А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

По его густой бороде потек сок.
– А вы его ненавидите… свой дом, – неожиданно заметил он.
Ронин сидел, положив ладони на поднятые колени.
– Это было нехорошее место, Мойши.
Он вытер жирные губы.
– Но теперь все это в прошлом.
Штурман пристально изучал Ронина. В отсветах пламени глаза у него поменяли цвет и сделались темно-зелеными, оттенка густого мха.
– Я знаю по опыту, капитан. Такое не остается в прошлом. Дом все равно тянет нас… так или иначе.
– Наверное, только тех слабых, которые сами хотят вернуться.
Мойши пожал плечами:
– Возможно.
Он рассеянно крутил между пальцами черенок плода, ковыряя ногтем в зубах.
– Но верно и то, что с момента рождения человека могучие силы приходят в движение именно из-за его рождения. Силы эти не знают границ. Они управляют не только нами. Они влияют и на тех, кто рядом.
Он выплюнул кусочек кожуры.
– «Рядом» не только в физическом смысле.
Ронин сидел неподвижно, полузакрыв глаза, и Мойши не был уверен, что он услышал его последние слова.
А наверху, в темном сплетении ветвей, бесчисленные крылья сотрясали влажный ночной воздух.

На следующий день, ближе к вечеру, им преградили дорогу жесткие серые корни, закрученные и волокнистые, поднимавшиеся изогнутыми дугами, словно ряд миниатюрных мостиков, выросших из глинистой почвы. Перебравшись через это препятствие, Мойши вдруг остановился. Он замер на месте, ничего не говоря, и Ронин открыл было рот, чтобы спросить, что случилось, но тут он заметил движение у ног Мойши. По ногам штурмана, над замызганными грязью башмаками, ползла змея, подергивая плоской тупой головой в зеленых и желтоватых блестках.
Они оба застыли, как два изваяния. Змея, извиваясь, ползла все выше – беззвучная смерть. По ягодицам Мойши, по спине. Вот она обернулась вокруг его левой руки. Мелькнул раздвоенный язычок. Глаза сверкнули двумя обсидиановыми точками.
Правая рука Мойши метнулась к ее голове; большим и указательным пальцами он зажал ей челюсть с двух сторон. Рот у змеи широко раскрылся, блеснули длинные острые ядовитые зубы. Ее туловище извивалось, то скручиваясь кольцами, то выпрямляясь. Мойши резким движением сломал ей челюсти и лишь после этого заговорил:
– Сорвите, пожалуйста, лист, капитан, и дайте его сюда.
Опустившись на колени, Мойши положил раздавленную голову на широкий лист, поданный ему Ронином. Осторожно вытащив кинжал, он срезал верхнюю часть змеиной головы от рыльца до начала еще подергивающегося туловища. Кончиками двух пальцев штурман нажал на открытое мясо. Через полые клыки на лист потек темно-красный яд.
Выдавив последнюю каплю, Мойши отшвырнул от себя змею, отрезал от ближайшего ствола кусочек зеленого мха и дал яду впитаться в него. Потом он завернул влажный мох в лист и поднялся.
– Вот так-то, дружище. Как правило, мир не бывает ни белым, ни черным. Чаще всего – в разной степени серым.
Засунув сверток за кушак, он убрал кинжал.
– Если бы эта змея укусила меня, ее яд убил бы меня на месте. Но теперь, когда он высохнет в органической среде, он станет прекрасным противоядием. То, что при одних обстоятельствах принесло бы смерть, при других – спасет жизнь.
– А вам откуда известно об этой твари? – поинтересовался Ронин.
– Вы сами с севера, капитан. Змеи там не живут. Но я-то с юга. Моя страна расположена даже южнее, чем этот остров. .
Они пробирались сквозь густые заросли папоротника.
– Я уже, кажется, говорил, что когда-то, много тысячелетий назад, моя земля была частью континента человека, но потом, когда произошли сдвиги в земной коре, эта часть суши оторвалась.
– Как же тогда вы попали на континент человека? – спросил Ронин. – Ваш народ – народ-мореплаватель?
– Искаильтяне? – Мойши улыбнулся. – Нет, капитан, отнюдь. Мы издревле занимаемся земледелием. Но мы плюс к тому и рыбаки. У нас есть большой опыт в прибрежном мореходстве.
Он пригнулся, чтобы не удариться головой о толстую корявую ветку, усеянную красными и черными жуками.
– А еще мой народ – народ-воитель. Нам поневоле пришлось овладеть воинскими искусствами. Мы – свирепые бойцы пустыни, привыкшие к трудностям и самоотречению; гордый и одинокий народ с богатыми традициями, идущими от древних времен. Наша история, капитан, это история рабства и предельного самопознания.
– Ваша страна далеко от континента человека?
– От Хийяна? Да, далеко. К нам проще доплыть от восточного побережья континента. Существует торговый маршрут от Шаангсея. Вам знаком этот город?
Ронин улыбнулся.
– Да. Я жил там какое-то время.
– Я так и знал! – рассмеялся Мойши. – Клянусь Оруборусом, нам надо как-нибудь встретиться там и пройтись вместе по улицам этого города, полного тайн и загадок. Договорились, капитан? Поскольку вы жили там, вы должны знать, что ни одно место в мире не сравнится с Шаангсеем в плане загадочных приключений и запутаннейших интриг.
– Договорились, Мойши, – сказал Ронин. – А пока расскажите мне о своей стране.
– У меня в Искаиле остался брат, – заговорил Мойши, пожевывая только что сорванный листок мяты. – Мы с ним двойняшки. Появились на свет с промежутком в несколько мгновений, но мы совсем не похожи. Отец наш вообще сомневался, братья мы с ним или нет.
– Вы, наверное, преувеличиваете.
Мойши покачал головой. В ноздре у него сверкнул бриллиантик.
– Отец был человеком набожным, его вера в бога наших далеких предков была непоколебима. Она была его силой, краеугольным камнем всей его жизни. Мне кажется, он всегда думал, что одного из нас в чрево матери поместил бог.
– Для чего?
Мойши пожал плечами:
– Кто знает? Непостижимый он был человек, мой отец. Может быть, он мечтал о том, чтобы в его семье появился тот самый пророк, которого ждет мой народ уже столько веков.
Сплюнув темную кашицу изжеванной мяты, Мойши отправил в рот еще один лист.
– Мой отец был довольно зажиточным человеком. Когда мы родились, он уже был владельцем большого участка земли.
Сверху донесся хриплый крик, в ветвях промелькнуло что-то красновато-золотистое.
– Но не стоит предвосхищать мой рассказ, капитан, потому что это отнюдь не история о двух принцах, один из которых правильный и хороший, а второй – отъявленный злодей. Я никогда не стремился заполучить отцовские земли. И я никогда не хотел становиться воином. Мне хотелось лишь странствовать – посмотреть, что за земли лежат за бескрайним морем. Я с детства мечтал об одном: сесть на один из больших кораблей с белыми парусами и резными фигурами на носах, которые неожиданно появлялись на горизонте и приносили людей из другого мира… сесть и уплыть с ним к иной, неизвестной земле.
Но я был старшим, и как у старшего сына у меня были определенные обязательства. Мы владели обширными землями, и им требовалось уделять внимание. Мой наставник всегда выезжал со мной, куда бы я ни отправлялся по делам семьи. Но когда я поднимался на гребень холма, я каждый раз обращал взор к мерцающему морю, раскинувшемуся на солнце серебряными кружевами, и думал только о том, когда же я наконец смогу уплыть по этим подвижным волнам.
Дрейфуя в нефритовом море джунглей, Ронин слушал взволнованный голос Мойши, разглядывал медленно движущиеся навстречу исполинские деревья и полной грудью вдыхал влажный воздух, как будто пропитанный буйством жизни. Наклонившись, он поднял с земли огромного жука-рогача, иссиня-черный панцирь которого блестел в рассеянном свете, как полированный металл. Какое-то время он зачем-то нес жука с собой, а потом положил его на плоскую поверхность камня, выступающего из почвы.
– Однажды я стал свидетелем такой сцены: мой брат дрался с сыном соседа-фермера. Вы бы назвали его господином, хотя в языке моего народа это слово употребляется только в одном значении. Господином мы называем бога. Впрочем, продолжу. Мой брат не был трусом, но не был и воином, несмотря на его рост и силу. Впрочем, он был достаточно ловок, и кулаки у него были как колотушки, так что этому парню, навострившемуся на легкую победу, досталось по первое число. Брат ударил его по лицу. У того пошла кровь из носа. Он запросил пощады, а когда брат остановился, парень выхватил спрятанный нож. Если бы я не вмешался, мой брат, который совсем не умел обращаться с оружием, расстался бы с жизнью при первом же ударе. Я отшвырнул брата в сторону и схватился с тем парнем, а он был силен и неглуп. Мы подрались. Он погиб по случайности, наткнувшись на свой же нож.
В глубине нефритового океана с монотонным жужжанием мух слилось переливчатое стрекотание цикад, предвещавшее скорое наступление сумерек.
– Мой брат пожелал остаться. Я же хотел уехать. У меня в любом случае не было выбора. Отец отвез меня в Алаарат, ближайший портовый город, и сам оплатил мой проезд на первом же судне, отплывающем на континент человека.
– Как же отец мог позволить вам…
– У нас суровые законы, капитан, и особенно если речь идет об убийстве. У того фермера были обширные земли…
– Но разве нельзя было что-то придумать? Найти иные пути? Ваш брат…
– Находился за многие лиги от места драки, как думали все соседи. Отец не стал рисковать, впутывая нас обоих. Как я уже говорил, человек он был благочестивый и набожный, а наш бог не прощает проступков. Это я, а не брат, дрался с парнем, когда он погиб, и, по правде сказать, я не знаю, чья рука – моя или его – направила в него кинжал. Но для отца это уже не имело значения: мое вмешательство стало причиной смерти, и я должен был понести наказание.
Крики птиц отражались негромким эхом под сводами изумрудной галереи сплетенных ветвей, создавая как бы звуковой фон для рассказа Мойши.
– А ваш брат?
Они прошли мимо гигантского удава, скользившего по лиане, соединявшей две ветки справа, не обращая внимания на его шипение.
– Мой брат, – произнес Мойши ровным голосом, – никому не сказал ни слова.

Ночь пришла в розовато-лиловых сумеречных шорохах. Еще до того, как темная зелень превратилась в кромешную черноту, они развели костер, разбрасывающий искры во тьму, и занялись приготовлением жаркого из двух кроликов, пойманных загодя днем.
Сквозь негромкий треск пламени и шипение капающего в огонь жира уже слышались голоса ночных птиц, звучавшие глуше и менее пронзительно, чем у их дневных собратьев. Это были даже не крики, а хриплый шепот. Жужжание насекомых превратилось в зудение на тонкой высокой ноте, в которое то и дело врывалось переливчатое стрекотание цикад.
Шорох листвы в отдалении и негромкие вскрики, сопровождаемые утробным урчанием, указывали на присутствие хищных зверей, крадущихся в ночи. Неподалеку ухала сова, пристроившись на сучке среди нижних веток дерева, под которым они развели костер. В мерцающих отсветах пламени Ронин сумел разглядеть ее вращающуюся, как на шарнирах, широкую голову и мигающие круглые глаза.
Проснувшись на рассвете, они опять окунулись в нефритовую зелень. Начался дождь. Дожди здесь шли часто, не реже одного раза в день. Чистый косой ливень, пробиваясь сквозь густую листву, обращался густым влажным туманом.
Мойши раскидал белую золу остывшего костра, в которой еще светился один унылый уголек. Он зашипел и погас.
Сегодня местность пошла в гору. На пути начали попадаться широкие полосы вулканической породы, похожие на застывшие ручьи, сверкающие вкраплениями минералов. Здесь папоротники были выше – огромные шелестящие опахала, сгибающиеся под тяжестью влаги и мельтешащих насекомых.
Петлистые лианы оплетали стволы высоченных деревьев. На лианах висели коричневые длиннохвостые обезьяны с яркими любопытными глазами. Завидев пришельцев, они возбужденно заверещали, и Ронин с Мойши еще долго слышали эхо этих пронзительных криков. Постепенно возбуждение животных улеглось, но они продолжали перекликаться между собой, перепрыгивая с лианы на лиану и не отставая от путников.
После полудня они перевалили через вершину холма, на который взбирались с раннего утра, а ближе к вечеру что-то неуловимо переменилось в джунглях.
Воздух сделался гуще. Свет, до этого зыбкий и водянистый, стал насыщеннее и ярче, а лесные шорохи, с которыми Ронин и Мойши давно уже свыклись, слегка изменились.
Они устремились вперед и неожиданно для себя оказались на высоком берегу широкой мутной реки с голубовато-зеленой водой в серой ряби.
Слева послышался тяжелый всплеск. Только сейчас они разглядели длинное чешуйчатое туловище какого-то странного существа. Оно медленно погружалось в воду, пока над поверхностью не остались лишь выступающие над мордой глаза. Облик этого существа почему-то впечатался Ронину в память, было в нем что-то знакомое… и уже потом, позже, когда ему довелось снова увидеть этого зверя и рассмотреть его получше, он узнал древнего крокодила, которого описывал ему Боннедюк Последний, объясняя происхождение Хинда и гадальных костей.
Они двинулись вниз по склону, как бы погружаясь в море густого влажного воздуха. Под их ногами струйками осыпалась земля, черная и плодородная. Все было пропитано запахами жизни и разложения.
Дождь перестал, пусть даже и на время. Солнце, раздувшееся в белом небе и приглушенное дымкой, немилосердно пекло. После стольких дней, проведенных в тенистом полумраке джунглей, жара казалась просто невыносимой. Река сверкала на солнце, и Ронин с Мойши еще долго щурились, пока их глаза не привыкли к яркому свету.
Присев на корточки у самого берега, они стали пить, настороженно прислушиваясь. И как только внезапная рябь на середине реки обернулась плеском, они разом подняли головы. Из воды высунулась огромная пурпурно-серая морда, опутанная зелеными и коричневыми растениями. Пасть широко распахнулась, демонстрируя громадные тупые зубы и грязное склизкое нёбо. Послышалось фырканье, напоминавшее шипение воздуха, с силой вырвавшегося из объемистых мехов. Черные глаза безмятежно взглянули на них, а потом голова дернулась и исчезла под набегающими волнами.
– Вплавь – дело дохлое, – заметил Ронин. – Даже пытаться не стоит.
– Это верно, но перебираться придется.
От жары и яркого света смуглая кожа Мойши отливала полированной медью. Он огляделся по сторонам.
– Я, кажется, знаю, что делать. На этом берегу, я смотрю, много тонких деревьев. Вы когда-нибудь делали плот, капитан?
Они валили деревья почти весь день, а в перерывах собирали куски вьющихся лиан, которые, как и предсказывал Мойши, были гораздо крепче, чем это казалось с виду. Время от времени Ронин непроизвольно посматривал на многоярусные деревья на краю джунглей, но там не было никого, даже обезьяны и те не показывались. Может быть, они испытывали естественный страх перед речными хищниками. Но скорее всего их отпугивал шум, производимый на берегу Ронином и Мойши.
Набрав достаточно материала, они сначала обрубили верхушки стволов, чтобы приблизительно выровнять бревна по длине, после чего принялись связывать их лианами.
С усталым вздохом на землю спустились сумерки, но Ронин с Мойши продолжали работать, чтобы успеть приготовить все до темноты и уже на рассвете пуститься в путь. На том берегу, высоком, обрывистом и скалистом, опять начинались джунгли. После целого дня, проведенного на солнцепеке, Ронин поймал себя на мысли, что ему не терпится вернуться под влажную сень деревьев.
Они успели закончить плот до темноты. В последний раз проверив крепость узлов, они поднялись с берега и, расположившись на краю джунглей, развели костер. Поужинали они рыбой и печеными клубнями.
Перед сном они срубили пару тонких упругих ветвей и обожгли их концы на огне.
– Шесты, – пояснил Мойши, – чтобы справиться с течением.
На рассвете они отплыли, оттолкнувшись шестами от берега. Их подхватил бурный поток, мутная речная вода захлестывала бревна.
Нежась в прогретом воздухе, жужжали насекомые. По поверхности воды скользили черные танцоры – водяные пауки.
Два медлительных крокодила неуклюже сползли с раскаленного берега и, забравшись достаточно далеко в воду, бесшумно поплыли в сторону плота, возмутившего их спокойствие.
Их морды ушли под воду, и Ронин негромко окликнул Мойши, который перешел с левой стороны на кормовую часть. Вытащив шест из воды, Ронин положил его на плот и вынул из ножен меч.
Длинная чешуйчатая морда с разинутой пастью стремительно вырвалась из глубины. Ряды острых, как бритва, зубов, которые издали казались притупленными, с близкого расстояния производили действительно устрашающее впечатление.
– Вам надо остановить их бросок, – предупредил Ронина Мойши, – иначе они нас просто перевернут.
Исполинские челюсти щелкнули в нескольких сантиметрах от края плота, после чего, крокодил исчез. Какое-то время вода оставалась спокойной. Мойши, воспользовавшись передышкой, оттолкнулся шестом от дна.
Потом крокодил снова вынырнул на поверхность, загребая короткими, но сильными лапами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31