во-первых, он знает, что у него нет другого пути сделать то, что он должен сделать; во-вторых, он знает, что так или иначе понесет наказание за свое преступление.
Себастиан Макмейн знал о действии этих законов. Как член самопоработившегося общества, он знал, что любое проявление ума было опасно. Легкий проблеск превосходства вызывал презрение рабов. Более сильное оскорбление могло привести к смерти. Война с Керотом слегка вывела его из равновесия, но после общения с генералом Мацукуо он быстро совладал с собой.
В конце рабочего дня он закрыл ящики письменного стола и точно в положенный час вышел из офиса, как обычно. Сверхурочная работа, за исключением особых случаев, рассматривалась как антисоциальное явление. Нарушителя подозревали в проявлении гордыни - невероятно плохого качества.
Именно во время ужина в офицерской столовой полковник Себастиан Макмейн услышал высказывание, которое побудило его принять решение.
За четырехместным столиком в большом зале вместе с Макмейном сидело еще три человека. Макмейн следил за разговором ровно в той степени, чтобы вовремя подавать соответствующие реплики. Он давно уже научился углубляться в свои мысли под прикрытием банальностей.
Полковник Вандеусен никогда бы не достиг высшего офицерского звания в армии, где учитываются личные заслуги. Мысли его путались, и в разговоре это особенно проявлялось. Он чувствовал себя уютно, произнося только то, что выучил наизусть: лозунги, избитые фразы, прописные истины. Это был его катехизис, и он знал, что здесь он в безопасности.
- Я полагаю, что нам не о чем беспокоиться. Мы сплочены, и нам ничего не страшно. Если мы не будем раскачивать лодку, дела пойдут отлично.
- Разумеется,- отозвался майор Брок, удивленно выглядывая из-за своей тарелки.- Кто же думает иначе?
- Один умник из моей исследовательской команды,- ответил Вандеусен, энергично работая вилкой.- Мудрец младший лейтенант.
- А,- понимающе кивнул майор.- Один умник.- Он снова принялся за еду.
- Что же он сказал? - поинтересовался Макмейн, чтобы поддержать разговор.
- Да ничего страшного,- сказал Вандеусен, прожевывая бифштекс.- Сказал, что мы погрязли в бумажной волоките, проверяя рапорты, и все в таком духе. Сказал, почему бы нам не разработать что-нибудь, чтобы уничтожить этих морковнокожих в космосе. Так что я сказал ему: - Послушайте, лейтенант, сказал я, вы делаете свою работу, я - свою. Если бумажная работа так вас раздражает, сказал я, то вас придется выгнать, а это для вас не лучший выход, сказал я.- Он засмеялся и наколол еще кусок бифштекса на вилку.- Это его сразило. И правильно. Молодой еще, знаете. Скоро он поймет, что к чему в Космических Силах, и все будет о'кей.
Так как Вандеусен был старшим офицером за столом, все слушали его с уважением, и только вставляли реплики, чтобы выразить свое одобрение.
Макмейн совершенно ушел в себя, но высказывания Вандеусена вернули его к жизни. Макмейн размышлял, что так беспокоило его в генерале Таллисе, керотийском пленнике.
Чужеземный генерал был приятным собеседником, несмотря на свои взгляды. Казалось, он воспринимал свое заключение всего лишь как превратность войны. Он не угрожал и не ругался, но держался с превосходством, что было невыносимо для землянина.
Почему он чувствовал себя скованно в присутствии генерала? Снисходительность генерала не могла служить тому причиной. Он получил иное, чем земляне, образование, поэтому его нельзя было мерить земной меркой. Кроме того, Макмейн осознал, что Таллис и правда был незауряден - не только по керотийским стандартам, но и по земным. Макмейн не был уверен, смог бы он мириться с превосходством другого землянина, хотя признавал, что существуют люди, так или иначе превосходящие его.
Он знал, что благодаря своему воспитанию, не потерпел бы ни от одного землянина такого обращения, как от Таллиса. Но самому себе признавался, что этот чужестранец ему нравится.
Макмейн был поражен, осознав, что именно приязнь была причиной его скованности в отношениях с генералом. Проклятье! Считалось, что человеку не может нравиться его враг, в особенности, если этот враг позволяет себе высказывания, оскорбляющие землян, которые можно стерпеть разве что от друга.
Тут Макмейн задумался, есть ли у него друзья? Он огляделся вокруг себя, едва замечая присутствующих в зале. Покопавшись в памяти, он вспомнил всех своих родственников и знакомых.
С огромным удивлением он обнаружил, что не очень бы огорчился, если бы все они вдруг умерли в эту же минуту. Он смутно помнил даже своих родителей, которых давно уже не было в живых. Он оплакал их, когда они оба погибли в авиакатастрофе,- ему тогда было всего лишь одиннадцать лет. Он понял, что нет на свете людей, потеря которых сильно бы расстроила его или лишила чувства безопасности, которое дают любимые.
А еще он подумал, что смерть генерала Полана Таллиса оставила бы пустое место в его жизни.
Полковник Вандеусен продолжал разглагольствовать:
- Вот что я ему сказал. Я ему говорю, лейтенант, не раскачивай лодку, говорю я. Ты еще малыш, ты же знаешь. У тебя равные с остальными права, сказал я, но если ты будешь раскачивать лодку, дела у тебя пойдут не так уж хорошо. Веди себя хорошо, сказал я, неси свою долю груза, выполняй аккуратно свою работу, относись к ней добросовестно, и у тебя все будет в порядке. Когда я перейду в Генеральный Штаб, сказал я ему, возможно, ты будешь выполнять мои обязанности. Вот как здесь все устроено, сказал я. Он хороший парень. Просто он еще молокосос, вот и все. Он научится работать. О'кей. Он еще поднимется на верхушку, если будет должным образом ко всему относиться. Что ж, когда я был…
Но Макмейн не стал слушать дальше. Самое удивительное, он понял, что все, сказанное Вандеусеном, было чистой правдой, Такой болван, как Вандеусен, будет просто подниматься по служебной лестнице до высших эшелонов власти, а его место займут такие же болваны. И никаких решающих перемен в status quo.
Керотийцы постепенно приближались к победе, но в образе жизни жителей Земли и ее колоний ничего не изменилось. Большинство людей было не в состоянии понять, что происходит, а остальные боялись посмотреть правде в глаза, не признаваясь в этом даже себе. Не требовалось быть великим стратегом, чтобы понять, чем неизбежно закончится война.
В какой-то момент несколько веков тому назад земная цивилизация сделала неправильный поворот - на дорогу, которая вела в забвение.
В этот день полковник Себастиан Макмейн принял окончательное решение.

Побег

- Вы уверены, что поняли меня, Таллис? - спросил Макмейн по-керотийски.
Чужеземный генерал энергично кивнул.
- Прекрасно понял. Ваш керотийский не настолько плох, чтобы я не понял ваших инструкций. Но я все еще не понимаю, зачем вы делаете это. О, я знаю ваши доводы, но я совершенно в них не поверил. Однако я пойду за вами до конца. Самое плохое, что со мной может случиться - меня убьют, но я предпочитаю смерть при попытке к бегству ожиданию расстрела. Если же это ловушка и разновидность казни, в которой ваша раса воплотила свое представление о милосердии и предложила его мне, я принимаю приговор. Это лучше, чем умереть от голода или оказаться лицом к лицу с исполнителями приговора.
- Не будет никакого расстрела,- сказал Макмейн.- И это не милосердие. В вашу комнату во время сна напустят газ без запаха, убивающий мгновенно.
- Тем хуже. Когда придет время умирать, мне бы хотелось встретиться со смертью и бороться как можно дольше, а не позволить ей лишить меня жизни во сне. Думаю, мне лучше погибнуть от голода.
- Так и случится,- заметил Макмейн.- Пища, захваченная вместе с вами, почти вся вышла, и нам не удалось захватить еще. Но вместо того чтобы обрекать вас на муки, они безболезненно вас умертвят.- Он бросил взгляд на часы: - Время почти наступило.
Макмейн снова оглядел чужака. Таллис был одет в форму земных Космических Сил, и на его воротничке имелись генеральские знаки отличия. Его лицо и руки были покрыты матовой розовой пленкой из распылителя, а на голове - темный парик. Он не будет подвергаться тщательному осмотру, но Макмейн не хотел рисковать.
«Ты решил, что прав, так что - вперед!» - и Себастиан Макмейн так и поступил. В течение трех месяцев он разрабатывал детали этого плана и убедился, что все было подготовлено наилучшим образом. Но все равно оставалась немалая доля риска, и Макмейн продолжал волноваться, удастся ли его план.
Время шло. Запасы пищи для генерала подходили к концу, близился день его казни, и теперь осталось всего двое суток. Не было смысла дотягивать до последней минуты. Сейчас или никогда.
В помещении, где содержался генерал, не было ни телекамер, ни спрятанных микрофонов, чтобы прослушивать разговоры. Еще никто не совершал побега из тюрьмы Космических Сил, поэтому в них не было необходимости.
Макмейн снова бросил взгляд на часы. Время настало. Из-под полы своего кителя он извлек заряженный пистолет.
На мгновение глаза керотийского офицера расширились и он весь напрягся, готовый защищаться и погибнуть. Но затем увидел, что Макмейн держит оружие не за рукоятку, а за ствол.
- Мне придется дать вам оружие,- спокойно проговорил Макмейн.- Вы можете пристрелить меня прямо здесь и сбежать один. Я посвятил вас во все детали плана, и если вам повезет, вы сможете осуществить его и без меня.- Он протянул руку вперед - на открытой ладони лежал пистолет.
Генерал Таллис внимательно изучал лицо землянина. Затем неторопливо взял пистолет и профессионально осмотрел его.
- Вы знаете, как им пользоваться? - поинтересовался Макмейн, стараясь, чтобы его голос звучал ровно.
- Да. Мы захватили много вашего оружия.- Таллис нажал кнопку, и ему на ладонь выпал магазин. Затем он проверил механизм и наличие патронов. Наконец вставил магазин на место и положил пистолет в наручную кобуру, которую дал ему Макмейн.
Макмейн медленно перевел дыхание.
- Все в порядке,- сказал он.- Пойдемте.
Он отворил двери камеры и они вышли в коридор. Ярдах в тридцати, в конце коридора, находились два охранника, стороживших пленника. На таком расстоянии невозможно было определить, что Таллис являлся не тем, за кого себя выдавал.
Караул сменился, пока Макмейн был в камере узника, и он надеялся, что привычка повиноваться старшим по званию поможет им с Таллисом благополучно покинуть тюрьму. Если судьба к ним благосклонна, то солдаты не очень внимательно выслушали предыдущих охранников, а те, в свою очередь, не позаботились рассказать им, кто находится в камере с заключенным. Если же не повезет, Макмейну придется их убить.
Макмейн направился к солдатам, которые равнодушно смотрели на него.
- Мне нужно, чтобы вы оба пошли со мной. Произошло нечто странное, и нам с генералом Квинби необходимы два свидетеля.
- Что случилось, сэр? - спросил один из охранников.
- Даже не знаю,- растерянно произнес Макмейн.- Мы с генералом вели допрос, как вдруг пленник упал. Думаю, что он умер. Я не могу найти у него пульс. Мне бы хотелось, чтобы вы осмотрели его, чтобы потом подтвердить, что мы не застрелили его и вообще ничего не сделали.
Оба стражника послушно направились к камере, Макмейн последовал за ними.
- Вы не могли застрелить его, сэр,- доверительно произнес второй охранник.- Мы бы услышали выстрел.
- Кроме того,- заметил первый,- это не имеет большого значения. Его все равно бы казнили послезавтра.
Как только они приблизились к камере, Таллис пошире распахнул дверь и отступил за нее, чтобы не было видно его лица. Молодые солдаты не слишком трепетали перед генералом; в конце концов, они тоже станут генералами в один прекрасный день. Сейчас им намного интереснее было взглянуть на мертвого чужака.
Как только охранники остановились на пороге камеры, Макмейн вытащил из рукава пистолет и стукнул им по голове стоявшего рядом солдата. В тот же момент Таллис выступил из-за двери и ударил второго.
Макмейн быстро разоружил упавших стражников, и они затащили их внутрь. Выйдя, Макмейн тщательно запер дверь и бросил оружие охраны в соседнюю пустую камеру.
- Их не хватятся до следующей смены караула - в четыре часа,- сказал он.- К тому времени мы уже должны быть далеко.
Выйти из огромного здания, где размещались административные офисы Космических Сил, оказалось относительно легко. Лифт быстро спустил их на первый этаж, где в этот поздний час почти не было народу. Офицеры и ночная охрана находились на верхних этажах. Несколько раз Таллису приходилось доставать из кармана носовой платок и делать вид, что он сморкается, чтобы спрятать свое лицо, поскольку кто-нибудь мог заинтересоваться незнакомцем, но никто, казалось, не замечал ничего необычного.
Когда минут пятнадцать спустя они проходили через главную проходную, охранники просто посмотрели в их сторону и проводили взглядом высокого полковника и генерала, чуть пониже его ростом, которые быстрым шагом удалялись прочь. Генерал без конца чихал, и они услышали, как полковник произнес:
- Похоже, вы подхватили простуду, сэр. Вам лучше зайти в медчасть и закапать нос.
- М-м,- промычал генерал.- Апчхи! Добраться до космопорта оказалось совсем несложно.
Макмейн имел в распоряжении служебную машину, и сидящие на переднем сиденьи два сержанта не обратили внимания на генерала, занявшего место сзади, пока полковник Макмейн разговаривал с ними.
- Мы должны немедленно выехать, сержант,- приказал Макмейн водителю.- Генерал Квинби хочет успеть на «Манилу», так что нам следует ехать как можно быстрее. Вылет по расписанию через десять минут,- и он уселся сзади. Стекло односторонней прозрачности, отделявшее заднее сиденье от переднего, не позволяло сидевшим впереди проявлять любопытство к пассажирам.
Семь минут спустя штабная машина беспрепятственно миновала главную проходную космопорта Вайкики.
«Все оказалось невероятно легко»,- подумал Макмейн. Никто не проверял служебную машину. Никто не стал ее досматривать. Никому не хотелось рисковать своей пожизненной безопасностью, причиняя беспокойство занятому генералу, что могло быть расценено как антиобщественный поступок. К тому же никто и не подозревал подвоха. Казалось, высадись здесь вражеский десант, и то никому не будет до него дела.
«Неужели и я был настолько слеп? - подумал Макмейн.- Полагаю, не совсем, или я просто никогда не обращал внимания на происходящее».
Но все же он осознал, что действительно не замечал того, что творится вокруг него. Даже для мыслящего человека маска тупости стала барьером между ним и внешним миром, а заодно и убежищем от него.
Межзвездный корабль «Манила» был небольшим, быстрым, рассчитанным на десять пассажиров. Он мог легко ворваться в гущу битвы и так же легко исчезнуть. В отличие от больших, более мощных военных крейсеров, он мог приземляться на любую планету, сделав всего лишь два витка на орбите. Огромные корабли оставались на орбите и приземлялись только с помощью буксира; их раздавил бы собственный вес, если бы они попробовали сесть на любую мало-мальски крупную планету. По мере того как нарастали их антиускорительные поля, они начинали вращаться вокруг своей оси, но поля антиускорения и были причиной этого вращения, так же как и защитой от него. Корабли не могли двигаться поступательно, поэтому они были совершенно не защищены от действия планетной гравитации. Но корабли типа «Манилы» были достаточно небольших размеров, чтобы на них она так не влияла.
Посадке на «Манилу» предшествовала тщательная подготовка. Макмейн держал корабль наготове. Он заранее подготовил необходимые документы и ввел их в командный компьютер, подменил нужные бумаги дубликатами так, чтобы Главному Штабу было нелегко обнаружить подлог. Ему пришлось создать несуществующую личность «генерала Люциуса Квинби» и максимально затруднить обнаружение этого факта.
За две минуты до отлета штабная машина подкатила к трапу, ведущему в пассажирский люк «Манилы». Молоденький капитан уже не находил себе места, опасаясь, что его новый командир опоздает к отлету и раздумывая, какое же решение ему принять в этом случае. Макмейн мог представить себе его чувства.
«Генерал Квинби», выходя из машины, снова расчихался. Наступил самый напряженный момент плана Макмейна, самое слабое звено в цепи последовательных действий. Замаскированному керотийскому генералу пришлось бы хоть на мгновение оказаться лицом к лицу с молодым капитаном, и тогда могла раскрыться эта
грубая подделка. Ему пришлось все время держать платок у лица, да еще стараться, чтобы это выглядело естественно.
Выйдя из машины, Таллис принялся неистово дуть в платок, а Макмейн постарался отвлечь водителя-сержанта.
- Все в порядке. Мы сразу же вылетаем, можете отогнать машину.
Затем быстро подошел к капитану, чтобы привлечь его внимание к себе. На лице капитана было явное облегчение, теперь он был спокоен - его командир прибыл вовремя.
1 2 3 4 5 6 7 8