И, уже направляясь к дверям, прибавил: — Я еду в Арден-Холл.
— Хочешь, поеду с тобой? — предложил Росс.
— Нет, благодарю, — бросил через плечо Джон.
Через несколько минут Джон уже вскочил в седло и выехал из дома.
Печальной казалась ранняя зима. Лучи солнца пробивались сквозь облака, кисеей закрывавшие небо, и редкие блики скользили по опавшим листьям, устилавшим стылую землю. Четко, словно нарисованные черной тушью, выделялись на фоне неба голые ветви деревьев.
После пышной и яркой шотландской осени Джон больше всего любил именно это время года. Сейчас он мог удалиться в Эйвон-Парк, туда, где можно было спокойно жить в кругу семьи и забыть о высшем обществе Лондона… Он всегда надеялся на то, что к тридцати годам найдет себе хорошую жену и станет отцом семейства, но Ленора Гримсби положила конец этим мечтам.
Проскакав две мили вдоль реки Эйвон, Джон направил свою любимую кобылу Немезиду в лес, но почти сразу придержал лошадь: до его ушей донеслась нежная мелодия. Она звучала так странно в молчаливом зимнем лесу. Склонив голову, Джон прислушался и улыбнулся. Кто-то играл на флейте. Прислушавшись внимательнее, он разобрал два голоса. Чудесная мелодия плыла среди деревьев. Немного грустная, но в то же время нежная и полная чувств, она глубоко тронула сердце Джона…
Как бы ему ни хотелось поехать на звуки флейты и слушать неведомого музыканта, он направил лошадь вперед. Он спешил в Арден-Холл, чтобы разобраться с этой заносчивой девицей Монтгомери, и не собирался отвлекаться ни на что.
Выбравшись из леса, Джон увидел вдали Арден-Холл. Здание, построенное в эпоху королевы Елизаветы, было возведено из местного дерева и голубовато-серого камня из Уилмкота; величественный фасад дома был облицован темно-красным и серым кирпичом. С одной стороны от дома находились часовня и небольшое кладбище; с другой примыкал обширный сад, голый и пустынный в это время года.
Джон спешился и позвонил в парадную дверь.
— Чем могу служить, милорд? — спросил его дворецкий.
— Можете начать с того, чтобы называть меня «ваша светлость», — надменно проговорил Джон, скользнув взглядом по лицу Пебблса. — Я герцог Эйвон.
— Прошу извинить меня, ваша светлость, — извинился дворецкий; однако в его лице не было и тени подобострастия.
— Добро пожаловать в Арден-Холл, ваша светлость! — раздался за спиной дворецкого женский голос.
— Добро пожаловать, ваша светлость, — хором вторили ему еще два голоса.
Джон пригляделся внимательнее: перед ним присели в реверансе три невзрачные, безвкусно одетые женщины. Очевидно, это были мать и дочери: две девушки унаследовали от матери не только неприметную внешность, но и унылое выражение лица. Платья сидели на них скверно, будто сшиты были не по мерке.
Мать выступила вперед.
— Ваша светлость, вы оказали нам великую честь, посетив Арден-Холл!
— Благодарю вас, миледи, — ответил Джон.
— Прошу вас, называйте меня Дельфинией, — проговорила женщина. — Я жена покойного графа Монтгомери… — Жестом она указала на девушек и добавила: — А это мои дочери: Лобелия и Рут.
Девушки снова присели в реверансе. В ответ Джон слегка склонил голову.
— Ваша светлость, пройдемте в гостиную: там вы сможете отдохнуть и выпить чего-нибудь, — предложила Дельфиния с любезной улыбкой.
— Нет, благодарю вас, — отвечал Джон. — Я не надолго. У меня дело к Изабель Монтгомери. Не будете ли вы столь любезны послать за ней?
Лобелия и Рут глупо захихикали, подталкивая друг дружку.
— Изабель сейчас нет, — пояснила Дельфиния. — Не могла бы я…
— Изабель бродит по лесам со своей невидимой подружкой, — перебила ее Лобелия. Рут закивала, соглашаясь с сестрой:
— Изабель совершенно ненормальная, ваша светлость!
У Джона вся эта троица вызывала неприязнь.
— Нехорошо так говорить, девочки, — упрекнула дочерей Дельфиния. — Изабель весьма опечалена смертью отца…
— Да он же умер семь лет назад! — фыркнула Лобелия.
Джон перевел взгляд с дочерей на мать. Судя по всему, Майлз Монтгомери был прав: мачеха и ее дочки не испытывали ни любви, ни даже привязанности к его родной сестре. Внезапно Джон перестал досадовать на то, что взялся проследить за делами Монтгомери в его отсутствие.
— Быть может, ваша светлость, я смогла бы помочь вам, — с заискивающей улыбкой обратилась к нему Дельфиния.
— Майлз назначил меня временным опекуном своей сестры и доверил мне управление его состоянием и владениями, — ответил Джон.
Улыбка сошла с лица Дельфинии Монтгомери, уступив место полнейшему разочарованию.
— У меня имеются все необходимые документы, подтверждающие истинность моих слов, — продолжал Джон, сунув руку в карман. Но Дельфиния заставила себя улыбнуться и возразила:
— В этом нет необходимости, ваша светлость!
— Прекрасно, — ответил Джон, вежливо улыбаясь. — Я хотел бы просмотреть бухгалтерские книги имения и переговорить с мисс Изабель Монтгомери, как только она возвратится.
— Пебблс, проводи его светлость в кабинет графа, — приказала дворецкому Дельфиния.
— Слушаюсь, миледи. Сюда, ваша светлость, — обернулся дворецкий к гостю.
Джон проследовал за ним по длинному коридору в кабинет и уселся за стол. Пебблс развел огонь в камине и раздвинул шторы, чтобы в кабинете стало светлее.
— Будут ли еще какие-то распоряжения, ваша светлость? — спросил дворецкий, покончив с этими делами.
— Нет, — ответил Джон. Дворецкий направился к выходу, но тут Джон окликнул его: — Пебблс?
Дворецкий повернулся к нему:
— Да, ваша светлость?
— Изабель Монтгомери действительно сумасшедшая?
— Леди Изабель в своем уме, — убежденно произнес дворецкий, — так же, как вы или я.
— Но у нее действительно есть невидимая подруга? — настаивал Джон.
На лице Пебблса возникла гримаса отвращения. Впрочем, он быстро совладал с собой.
— Ваша светлость, если бы с детства у вас не было друзей, вы бы тоже придумали себе кого-нибудь!
Уголки губ Джона дрогнули в улыбке.
— Приятно видеть такую преданность хозяйке, — сказал он.
— Благодарю вас, ваша светлость, — поклонился Пебблс. — Я рад, что вы соблаговолили отметить лучшие черты моего характера.
С этими словами дворецкий покинул кабинет, без стука затворив за собой дверь.
Блондинка она или нет, но, должно быть, Изабель Монтгомери действительно необыкновенная девушка, если слуги могут быть так верны ей, подумал Джон. С другой стороны, с Галлахером она повела себя совершенно непозволительно. Очевидно, юная леди относится к герцогу без малейшего уважения… Что ж, очень скоро он увидит ее и сможет составить о ней собственное мнение.
Джон принялся просматривать счета. Он уже отдал распоряжения о том, чтобы все новости касательно финансовых дел имения посылались непосредственно ему.
Прошел час. Джон уже начал беспокоиться: что же могло так задержать девушку? Не случилось ли с ней что-нибудь во время прогулки? И куда она, собственно, ушла? Джон уже решил отправиться на ее поиски, если в ближайшие пятнадцать минут она не вернется.
Он подошел к окну и рассеянно выглянул наружу. Его внимание привлекла какая-то фигурна вдали; вглядевшись повнимательнее, он увидел девушку, бежавшую по пустым зимним полям к Арден-Холлу.
Ну вот, наконец-то, подумал Джон; должно быть, это и есть Изабель Монтгомери.
Однако надежды Джона в скором времени переговорить с сестрой Майлза начали таять, как туман, по мере того как маленькая фигурка приближалась к дому. Судя по ее одежде, это была простая служанка. Да к тому же девушка явно была не в себе: она оживленно жестикулировала и, судя по всему, была увлечена разговором с самой собой. Потом он заметил в ее руках флейту и подумал, что именно она и играла в лесу.
Наконец девушка скрылась из виду.
«Что за странная прислуга в этом доме, — подумал Джон. — И почему, черт побери, так задерживается эта мисс Монтгомери?»
Дверь в кабинет с грохотом распахнулась. Джон резко развернулся и с изумлением уставился на ту самую служанку в сером плаще, ворвавшуюся, словно пушечное ядро, в двери кабинета.
Дойдя до стола, девушка отбросила капюшон, и по ее плечам рассыпались волосы, похожие на золотую кудель. Она положила на край стола флейту и возмущенно посмотрела на Джона.
— Мне безразлично, что говорил вам Майлз, — объявила она, — но я не потерплю вмешательства посторонних в дела нашей семьи!
3
— Изабель Монтгомери, я полагаю? — спросил герцог.
— Нет, царица Савская, — ответила Изабель самым саркастическим тоном, на какой только была способна. Она довольно удачно передразнила его: — Герцог Эйвон, я полагаю?
— Нет, пятнадцатый герцог Проклятия, — с театральной серьезностью ответил Джон. — Также десятый маркиз Беззакония и двенадцатый граф…
Он заколебался, словно не мог найти подходящего слова.
— Граф Безбожия? — закончила Изабель. Она не хотела признавать, что этот человек произвел на нее хорошее впечаление, — и все же ее губы подрагивали, и она с трудом удерживалась от смеха.
— Именно так, — подтвердил герцог Эйвон, улыбаясь девушке обворожительной улыбкой. — Вижу, что моя репутация опередила меня.
— Так оно и есть, ваша светлость, — Изабель все-таки не сумела сдержать улыбки.
Праведные небеса, а она-то хотела оскорбить этого человека, сделать так, чтобы он и носа не казал в Арден-Холл! Но откуда же ей было знать, что герцог окажется таким приятным человеком, что он станет шутить с ней, хотя она изо всех сил старалась оттолкнуть его!
— Подумать только, какой хитрый соблазнитель…
Изабель взглянула в сторону камина, где, как всегда, сидела ее старинная подруга.
— Ты его видела раньше?
Гизела загадочно улыбнулась и пожала плечами.
— А мне его лицо кажется знакомым, — еле слышно пробормотала Изабель.
— С кем вы говорите?
Изабель стремительно повернулась к герцогу и покачала головой.
— У меня просто привычка говорить сама с собой, — попыталась она объяснить свое странное поведение.
— И кого вы видели раньше? — поинтересовался Джон.
— Вас, — ответила Изабель. — Мне кажется, что мы с вами где-то встречались.
— Если бы мы встречались прежде, — сказал Джон, обходя стол и приближаясь к девушке, — я уверен, я никогда не забыл бы вас.
Джон остановился подле Изабель; девушка запрокинула голову, чтобы смотреть ему в лицо, настолько он превосходил ее ростом.
— Я видел, как вы шли через луг, — прибавил он. — Вы…
— Я думала вслух, ваша светлость, — закончила фразу Изабель.
Герцог Эйвон медленно оглядел ее с головы до ног.
— Почему вы одеты как служанка? — спросил он, когда их глаза снова встретились.
— Вы приехали в Арден-Холл, чтобы делать мне замечания? — с вызовом спросила Изабель, глядя ему прямо в глаза и чувствуя, что в ней начинает зарождается гнев. — В таком случае займите очередь за мачехой и сестрами.
Герцог Эйвон прислонился к столу и скрестил руки на груди.
— У вас действительно есть невидимый друг? — спросил он без обиняков.
— О, так вы уже имели удовольствие встретиться с Лобелией и Рут!
Он снова улыбнулся девушке той самой улыбкой, которая ее так смущала.
— Ну, если бы мне пришлось жить в их обществе, я бы тоже придумал себе какого-нибудь Друга.
— При всем моем уважении к вам, ваша светлость, я просила бы вас не обращаться со мной столь снисходительно.
Изабель расстегнула плащ, бросила его на стул и села в кресло Майлза. Всем своим видом она старалась показать, что в этом доме хозяйка — она, а не этот чужой человек.
Герцог развернулся к ней лицом; Изабель поняла, что он прочел ее мысли.
— Зовите меня просто Джон, — предложил он.
Изабель внимательно разглядывала столешницу, не одарив Джона даже взглядом.
— Ваша светлость, мы не настолько близко знакомы, чтобы мне называть вас по имени, — возразила она.
— Я вам не нравлюсь? — спросил герцог.
Изабель почувствовала, как вспыхнуло ее лицо, как прилила к щекам кровь. Этого вопроса она не ожидала.
— Мы чужие люди, ваша светлость, — наконец ответила она: как бы ни был обворожителен герцог, она не желала, чтобы он вмешивался в дела ее семьи. — Нравитесь вы мне или нет, к делам это не имеет никакого отношения.
— Красавчик, несомненно, взволновал тебя… — подала голос молчавшая до сих пор Гизела. Изабель взглянула на свою старую подругу.
— Что такого интересного вы нашли в этом камине?
Изабель резко обернулась к герцогу, краснея и внутренне проклиная себя за то, что позволила себя смутить. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, и спросила:
— Что же вы намерены обсудить, ваша светлость? Давайте не будем терять время и перейдем к делу.
Герцог жестом указал на кресла у камина:
— Может быть, присядем и обсудим все спокойно?
— Я уже сижу, ваша светлость, — ответила Изабель.
Обойдя стол и встав рядом с девушкой, герцог протянул ей руку:
— Прошу вас, мисс Монтгомери, доставьте удовольствие пэру Англии.
Изабель посмотрела на протянутую руку, потом взглянула герцогу в глаза: они были чернее безлунной ночи, и девушка почувствовала, что тонет в их бездонной глубине… Против воли она положила пальцы на его ладонь и встала. Нежно сжимая ее руку, герцог повел девушку через комнату к камину.
Изабель села в одно из кресел, но, когда герцог хотел опуститься в соседнее, невольно вскрикнула:
— О нет, только не сюда!
Джон замер и воззрился на нее в откровенном удивлении.
Ну и как ей теперь объяснить свое поведение? Герцог ведь не мог знать, что собирается усесться прямо на колени ее ангела-хранителя!..
— Я пересяду, — сказала Гизела.
Пытаясь исправить неловкость, Изабель протянула руку и стряхнула с кресла воображаемую пыль.
— Теперь можете садиться, — изобразив на лице улыбку, проговорила она.
Выражение изумления исчезло с лица герцога, черты его прояснились; он опустился в кресло рядом с девушкой, и Изабель облегченно вздохнула. Она нервно коснулась золотого медальона, надеясь, что дух матери придаст ей сил довести этот нелегкий разговор до конца.
— Какой красивый медальон, — сказал Джон, заметив ее движение. — Это фамильная реликвия?
— В нем я храню портрет матери, — ответила Изабель, уронив руки на колени. Она вовсе не хотела, чтобы герцог заметил ее волнение.
— Позвольте взглянуть? — Герцог явно старался быть ей приятным.
— Изображение моей матери интересно только для меня, — холодно сказала Изабель, прикрыв медальон рукой. — Давайте поговорим о деле.
— Черт подери, вы что, совсем не умеете вести себя по-светски? — вопросил герцог. — Однако могу ли я…
— Ваша светлость, мне совершенно не нравится ваша манера выражаться, — прервала его Изабель. — Тем более что в вас говорит гнев.
— Чтобы сдерживаться при беседе с вами, нужно обладать терпением святого, — парировал Джон.
Чувствуя себя бесконечно виноватой, Изабель неожиданно улыбнулась герцогу и проговорила:
— О да, я слышу, как на весы вашей души со стуком падает черный камень…
— О чем это вы? — недоумевающе спросил он. Эта девушка явно была необычной.
— За каждый поступок человека ангелы бросают на весы его души камни: за добрые дела — белые, а за плохие — черные, — объяснила Изабель. — Вы, ваша светлость, только что заработали черный камень — в то время как я получила белый за то, что предупредила грешника.
Герцог улыбнулся:
— Значит, если я буду бродить по улицам Лондона и предупреждать грешников, я тоже заслужу себе белый камень?
— Предупредить грешника о том, что он впадает во грех, есть деяние духовного милосердия, — серьезно сказала Изабель. — Существует еще тринадцать добрых дел, которые вы можете совершить, чтобы заработать себе белый камушек.
— И какие же это дела? — поинтересовался Джон, вытягивая ноги к камину.
— Предупреждать грешников, просвещать невежественных, советовать сомневающимся, утешать скорбящих, безропотно сносить несправедливости, прощать обиды и молиться за живых и мертвых, — стала перечислять Изабель. — Деяния же милосердия плотского таковы: давать пищу голодным и питие жаждущим, одевать нагих, давать приют бездомным, посещать заключенных и хоронить мертвых.
— А как насчет того, чтобы укладывать в постель отчаявшихся? — саркастически заметил герцог.
— Да простит вас господь! — Изабель задохнулась, потрясенная его вульгарностью. Услышав хихиканье Гизелы, она обернулась и заявила, не подумав о последствиях: — Похоть — это не повод для смеха!
— Теперь этот человек будет считать тебя сумасшедшей.
«Как же мне теперь объяснить ему свое поведение?» — в панике подумала Изабель. На этот раз не удастся отговориться привычкой думать вслух…
— Прошу простить меня, — извинился Джон. — Вы правы; похоть — это вовсе не повод для смеха… Но разве вас не учили хотя бы смотреть на человека, когда он просит у вас прощения?
Изабель подняла на него взгляд. Благодарение богу, герцог подумал, что она была шокирована вульгарностью его слов и потому отвернулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Хочешь, поеду с тобой? — предложил Росс.
— Нет, благодарю, — бросил через плечо Джон.
Через несколько минут Джон уже вскочил в седло и выехал из дома.
Печальной казалась ранняя зима. Лучи солнца пробивались сквозь облака, кисеей закрывавшие небо, и редкие блики скользили по опавшим листьям, устилавшим стылую землю. Четко, словно нарисованные черной тушью, выделялись на фоне неба голые ветви деревьев.
После пышной и яркой шотландской осени Джон больше всего любил именно это время года. Сейчас он мог удалиться в Эйвон-Парк, туда, где можно было спокойно жить в кругу семьи и забыть о высшем обществе Лондона… Он всегда надеялся на то, что к тридцати годам найдет себе хорошую жену и станет отцом семейства, но Ленора Гримсби положила конец этим мечтам.
Проскакав две мили вдоль реки Эйвон, Джон направил свою любимую кобылу Немезиду в лес, но почти сразу придержал лошадь: до его ушей донеслась нежная мелодия. Она звучала так странно в молчаливом зимнем лесу. Склонив голову, Джон прислушался и улыбнулся. Кто-то играл на флейте. Прислушавшись внимательнее, он разобрал два голоса. Чудесная мелодия плыла среди деревьев. Немного грустная, но в то же время нежная и полная чувств, она глубоко тронула сердце Джона…
Как бы ему ни хотелось поехать на звуки флейты и слушать неведомого музыканта, он направил лошадь вперед. Он спешил в Арден-Холл, чтобы разобраться с этой заносчивой девицей Монтгомери, и не собирался отвлекаться ни на что.
Выбравшись из леса, Джон увидел вдали Арден-Холл. Здание, построенное в эпоху королевы Елизаветы, было возведено из местного дерева и голубовато-серого камня из Уилмкота; величественный фасад дома был облицован темно-красным и серым кирпичом. С одной стороны от дома находились часовня и небольшое кладбище; с другой примыкал обширный сад, голый и пустынный в это время года.
Джон спешился и позвонил в парадную дверь.
— Чем могу служить, милорд? — спросил его дворецкий.
— Можете начать с того, чтобы называть меня «ваша светлость», — надменно проговорил Джон, скользнув взглядом по лицу Пебблса. — Я герцог Эйвон.
— Прошу извинить меня, ваша светлость, — извинился дворецкий; однако в его лице не было и тени подобострастия.
— Добро пожаловать в Арден-Холл, ваша светлость! — раздался за спиной дворецкого женский голос.
— Добро пожаловать, ваша светлость, — хором вторили ему еще два голоса.
Джон пригляделся внимательнее: перед ним присели в реверансе три невзрачные, безвкусно одетые женщины. Очевидно, это были мать и дочери: две девушки унаследовали от матери не только неприметную внешность, но и унылое выражение лица. Платья сидели на них скверно, будто сшиты были не по мерке.
Мать выступила вперед.
— Ваша светлость, вы оказали нам великую честь, посетив Арден-Холл!
— Благодарю вас, миледи, — ответил Джон.
— Прошу вас, называйте меня Дельфинией, — проговорила женщина. — Я жена покойного графа Монтгомери… — Жестом она указала на девушек и добавила: — А это мои дочери: Лобелия и Рут.
Девушки снова присели в реверансе. В ответ Джон слегка склонил голову.
— Ваша светлость, пройдемте в гостиную: там вы сможете отдохнуть и выпить чего-нибудь, — предложила Дельфиния с любезной улыбкой.
— Нет, благодарю вас, — отвечал Джон. — Я не надолго. У меня дело к Изабель Монтгомери. Не будете ли вы столь любезны послать за ней?
Лобелия и Рут глупо захихикали, подталкивая друг дружку.
— Изабель сейчас нет, — пояснила Дельфиния. — Не могла бы я…
— Изабель бродит по лесам со своей невидимой подружкой, — перебила ее Лобелия. Рут закивала, соглашаясь с сестрой:
— Изабель совершенно ненормальная, ваша светлость!
У Джона вся эта троица вызывала неприязнь.
— Нехорошо так говорить, девочки, — упрекнула дочерей Дельфиния. — Изабель весьма опечалена смертью отца…
— Да он же умер семь лет назад! — фыркнула Лобелия.
Джон перевел взгляд с дочерей на мать. Судя по всему, Майлз Монтгомери был прав: мачеха и ее дочки не испытывали ни любви, ни даже привязанности к его родной сестре. Внезапно Джон перестал досадовать на то, что взялся проследить за делами Монтгомери в его отсутствие.
— Быть может, ваша светлость, я смогла бы помочь вам, — с заискивающей улыбкой обратилась к нему Дельфиния.
— Майлз назначил меня временным опекуном своей сестры и доверил мне управление его состоянием и владениями, — ответил Джон.
Улыбка сошла с лица Дельфинии Монтгомери, уступив место полнейшему разочарованию.
— У меня имеются все необходимые документы, подтверждающие истинность моих слов, — продолжал Джон, сунув руку в карман. Но Дельфиния заставила себя улыбнуться и возразила:
— В этом нет необходимости, ваша светлость!
— Прекрасно, — ответил Джон, вежливо улыбаясь. — Я хотел бы просмотреть бухгалтерские книги имения и переговорить с мисс Изабель Монтгомери, как только она возвратится.
— Пебблс, проводи его светлость в кабинет графа, — приказала дворецкому Дельфиния.
— Слушаюсь, миледи. Сюда, ваша светлость, — обернулся дворецкий к гостю.
Джон проследовал за ним по длинному коридору в кабинет и уселся за стол. Пебблс развел огонь в камине и раздвинул шторы, чтобы в кабинете стало светлее.
— Будут ли еще какие-то распоряжения, ваша светлость? — спросил дворецкий, покончив с этими делами.
— Нет, — ответил Джон. Дворецкий направился к выходу, но тут Джон окликнул его: — Пебблс?
Дворецкий повернулся к нему:
— Да, ваша светлость?
— Изабель Монтгомери действительно сумасшедшая?
— Леди Изабель в своем уме, — убежденно произнес дворецкий, — так же, как вы или я.
— Но у нее действительно есть невидимая подруга? — настаивал Джон.
На лице Пебблса возникла гримаса отвращения. Впрочем, он быстро совладал с собой.
— Ваша светлость, если бы с детства у вас не было друзей, вы бы тоже придумали себе кого-нибудь!
Уголки губ Джона дрогнули в улыбке.
— Приятно видеть такую преданность хозяйке, — сказал он.
— Благодарю вас, ваша светлость, — поклонился Пебблс. — Я рад, что вы соблаговолили отметить лучшие черты моего характера.
С этими словами дворецкий покинул кабинет, без стука затворив за собой дверь.
Блондинка она или нет, но, должно быть, Изабель Монтгомери действительно необыкновенная девушка, если слуги могут быть так верны ей, подумал Джон. С другой стороны, с Галлахером она повела себя совершенно непозволительно. Очевидно, юная леди относится к герцогу без малейшего уважения… Что ж, очень скоро он увидит ее и сможет составить о ней собственное мнение.
Джон принялся просматривать счета. Он уже отдал распоряжения о том, чтобы все новости касательно финансовых дел имения посылались непосредственно ему.
Прошел час. Джон уже начал беспокоиться: что же могло так задержать девушку? Не случилось ли с ней что-нибудь во время прогулки? И куда она, собственно, ушла? Джон уже решил отправиться на ее поиски, если в ближайшие пятнадцать минут она не вернется.
Он подошел к окну и рассеянно выглянул наружу. Его внимание привлекла какая-то фигурна вдали; вглядевшись повнимательнее, он увидел девушку, бежавшую по пустым зимним полям к Арден-Холлу.
Ну вот, наконец-то, подумал Джон; должно быть, это и есть Изабель Монтгомери.
Однако надежды Джона в скором времени переговорить с сестрой Майлза начали таять, как туман, по мере того как маленькая фигурка приближалась к дому. Судя по ее одежде, это была простая служанка. Да к тому же девушка явно была не в себе: она оживленно жестикулировала и, судя по всему, была увлечена разговором с самой собой. Потом он заметил в ее руках флейту и подумал, что именно она и играла в лесу.
Наконец девушка скрылась из виду.
«Что за странная прислуга в этом доме, — подумал Джон. — И почему, черт побери, так задерживается эта мисс Монтгомери?»
Дверь в кабинет с грохотом распахнулась. Джон резко развернулся и с изумлением уставился на ту самую служанку в сером плаще, ворвавшуюся, словно пушечное ядро, в двери кабинета.
Дойдя до стола, девушка отбросила капюшон, и по ее плечам рассыпались волосы, похожие на золотую кудель. Она положила на край стола флейту и возмущенно посмотрела на Джона.
— Мне безразлично, что говорил вам Майлз, — объявила она, — но я не потерплю вмешательства посторонних в дела нашей семьи!
3
— Изабель Монтгомери, я полагаю? — спросил герцог.
— Нет, царица Савская, — ответила Изабель самым саркастическим тоном, на какой только была способна. Она довольно удачно передразнила его: — Герцог Эйвон, я полагаю?
— Нет, пятнадцатый герцог Проклятия, — с театральной серьезностью ответил Джон. — Также десятый маркиз Беззакония и двенадцатый граф…
Он заколебался, словно не мог найти подходящего слова.
— Граф Безбожия? — закончила Изабель. Она не хотела признавать, что этот человек произвел на нее хорошее впечаление, — и все же ее губы подрагивали, и она с трудом удерживалась от смеха.
— Именно так, — подтвердил герцог Эйвон, улыбаясь девушке обворожительной улыбкой. — Вижу, что моя репутация опередила меня.
— Так оно и есть, ваша светлость, — Изабель все-таки не сумела сдержать улыбки.
Праведные небеса, а она-то хотела оскорбить этого человека, сделать так, чтобы он и носа не казал в Арден-Холл! Но откуда же ей было знать, что герцог окажется таким приятным человеком, что он станет шутить с ней, хотя она изо всех сил старалась оттолкнуть его!
— Подумать только, какой хитрый соблазнитель…
Изабель взглянула в сторону камина, где, как всегда, сидела ее старинная подруга.
— Ты его видела раньше?
Гизела загадочно улыбнулась и пожала плечами.
— А мне его лицо кажется знакомым, — еле слышно пробормотала Изабель.
— С кем вы говорите?
Изабель стремительно повернулась к герцогу и покачала головой.
— У меня просто привычка говорить сама с собой, — попыталась она объяснить свое странное поведение.
— И кого вы видели раньше? — поинтересовался Джон.
— Вас, — ответила Изабель. — Мне кажется, что мы с вами где-то встречались.
— Если бы мы встречались прежде, — сказал Джон, обходя стол и приближаясь к девушке, — я уверен, я никогда не забыл бы вас.
Джон остановился подле Изабель; девушка запрокинула голову, чтобы смотреть ему в лицо, настолько он превосходил ее ростом.
— Я видел, как вы шли через луг, — прибавил он. — Вы…
— Я думала вслух, ваша светлость, — закончила фразу Изабель.
Герцог Эйвон медленно оглядел ее с головы до ног.
— Почему вы одеты как служанка? — спросил он, когда их глаза снова встретились.
— Вы приехали в Арден-Холл, чтобы делать мне замечания? — с вызовом спросила Изабель, глядя ему прямо в глаза и чувствуя, что в ней начинает зарождается гнев. — В таком случае займите очередь за мачехой и сестрами.
Герцог Эйвон прислонился к столу и скрестил руки на груди.
— У вас действительно есть невидимый друг? — спросил он без обиняков.
— О, так вы уже имели удовольствие встретиться с Лобелией и Рут!
Он снова улыбнулся девушке той самой улыбкой, которая ее так смущала.
— Ну, если бы мне пришлось жить в их обществе, я бы тоже придумал себе какого-нибудь Друга.
— При всем моем уважении к вам, ваша светлость, я просила бы вас не обращаться со мной столь снисходительно.
Изабель расстегнула плащ, бросила его на стул и села в кресло Майлза. Всем своим видом она старалась показать, что в этом доме хозяйка — она, а не этот чужой человек.
Герцог развернулся к ней лицом; Изабель поняла, что он прочел ее мысли.
— Зовите меня просто Джон, — предложил он.
Изабель внимательно разглядывала столешницу, не одарив Джона даже взглядом.
— Ваша светлость, мы не настолько близко знакомы, чтобы мне называть вас по имени, — возразила она.
— Я вам не нравлюсь? — спросил герцог.
Изабель почувствовала, как вспыхнуло ее лицо, как прилила к щекам кровь. Этого вопроса она не ожидала.
— Мы чужие люди, ваша светлость, — наконец ответила она: как бы ни был обворожителен герцог, она не желала, чтобы он вмешивался в дела ее семьи. — Нравитесь вы мне или нет, к делам это не имеет никакого отношения.
— Красавчик, несомненно, взволновал тебя… — подала голос молчавшая до сих пор Гизела. Изабель взглянула на свою старую подругу.
— Что такого интересного вы нашли в этом камине?
Изабель резко обернулась к герцогу, краснея и внутренне проклиная себя за то, что позволила себя смутить. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, и спросила:
— Что же вы намерены обсудить, ваша светлость? Давайте не будем терять время и перейдем к делу.
Герцог жестом указал на кресла у камина:
— Может быть, присядем и обсудим все спокойно?
— Я уже сижу, ваша светлость, — ответила Изабель.
Обойдя стол и встав рядом с девушкой, герцог протянул ей руку:
— Прошу вас, мисс Монтгомери, доставьте удовольствие пэру Англии.
Изабель посмотрела на протянутую руку, потом взглянула герцогу в глаза: они были чернее безлунной ночи, и девушка почувствовала, что тонет в их бездонной глубине… Против воли она положила пальцы на его ладонь и встала. Нежно сжимая ее руку, герцог повел девушку через комнату к камину.
Изабель села в одно из кресел, но, когда герцог хотел опуститься в соседнее, невольно вскрикнула:
— О нет, только не сюда!
Джон замер и воззрился на нее в откровенном удивлении.
Ну и как ей теперь объяснить свое поведение? Герцог ведь не мог знать, что собирается усесться прямо на колени ее ангела-хранителя!..
— Я пересяду, — сказала Гизела.
Пытаясь исправить неловкость, Изабель протянула руку и стряхнула с кресла воображаемую пыль.
— Теперь можете садиться, — изобразив на лице улыбку, проговорила она.
Выражение изумления исчезло с лица герцога, черты его прояснились; он опустился в кресло рядом с девушкой, и Изабель облегченно вздохнула. Она нервно коснулась золотого медальона, надеясь, что дух матери придаст ей сил довести этот нелегкий разговор до конца.
— Какой красивый медальон, — сказал Джон, заметив ее движение. — Это фамильная реликвия?
— В нем я храню портрет матери, — ответила Изабель, уронив руки на колени. Она вовсе не хотела, чтобы герцог заметил ее волнение.
— Позвольте взглянуть? — Герцог явно старался быть ей приятным.
— Изображение моей матери интересно только для меня, — холодно сказала Изабель, прикрыв медальон рукой. — Давайте поговорим о деле.
— Черт подери, вы что, совсем не умеете вести себя по-светски? — вопросил герцог. — Однако могу ли я…
— Ваша светлость, мне совершенно не нравится ваша манера выражаться, — прервала его Изабель. — Тем более что в вас говорит гнев.
— Чтобы сдерживаться при беседе с вами, нужно обладать терпением святого, — парировал Джон.
Чувствуя себя бесконечно виноватой, Изабель неожиданно улыбнулась герцогу и проговорила:
— О да, я слышу, как на весы вашей души со стуком падает черный камень…
— О чем это вы? — недоумевающе спросил он. Эта девушка явно была необычной.
— За каждый поступок человека ангелы бросают на весы его души камни: за добрые дела — белые, а за плохие — черные, — объяснила Изабель. — Вы, ваша светлость, только что заработали черный камень — в то время как я получила белый за то, что предупредила грешника.
Герцог улыбнулся:
— Значит, если я буду бродить по улицам Лондона и предупреждать грешников, я тоже заслужу себе белый камень?
— Предупредить грешника о том, что он впадает во грех, есть деяние духовного милосердия, — серьезно сказала Изабель. — Существует еще тринадцать добрых дел, которые вы можете совершить, чтобы заработать себе белый камушек.
— И какие же это дела? — поинтересовался Джон, вытягивая ноги к камину.
— Предупреждать грешников, просвещать невежественных, советовать сомневающимся, утешать скорбящих, безропотно сносить несправедливости, прощать обиды и молиться за живых и мертвых, — стала перечислять Изабель. — Деяния же милосердия плотского таковы: давать пищу голодным и питие жаждущим, одевать нагих, давать приют бездомным, посещать заключенных и хоронить мертвых.
— А как насчет того, чтобы укладывать в постель отчаявшихся? — саркастически заметил герцог.
— Да простит вас господь! — Изабель задохнулась, потрясенная его вульгарностью. Услышав хихиканье Гизелы, она обернулась и заявила, не подумав о последствиях: — Похоть — это не повод для смеха!
— Теперь этот человек будет считать тебя сумасшедшей.
«Как же мне теперь объяснить ему свое поведение?» — в панике подумала Изабель. На этот раз не удастся отговориться привычкой думать вслух…
— Прошу простить меня, — извинился Джон. — Вы правы; похоть — это вовсе не повод для смеха… Но разве вас не учили хотя бы смотреть на человека, когда он просит у вас прощения?
Изабель подняла на него взгляд. Благодарение богу, герцог подумал, что она была шокирована вульгарностью его слов и потому отвернулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28