А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Где вы сейчас? – вздохнул я.
– У себя, на Динкер-стрит, 3451, это дом на двоих. Моя квартира под номером 1.
– Это не адрес Фрэнка?
– Я живу отдельно. Мы не любовники.
– Я мог бы привезти вам денег и посадить в такси на Главной. И это все.
– О да, да. Это было бы прекрасно.

Глава 13

В четыре часа утра Лос-Анджелес спит. На Динкер-стрит не видно было даже собаки, роющейся в помойке. При свете фонарей на темных тихих газонах то там, то здесь взгляд привлекали белые венчики застывших в неподвижности цветов.
Девушка жила в одноэтажном двухквартирном доме. Подъезд на ее половине был освещен. Прежде чем выйти из машины, я закурил. Дом выглядел вполне мирно. В переднем дворике росла толстая пальма. На газоне, обнесенном декоративным забором, не валялись трупы, у подъезда не дежурили мрачные незнакомцы, вооруженные ножами. И все же мне надо было последовать тогда совету Оделла и покинуть Калифорнию навсегда.
Она встретила меня на пороге:
– Мистер Роулинз?
– Зовите меня просто Изи.
– Так вас называла Коретта. Да?
– Да.
– А меня зовут Дафна. Пожалуйста, заходите.
Эта половина дома, предназначавшаяся для одной семьи, впоследствии была разгорожена пополам. Возможно, она досталась по наследству брату и сестре, они не поладили и превратили его в двухквартирный.
Дафна провела меня в половинную гостиную, где пол устилал коричневый ковер; диван, стул и стены тоже были коричневыми. Рядом с коричневыми занавесками, закрывавшими всю стену, стоял горшок с буйно разросшимся папоротником. Только кофейный столик со стеклянной крышкой был не коричневым, а позолоченным.
– Хотите выпить, мистер Роулинз? – На ней было простенькое голубое платье. Такие платья носили французские девушки, когда в бытность мою американским солдатом я оказался в Париже. Маленькая керамическая брошь на ее груди служила единственным украшением.
– Нет, спасибо.
Ее лицо было прекрасно. Гораздо красивее, чем на фото. Каштановые волнистые волосы, настолько светлые, что издалека можно было принять ее за блондинку, а глаза казались то зелеными, то синими, в зависимости от освещения. Широкие скулы не придавали ей сурового вида. Глаза, поставленные чуть-чуть ближе к переносице, чем у большинства людей, придавали ей беззащитный вид, и у меня возникло желание заключить ее в объятия и оградить от всех зол.
Несколько минут мы молча разглядывали друг друга.
– Вы не голодны?
– Нет, спасибо. – До меня вдруг дошло, что мы говорим шепотом. – Здесь есть кто-нибудь еще?
– Нет, – прошептала она и придвинулась ко мне так близко, что я ощутил аромат мыла «Айвори». – Я живу одна, – сообщила она.
Затем она протянула тонкую изящную руку и прикоснулась к моему лицу:
– Вы подрались?
– Что?
– У вас на лице ссадины.
– Пустяки.
Она не убрала руки.
– Я могла бы промыть ваши ранки.
Сознавая, что совершаю глупость, я тоже коснулся ее лица.
– Все о'кей, я привез вам двадцать пять долларов.
Она улыбнулась, как ребенок. Только ребенок может быть таким счастливым.
– Спасибо, – поблагодарила она, повернулась и села на коричневый стул, сложив руки на коленях. Кивком предложила и мне сесть. Я опустился на диван.
– Возьмите деньги. – Я сунул руку в карман, но она жестом остановила меня.
– Не могли бы вы отвезти меня к нему? Я совсем одна, вы это понимаете? Вы посидите в машине. Это недолго, всего минут пять.
– Но послушайте, душенька, я ведь совсем вас не знаю...
– Мне нужна помощь. – Она взглянула на свои сплетенные пальцы и добавила: – Вы не хотите, чтобы вас беспокоила полиция. Так же, как и я...
Это я уже слышал.
– Почему бы вам просто не взять такси?
– Я боюсь.
– Но почему вы доверяете мне?
– У меня нет выбора. Я здесь чужая, а мой друг пропал. Когда Коретта сказала, что вы меня ищете, я спросила: может быть, он плохой человек? А она ответила: нет, он хороший человек, и добавила, что вам можно доверять.
– Я вижу вас впервые, – сказал я. – И это все. Вышибала из забегаловки Джона очень даже рекомендовал на вас посмотреть.
Она улыбнулась:
– Вы поможете мне, да?
Время, когда я мог ответить «нет», прошло. Если я собирался сказать «нет», это следовало сказать Олбрайту или даже Коретте. Но все же я не мог не задать один вопрос:
– Как вы узнали номер моего телефона?
Дафна опустила глаза. Прошло секунды три, достаточно для того, чтобы сочинить приемлемую ложь.
– Прежде чем я дала Коретте деньги, я попросила у нее ваш номер. Мне хотелось позвонить вам и узнать, зачем вы меня разыскиваете.
Она казалась совсем девочкой, больше двадцати двух ей нельзя было дать.
– Где живет ваш приятель?
– На одной из улиц над Голливудом, Лоурел-Кэньон-Роуд.
– Вы знаете, как туда ехать?
Она энергично закивала и вскочила со стула:
– Только я захвачу одну вещь.
Она выскочила из комнаты в неосвещенную переднюю и вскоре вернулась со старым, потрепанным чемоданом.
– Это чемодан моего друга, Ричарда, – сказала она со смущенной улыбкой.

* * *

Я проехал через весь город до Ла-Бреа, затем направился на север в сторону Голливуда. Узкая дорога, петляющая вдоль каньона, была совершенно пуста. Нам ни разу не встретилась даже полицейская машина. Это меня вполне устраивало, потому что полицейские, если видят в одной машине цветного мужчину и белую женщину, рассуждают как белые рабовладельцы. При каждом повороте дороги перед нашими глазами на миг возникало видение ночного Лос-Анджелеса. Даже отсюда город, яркий, светящийся и живой, являл собой море света. Мне стоило раз взглянуть на него, чтобы ощутить в себе силу.
– Следующий дом, Изи. Там, где навес для автомобиля.
Это был еще один маленький домик. По сравнению с особняками, которые мы видели по дороге, он выглядел флигелем для прислуги. Убогий домишко с двумя окнами и распахнутой входной дверью.
– Ваш приятель всегда оставляет дверь открытой? – спросил я.
– Я не знаю.
Когда мы припарковались, я вышел вместе с ней.
– Я только на минуту. – Она погладила мою руку.
– Может быть, мне лучше пойти вместе с вами?
– Нет, – возразила она с твердостью, которой я до того в ней не замечал.
– Послушайте, сейчас поздняя ночь, безлюдный район большого города. Дверь открыта, значит, тут что-то не так. Если я влипну еще в какую-нибудь историю, полиция уже не выпустит меня из своих когтей.
– Хорошо, – согласилась она. – Но только на минутку, убедиться, что все в порядке. Потом вы вернетесь к машине.
Я закрыл входную дверь и только после этого повернул выключатель.
– Ричард! – крикнула Дафна.
Домик был задуман как хижина в горах. Входная дверь вела в большую комнату, служившую одновременно гостиной, столовой и кухней, отделенной от столовой длинной стойкой. В дальнем левом углу стояли деревянная кушетка, покрытая мексиканским ковром, и металлический стул с двумя подушками. В стеклянной стене напротив входной двери отражалась комната, Дафна, я и мигающие огни далекого города. Слева виднелась дверь.
– Это его спальня, – кивнула она.
Убранство спальни было под стать всему остальному в этом доме. Деревянный пол, окно во всю стену, широченная кровать. А на ней – мертвец.
На нем был все тот же синий костюм. Он лежал поперек кровати с распростертыми, как у Христа, руками, только пальцы скрючены, а не расслаблены, как на распятии моей матери. Он не назвал меня «цветной брат мой», но я узнал пьяного белого парня, которого встретил возле забегаловки Джона.
Дафна судорожно втянула в себя воздух и уцепилась за мою руку:
– Это Ричард.
В его груди торчал погруженный по самую рукоятку мясницкий нож. Он упал навзничь на кипу одеял, и кровь залила его шею и лицо. Широко раскрытые глаза окаймляла полоса застывшей темной крови. Меня замутило. С трудом справившись с приступом тошноты, я опустился на колени перед мертвым, как священник, благословляющий покойника, привезенного к нему скорбящими родственниками. Я не знал ни его имени, ни того, что он натворил, я знал только одно – он мертв.
В это мгновение мне припомнились все мертвецы, которых я когда-либо видел, и тысячи немцев, детей и женщин, искалеченных, обожженных войной. Я убил некоторых из них и совершил еще худшее в угаре войны. Я видел трупы с широко раскрытыми глазами, как у Ричарда, и тела вообще без головы. Смерть мне не в новинку, и будь я проклят, если позволю себя сломать из-за еще одного белого мертвеца. Пока я стоял на коленях, кое-что на полу привлекло мое внимание. Я поднял эту возможную улику, понюхал и завернул в носовой платок.
В это время Дафна куда-то исчезла. Я прошел на кухню, ополоснул лицо под краном, заглянул в ванную, туалет. Потом выбежал из дома взглянуть на свою машину. Дафны нигде не было.
И тут послышался какой-то шум из-под навеса для автомобиля. Дафна была там, запихивала старый чемодан в багажник розового «студебеккера».
– Что вы делаете? – спросил я.
– Собираюсь поскорее убраться отсюда, и будет лучше, если мы расстанемся.
Я даже не успел удивиться тому, как быстро она избавилась от своего французского акцента.
– Что здесь произошло? – снова спросил я.
– Черт побери, откуда я знаю? Ричард убит, Фрэнк исчез. Знаю только, нам нужно исчезнуть до того, как нагрянет полиция. Иначе нам не отвертеться.
– Кто это сделал? – Я схватил ее и оттащил от машины.
– Я не знаю, – сказала она спокойно и тихо, глядя мне прямо в лицо.
– И что же, мы так просто уедем, бросив его?
– А что мы можем сделать, Изи? Заберу эти вещи, и никто не узнает, что я была здесь. А вы поезжайте к себе домой. Ложитесь спать и представьте, что все это вам приснилось в дурном сне.
– А что будет с ним? – завопил я, показывая на дом.
– Это мертвец, мистер Роулинз. Он умер, его нет. Поезжайте домой и забудьте все, что вы видели. Полиция не знает, что вы здесь были, и не узнает, если вы не станете орать так громко. Иначе кто-нибудь выглянет в окно и увидит вашу машину.
– Что вы собираетесь делать?
– Отведу машину в известное мне местечко и оставлю там. Сяду в автобус и уеду куда-нибудь подальше отсюда.
– А как быть с человеком, который вас разыскивает?
– Это вы о Картере? Он ничего дурного не замышляет. Я исчезну, и он со временем забудет меня.
Потом она меня поцеловала. Это был медленный, нарочитый поцелуй. Сначала я попытался отстраниться, но она держала меня крепко. Ее язык касался моего языка, скользил по моим губам и деснам. Горький вкус у меня во рту сменился сладостью. Она отстранилась на мгновение и улыбнулась. А потом поцеловала меня снова. На этот раз поцелуй был страстным.
– Очень жаль, что у нас не будет возможности узнать друг друга поближе. Я разрешила бы вам насладиться маленькой белой девушкой.
– Вы не можете просто так уехать, – промямлил я. – Здесь произошло убийство.
Она закрыла багажник и, обойдя меня, направилась к водительскому месту, села и опустила стекло.
– Прощай, Изи, – помахала она на прощанье и повернула ключ зажигания.
Двигатель раз чихнул и завелся. Я мог бы вытащить ее из машины, но что дальше? – спросил я себя. Оставалось только смотреть, как на шоссе, спускающемся по склону холма, мелькают красные огоньки, постепенно тая вдали. Потом я сел в свою машину и подумал, что фортуна еще не повернулась ко мне лицом.

Глава 14

«Ты позволяешь использовать себя, Изи? Они из тебя веревки вьют, а ты даже пальцем не пошевельнешь?»
«А что я могу сделать?»
Я проехал по бульвару Сансет и повернул налево. На востоке уже разгорелся оранжевый пожар восхода.
«Не знаю, парень. Но что-то ты должен делать. Если пойдет так и дальше, ты не доживешь до следующей среды».
«Может быть, последовать совету Оделла и смыться?»
«Смыться! Смыться! Ты собираешься удрать от единственной собственности, которая у тебя есть! Удрать! Нет уж, лучше умереть, чем удрать».
«Ну хорошо, ты говоришь, я так или иначе умру. Единственное, что мне остается, это дождаться следующей среды».
«Ты должен встать на ноги, парень. Нельзя позволять этим людям топтать тебя. Путаться с белыми француженками, которые вовсе не француженки, работать на белого человека, который готов убить твоего брата просто за то, что от него по-другому пахнет. Ты должен разобраться в том, что произошло, и понять, что к чему».
«Но что я могу поделать с полицией, мистером Олбрайтом и даже с этой девушкой?»
«Ждать удобного случая, Изи. Не делай ничего, чего ты не должен делать. Просто жди удобного случая и пользуйся им всегда, когда он представится».
«А что, если...»
«Не задавай никаких вопросов. Либо „да“, либо „нет“. „А что, если...“ – это для детей. А ты мужчина».
«Да», – сказал я и внезапно почувствовал себя сильным.
«Не так уж много покушающихся на твою жизнь, Изи. Для этого вокруг слишком много трусов».
Я слышу этот голос только в самые тяжелые минуты, когда все кажется настолько скверным, что я готов сесть в машину и на полном ходу врезаться в стену. Тогда ко мне приходит Голос и дает самый верный совет.
Голос звучит сурово. Ему совершенно все равно, испуган я или мне угрожает опасность. Он просто анализировал тягостную ситуацию и рассуждал, как из нее выпутаться.

* * *

Я впервые услышал Голос, когда служил в армии.
Вступив в армию, несущую защиту и поддержку всему миру, я гордо сознавал себя ее частицей. Оказалось, в армии так же относились к черным, как и на Юге. Меня обучали быть солдатом, бойцом, а потом на целых три года усадили за пишущую машинку. Я прошел всю Африку и Италию в составе отдела статистики. Мы следовали за боевыми частями, отмечая их продвижение и подсчитывая потери. Я числился в «черной» дивизии, где все старшие офицеры были белыми. Меня обучали убивать, но белые люди не спешили дать мне в руки оружие. Им претила мысль, что я буду проливать кровь белых. Они по-прежнему считали нас, черных, неспособными подчиняться дисциплине и не готовыми к военной службе. На самом деле они боялись, что нам может понравиться вкус свободы, которую приносит общение со смертью. Если чернокожий хотел воевать, он должен был пойти добровольцем. Тогда у него был шанс попасть на фронт. Я же считал людей, добровольно соглашавшихся воевать, дураками.
«Почему я должен умереть в этой войне белых людей?» – спрашивал я себя.
Но однажды, когда я сидел в своей конторе, прибыла партия белых солдат прямо из района боев под Римом. Они похвалялись, что белые парни спасли Европу, а негров-солдат называли трусами. Я понимал, они нам просто завидуют: мы сытно жили в тылу, развлекались с местными женщинами. Но все же меня задело. Я возненавидел этих белых солдат и свою собственную трусость. Вот так я перед высадкой в Нормандии стал добровольцем и позднее воевал в армии Паттона. К этому времени союзники оказались в таком отчаянном положении, что уже не могли позволить себе роскошь сегрегации в армии. В нашем взводе воевали черные, белые и даже японоамериканцы. Между расами постоянно возникали стычки, в особенности из-за женщин, но мы научились считаться с интересами друг друга и в этом вопросе.

* * *

Впервые я услышал Голос за пределами Нормандии, возле небольшой фермы. Я попал в ловушку в сарае. Мои приятели Энтони Якимото и Вентон Найлз были убиты, и снайпер держал нас под прицелом. Голос велел мне оторвать задницу от земли и прикончить снайпера. «Убей его и пропори штыком. Ты не должен позволить ему убить себя. Если даже он тебя не пристрелит, ты будешь жить в вечном страхе до конца своих дней. Убей этого подонка», – сказал мне Голос. И я убил его.
В Голосе не было вожделения. Он никогда не призывал меня насиловать или красть. Просто говорил все как есть. Что я должен делать, чтобы выжить и остаться человеком. Голосу я повиновался безоговорочно.

Глава 15

Вернувшись домой, я обнаружил у ворот белый «кадиллак». Машина пустовала, зато входная дверь была распахнута. Сразу за дверьми ошивались Мэнни и Шариф. Он ухмыльнулся мне, а Мэнни тупо уставился в пол и так и не поднял на меня глаз.
Мистер Олбрайт стоял у кухонного окна, глядя на задний дворик. В доме пахло кофе. Услышав мои шаги, он повернулся ко мне с фарфоровой чашкой в руке. На нем были белые хлопчатобумажные брюки, кремовый свитер, белые туфли для гольфа и капитанская фуражка с черным околышем.
– Изи, – дружелюбно улыбнулся он.
– Что вы делаете в моем доме?
– Мне нужно было поговорить с тобой. Я надеялся застать тебя дома. Не торчать же мне на улице? Вот Мэнни и открыл замок отверткой. – В его голосе звучала едва уловимая угроза.
– У вас не было ни малейшего повода врываться ко мне таким способом, мистер Олбрайт. Вам бы понравилось, если бы я ворвался в ваш дом?
– Я бы оторвал твою негритянскую башку, – ответил он, все так же лучезарно улыбаясь.
С минуту я молча смотрел на него. Где-то в глубине сознания мелькнуло: «Дождись удобного случая, Изи».
– В чем дело? – спросил я, наливая себе кофе.
– Где ты был в такую рань, Изи?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17