между тем в действительности эта передача, хотя и не всегда заметна, но обязательна и неизбежна каждую минуту и даже каждую секунду при общении человека с другими людьми, причем влияние личности продолжается и после ее смерти.
Поэтому прав Надсон, восклицающий в поэтическом вдохновении:
Не говорите мне он умер – он живет,
Пусть жертвенник разбит, огонь еще пылает,
Хоть роза сорвана – она еще цветет,
Пусть арфа сломана – аккорд еще рыдает.
Из предыдущего ясно, что речь идет не о бессмертии индивидуальной человеческой личности в ее целом, которая при наступившей смерти прекращает свое существование как личность, как особь, как индивид, как уже говорилось выше, а о социальном бессмертии ввиду неуничтожаемости той нервно-психической энергии, которая составляет основу человеческой личности, или, говоря философским языком, речь идет о бессмертии духа, который в течение всей индивидуальной жизни путем взаимовлияния как бы переходит в тысячи окружающих человеческих личностей, путем же особых культурных приобретений (письмо, печать, телеграф обыкновенный и беспроволочный, телефон, граммофон, те или другие произведения искусства, различные сооружения и проч.) распространяет свое влияние далеко за пределы непосредственных отношений одной личности к другой, и притом не только при одновременности их существования, но и при существовании их в различное время, то есть при отношении старших поколений к младшим. Можно сказать, что личность всеми своими сторонами и индивидуальными особенностями как бы переливается в целый ряд других личностей, с ней сосуществующих и за ней следующих.
Вот почему в той мере, в какой жизнь человечества может считаться вечной, могут и должны считаться вечно преемственными и все вообще проявления человеческой личности. Поэтому понятие о загробной жизни в научном смысле должно быть сведено, в сущности, к понятию о продолжению человеческой личности за пределами ее. индивидуальной жизни в форме участия ее в совершенствовании человека вообще и в создании духовной общечеловеческой личности, в которой живет непременно частица каждой отдельной личности хотя бы уже и ушедшей из настоящего мира, и живет не умирая, а лишь претворяясь в духовной жизни человечества, иначе говоря, бесконечного ряда человеческих личностей.
Нечего говорить, что каждая личность делает тот или иной, то больший, то меньший, то положительный, то отрицательный вклад в общечеловеческую духовную культуру своей деятельностью и своим трудом вообще, производя созидательную или разрушительную работу, и это опять-таки заставляет признать, что личность не уничтожается вместе со смертью, а, выявляясь в течение всей жизни своими различными сторонами, живет и дальше, и живет вечно, как известная частица в творениях общечеловеческой духовной культуры, которая является слагаемой из производительного труда всех вообще отдельных человеческих личностей.
В самом деле, разве творения Праксителя, Фидия, Микеланджело, Рафаэля, Шекспира, Ньютона и других великих и менее крупных мастеров искусства и науки не живут среди нас и разве не оживляются перед нами образы самих творцов этих произведений? «Угасший гений – все же гений, он вечно мощен и велик, над нами власть его творений и в нас не молкнет их язык». Да, наконец, вся вообще наша духовная культура, это бесценное наследие отцов, разве не представляет собой выражения коллективной деятельности наших предков?
Надо здесь особенно подчеркнуть, что вечное существование человеческой личности мы усматриваем не в ее соучастии в создании собственно материальной культуры народов, ибо эта культура так же тленна, как и человеческое тело, но в прогрессе самой мысли. Здесь припоминается известный стих Державина: «Река времен в своем течении уносит все дела людей и топит в пропасти забвенья народы, царства и царей». Да, исчезают с лица земли народы, забываются их боги и цари, но достигнутый народами духовный прогресс, который возводит дикаря на степень цивилизованного человека, не исчезает и не утрачивается, а, накопляясь из поколения в поколение, приводит к совершенствованию человеческой личности и тем самым дает дальнейший толчок развивающейся духовной человеческой культуре. Материальные блага гибнут, но духовная культура человека остается, и, если она утрачивает благоприятную почву в месте своего первоначального развития, она переходит в другие страны, продолжая здесь развиваться с новой силой. Так, в древнем мире мы видим средоточие духовной культуры на берегах Средиземного моря, сначала в Египте, затем в Греции, после того в Риме, затем в Испании, после чего оно переходит в страны Западной Европы и частью в Америку, затем, быть может, перейдет к Востоку. Но, несмотря на перемещение человеческой культуры в разные эпохи, она не утрачивала ни однажды своей преемственности.
Могут сказать, что когда речь идет о создании духовной человеческой культуры, этого живого духовного общечеловеческого организма, то имена огромного числа предков, несомненно участвовавших в созидании этой культуры, утрачиваются навсегда и в потомстве сохраняются только имена отдельных личностей, счастливо выделившихся в ходе истории человеческой культуры. Но разве в именах дело.
Много ли мы знаем, например, о создателях халдейской культуры или создателях недавно открытой древней культуры американских инков?
А между тем та и другая культура есть несомненно факт. Очевидно, и тогда были громкие и прославленные имена, которые затерялись во тьме прошлых веков, а где они ныне?
Что в мире нашем значит слава?
Лишь звук гремящий и пустой,
Она коварная отрава
Средь общей пошлости людской.
Как фимиам благоухает
Пред ликом дивного Творца.
Она ревнивый слух ласкает
Подобно голосу певца;
Но как с дыханьем непогоды
Повянут нежные цветы,
Так под капризом строгой моды
Померкнет слава – дань мечты.
Да нужно ли вообще знать, кто именно были создатели тех или других творений человеческого духа, например «Илиады» или «Слова о полку Игореве?» Так ли уж важно знать, принадлежат ли именно Шекспиру творения, ему приписываемые? «Кто был творец Макбета, Гамлета, Лира? – говорит Гнедич. – Да не все ли равно? Я повторяю слова Твена: „Бэкон ли это был, другой ли кто – актер ли, сын мясоторговца из Стратфорда. Важно то, что до нас дошли изумительные перлы человеческого творчества, перед которыми склоняются писатели всего мира. Все Гомеры, Овидии, Данте, Гюго, Расины, Мольеры, Гете, Шиллеры, Байроны меркнут перед ярким солнцем ослепительного творчества Шекспира“».
В конце концов, «что в имени тебе моем?» Достаточно знать, что эти великие творения, до сих пор действующие обаятельным образом на современного человека, явились в результате синтетической работы большого ума той или иной эпохи, и в этом вся суть.
Я напомню здесь один из эпизодов, бывших во время Великой французской революции, когда дух человека возвышался над обыденной действительностью. Во время работ под крышей одного дома двое рабочих внезапно почувствовали, что доска, на которой они держались, подломилась и им неизбежно грозила гибель. «Кому умирать – одному или обоим?» – мгновенно промелькнуло между ними. Один заявляет, что у него семья и дети, и мгновенно другой товарищ, будучи холостым, бросается вниз и погибает, спасая тем самым жизнь своего товарища-семьянина.
Во время Севастопольской кампании на поле чести остались друг возле друга два раненых врага – один из них был русский, другой француз. Оба страшно страдали от холода. Наутро русский проснулся бодрым и заметил, что он был прикрыт плащом француза, который лежал возле него мертвым.
Во время бывшей русско-японской войны одно русское военное судно, после боя не будучи в состоянии сопротивляться, уже сделалось добычей неприятеля, но в то время, когда его влекло японское судно в плен, два русских моряка, оставшиеся на судне и не замеченные другими, спустились в его трюм и, открыв кингстоны, потопили и себя и судно в пучине моря, спасая тем самым честь Андреевского флага.
Во время гибели «Титаника», сопровождавшейся столькими человеческими жертвами, когда для всех открылась безбрежная могила океана, от гибнущего корабля отчаливает вместе с другими до крайности перегруженная людьми спасательная лодка, среди которых преобладают женщины и дети. Вдруг рулевой заявляет, что всем грозит гибель, если лодка не будет облегчена, и три пассажира-англичанина немедленно выбрасываются за борт и гибнут вслед за тем, спасая тем самым других, оставшихся в лодке.
Имена всех вышеприведенных героев и других, им подобных, остаются неизвестными. Но что ж из этого? Разве от этого в какой-либо мере умаляется значение самих фактов в человеческой жизни, разве эти самые факты будут меньше волновать других своим геройством, оттого что мы не знаем имен самих героев. Разве безвестный герой оставляет меньше следа в нас своим подвигом? Ничуть! Скажу, напротив. Безвестность героя в моих глазах еще больше говорит за безукоризненность самого подвига. В конце концов в общечеловеческом прогрессе имеет значение конечный результат в форме проявленного действия как синтеза всей жизнедеятельности человеческой личности данной эпохи.
Кто полагает, что оставление своего собственного имени в потомстве обеспечивает ему неувядаемую о себе память и, так сказать, вечную жизнь среди последующих поколений, тот глубоко заблуждается и прежде всего потому, что это по существу неверно, ибо память на имена в человечестве, вообще говоря, коротка и, во-вторых, потому, что дело не в имени, а в той сознательной деятельности, которую проявила данная личность в течение жизни и которая входит, как известная частица в общечеловеческую духовную культуру.
Пусть эта частица окажется крупинкой, крайне малой величиной в эволюции общечеловеческой духовной культуры, но нельзя представить себе, приняв во внимание закон сохранения энергии и понимая нервно-психическую деятельность как проявление этой энергии, чтобы какая бы ни было человеческая личность не вносила самой себя хотя бы в виде малейшей, пусть даже неизмеримо малой частицы, в общечеловеческую духовную культуру. А это и обеспечивает ей вечную жизнь за периодом ее земного существования. Таким образом, нет основания гоняться непременно за большими делами, ибо и малые дела столь же необходимы человечеству, как и большие.
Если та или другая личность в общем ходе эволюции человеческой культуры заявляет себя отрицательно, это, само собой разумеется, большой минус для последней, ибо процесс культуры идет не прямолинейно, а зигзагами и скачками. При этом нельзя забывать, что все отрицательное имеет часто и положительную сторону хотя бы тем, что оно вызывает большую силу протеста и затрату на него энергии со стороны личностей, вносящих положительную струю в духовную общечеловеческую культуру, оттеняя тем самым все положительное, все морально более высокое. Таким образом, отрицательные стороны в деятельности той или другой личности в конце концов только задерживают временно развитие общечеловеческий духовной культуры, не останавливая окончательно ее поступательного хода в истории народов.
Мы ведем, например, войну, и какие бы лозунги ни выдвигались в борьбе народов, как бы ни было ценно отстоять значение права над силой, но несомненно, что сам факт войны противоречит общечеловеческой идее братства народов, как смертная казнь противоречит идее перевоспитания преступных людей.
Но кончится война, и поверьте, что слова «мир» и «братство», быть может, никогда не прозвучат так пленительно, так искренно для человечества, как непосредственно вслед за войной, особенно если мир заключим на справедливых началах.
Да и сама война выдвигает так много моральных и общечеловеческих вопросов, вопросов, связанных с развитием народоправства в разных странах и в особенности у нас, что имеется немало оснований думать, что эта именно война явится горнилом очищения для человечества за те социальные неустройства, в которых оно жило столько веков.
Известно, с другой стороны, какое отвратительное впечатление вызывает зрелище совершенной казни, и не потому ли, чтобы поддерживать институт смертной казни, этот позор человечества, защитники казни даже вынуждены скрывать выполнение ее от взоров публики.
Но как бы то ни было, личности, которые борются за общие блага человечества, которые руководятся идеями права и гуманности, должны быть признаны настоящими творцами духовной общечеловеческой культуры и, следовательно, вместе с вечной жизнью имеют права и на вечное признание человечества не в смысле только прославления их имени в потомстве, которое в конце концов все равно забудется в течение миллионов лет, а в смысле тех посевов, которые взрастут и останутся навсегда результатом их творческой деятельности в духовной общечеловеческой культуре и приведут к созданию лучшего человека в будущем.
В мире все движется, все течет, мир есть вечное движение, беспрерывное превращение одной формы энергии в другую, так говорит наука. Нет ничего постоянного, одно сменяется другим. Люди рождаются и умирают, возникают и разрушаются царства. Ничего не остается ни на минуту одинаковым, и человеку лишь кажется, что со смертью он разлагается и исчезает, превращаясь в ничто, и притом исчезает навсегда. Но это неверно. Человек есть деятель и соучастник общего мирового процесса. Нечего говорить, что новый шаг в науке, технике, искусстве и морали остается вечным, как этап нового творческого начала. Но и повседневная деятельность человека не исчезает бесследно.
Представьте себе, что вы побывали в театре. Плоха или хороша виденная вами пьеса, это зависит от самой пьесы, но что она оставила в вас тот или иной след, можно ли в этом сомневаться? Пусть этот след со временем даже забудется, но значит ли это, что он не отразился известным образом на зрителе и не дал своих последствий, что он тем или иным способом не отразился на вашей последующей жизни. Не то ли самое нужно допускать и в жизни? Вы видите деятельность окружающих вас лиц, слышите их беседу, суждения, и вам может показаться, что все это проходит бесследно, исчезает, не вызывая никаких последствий; а между тем может ли быть так с точки зрения неуничтожаемости энергии?
Ведь энергия проявлялась в другом человеке в его поступках, словах, мимике, жестах и других проявлениях, и может ли она исчезнуть бесследно. Конечно, нет. И если мы говорили о вечности наиболее выдающихся творений человеческого ума, то это лишь обозначает, что такие творения остаются вечными сами по себе как таковые, тогда как все остальные проявления человеческой деятельности служат лишь теми или иными импульсами для действий других лиц, но преемственно, передаваясь из поколения в поколение, они также вечны и служат теми агентами, которые с течением времени в ряде поколений проявятся снова в каком-либо новом творении, претендующем на вечность как таковое.
Возьмем продукты человеческого творчества в литературе. Около 300 лет тому назад человечество обогатилось неизгладимыми в памяти потомства творениями Сервантеса и Шекспира. Творения эти признаются вечными, ибо в них оказалось то, что живет вечно в человеке, в глубинах его личности. В лице Дон-Кихота вы имеете бедного рыцаря, фанатика, близкого к сумасшествию и,может быть, даже немножко сумасшедшего, но в котором проявлялось безграничное служение идеалу. «За свободу и честь человек должен жертвовать жизнью, потому что рабство составляет величайшее земное бедствие» – вот слова Дон-Кихота своему оруженосцу Санчо Пансе – слова, которые и олицетворяют это бескорыстное служение идеалу.
В произведениях Шекспира вы имеете такие типы, как король Лир, которого автор переводит из положения счастливого обладателя царской власти и богатства в бедного, лишенного прав изгнанника. Этот переход от счастья к страданию не мог не привести короля Лира к состраданию, ибо счастье заглушает в человеке чувство справедливости и сострадания: «Учись, богач, учись на деле нуждами меньших братьев, горюй их горем и избыток свой им отдавай, чтоб оправдать тем Небо». Наконец, испивший чашу испытаний до дна, король Лир поднимается до ступеней высшей справедливости и высшего служения долгу, когда он восклицает: «Нет в мире виноватых! Нет, я знаю, я заступаюсь за всех!»
И наконец Гамлет, вечно сомневающийся во всем и в самом себе, чувствующий себя безвольным, изверившимся во всем, лишним и ненужным человеком. Но Гамлет, признавая свое бессилие и безволие, сознает и величие человеческого духа, когда говорит:
«Велик тот истинно, кто без великой цели не восстает, но бьется за песчинку, когда задета честь».
1 2 3 4 5
Поэтому прав Надсон, восклицающий в поэтическом вдохновении:
Не говорите мне он умер – он живет,
Пусть жертвенник разбит, огонь еще пылает,
Хоть роза сорвана – она еще цветет,
Пусть арфа сломана – аккорд еще рыдает.
Из предыдущего ясно, что речь идет не о бессмертии индивидуальной человеческой личности в ее целом, которая при наступившей смерти прекращает свое существование как личность, как особь, как индивид, как уже говорилось выше, а о социальном бессмертии ввиду неуничтожаемости той нервно-психической энергии, которая составляет основу человеческой личности, или, говоря философским языком, речь идет о бессмертии духа, который в течение всей индивидуальной жизни путем взаимовлияния как бы переходит в тысячи окружающих человеческих личностей, путем же особых культурных приобретений (письмо, печать, телеграф обыкновенный и беспроволочный, телефон, граммофон, те или другие произведения искусства, различные сооружения и проч.) распространяет свое влияние далеко за пределы непосредственных отношений одной личности к другой, и притом не только при одновременности их существования, но и при существовании их в различное время, то есть при отношении старших поколений к младшим. Можно сказать, что личность всеми своими сторонами и индивидуальными особенностями как бы переливается в целый ряд других личностей, с ней сосуществующих и за ней следующих.
Вот почему в той мере, в какой жизнь человечества может считаться вечной, могут и должны считаться вечно преемственными и все вообще проявления человеческой личности. Поэтому понятие о загробной жизни в научном смысле должно быть сведено, в сущности, к понятию о продолжению человеческой личности за пределами ее. индивидуальной жизни в форме участия ее в совершенствовании человека вообще и в создании духовной общечеловеческой личности, в которой живет непременно частица каждой отдельной личности хотя бы уже и ушедшей из настоящего мира, и живет не умирая, а лишь претворяясь в духовной жизни человечества, иначе говоря, бесконечного ряда человеческих личностей.
Нечего говорить, что каждая личность делает тот или иной, то больший, то меньший, то положительный, то отрицательный вклад в общечеловеческую духовную культуру своей деятельностью и своим трудом вообще, производя созидательную или разрушительную работу, и это опять-таки заставляет признать, что личность не уничтожается вместе со смертью, а, выявляясь в течение всей жизни своими различными сторонами, живет и дальше, и живет вечно, как известная частица в творениях общечеловеческой духовной культуры, которая является слагаемой из производительного труда всех вообще отдельных человеческих личностей.
В самом деле, разве творения Праксителя, Фидия, Микеланджело, Рафаэля, Шекспира, Ньютона и других великих и менее крупных мастеров искусства и науки не живут среди нас и разве не оживляются перед нами образы самих творцов этих произведений? «Угасший гений – все же гений, он вечно мощен и велик, над нами власть его творений и в нас не молкнет их язык». Да, наконец, вся вообще наша духовная культура, это бесценное наследие отцов, разве не представляет собой выражения коллективной деятельности наших предков?
Надо здесь особенно подчеркнуть, что вечное существование человеческой личности мы усматриваем не в ее соучастии в создании собственно материальной культуры народов, ибо эта культура так же тленна, как и человеческое тело, но в прогрессе самой мысли. Здесь припоминается известный стих Державина: «Река времен в своем течении уносит все дела людей и топит в пропасти забвенья народы, царства и царей». Да, исчезают с лица земли народы, забываются их боги и цари, но достигнутый народами духовный прогресс, который возводит дикаря на степень цивилизованного человека, не исчезает и не утрачивается, а, накопляясь из поколения в поколение, приводит к совершенствованию человеческой личности и тем самым дает дальнейший толчок развивающейся духовной человеческой культуре. Материальные блага гибнут, но духовная культура человека остается, и, если она утрачивает благоприятную почву в месте своего первоначального развития, она переходит в другие страны, продолжая здесь развиваться с новой силой. Так, в древнем мире мы видим средоточие духовной культуры на берегах Средиземного моря, сначала в Египте, затем в Греции, после того в Риме, затем в Испании, после чего оно переходит в страны Западной Европы и частью в Америку, затем, быть может, перейдет к Востоку. Но, несмотря на перемещение человеческой культуры в разные эпохи, она не утрачивала ни однажды своей преемственности.
Могут сказать, что когда речь идет о создании духовной человеческой культуры, этого живого духовного общечеловеческого организма, то имена огромного числа предков, несомненно участвовавших в созидании этой культуры, утрачиваются навсегда и в потомстве сохраняются только имена отдельных личностей, счастливо выделившихся в ходе истории человеческой культуры. Но разве в именах дело.
Много ли мы знаем, например, о создателях халдейской культуры или создателях недавно открытой древней культуры американских инков?
А между тем та и другая культура есть несомненно факт. Очевидно, и тогда были громкие и прославленные имена, которые затерялись во тьме прошлых веков, а где они ныне?
Что в мире нашем значит слава?
Лишь звук гремящий и пустой,
Она коварная отрава
Средь общей пошлости людской.
Как фимиам благоухает
Пред ликом дивного Творца.
Она ревнивый слух ласкает
Подобно голосу певца;
Но как с дыханьем непогоды
Повянут нежные цветы,
Так под капризом строгой моды
Померкнет слава – дань мечты.
Да нужно ли вообще знать, кто именно были создатели тех или других творений человеческого духа, например «Илиады» или «Слова о полку Игореве?» Так ли уж важно знать, принадлежат ли именно Шекспиру творения, ему приписываемые? «Кто был творец Макбета, Гамлета, Лира? – говорит Гнедич. – Да не все ли равно? Я повторяю слова Твена: „Бэкон ли это был, другой ли кто – актер ли, сын мясоторговца из Стратфорда. Важно то, что до нас дошли изумительные перлы человеческого творчества, перед которыми склоняются писатели всего мира. Все Гомеры, Овидии, Данте, Гюго, Расины, Мольеры, Гете, Шиллеры, Байроны меркнут перед ярким солнцем ослепительного творчества Шекспира“».
В конце концов, «что в имени тебе моем?» Достаточно знать, что эти великие творения, до сих пор действующие обаятельным образом на современного человека, явились в результате синтетической работы большого ума той или иной эпохи, и в этом вся суть.
Я напомню здесь один из эпизодов, бывших во время Великой французской революции, когда дух человека возвышался над обыденной действительностью. Во время работ под крышей одного дома двое рабочих внезапно почувствовали, что доска, на которой они держались, подломилась и им неизбежно грозила гибель. «Кому умирать – одному или обоим?» – мгновенно промелькнуло между ними. Один заявляет, что у него семья и дети, и мгновенно другой товарищ, будучи холостым, бросается вниз и погибает, спасая тем самым жизнь своего товарища-семьянина.
Во время Севастопольской кампании на поле чести остались друг возле друга два раненых врага – один из них был русский, другой француз. Оба страшно страдали от холода. Наутро русский проснулся бодрым и заметил, что он был прикрыт плащом француза, который лежал возле него мертвым.
Во время бывшей русско-японской войны одно русское военное судно, после боя не будучи в состоянии сопротивляться, уже сделалось добычей неприятеля, но в то время, когда его влекло японское судно в плен, два русских моряка, оставшиеся на судне и не замеченные другими, спустились в его трюм и, открыв кингстоны, потопили и себя и судно в пучине моря, спасая тем самым честь Андреевского флага.
Во время гибели «Титаника», сопровождавшейся столькими человеческими жертвами, когда для всех открылась безбрежная могила океана, от гибнущего корабля отчаливает вместе с другими до крайности перегруженная людьми спасательная лодка, среди которых преобладают женщины и дети. Вдруг рулевой заявляет, что всем грозит гибель, если лодка не будет облегчена, и три пассажира-англичанина немедленно выбрасываются за борт и гибнут вслед за тем, спасая тем самым других, оставшихся в лодке.
Имена всех вышеприведенных героев и других, им подобных, остаются неизвестными. Но что ж из этого? Разве от этого в какой-либо мере умаляется значение самих фактов в человеческой жизни, разве эти самые факты будут меньше волновать других своим геройством, оттого что мы не знаем имен самих героев. Разве безвестный герой оставляет меньше следа в нас своим подвигом? Ничуть! Скажу, напротив. Безвестность героя в моих глазах еще больше говорит за безукоризненность самого подвига. В конце концов в общечеловеческом прогрессе имеет значение конечный результат в форме проявленного действия как синтеза всей жизнедеятельности человеческой личности данной эпохи.
Кто полагает, что оставление своего собственного имени в потомстве обеспечивает ему неувядаемую о себе память и, так сказать, вечную жизнь среди последующих поколений, тот глубоко заблуждается и прежде всего потому, что это по существу неверно, ибо память на имена в человечестве, вообще говоря, коротка и, во-вторых, потому, что дело не в имени, а в той сознательной деятельности, которую проявила данная личность в течение жизни и которая входит, как известная частица в общечеловеческую духовную культуру.
Пусть эта частица окажется крупинкой, крайне малой величиной в эволюции общечеловеческой духовной культуры, но нельзя представить себе, приняв во внимание закон сохранения энергии и понимая нервно-психическую деятельность как проявление этой энергии, чтобы какая бы ни было человеческая личность не вносила самой себя хотя бы в виде малейшей, пусть даже неизмеримо малой частицы, в общечеловеческую духовную культуру. А это и обеспечивает ей вечную жизнь за периодом ее земного существования. Таким образом, нет основания гоняться непременно за большими делами, ибо и малые дела столь же необходимы человечеству, как и большие.
Если та или другая личность в общем ходе эволюции человеческой культуры заявляет себя отрицательно, это, само собой разумеется, большой минус для последней, ибо процесс культуры идет не прямолинейно, а зигзагами и скачками. При этом нельзя забывать, что все отрицательное имеет часто и положительную сторону хотя бы тем, что оно вызывает большую силу протеста и затрату на него энергии со стороны личностей, вносящих положительную струю в духовную общечеловеческую культуру, оттеняя тем самым все положительное, все морально более высокое. Таким образом, отрицательные стороны в деятельности той или другой личности в конце концов только задерживают временно развитие общечеловеческий духовной культуры, не останавливая окончательно ее поступательного хода в истории народов.
Мы ведем, например, войну, и какие бы лозунги ни выдвигались в борьбе народов, как бы ни было ценно отстоять значение права над силой, но несомненно, что сам факт войны противоречит общечеловеческой идее братства народов, как смертная казнь противоречит идее перевоспитания преступных людей.
Но кончится война, и поверьте, что слова «мир» и «братство», быть может, никогда не прозвучат так пленительно, так искренно для человечества, как непосредственно вслед за войной, особенно если мир заключим на справедливых началах.
Да и сама война выдвигает так много моральных и общечеловеческих вопросов, вопросов, связанных с развитием народоправства в разных странах и в особенности у нас, что имеется немало оснований думать, что эта именно война явится горнилом очищения для человечества за те социальные неустройства, в которых оно жило столько веков.
Известно, с другой стороны, какое отвратительное впечатление вызывает зрелище совершенной казни, и не потому ли, чтобы поддерживать институт смертной казни, этот позор человечества, защитники казни даже вынуждены скрывать выполнение ее от взоров публики.
Но как бы то ни было, личности, которые борются за общие блага человечества, которые руководятся идеями права и гуманности, должны быть признаны настоящими творцами духовной общечеловеческой культуры и, следовательно, вместе с вечной жизнью имеют права и на вечное признание человечества не в смысле только прославления их имени в потомстве, которое в конце концов все равно забудется в течение миллионов лет, а в смысле тех посевов, которые взрастут и останутся навсегда результатом их творческой деятельности в духовной общечеловеческой культуре и приведут к созданию лучшего человека в будущем.
В мире все движется, все течет, мир есть вечное движение, беспрерывное превращение одной формы энергии в другую, так говорит наука. Нет ничего постоянного, одно сменяется другим. Люди рождаются и умирают, возникают и разрушаются царства. Ничего не остается ни на минуту одинаковым, и человеку лишь кажется, что со смертью он разлагается и исчезает, превращаясь в ничто, и притом исчезает навсегда. Но это неверно. Человек есть деятель и соучастник общего мирового процесса. Нечего говорить, что новый шаг в науке, технике, искусстве и морали остается вечным, как этап нового творческого начала. Но и повседневная деятельность человека не исчезает бесследно.
Представьте себе, что вы побывали в театре. Плоха или хороша виденная вами пьеса, это зависит от самой пьесы, но что она оставила в вас тот или иной след, можно ли в этом сомневаться? Пусть этот след со временем даже забудется, но значит ли это, что он не отразился известным образом на зрителе и не дал своих последствий, что он тем или иным способом не отразился на вашей последующей жизни. Не то ли самое нужно допускать и в жизни? Вы видите деятельность окружающих вас лиц, слышите их беседу, суждения, и вам может показаться, что все это проходит бесследно, исчезает, не вызывая никаких последствий; а между тем может ли быть так с точки зрения неуничтожаемости энергии?
Ведь энергия проявлялась в другом человеке в его поступках, словах, мимике, жестах и других проявлениях, и может ли она исчезнуть бесследно. Конечно, нет. И если мы говорили о вечности наиболее выдающихся творений человеческого ума, то это лишь обозначает, что такие творения остаются вечными сами по себе как таковые, тогда как все остальные проявления человеческой деятельности служат лишь теми или иными импульсами для действий других лиц, но преемственно, передаваясь из поколения в поколение, они также вечны и служат теми агентами, которые с течением времени в ряде поколений проявятся снова в каком-либо новом творении, претендующем на вечность как таковое.
Возьмем продукты человеческого творчества в литературе. Около 300 лет тому назад человечество обогатилось неизгладимыми в памяти потомства творениями Сервантеса и Шекспира. Творения эти признаются вечными, ибо в них оказалось то, что живет вечно в человеке, в глубинах его личности. В лице Дон-Кихота вы имеете бедного рыцаря, фанатика, близкого к сумасшествию и,может быть, даже немножко сумасшедшего, но в котором проявлялось безграничное служение идеалу. «За свободу и честь человек должен жертвовать жизнью, потому что рабство составляет величайшее земное бедствие» – вот слова Дон-Кихота своему оруженосцу Санчо Пансе – слова, которые и олицетворяют это бескорыстное служение идеалу.
В произведениях Шекспира вы имеете такие типы, как король Лир, которого автор переводит из положения счастливого обладателя царской власти и богатства в бедного, лишенного прав изгнанника. Этот переход от счастья к страданию не мог не привести короля Лира к состраданию, ибо счастье заглушает в человеке чувство справедливости и сострадания: «Учись, богач, учись на деле нуждами меньших братьев, горюй их горем и избыток свой им отдавай, чтоб оправдать тем Небо». Наконец, испивший чашу испытаний до дна, король Лир поднимается до ступеней высшей справедливости и высшего служения долгу, когда он восклицает: «Нет в мире виноватых! Нет, я знаю, я заступаюсь за всех!»
И наконец Гамлет, вечно сомневающийся во всем и в самом себе, чувствующий себя безвольным, изверившимся во всем, лишним и ненужным человеком. Но Гамлет, признавая свое бессилие и безволие, сознает и величие человеческого духа, когда говорит:
«Велик тот истинно, кто без великой цели не восстает, но бьется за песчинку, когда задета честь».
1 2 3 4 5