней мере без одного визитера. Пастор извинился за свою добрую супругу, которая не могла явиться вместе с ним, и с восторгом сообщил о прибавлении в их семействе, происшедшем три недели назад. Миссис Картрайт пожаловалась на то, что в отсутствие Лэмпменов и Эмберли жизнь была до крайности скучной, но выразила надежду на перемену к лучшему теперь, когда Перигрин и его жена уже дома. Мистер Уотсон пришел вернуть книгу стихов которую брал еще перед Рождеством.
Мистер и миссис Кэррингтон вели себя настолько в своем духе, что Перри с трудом удерживался от смеха в их присутствии и громко расхохотался, едва они ушли.
— Такой изысканный новый наряд! — восхитился мистер Кэррингтон, внимательнейшим образом разглядывая муслиновое платье Грейс. — Осмелюсь предположить, леди Лэмпмен, что вы теперь не захотите знаться с деревенщиной вроде нас.
— Уильям! — одернула его супруга. — Ну что за идея! Леди Лэмпмен подумает, что ты говоришь всерьез. Не обращайте на него внимания, дорогая. Он любит подразнить.
— Полюбуйтесь на мой новый сюртук, — сказал Перри, поглаживая обеими руками лацканы. — Сшит у Вестона, не где-нибудь. И я рассчитываю на то, что в этой части земного шара никто не избежит моего внимания. Если я повернусь спиной ко всем соседям, некому будет восхищаться моим шикарным видом.
— Совершенно верно! — подхватил мистер Кэррингтон. — Стало быть, вы очень и очень в нас нуждаюсь, сэр Лэмпмен. Думаю, тебе приятно узнать, Виола, что скучать нам не придется.
— Вы только послушайте, что они говорят! — возмутилась миссис Кэррингтон. — Ваш муж такой же негодник, как и мой, леди Лэмпмен. Примите мои coболезнования. Но он всегда был жутким озорником, с самого детства.
— Виола становится прямо-таки тигрицей, когда выйдет из себя, — покачал головой мистер Кэррингтон. — Нам, пожалуй, лучше уйти, дорогая.
— Поскольку мы просидели здесь целый час, я согласна, что нам пора и честь знать. Но он говорит неправду, леди Лэмпмен. Я тигрица? Ничего себе сравнение!
После их ухода Грейс смеялась вместе с Перигрином. Обе мисс Стэнхоп тоже остались верны себе. Старшая мисс Стэнхоп подробно описала, как они украсили алтарь в церкви на Пасху, накрыв его тем самым кружевным покрывалом, которое она связала специально для таких случаев, и сетовала, что им очень не хватало леди Лэмпмен, когда пришлось украшать все цветами. Младшая мисс Стэнхоп, Летиция, смеялась, слушая комплименты Перигрина, и заявила, что если бы каждая ее шляпка, которую дорогой сэр Перри считает новой, была таковой на самом деле, то у нее бы шкаф битком был набит шляпками.
Да, как славно снова оказаться дома. Словно бы они никогда и не уезжали. Словно бы… Но что-то стояло между ними.
Это было трудно объяснить, невозможно выразить словами и даже просто понять. Грейс и Перри часто и совершенно свободно беседовали на самые разные темы. Но в их разговорах было нечто вынужденное, нечто такое, о чем оба избегали говорить и даже думать не смели. Они могли сидеть подолгу бок о бок и молчать вполне непринужденно, однако порой само это молчание как бы кричало о невысказанном. И вместе ездили в гости, и радовались дружелюбию соседей. И тем не менее постоянно наблюдали друг за другом — не из ревности или подозрения, а именно из страха перед тем, невысказанным.
Они жили вместе как муж и жена, и все же их супружеские утехи стали менее частыми. И хотя они были удовлетворены, оба нередко задумывались, нередко против собственной воли и каждый о своем. Грейс — не мечтает ли муж о более молодой женщине; Перигрин — не тоскует ли она о мужчине, которого любила в юности.
И оба помнили, что вступили в брак по расчету. Каждый считал, что любовь озарила только одного.
Глава 12
Шел к концу второй год их супружества. Грейс и Перигрин чувствовали, что отношения восстановились и пришли к тому относительному благополучию, которым был отмечен конец первого года. Единственная разница заключалась все в том же: каждый считал, что нелегко любить глубоко, если не верить во взаимность чувства. Но каждый был благодарен другому за преданность и привязанность.
Они послали родным Грейс приглашение на Рождество. Приглашение отклонили — погода, а следовательно, и состояние дорог были скверными, к тому же Освальд должен был приехать домой из школы на несколько недель. Однако Ховарды обещали приехать, возможно, в феврале, если зима не затянется и не будет слишком холодной. Даже лорд Поли решил приехать и побывать на могиле младшего сына.
Грейс обрадовалась. Ей казалось, что примирение с отцом, наметившееся прошедшей весной, не было окончательным и полным. Она заранее обдумывала, как будет принимать отца у себя в доме, но сама не могла навестить его в Пангем-Мэнор так скоро после первого визита. Это вызвало бы определенное недоумение, к тому же Грейс испытывала страх по поводу своих чувств к Гарету. Не страх перед ним самим или перед тем, что он может сделать. А страх перед собой и возвращением той слабости, которая в свое время заставила ее закрыть глаза на недостатки виконта, отдаться страсти и забыть о разуме и морали.
К тому же настало время подумать о приближающемся Рождестве и связанных с ним многочисленных, но таких восхитительных заботах. Украсить церковь сценой Рождества; славить Рождество вместе с Мортонами и Кэррингтонами во всех домах деревни и в коттеджах за ее пределами; отнести корзины с едой больным и бедным; помочь графине Эмберли устроить рождественскую елку для детей; купить или сделать самим подарки для слуг, друзей и друг для друга; обсудить с экономкой и поваром праздничное меню; доставить в дом ветки падуба и украсить ими двери и полки над каминами и так далее и тому подобное, всего не перечесть.
В первый день Рождества состоялся традиционный прием. Он начинался поздно, с таким расчетом, чтобы приглашенные успели отметить праздник в семейном кругу, рассмотреть подарки и отведать рождественского гуся, прежде чем одеться потеплее и ехать в Эмберли.
Оказалось, однако, что им не долго придется сидеть у жаркого камина в гостиной, глядя, как огонь лижет огромное полено. Лорд Идеи и леди Мадлен, которым не довелось проехаться по морозцу, принялись уговаривать гостей помоложе совершить быструю прогулку к побережью, за две мили от дома, — это, по их мнению, был наилучший способ утрясти рождественский обед и освободить местечко для разных вкусностей, которые ожидали их за чаем и ужином.
До чего же молодежь жизнерадостна, думал Перигрин, удобно устроившись в, кресле у камина и с полным благодушием относясь к тому, что пламя, пожалуй, чересчур греет ему ноги. Уолтер Кэррингтон и его младшая сестра Анна тотчас вскочили, готовые немедленно пуститься в путь. Не меньшим энтузиазмом горели четыре мальчика из семейства Кортни. Мисс Мортон и ее младшая сестра согласились присоединиться к компании, когда увидели, сколько молодых джентльменов будет их сопровождать. Двое старших сыновей пастора вертелись возле матери, надеясь, что она даст согласие на их участие в поездке.
— Иногда, — с улыбкой произнес граф Эмберли, — положение хозяина имеет свои преимущества. Особенно в морозный день Рождества, когда шайка ошалелых юнцов намеревается предпринять прогулку по морозу. Я должен, разумеется, остаться дома, чтобы развлекать более благоразумных гостей. Но я не стану удерживать тебя, Перри, мальчик мой. Мне кажется, кто-то постарше должен осуществлять твердое руководство молодежью.
— Да уж, нечего сказать, твердое! — расхохотался лорд Иден. — Я всего на пять лет моложе тебя, Перри, и отлично помню, какие штучки откалывали вы с Эдмундом. Одно время ты был моим идолом.
— Только одно время? — воскликнул Перигрин, приведя в полный восторг обеих мисс Стэнхоп и миссис Картрайт выражением комического ужаса. — Ты хочешь сказать, что я утратил репутацию дерзкого и отчаянного храбреца? Этого не будет никогда! Подайте мне сию же минуту мои пальто и шляпу!
— Замечательно! — обрадовалась леди Мадлен. — Я так боялась, что мне и Доминику придется возглавить эту экспедицию.
— Можно я тоже поеду, Перри? — спросила Грейс. — Так славно будет пробежаться. Мне это просто необходимо.
— И ты идешь на это добровольно? Не то что я, которого заманили в ловушку? Ты прямо героиня, жена моя Грейс!
— Милая леди Лэмпмен, — тихонько сказала миссис Мортон мисс Летиции. — Она старается вести себя как молоденькая из-за сэра Перри, правда? Я бы не приняла участие в этой прогулке, даже если бы меня везли в карете и положили под ноги нагретый кирпич.
— Леди Лэмпмен поневоле приходится вести себя подобным образом, раз уж она вышла замуж за такого молодого и веселого джентльмена, как сэр Перри, — со вздохом почти не скрываемой зависти проговорила мисс Летиция. Перигрин и сегодня не преминул похвалить ее красивую шляпку, на этот раз и в самом деле новую — рождественский подарок сестры.
Молодые люди вместе с Грейс и Перигрином энергично, с веселыми возгласами и шутками шли по берегу реки, бегущей к морю. Анна Кэррингтон, которая пять лет назад, в возрасте десяти лет, решила, что выйдет замуж за своего кузена Доминика, как только станет взрослой и взяла его под руку и побежала рядом с ним вприпрыжку. Девушка не преминула напомнить ему, что недели две назад отпраздновала день своего рождения и что ровно через год распростится с опостылевшей классной комнатой и станет совсем взрослой.
— И очаруешь немало джентльменов, когда наконец начнешь выезжать в свет, Анна, — по доброте душевной сказал ей лорд Иден.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22