Однако именно в это время они едва не потеряли своих главных вождей: Раймунд Тулузский был сражен тяжелой болезнью, а Готфрид, защищая одного из крестоносцев, на которого напал медведь, получил страшную рану в бедро, лишившую его возможности самостоятельно передвигаться. Вследствие этого обоих пострадавших на протяжении нескольких последующих недель пришлось нести вслед за войском на руках. К этому бедствию вскоре прибавилось и другое.
При выходе из Антиохетты было решено послать вперед отряды Танкреда и Балдуина, брата Готфрида Бульонского; они должны были разведать общую обстановку и положение сил мусульман. Танкред со своими итальянцами беспрепятственно прошел Ликаонию и достиг Киликии. Подойдя к Тарсу, родине святого Павла, он объявил город своей добычей и приказал водрузить на его башне свое знамя. Вскоре сюда же прибыл Балдуин и, мотивируя тем, что его отряд многочисленнее, а сам он главнее, после устрашения горожан приказал сбросить знамя Танкреда в ров и заменить своим. Итальянскому герою с трудом удалось остановить возмущение своих солдат и уговорить их, бросив Таре, двинуться дальше. Вслед за этим произошло еще одно событие, граничащее с преступлением. К Тарсу подошли триста рыцарей, посланных Боэмундом на помощь Танкреду. Но Балдуин не впустил их в город, заставив ночевать в открытом поле, где они были изрублены мусульманами. Когда на следующее утро об этом стало известно в городе, рыцари Балдуина, возмущенные поведением своего начальника, едва не расправились с ним, но он сумел ловко повернуть их ярость, обратив ее против мусульман, проживавших в городе, которые и были полностью истреблены. Что же касается войска Балдуина, то в ходе всех этих перипетий оно не только не понесло урона, но и значительно увеличилось: фламандские и голландские корсары, действовавшие в этих местах, прослышав о походе христиан, собрались в гавани Тарса и, приняв крест, дали клятву служить брату Готфрида.
Между тем Танкред со своим войском подошел к городу Мальмистре и без труда овладел им. Но Балдуин, следовавший за ним по пятам, и здесь захотел взять пальму первенства. Танкред, не пожелав без конца ему уступать, вывел свои войска из города, и завязалось кровопролитное сражение. Рыцари Балдуина, более многочисленные, вышли победителями, и итальянскому герою, который едва не плакал от обиды, вновь пришлось подчиниться. Дело не изменилось от того, что Балдуин, разыгрывая сцену примирения и заключив в объятия соперника, поклялся забыть ссору и загладить пролитую кровь собратьев новыми подвигами против мусульман, Танкред был вынужден оставить Мальмистру и, пройдя побережье Киликии, частично компенсировать свои неудачи завоеванием города Александретты.
Поведение Балдуина вызвало резкие порицания вождей, руководивших основными силами. Сам Готфрид во всеуслышание осудил своего брата, повинного в смерти стольких славных рыцарей. Но все эти упреки лишь взбеленили авантюриста, вошедшего во вкус, и он решил, порвав со своими товарищами, самостоятельно продолжать завоевания всецело в свою пользу. Смерть его супруги, происшедшая в эту пору, произвела на него впечатление не большее, чем уговоры товарищей; решение уже было принято. Вступив в тайный сговор с неким армянским князем, Балдуин, располагая всего лишь тысячью воинов, двинулся в район Тигра и Евфрата. Марш его был успешным, и вскоре он очутился у города Эдессы.
Эдесса, столица Месопотамии, сумела избегнуть турецкого завоевания. За ее прочными стенами укрылись многочисленные христиане окрестных земель вместе со своими богатствами. Город возглавлял греческий наместник, плативший дань сарацинам. Слухи о победах крестоносцев воодушевили жителей города; Балдуин воспользовался этим. Играя на чувствах горожан, он охотно согласился на их призыв, вошел в доверие к наместнику, который его усыновил и которого он затем коварно предал, и стал, в конце концов, единовластным князем Эдессы. В короткое время он увеличил свои владения покупками и захватами, а также выгодной женитьбой на дочери соседнего князя, после чего власть его распространилась на всю Месопотамию.
Теперь Балдуин больше и не помышлял об освобождении Иерусалима. Но его княжество, явившееся плодом несправедливости и насилия, было призвано историей сыграть важную роль в последующих событиях: вплоть до Второго крестового похода оно оставалось щитом против мусульман и послужило первым оплотом могущества крестоносцев на Востоке.
КНИГА III
ПЕРВЫЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД: АНТИОХИЯ
(1097-1098 гг.)
1097 г.
Владения Никейского и Ионийского султана остались позади. Продвигаясь на юго-восток, армия крестоносцев усердно жгла мечети или превращала их в церкви; но никто и не подумал о том, чтобы укрепить проходимые города, выставить в них гарнизоны и сохранить коммуникации. Упоенные своими триумфами, воины Христовы не заботились об оставшемся в тылу, о том, что турки могут сомкнуться за их спинами и вновь восстановить свое могущество, о том, наконец, что лишают себя возможности доставки продовольствия и снаряжения с Запада и из Византии.
Трудности пути не уменьшались. Особенно тяжело дался переход через Тавр по узким тропам, где пешеходы едва удерживались, а лошади часто летели в пропасть. Только спустившись с гор, измученные и обессилевшие, крестоносцы увидели просторы Сирии с ее цветущими городами, и зрелище это придало им бодрости, тем более что они знали: неподалеку отсюда должна лежать и вожделенная Палестина. С боем перейдя мост через Оронт, рыцари Готфрида и Боэмунда разбили лагерь в миле от города Антиохии, который отныне на долгое время приковал их внимание.
Вид этого города прежде всего оживил их набожный пыл. Антиохия, в стенах которой ученики Христа впервые приняли имя христиан, где подвизалось столько мучеников и учителей новой веры, для пилигримов была вторым по значению объектом поклонения после Иерусалима. Вместе с тем Антиохия не зря величалась «царицею Востока». Весьма выгодно расположенная в пересеченной местности, покрытой пышной растительностью, среди озер и источников, она привлекала своими богатствами, но одновременно пугала мощными укреплениями. На холме в центре города стоял неприступный кремль. Стены, опоясывающие город, насчитывали триста шестьдесят башен. Широкие рвы, река Оронт, топкие болота, казалось, делали невозможным подступ к городу. Обороной Антиохии руководил грозный Аксиан, внук Мелик-Шаха, запершийся в крепости с семью тысячами конных и двадцатью тысячами пеших воинов; к ним добавилось множество мусульман из соседних мест, укрывшихся вместе со своими семьями и сокровищами за стенами города при первых слухах о приближении крестоносцев.
Перед вождями похода сразу же во весь рост встала проблема: что делать дальше? Конечно же, оставлять такую крепость в тылу было невозможно. Однако приближались холода. По мысли иных начинать осаду накануне зимы казалось неразумным. Не лучше ли было, расположившись в удобных местах, дождаться весны и прихода единоверцев с Запада, а также обещанной помощи императора Алексея? Но большинство во главе с Готфридом Бульонским отвергли этот план. Герцог Лотарингский, а с ним и папский легат Адемар полагали, что нужно незамедлительно использовать недавние победы и страх, навеянный ими на врага, не давая ему опомниться. Что касается помощи с Запада, то она эфемерна: эффект ее будет невелик, а вновь прибывшие наверняка пожелают примазаться к боевой славе крестоносцев, не разделив их прежних опасностей и трудов. Что же до боязни холода и голода, то об этом смешно говорить воинам, уже выдержавшим такие суровые испытания; быстрая победа над врагом и взятие города с лихвой покроют все издержки, дав в изобилии необходимое для продолжения похода. Логика этих доводов победила, и рыцари решили начать борьбу за город.
Однако кажущееся бездействие врага и прелесть золотой осени заставили крестоносцев забыть о спешке. Они разбрелись по соседним районам, изобильным продовольствием и злачными местами, и предались радостям жизни. Это им дорого обошлось: внезапная вылазка сарацин из города застала осаждающих врасплох и привела к большим людским потерям. Желая исправить ошибку, крестоносцы тут же совершили вторую. Они пошли на приступ Антиохии без всякой предварительной подготовки, не имея даже под рукой осадных приспособлений. Плачевный результат этой попытки заставил их наконец взяться за ум и приступить к планомерной осаде. Как и под Никеей, они разделили предместья на сектора, каждый из которых был занят определенной частью армии, и позаботились о том, чтобы прервать связь обитателей крепости с внешним миром, хотя полностью добиться этого не удалось.
Но зима приближалась. Начались каждодневные дожди. Поля гнили под водой, затоплению подвергся и лагерь крестоносцев. Ветер сдувал шатры, ржавчина разъедала оружие и доспехи. Быстро иссякали остатки продовольствия, в полную ветхость приходила одежда, повальные болезни уносили людей и животных. Боэмунд и Роберт Нормандский устроили набег на ближайшие поселки; потом набеги стали повторяться. Но потери, которые несли рыцари, не компенсировались добычей, уменьшавшейся со дня на день. Одновременно росла смертность от болезней.
Если одних похищала смерть, то другие искали спасения в бегстве. Побеги из лагеря участились. Кое-кто уходил в Месопотамию, подвластную Балдуину, другие устремились в христианские города Киликии. За рядовыми ратниками последовали вожди. Сам герцог Нормандский отбыл в Лаодикею, и только троекратный призыв его войска именем Христа заставил его вернуться. Пытался улизнуть и Петр Пустынник, с позором возвращенный обратно Танкредом. Всем этим бедам, как обычно бывает, сопутствовало падение нравов. Беспробудное пьянство, разврат, азартные игры становились нормой, и никакие проповеди духовенства, а равно и суровые наказания здесь ничего не могли исправить. Растлению сопутствовала потеря бдительности. Лагерь наводнился сирийскими шпионами, сумевшими вопреки всем преградам сноситься с начальством Антиохии. Борясь с этим нашествием, Боэмунд пошел на варварскую меру: он стал жарить шпионов на вертелах, распуская слух, будто готовит жаркое для крестоносцев...
Но вот окончилась эта страшная зима, а вместе с ней начали отступать и невзгоды: утихли эпидемические заболевания, армянские князья и Балдуин Эдесский поделились своим хлебом, Готфрид Бульонский, оправившийся после жестокой раны, вновь появился среди рыцарей, воодушевляя их своим примером, и даже египетский халиф прислал посольство, предлагая договориться о совместных действиях против сарацин и условиях посещения христианами Иерусалима. И хотя переговоры закончились ничем, крестоносцы волею случая смогли продемонстрировать египтянам свои доблесть и удачу. Как раз когда посольство покидало их стан, Боэмунд и граф Тулузский одержали победу над войсками нескольких эмиров, шедших на подмогу Антиохии, и двести отрубленных голов побежденных пали к ногам посланцев халифа.
1098 г.
Вслед за этим произошло еще более кровопролитное столкновение, опять-таки завершившееся к славе крестоносцев. В порт неподалеку от их лагеря прибыли корабли из Пизы и Генуи с продовольствием и снаряжением. Обрадованные рыцари, не позаботясь об охране, толпами ринулись к порту. И когда, нагруженные припасами, они возвращались обратно, на них напали сарацины, поджидавшие их на дороге. Тщетно Боэмунд и граф Тулузский, поспешившие к ним на помощь, пытались поправить дело; около тысячи христиан пало в этой неравной битве. Но положение радикально изменилось, когда появился Готфрид со своей армией. Турки ударились в бегство. Акциан, наблюдавший со стен Антиохии за ходом сражения, выслал подмогу, но тут же запер ворота, заявив, что вновь посланные должны победить или умереть. И им пришлось умереть. Оказавшиеся зажатыми между армией крестоносцев и стенами крепости, мусульмане не смогли развернуться; привыкшие действовать на расстоянии луком и стрелами, они оказались неспособными к схватке грудь с грудью, и битва вскоре превратилась в побоище. Тысячи трупов загромоздили поле боя; воды Оронта стали красными от крови. В этой сече особенно прославились граф Тулузский, Роберты Фландрский и Нормандский, Боэмунд и Танкред. Что же до Готфрида Бульонского, то еще долго шла молва о его мощном ударе, когда одним взмахом своего меча он разрубил громадного сарацина от головы до седла коня...
Всю ночь хоронили турки своих павших товарищей на кладбище под стенами Антиохии. А вслед за этим произошло весьма непристойное дело. Так как мертвые, по обычаю мусульман; погребались в богатых одеждах и с оружием, то чернь, изобиловавшая среди крестоносцев, польстилась на легкие трофеи. Едва хоронившие удалились, как эти подонки пробрались на кладбище, разрыли могилы и обобрали покойников догола, после чего отрезали им головы. Вернувшись в лагерь, они стали похваляться шелковыми тканями, щитами, дротиками и богатыми булавами, забранными у мертвецов. Подобное зрелище отнюдь не возмутило князей и баронов; напротив, они с удовольствием взирали на это и на полторы тысячи голов, носимых с триумфом по армии...
Весть о блестящей победе быстро разнеслась повсюду, и многие из недавних беглецов стали возвращаться. Теперь вожди решили завершить блокаду Антиохии. Овладев кладбищем мусульман за Оронтом и использовав строительные сооружения, полученные от пизанцев и генуэзцев, крестоносцы, возглавляемые Раймундом Тулузским и Танкредом, построили две крепости по обе стороны моста, чем лишили осажденных последней линии связи с внешним миром. Одновременно были схвачены сирийцы, доставлявшие продовольствие в Антиохию. Им сохранили жизнь и свободу при условии, что отныне они будут снабжать всем необходимым христианский лагерь.
Энтузиазм осаждающих возрастал день ото дня. Женщины укрепляли решимость воинов. Они участвовали в строительных работах, приготовляли пищу, чинили одежду, подносили снаряды на поле боя. Даже дети составляли отряды, проходившие военное обучение, готовясь занять места рядом со взрослыми; формировалась и другая армия, становившаяся значительной силой. Из бродяг и нищих, следовавших за крестоносцами, был сформирован строительный батальон под руководством начальника, имевшего звание «капитана черни». За свой труд эти люди получали плату из общей казны крестоносцев, и как только оказывались в состоянии купить оружие и доспехи, включались в состав регулярных частей. Эта мера была полезна во многих отношениях. Она отвлекала бродяг от безделья и разбоя, превращала их в полезных членов общества и увеличивала ряды воинов. Кроме того, эти люди, прослыв злодеями, нарушавшими тишину могил и питающимися человеческим мясом, вселяли священный ужас в сердца мусульман, и один вид их обращал в бегство защитников Антиохии.
Казалось, осада идет к завершению. Гарнизон города, отрезанный от мира, таял с каждым днем. И вот Аксиан пошел на хитрый ход. Он попросил перемирия, обещая сдать город, если в ближайшее время не получит помощи. Крестоносцы с обычной доверчивостью поддались на эту уловку. Между тем перемирие в условиях близкого падения Антиохии было им не только невыгодно, но и грозило опасностью.
Пока шла активная осада, вожди и рыцари, воодушевленные общим порывом, были едины. Вынужденное бездействие сразу же привело к внутренним распрям, грозившим снова обернуться кровопролитной междоусобной войной. Балдуин Эдесский прислал богатые дары Готфриду, обоим Робертам, графу Вермандуа и некоторым другим князьям, но умышленно «забыл» о Боэмунде и его подчиненных. Пылавший гневом и завистью князь Тарентский попытался присвоить богатый шатер, присланный в дар Готфриду Бульонскому. Готфрид потребовал возвращения подарка. Боэмунд наотрез отказался. От переругиваний и взаимных оскорблений перешли к делу. Уже схватились за оружие, когда князь Тарентский, видя, что все его порицают, уступил в надежде компенсировать потерю в ближайшем будущем. Антиохийцы только посмеивались, взирая на эту грызню: они-то не теряли времени даром. Использовав полученную передышку, они подремонтировали стены, запаслись продовольствием, приобрели все необходимое для обороны и ввели в город свежие подкрепления. Затем провокационным актом они прервали перемирие. И вновь стороны как бы поменялись местами: после всей тяжести семимесячной осады столица Сирии так бы и ускользнула от крестоносцев, если бы не хитрость, пришедшая в голову одному из вождей.
Боэмунд Тарентский с самого начала похода не расставался с мечтой о создании своего княжества на Востоке. Успехи Балдуина, захватившего Эдессу, лишили его сна. Только и думая о том, как перещеголять соперника и превзойти остальных князей, он пришел к мысли сделать ставку на Антиохию и добиться превращения еще не завоеванной столицы Сирии в свою личную собственность.
1 2 3 4 5 6
При выходе из Антиохетты было решено послать вперед отряды Танкреда и Балдуина, брата Готфрида Бульонского; они должны были разведать общую обстановку и положение сил мусульман. Танкред со своими итальянцами беспрепятственно прошел Ликаонию и достиг Киликии. Подойдя к Тарсу, родине святого Павла, он объявил город своей добычей и приказал водрузить на его башне свое знамя. Вскоре сюда же прибыл Балдуин и, мотивируя тем, что его отряд многочисленнее, а сам он главнее, после устрашения горожан приказал сбросить знамя Танкреда в ров и заменить своим. Итальянскому герою с трудом удалось остановить возмущение своих солдат и уговорить их, бросив Таре, двинуться дальше. Вслед за этим произошло еще одно событие, граничащее с преступлением. К Тарсу подошли триста рыцарей, посланных Боэмундом на помощь Танкреду. Но Балдуин не впустил их в город, заставив ночевать в открытом поле, где они были изрублены мусульманами. Когда на следующее утро об этом стало известно в городе, рыцари Балдуина, возмущенные поведением своего начальника, едва не расправились с ним, но он сумел ловко повернуть их ярость, обратив ее против мусульман, проживавших в городе, которые и были полностью истреблены. Что же касается войска Балдуина, то в ходе всех этих перипетий оно не только не понесло урона, но и значительно увеличилось: фламандские и голландские корсары, действовавшие в этих местах, прослышав о походе христиан, собрались в гавани Тарса и, приняв крест, дали клятву служить брату Готфрида.
Между тем Танкред со своим войском подошел к городу Мальмистре и без труда овладел им. Но Балдуин, следовавший за ним по пятам, и здесь захотел взять пальму первенства. Танкред, не пожелав без конца ему уступать, вывел свои войска из города, и завязалось кровопролитное сражение. Рыцари Балдуина, более многочисленные, вышли победителями, и итальянскому герою, который едва не плакал от обиды, вновь пришлось подчиниться. Дело не изменилось от того, что Балдуин, разыгрывая сцену примирения и заключив в объятия соперника, поклялся забыть ссору и загладить пролитую кровь собратьев новыми подвигами против мусульман, Танкред был вынужден оставить Мальмистру и, пройдя побережье Киликии, частично компенсировать свои неудачи завоеванием города Александретты.
Поведение Балдуина вызвало резкие порицания вождей, руководивших основными силами. Сам Готфрид во всеуслышание осудил своего брата, повинного в смерти стольких славных рыцарей. Но все эти упреки лишь взбеленили авантюриста, вошедшего во вкус, и он решил, порвав со своими товарищами, самостоятельно продолжать завоевания всецело в свою пользу. Смерть его супруги, происшедшая в эту пору, произвела на него впечатление не большее, чем уговоры товарищей; решение уже было принято. Вступив в тайный сговор с неким армянским князем, Балдуин, располагая всего лишь тысячью воинов, двинулся в район Тигра и Евфрата. Марш его был успешным, и вскоре он очутился у города Эдессы.
Эдесса, столица Месопотамии, сумела избегнуть турецкого завоевания. За ее прочными стенами укрылись многочисленные христиане окрестных земель вместе со своими богатствами. Город возглавлял греческий наместник, плативший дань сарацинам. Слухи о победах крестоносцев воодушевили жителей города; Балдуин воспользовался этим. Играя на чувствах горожан, он охотно согласился на их призыв, вошел в доверие к наместнику, который его усыновил и которого он затем коварно предал, и стал, в конце концов, единовластным князем Эдессы. В короткое время он увеличил свои владения покупками и захватами, а также выгодной женитьбой на дочери соседнего князя, после чего власть его распространилась на всю Месопотамию.
Теперь Балдуин больше и не помышлял об освобождении Иерусалима. Но его княжество, явившееся плодом несправедливости и насилия, было призвано историей сыграть важную роль в последующих событиях: вплоть до Второго крестового похода оно оставалось щитом против мусульман и послужило первым оплотом могущества крестоносцев на Востоке.
КНИГА III
ПЕРВЫЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД: АНТИОХИЯ
(1097-1098 гг.)
1097 г.
Владения Никейского и Ионийского султана остались позади. Продвигаясь на юго-восток, армия крестоносцев усердно жгла мечети или превращала их в церкви; но никто и не подумал о том, чтобы укрепить проходимые города, выставить в них гарнизоны и сохранить коммуникации. Упоенные своими триумфами, воины Христовы не заботились об оставшемся в тылу, о том, что турки могут сомкнуться за их спинами и вновь восстановить свое могущество, о том, наконец, что лишают себя возможности доставки продовольствия и снаряжения с Запада и из Византии.
Трудности пути не уменьшались. Особенно тяжело дался переход через Тавр по узким тропам, где пешеходы едва удерживались, а лошади часто летели в пропасть. Только спустившись с гор, измученные и обессилевшие, крестоносцы увидели просторы Сирии с ее цветущими городами, и зрелище это придало им бодрости, тем более что они знали: неподалеку отсюда должна лежать и вожделенная Палестина. С боем перейдя мост через Оронт, рыцари Готфрида и Боэмунда разбили лагерь в миле от города Антиохии, который отныне на долгое время приковал их внимание.
Вид этого города прежде всего оживил их набожный пыл. Антиохия, в стенах которой ученики Христа впервые приняли имя христиан, где подвизалось столько мучеников и учителей новой веры, для пилигримов была вторым по значению объектом поклонения после Иерусалима. Вместе с тем Антиохия не зря величалась «царицею Востока». Весьма выгодно расположенная в пересеченной местности, покрытой пышной растительностью, среди озер и источников, она привлекала своими богатствами, но одновременно пугала мощными укреплениями. На холме в центре города стоял неприступный кремль. Стены, опоясывающие город, насчитывали триста шестьдесят башен. Широкие рвы, река Оронт, топкие болота, казалось, делали невозможным подступ к городу. Обороной Антиохии руководил грозный Аксиан, внук Мелик-Шаха, запершийся в крепости с семью тысячами конных и двадцатью тысячами пеших воинов; к ним добавилось множество мусульман из соседних мест, укрывшихся вместе со своими семьями и сокровищами за стенами города при первых слухах о приближении крестоносцев.
Перед вождями похода сразу же во весь рост встала проблема: что делать дальше? Конечно же, оставлять такую крепость в тылу было невозможно. Однако приближались холода. По мысли иных начинать осаду накануне зимы казалось неразумным. Не лучше ли было, расположившись в удобных местах, дождаться весны и прихода единоверцев с Запада, а также обещанной помощи императора Алексея? Но большинство во главе с Готфридом Бульонским отвергли этот план. Герцог Лотарингский, а с ним и папский легат Адемар полагали, что нужно незамедлительно использовать недавние победы и страх, навеянный ими на врага, не давая ему опомниться. Что касается помощи с Запада, то она эфемерна: эффект ее будет невелик, а вновь прибывшие наверняка пожелают примазаться к боевой славе крестоносцев, не разделив их прежних опасностей и трудов. Что же до боязни холода и голода, то об этом смешно говорить воинам, уже выдержавшим такие суровые испытания; быстрая победа над врагом и взятие города с лихвой покроют все издержки, дав в изобилии необходимое для продолжения похода. Логика этих доводов победила, и рыцари решили начать борьбу за город.
Однако кажущееся бездействие врага и прелесть золотой осени заставили крестоносцев забыть о спешке. Они разбрелись по соседним районам, изобильным продовольствием и злачными местами, и предались радостям жизни. Это им дорого обошлось: внезапная вылазка сарацин из города застала осаждающих врасплох и привела к большим людским потерям. Желая исправить ошибку, крестоносцы тут же совершили вторую. Они пошли на приступ Антиохии без всякой предварительной подготовки, не имея даже под рукой осадных приспособлений. Плачевный результат этой попытки заставил их наконец взяться за ум и приступить к планомерной осаде. Как и под Никеей, они разделили предместья на сектора, каждый из которых был занят определенной частью армии, и позаботились о том, чтобы прервать связь обитателей крепости с внешним миром, хотя полностью добиться этого не удалось.
Но зима приближалась. Начались каждодневные дожди. Поля гнили под водой, затоплению подвергся и лагерь крестоносцев. Ветер сдувал шатры, ржавчина разъедала оружие и доспехи. Быстро иссякали остатки продовольствия, в полную ветхость приходила одежда, повальные болезни уносили людей и животных. Боэмунд и Роберт Нормандский устроили набег на ближайшие поселки; потом набеги стали повторяться. Но потери, которые несли рыцари, не компенсировались добычей, уменьшавшейся со дня на день. Одновременно росла смертность от болезней.
Если одних похищала смерть, то другие искали спасения в бегстве. Побеги из лагеря участились. Кое-кто уходил в Месопотамию, подвластную Балдуину, другие устремились в христианские города Киликии. За рядовыми ратниками последовали вожди. Сам герцог Нормандский отбыл в Лаодикею, и только троекратный призыв его войска именем Христа заставил его вернуться. Пытался улизнуть и Петр Пустынник, с позором возвращенный обратно Танкредом. Всем этим бедам, как обычно бывает, сопутствовало падение нравов. Беспробудное пьянство, разврат, азартные игры становились нормой, и никакие проповеди духовенства, а равно и суровые наказания здесь ничего не могли исправить. Растлению сопутствовала потеря бдительности. Лагерь наводнился сирийскими шпионами, сумевшими вопреки всем преградам сноситься с начальством Антиохии. Борясь с этим нашествием, Боэмунд пошел на варварскую меру: он стал жарить шпионов на вертелах, распуская слух, будто готовит жаркое для крестоносцев...
Но вот окончилась эта страшная зима, а вместе с ней начали отступать и невзгоды: утихли эпидемические заболевания, армянские князья и Балдуин Эдесский поделились своим хлебом, Готфрид Бульонский, оправившийся после жестокой раны, вновь появился среди рыцарей, воодушевляя их своим примером, и даже египетский халиф прислал посольство, предлагая договориться о совместных действиях против сарацин и условиях посещения христианами Иерусалима. И хотя переговоры закончились ничем, крестоносцы волею случая смогли продемонстрировать египтянам свои доблесть и удачу. Как раз когда посольство покидало их стан, Боэмунд и граф Тулузский одержали победу над войсками нескольких эмиров, шедших на подмогу Антиохии, и двести отрубленных голов побежденных пали к ногам посланцев халифа.
1098 г.
Вслед за этим произошло еще более кровопролитное столкновение, опять-таки завершившееся к славе крестоносцев. В порт неподалеку от их лагеря прибыли корабли из Пизы и Генуи с продовольствием и снаряжением. Обрадованные рыцари, не позаботясь об охране, толпами ринулись к порту. И когда, нагруженные припасами, они возвращались обратно, на них напали сарацины, поджидавшие их на дороге. Тщетно Боэмунд и граф Тулузский, поспешившие к ним на помощь, пытались поправить дело; около тысячи христиан пало в этой неравной битве. Но положение радикально изменилось, когда появился Готфрид со своей армией. Турки ударились в бегство. Акциан, наблюдавший со стен Антиохии за ходом сражения, выслал подмогу, но тут же запер ворота, заявив, что вновь посланные должны победить или умереть. И им пришлось умереть. Оказавшиеся зажатыми между армией крестоносцев и стенами крепости, мусульмане не смогли развернуться; привыкшие действовать на расстоянии луком и стрелами, они оказались неспособными к схватке грудь с грудью, и битва вскоре превратилась в побоище. Тысячи трупов загромоздили поле боя; воды Оронта стали красными от крови. В этой сече особенно прославились граф Тулузский, Роберты Фландрский и Нормандский, Боэмунд и Танкред. Что же до Готфрида Бульонского, то еще долго шла молва о его мощном ударе, когда одним взмахом своего меча он разрубил громадного сарацина от головы до седла коня...
Всю ночь хоронили турки своих павших товарищей на кладбище под стенами Антиохии. А вслед за этим произошло весьма непристойное дело. Так как мертвые, по обычаю мусульман; погребались в богатых одеждах и с оружием, то чернь, изобиловавшая среди крестоносцев, польстилась на легкие трофеи. Едва хоронившие удалились, как эти подонки пробрались на кладбище, разрыли могилы и обобрали покойников догола, после чего отрезали им головы. Вернувшись в лагерь, они стали похваляться шелковыми тканями, щитами, дротиками и богатыми булавами, забранными у мертвецов. Подобное зрелище отнюдь не возмутило князей и баронов; напротив, они с удовольствием взирали на это и на полторы тысячи голов, носимых с триумфом по армии...
Весть о блестящей победе быстро разнеслась повсюду, и многие из недавних беглецов стали возвращаться. Теперь вожди решили завершить блокаду Антиохии. Овладев кладбищем мусульман за Оронтом и использовав строительные сооружения, полученные от пизанцев и генуэзцев, крестоносцы, возглавляемые Раймундом Тулузским и Танкредом, построили две крепости по обе стороны моста, чем лишили осажденных последней линии связи с внешним миром. Одновременно были схвачены сирийцы, доставлявшие продовольствие в Антиохию. Им сохранили жизнь и свободу при условии, что отныне они будут снабжать всем необходимым христианский лагерь.
Энтузиазм осаждающих возрастал день ото дня. Женщины укрепляли решимость воинов. Они участвовали в строительных работах, приготовляли пищу, чинили одежду, подносили снаряды на поле боя. Даже дети составляли отряды, проходившие военное обучение, готовясь занять места рядом со взрослыми; формировалась и другая армия, становившаяся значительной силой. Из бродяг и нищих, следовавших за крестоносцами, был сформирован строительный батальон под руководством начальника, имевшего звание «капитана черни». За свой труд эти люди получали плату из общей казны крестоносцев, и как только оказывались в состоянии купить оружие и доспехи, включались в состав регулярных частей. Эта мера была полезна во многих отношениях. Она отвлекала бродяг от безделья и разбоя, превращала их в полезных членов общества и увеличивала ряды воинов. Кроме того, эти люди, прослыв злодеями, нарушавшими тишину могил и питающимися человеческим мясом, вселяли священный ужас в сердца мусульман, и один вид их обращал в бегство защитников Антиохии.
Казалось, осада идет к завершению. Гарнизон города, отрезанный от мира, таял с каждым днем. И вот Аксиан пошел на хитрый ход. Он попросил перемирия, обещая сдать город, если в ближайшее время не получит помощи. Крестоносцы с обычной доверчивостью поддались на эту уловку. Между тем перемирие в условиях близкого падения Антиохии было им не только невыгодно, но и грозило опасностью.
Пока шла активная осада, вожди и рыцари, воодушевленные общим порывом, были едины. Вынужденное бездействие сразу же привело к внутренним распрям, грозившим снова обернуться кровопролитной междоусобной войной. Балдуин Эдесский прислал богатые дары Готфриду, обоим Робертам, графу Вермандуа и некоторым другим князьям, но умышленно «забыл» о Боэмунде и его подчиненных. Пылавший гневом и завистью князь Тарентский попытался присвоить богатый шатер, присланный в дар Готфриду Бульонскому. Готфрид потребовал возвращения подарка. Боэмунд наотрез отказался. От переругиваний и взаимных оскорблений перешли к делу. Уже схватились за оружие, когда князь Тарентский, видя, что все его порицают, уступил в надежде компенсировать потерю в ближайшем будущем. Антиохийцы только посмеивались, взирая на эту грызню: они-то не теряли времени даром. Использовав полученную передышку, они подремонтировали стены, запаслись продовольствием, приобрели все необходимое для обороны и ввели в город свежие подкрепления. Затем провокационным актом они прервали перемирие. И вновь стороны как бы поменялись местами: после всей тяжести семимесячной осады столица Сирии так бы и ускользнула от крестоносцев, если бы не хитрость, пришедшая в голову одному из вождей.
Боэмунд Тарентский с самого начала похода не расставался с мечтой о создании своего княжества на Востоке. Успехи Балдуина, захватившего Эдессу, лишили его сна. Только и думая о том, как перещеголять соперника и превзойти остальных князей, он пришел к мысли сделать ставку на Антиохию и добиться превращения еще не завоеванной столицы Сирии в свою личную собственность.
1 2 3 4 5 6