А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я видел человека, плакавшего кровавыми слезами — настоящей кровью, которая забрызгала всех, кто стоял рядом. Я видел женщину, которую рвало фекалиями, и при этом она хохотала.
«Может быть, он посещает тот же видеоклуб, что и Грег?» — иронически подумал Шиб, но ему стало не по себе — настолько убежденно говорил священник.
— Пропадите вы пропадом! — внезапно воскликнул Дюбуа. — Я вижу, вы не верите мне. Никто никогда мне не верил! Нечего и пытаться вас убедить! — И он быстро направился к двери.
— Подождите!
Шиб схватил его за рукав.
— Вы знали, что Коста был любовником Шарля? — резко спросил он. — Да-да, ваш набожный Коста!
Дюбуа растерянно заморгал.
— Это невозможно. Совершенно невозможно.
— Шарль сам мне об этом сказал.
— Он солгал!
— Но ради чего?
Священник сжал кулаки, глаза его засверкали.
— Значит, все еще хуже, чем я думал. Весь дом заражен этой скверной!
— И еще, — продолжал Шиб, не в силах остановиться, — мне кто-то позвонил и включил пленку, на которой были записаны крики Элилу... Вы понимаете? Ее насиловали, и это записывали на пленку.
Священник изо всех сил ударил кулаком по молитвенной скамейке.
— Элилу была изнасилована? — закричал он. — Почему вы мне об этом ничего не сказали?
— У меня не было полной уверенности... Это какой-то кошмарный сон, — добавил он, нервно похрустывая пальцами.
— Нет, — жестко возразил священник, — это реальность. Битва Люцифера с Господом— вот наша постоянная реальность!
Шиб устало вздохнул. Ну вот, он все разболтал старому кретину! Ничего не поделаешь — ему отчаянно хотелось выговориться. Тем более что Дюбуа казался ему твердым и решительным человеком, пусть и не слишком приятным... Шиб чувствовал себя кораблем, застигнутым бурей— якорные цепи рвутся одна за другой, и вскоре его унесет в открытое море без руля и ветрил... В этот момент на плечо ему опустилась рука священника.
— Вы слишком устали, Морено. Вы усталый, влюбленный, вконец обескураженный безбожник. Неудивительно, что у вас выбита почва из-под ног.
— Вам что-нибудь известно? — резко спросил Шиб, хватая Дюбуа за отворот пиджака. Но тут же устыдился грубости своего жеста и разжал руку. Он понимал, что дошел до предела, был «затрахан до смерти», по изящному выражению Грега.
— Мне известно не больше, чем вам, — спокойно ответил Дюбуа, поправляя крестик, приколотый к лацкану.
— Но вы кого-нибудь подозреваете? — настаивал Шиб.
— Мы все носим маски, Морено, маски из плоти, за которыми скрываются страждущие души... Чем одна маска хуже другой?..
— Я вам говорю об изнасиловании, об убийстве, о садисте-психопате, а не о каких-то там демонах!
— В том-то и дело. Вы говорите о внешних проявлениях.
— Хорошо, — процедил Шиб, — тогда как, по-вашему, выглядит этот одержимый?
— Как знать, может быть, он скрывается под вашей личиной, — холодно ответил Дюбуа. — Вы обо всем разузнали, вы знакомы со всеми действующими лицами этой трагедии... Может быть, вы воспользовались смертью Элилу, чтобы воплотить в реальность ваши бредовые вымыслы, став одновременно автором, режиссером и исполнителем.
— Это не смешно, — проворчал Шиб.
— Тогда, возможно, это я? — продолжал Дюбуа. — Священнослужитель, поддавшийся искушению творить зло, — что может быть лучшим подарком для дьявола?
Шиб внимательно вглядывался в лицо Дюбуа. Глаза священника сверкали, ноздри раздувались, адамово яблоко ходило ходуном. Значит, он взволнован больше, чем старается показать. Или окончательно свихнулся...
— Да где же вы, Дюбуа? — донесся до них раздраженный голос Бабули. Священник тут же овладел собой и крикнул:
— Я сейчас приду.
Он вышел, оставив Шиба в полумраке часовни.
— Мы всюду вас искали, — продолжала Бабуля. — Поставщик продуктов никак не хочет уступать, и...
Голоса удалялись. Шиб устало опустился на скамейку. Деревянный Христос по-прежнему плакал на кресте. Элилу сопротивлялась необратимому процессу разложения. Золотисто-коричневый навозный жук гудел возле цветного витража. В солнечном луче танцевали пылинки. Тихо скрипнула входная дверь. Повинуясь мгновенному инстинкту, Шиб соскользнул на пол и спрятался между двух скамеек.
Шаги.
Кто-то шел по проходу, потом остановился рядом с его укрытием. Шиб увидел синие туфельки и стройные икры, обтянутые тонкими нейлоновыми чулками. Он почувствовал, как сердце забилось сильнее. Шаги проследовали дальше. Он осторожно высунул голову из-за спинки скамейки.
Бланш остановилась возле стеклянного гроба и, опершись руками о крышку, склонила голову к умершей дочери. Светлые волосы наполовину закрывали ей лицо. Плечи сгорбились. Она прижалась губами к холодному стеклу— прозрачной, но непреодолимой преграде. Потом запрокинула голову и глухо застонала. Это было похоже на погребальный плач и одновременно на угрозу. Не переставая стонать, Бланш повернулась к алтарю, сбросила на пол стоявшую на нем вазу со свежими цветами и рухнула на колени. Ее пальцы вцепились в бело-золотой алтарный покров, и она прижала его край ко рту, чтобы заглушить рыдания. Слезы потоками хлынули из ее глаз, в которых застыла вечная, никем не слышимая, жалоба — жалоба, иногда заставляющая мечтать о смерти как о счастливом избавлении. Шиб поднялся с пола и кинулся к ней. Он опустился на колени рядом с Бланш и прижал ее к себе.
Она попыталась отстраниться, изогнула спину и резко замотала головой. Но Шиб стиснул ее в объятиях еще крепче. Она укусила его, глубоко вонзив зубы ему в плечо, но он этого даже не почувствовал, продолжая крепко держать ее, и она наконец смирилась. Она уступила ему внезапно и теперь уже сама в каком-то исступлении обняла его и принялась лихорадочно гладить голову и плечи. Он припал губами к ее шее: его дыхание было настолько же горячим, насколько холодной была ее кожа. Шиб хотел что-то сказать, но понимал, что она его не услышит. Он нежно гладил плечи и спину Бланш. Она обхватила ладонями его затылок, резко притянула к себе и впилась губами в его губы. Со стены на них смотрел Христос, капельки крови из-под тернового венца струились по впалым щекам. Вода из разбитой вазы растеклась по полу, и они лежали в ней среди рассыпавшихся цветов и осколков стекла, а Элилу бесконечно умирала. Когда их плоть слилась воедино, оба закрыли глаза.
В тот момент, когда Бланш уже хотела закричать, Шиб накрыл ее губы ладонью, и она снова укусила его— глубоко, до крови, — пока он изливался в нее. Она с такой силой стиснула бедра, словно собиралась сломать ему поясницу. Несколько минут они лежали неподвижно, переводя дыхание.
«О, господи, — в отчаянии подумал Шиб, приподнимаясь и приводя в порядок одежду, — это полное безумие!» Кто угодно мог войти и застать их— здесь, в святом месте, рядом с телом ребенка! Стоя на коленях возле Бланш, он одернул ей задравшуюся юбку. Бланш посмотрела на него затуманенным взглядом. Он взял ее за руку и попытался поднять с пола. Но она не двигалась, вялая и безучастная ко всему.
— Бланш! Бланш, нужно уйти отсюда!
— Куда?
— Здесь опасно оставаться. Ну вставай же!
— Я хочу спать... Мне нравится это место. Я люблю запах земли.
— Бланш! Кто-нибудь может войти и увидеть нас!
— Думаешь, тебя линчуют? Я буду смотреть на это из-за занавески в своей комнате...
Шиб схватил ее под мышки и рывком поднял. Но Бланш тут же снова начала оседать на пол, и он еле успел подхватить ее. Ее белые трусики валялись на полу. Не отпуская ее, Шиб наклонился, поднял их и сунул в карман. Бланш закрыла глаза и больше не шевелилась.
В этот момент дверь распахнулась. Все, конец!
— Ах, это вы... Но что случи...
— Она упала в обморок, — торопливо объяснил Шиб. — Я как раз собирался вам звонить...
Андрие быстро подошел к ним. Шиб передал ему Бланш с рук на руки. А вдруг он почувствует запах спермы? Шиб украдкой взглянул вниз, проверяя, хорошо ли застегнул ширинку.
— Я проходил мимо и услышал шум, — продолжал сочинять он. Слава богу, Бланш не накрасила губы, и можно было не опасаться, что где-то случайно остался след помады. — Я вошел и увидел ее здесь, рядом с гробом Элилу. Кажется, она плакала... а потом вдруг потеряла сознание.
Бланш издала какой-то звук, одновременно напоминающий всхлип и легкий смешок. Не хватало еще, чтобы она начала смеяться!
— С тобой все в порядке, дорогая? — спросил Андрие.
— Помочь вам отнести ее домой? — предложил Шиб.
— Нет, не нужно. Кажется, она приходит в себя.
Бланш действительно открыла глаза и посмотрела на них. Потом встала на ноги и прижалась к мужу.
— Ничего страшного, — пробормотала она, проводя рукой по лбу. — Просто у меня вдруг закружилась голова...
— Хорошо, что Морено тебя нашел, ты могла повредить что-нибудь при падении, — с беспокойством сказал Андрие. Затем повернулся к Шибу и добавил: — Надо признать, вы всегда оказываетесь рядом, когда нужна помощь.
На губах Бланш появилась легкая издевательская усмешка.
— Пойду позову Айшу, чтобы она прибрала здесь, — сказал Андрие, кивая в сторону разбитой вазы.
«Просто чудо, что он не застал нас несколькими минутами раньше», — подумал Шиб. Впрочем, это ведь церковь! Самое место для чудес!
Андрие направился к выходу, неся жену на руках. Шиб последовал за ними, словно свидетель на свадьбе, успевший соблазнить новобрачную.

Интермеццо 6
Ни огня,
Ни воды,
Ни воздуха,
Ни земли.
Только лед,
Вечный лед,
Что изнутри меня жжет.
Я бы хотел...
Я бы хотел...
Но всем наплевать.
Поэтому я должен...
Должен...
Чтобы не умирать
При каждом отзвуке эха
От раската чьего-то смеха.

Глава 17
После того как Бланш поднялась наверх, чтобы привести себя в порядок, Андрие пригласил Шиба выпить в библиотеке. Предложив ему сигару, от которой Шиб отказался, он внезапно спросил:
— Как вы считаете, Коста был убит?
— Я задаю себе тот же вопрос, — осторожно ответил Шиб.
— Возможно, он каким-то образом выяснил, кто тот извращенец, который... украл тело Элилу, — продолжал Андрие, нервно сжимая в пальцах «панателлу».
— Если так, то, скорее всего, вы его тоже знаете, — полувопросительным тоном сказал Шиб.
Андрие положил сигару на край пепельницы.
— Просто сумасшедший дом, — процедил он сквозь зубы. — Гребаный бардак!
Шиб, не отвечая, сделал глоток коньяка.
— А, вот ты где, дорогой!
В библиотеку вошла Бабуля. Она бросила неодобрительный взгляд на коньячные рюмки и продолжала, обращаясь к Жан-Югу:
— Нам нужен твой совет по поводу благотворительного праздника в пользу афганских беженцев...
— Я приду через десять минут.
— Извини, но это срочно. Дюбуа говорит, что...
— Через десять минут!
— Что у тебя за секреты? Ты от меня постоянно что-то скрываешь! Месье Морено, скажите мне наконец, что здесь происходит?
— Мы продолжаем расследование, чтобы узнать, кто украл труп вашей внучки и осквернил часовню, мадам, — ответил Шиб.
— Это же нелепо! Я уже сто раз говорила, что нужно вызвать полицию! Но Жан-Юг слушает только себя. Или Бланш, — ядовито добавила Бабуля. — И потом, какая разница, кто это сделал? Ты слишком много думаешь о каком-то маньяке. У тебя хватает других забот.
— Я должен узнать, кто это, — нахмурившись, ответил Андрие, допивая коньяк. — Иначе не смогу жить спокойно.
— Лучше попроси Кордье выписать тебе снотворное.
— Глотать таблетки? Только этого не хватало!.. Удивляюсь, как ты можешь мне такое советовать! — резко сказал Андрие, хватаясь за бутылку.
— И перестань пить! Что за пример ты подаешь сыновьям!
— Сыновьям!.. — горько повторил Андрие. — Да что ты знаешь о моих сыновьях?
Бабуля поправила очки и внимательно взглянула на него, склонив голову набок.
— Жан-Юг, ты меня беспокоишь. Честно говоря, я думаю, что...
— Мне плевать, что ты думаешь! — закричал Андрие, отшвырнув рюмку, которая отлетела к стене, ударилась о девятый том полного собрания сочинений Расина и, упав на пол, разбилась вдребезги.
Бабуля смотрела на сына, раскрыв от изумления рот. Андрие размашистыми шагами направился к двери и вышел, изо всех сил захлопнув ее за собой.
— Он... он бросил в меня рюмку!.. — пролепетала Бабуля.
— Нет, что вы, он бросил ее просто так, — возразил Шиб Морено, известный психолог, специалист по улаживанию семейных конфликтов.
— Но он совершенно потерял контроль над собой, вы же видели! Да еще в присутствии...
Она замолчала, прикусив губу. «Да еще в присутствии слуги», — мысленно закончил Шиб.
— А Бланш... впрочем, вы и сами знаете, — продолжала она, нервно стискивая пальцы. — Мне нужно поговорить с Дюбуа. — И Бабуля вышла из библиотеки.
Оставшись один, Шиб откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Хоть несколько минут покоя... И тишины. «Тихо!» —приказал он голосам, которые неумолчно звучали у него в голове. Фразы, которые они произносили, снова и снова ударялись в его виски. Забыться хоть ненадолго, вообразить, что всего этого не существует... Что Бланш не существует. Что он никогда не погружался в ее белоснежную плоть...
—... Банни убежал!
Шиб обреченно открыл глаза. На пороге стояла плачущая Энис, держа в руках плюшевого голубого дельфина.
— Ты потеряла Банни? — рассеянно спросил Шиб, которому было на все наплевать.
— Нет, он сам убежал! Он меня не любит! Так, понятно...
— А почему он тебя не любит?
— Потому что я нехо'гошая.
Он сам тебе так сказал?
Да!
— А почему ты нехорошая?
И почему, черт возьми, всегда найдется кто-то, кто будет доставать вас в самое неподходящее время?!
— Потому что я не хотела этого делать.
— Делать чего?
Энис, не отвечая, посмотрела на него, и на мгновение Шибу показалось, что он уловил в ее взгляде едва ли не похотливое выражение. В три года!.. Он недоверчиво поморгал. Энис по-прежнему стояла на пороге, прижимая дельфина к слюнявому ротику. Ее глаза распухли от слез. Он жестом подозвал ее, и она нерешительно приблизилась.
— Летом, если я буду хо'гошей, меня повезут в Диснейленд! — внезапно выпалила она.
— А что такое — быть хорошей? — спросил Шиб.
— И Банни тоже поедет туда, посмот'геть на Микки-Мауса, — продолжала Энис, не слушая его.
— Ты же сказала, что он убежал.
— Ты ду'гак! — заявила Энис.
Что ж, по крайней мере, хоть в этом пункте все согласны.
— Если я буду хо'гошей, он ве'гнется.
— А что ты должна сделать, чтобы стать хорошей? — настойчиво продолжал Шиб.
Вместо ответа Энис закрыла глаза, сжала губы и изо всех сил вцепилась в игрушечного дельфина. Шиб внезапно почувствовал, как его пальцы задрожали на подлокотнике кресла.
— А твоя мама об этом знает? — тихо спросил он. Энис резко повернулась и пустилась бежать.
Шиб хотел было догнать ее, но потом решил, что это не имеет смысла. Она все равно ничего не расскажет. Он снова опустился в кресло. Тень садиста-педофила замаячила где-то совсем близко... Кто же он? Может, покойный Коста? Что, если он действительно мучил детей, до тех пор, пока один из них, взбунтовавшись, не проломил ему голову камнем? В конце концов, именно он убрал доску, закрывавшую колодец... И он знал что-то об убийстве щенка. Или просто хотел отвести от себя подозрения? Нет, Шиб, нет, если бы это был Коста, Энис не говорила бы сегодня, что ее возьмут в Диснейленд, если она «будет хорошей». Но знала ли она о смерти Коста? Что она вообще понимает о смерти?
И кстати, где Банни? Вероятно, «тот» забрал его, чтобы наказать Энис, не пожелавшую уступать его домогательствам. Интересно, когда исчез кролик? До или после смерти Коста? Господи, Шиб, ты всерьез собираешься заняться расследованием дела об исчезнувшем плюшевом кролике? С другой стороны, если бы выяснилось, что в Банни вселился дьявол, это бы все объяснило. Плюшевый кролик, оживающий по ночам, чтобы насиловать и убивать детей Андрие... Чтобы вытащить из часовни тело Элилу... Может, именно Банни трахал Бланш, тряся длинными плюшевыми ушами... Ладно, хватит, Шиб, успокойся, расслабься... Тебе срочно нужен отвар из лепестков кувшинки и несколько часов медитации.
Он рывком поднялся с места, допил коньяк и подошел к бюро, на котором стояла пресловутая фотография, начал рассматривать улыбающиеся лица. Настоящая реклама семейного благополучия... Не хватало только надписи: «Берите пример с нас — и будете здоровы и счастливы!» Но на обратной стороне кто-то совсем недавно оставил другое символическое послание: «Берите пример с нас — скрывайте свои тайные пороки!»
Шиб невольно протянул руку к фотографии и перевернул ее. На сей раз обратная сторона была чистой. Если бы он только знал, кто в тот раз испачкал ее спермой... Кстати, вряд ли тот человек и гипотетический педофил — одно лицо. Тот, кто насиловал детей, не стал бы мастурбировать на их фотографию... А может, это Джон Осмонд, которому невыносимо было видеть Бланш, недосягаемый предмет страсти, в окружении мужа и детей? Хотя трудно представить себе этого добродушного толстяка, торопливо предающегося рукоблудию, пока в соседней комнате его жена мирно беседует с Бабулей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35