Гэвин Дуглас, например, назвал племянника «безмозглым глупцом, готовым искать на свою голову неприятностей, следуя советам коварных людей».
– Дядя, умерший от чумы в Лондоне, был слишком стар, – толковал теперь Джорджу Ангус. – Такие люди были хороши в свое время, но времена изменились, и молодые лучше знают, как надо жить в современном мире.
Джордж, как всегда, соглашался с братом; и они все пили и пили вино.
– Послушай, Джордж, – сказал наконец Ангус, – похоже, ты совсем ничего не соображаешь. По-моему, ты слишком много выпил.
Джордж медленно кивнул и повалился лицом на стол.
Ангус попробовал встать, но его ноги сделались ватными.
– Хозяин, – начал он, – это ваше вино – крепкая штука…
И он, в свою очередь, осел.
Теперь настало время стражникам войти в погребок. Так они и сделали и, связав братьев Дуглас веревками, прихваченными с собой, вытащили их на улицу.
У входа их ожидали лошади. Обоих мужчин перекинули через седло, стражники вскочили на коней и, ведя в поводу лошадей с усыпленными братьями, галопом поскакали в Лейт.
Когда Ангус и его брат продрали глаза, они уже плыли на корабле во Францию.
Услышав, каким образом Ангуса выслали из Шотландии и что сестра все еще живет в теснейшей дружбе с Олбани, Генрих пришел в исступление. Собственный брак вызывал у него огромное беспокойство, и о том, что называли «секретным делом короля», уже начали перешептываться не только в Англии, но и за границей.
Генриху казалось, что со стороны Маргариты было проявлением враждебности к нему позволить выслать Ангуса и все еще требовать развода – того избавления, коего король и сам теперь жаждал.
Ярость взяла верх над разумом, и, не посоветовавшись с Вулси, Генрих приказал: каждый шотландец, живущий в Англии, обязан нашить на верхнюю одежду белый крест и. безотлагательно покинуть Англию пешим ходом. Реакцию это вызвало ужасную, в особенности потому, что приграничные бароны, которым никогда не требовался особый к тому повод, немедленно начали отчаянную войну между собой.
Маргарите это представлялось лишь мелкой неприятностью. Она жила теперь в замке Стерлинг, как и юный король. Мать сама проверяла его уроки, каждый день восхищаясь умом сына, и вновь и вновь повторяла, что он – вылитый отец.
Регенту приходилось заниматься государственными делами, но они проводили вместе немало времени, и, несмотря на попытки ее брата воспрепятствовать разводу, Маргарита питала вполне обоснованные надежды, что дело закончится успешно.
Было приятно знать, что Ангуса нет в Шотландии и что во Франции с ним неплохо обращаются. «Совсем напротив», – уверял Олбани, поскольку он велел оказывать обоим шотландцам почести, подобающие особам такого ранга.
Возвращение регента и высылка Ангуса естественным образом восстановили в Шотландии мир. «И это, – думала Маргарита, – лишь предвестие того, какой райской может стать жизнь, если бы мы поженились и правили вместе, пока Яков не достигнет того возраста, чтобы воссесть на троп».
Как-то раз, идя из своих покоев в большой пиршественный зал, королева заметила, что один из пажей лежит на лестнице без чувств. Маргарита подошла и спросила, что у него болит. Бедному мальчику было слишком плохо, чтобы он мог встать, и Маргарита положила руку на его пылающий лоб.
– Я пришлю кого-нибудь, чтобы вас отвели в вашу комнату, – сказала королева.
На следующий день ей сообщили тревожные новости: в замке оспа.
Прежде всего Маргарита подумала о короле.
Она уже направлялась в покои сына, когда вдруг вспомнила, что видела больного пажа на лестнице и трогала его лоб.
Королева оцепенела от ужаса. А что, если это оспа? Откуда ей знать?
Маргарита вернулась к себе и, вызвав одну из женщин, распорядилась без промедления перевезти короля во дворец Далкит. Сама она рассчитывала последовать за сыном, но не раньше, чем убедится, что это безопасно.
Как она радовалась несколько дней спустя, что поступила именно так!
Король пребывал в безопасности и великолепно себя чувствовал, а вот его мать стала жертвой страшной болезни.
В последовавшие за этим недели Маргарита вновь оказалась лицом к лицу со смертью, и те, кто ухаживал за ней, думали, что на сей раз королеве не спастись.
Маргарита металась в постели, часто теряла сознание, не всегда понимала, что происходит вокруг, а когда ее ум прояснялся, спрашивала о детях. Ободряющие голоса твердили, что они здоровы и счастливы и волноваться не о чем. Король избежал оспы; регент слал теплые письма, и Маргарите следовало лишь сосредоточиться на стремлении выздороветь.
Потом пришли письма от Вулси, написанные по велению Генриха, где подчеркивалось, что желательно вернуть Ангуса в Шотландию, и проскальзывали самые неприятные намеки. Генрих недвусмысленно давал понять: дружба с Олбани делает Маргариту врагом своего брата.
Королеву это не волновало. Генрих далеко. Пусть правит собственной страной и оставит ее в покое! Когда они с Олбани поженятся, то будут жить очень счастливо, а поскольку Олбани мудрый государственный муж и сильная личность, в Шотландии настанет мир, и англичанам останется лишь решать свои собственные дела по ту сторону границы.
«Наконец, – уверяла она себя, – я достигла покоя и счастья». Именно эта мысль помогла Маргарите пережить кошмарные недели. У нее была любовь сына; была дорогая маленькая дочка, а в браке с Олбани у них появятся и другие дети.
Маргарита приблизилась к тому, чего всегда жаждала: счастливой семейной жизни. Муж, достойный ее страстной преданности, и дети, которых она могла воспитывать, утешать и любить.
«Это пришло не сразу, – думала она, – мне пришлось пройти через два брака, чтобы достигнуть счастья. Но теперь оно меня ждет. Жизнь Олбани с Анной де ля Тур почти закончилась. Герцог был предан жене и никогда не причинил бы ей горя, попытавшись развестись, и я еще больше ценю его за это. Но Анне де ля Тур осталось недолго. Что до Ангуса, то развод не замедлит, а потом… все будет хорошо».
От Олбани пришло письмо. Он писал, что должен плыть во Францию, чтобы собрать людей и вооружение, поскольку Генрих ведет себя все агрессивнее, а пограничные войны грозят перерасти в более серьезную проблему, чем раньше.
Герцог просил о встрече перед отъездом, желая уверить королеву, что скоро вернется.
Маргарита мгновенно почувствовала себя лучше.
– Принесите мне зеркало! – воскликнула она. – Я должна посмотреть, как выгляжу после столь долгой болезни!
Придворные дамы с грустью смотрели на госпожу: во время болезни ей было слишком плохо, чтобы заботиться еще и о внешности.
– Ну, что вы стоите! – нетерпеливо бросила Маргарита. – Разве вы не слышали приказа?
– Да, ваше величество…
– Тогда ступайте и принесите мне зеркало. Одна из женщин пробормотала:
– Ваше величество… я получила распоряжение…
– Это еще что? Кто смеет тут распоряжаться?
– Лекари велели подождать, пока вы не окрепнете.
Маргариту охватил страх. Надо переждать, пока она не окрепнет, прежде чем дать в руки зеркало. «Что это может означать?» – спрашивала себя королева, но и сама догадывалась.
Она должна знать правду, сколь бы страшной та ни была.
– Принесите мне зеркало, – вновь потребовала Маргарита. – Я приказываю вам это сделать, и не важно, что говорили врачи.
Горничная ушла и довольно скоро вернулась с зеркалом. Маргарита выхватила его из рук служанки.
– О… нет! – вырвалось у королевы, когда она в ужасе уставилась на свое отражение. На несчастную смотрела не Маргарита Тюдор. Некогда прелестную, шелковистую кожу покрывали мерзкие рытвины, веко свисало, прикрывая глаз. – Этого не может быть! – прошептала она.
Но было бесполезно отрицать правду. Сияющая красота исчезла. Лицо, смотревшее на Маргариту из зеркала, было жутким и отталкивающим.
Горничная бросилась к постели, протягивая руки к зеркалу, судорожно стискиваемому королевой.
– Ваше величество, еще слишком рано. Врачи говорят, вы поправитесь…
Маргарита продолжала молча рассматривать руины своей красоты.
«Королева слишком слаба, чтобы увидеться с герцогом Олбани до его отъезда».
Вот и все, что она велела сообщить регенту.
И Олбани отплыл, а Маргарита почти радовалась его отбытию, поскольку не могла допустить, чтобы герцог увидел ее такой.
Ее врачи уверяли, что, когда здоровье полностью восстановится, следы оспы будут не столь безобразными, а дамы утешали Маргариту, твердя, будто она с каждым днем все больше напоминает ту, кем была.
Но в глубине души королева знала, что больше никогда не будет желанной благодаря красоте, и с тревогой думала о возвращении Олбани в Шотландию.
Глава 11
ЛЮБОВНИК КОРОЛЕВЫ
Та жуткая зима закончилась, и наступила весна. Успокоительные слова доктора имели под собой кое-какие основания, так как состояние Маргариты улучшилось и ее внешность тоже – до известной степени. Правда, исчезла шелковистость кожи, каковая вкупе с каскадом сияющих волос была одним из лучших украшений Маргариты; веки тоже остались деформированными, хотя уже не выглядели гротескно. И постепенно, мало-помалу Маргарита кое-как примирялась с утратой красоты. Зато она стала одеваться еще более роскошно, и даже еще в постели, поправляясь от последствий болезни, королева заставляла горничных приносить наряды и развешивать перед ней. Маргарита получала огромное удовольствие от платьев и драгоценностей и внушала себе, что, как только сможет подняться, они ей очень помогут.
Благодаря природной внутренней гибкости Маргарита сжилась со своим изменившимся обликом, напоминая себе, что есть множество вещей, за которые стоит поблагодарить судьбу. Олбани вернется в Шотландию, и, хотя его жена все еще была жива, а сама она до сих пор не развелась с Ангусом, вскоре они будут свободны. Когда Маргарита совсем поправится, она снова увидит сына (во время болезни он посылал матери нежные письма и, вне всяких сомнений, горячо любит мать). А любовь мужа и ребенка могла компенсировать очень многое, и королева начала смотреть в будущее с надеждой.
Среди придворных дам и слуг неизбежно находились шпионы, засланные теми, кто осуждал близость королевы с Олбани и тайно работал на союз с Англией. Олбани пока не было в Шотландии, но Дугласы являли собой многочисленный и мощный клан, опутавший сетями всю страну. Умри жена Олбани, получи Маргарита развод, и Дугласы действительно оказались бы в опале. И они готовы были использовать любые средства, чтобы отвратить Маргариту от герцога и заставить вернуться к Ангусу.
До дугласовского клана дошли кое-какие слухи, и они сочли, что это необходимо поскорее довести до сведения королевы. Но хитрецы понимали, что любые сведения, полученные от них, вызвали бы у Маргариты оскорбленное недоверие. А вот если нашептать новости в виде сплетни, королева не успокоится, пока не выяснит, правда это или ложь.
Одна из горничных поделилась с госпожой слухами, хитроумно ввернув в разговор имя Флемингов:
– Ах, эти Флеминги, ваше величество. Они всегда так важничают! Лорд Флеминг, говорят, так ненавидел свою жену, что она умерла за завтраком вместе со своими сестрами. А теперь, конечно, его сестра стала задирать нос…
– А с какой стати? – лениво осведомилась Маргарита, думая о Якове, что до конца дней своих оплакивал Маргариту Драммонд, отравленную во время того же фатального завтрака вместе со своей сестрой, женой лорда Флеминга.
– Да из-за милорда герцога, ваше величество.
– Какого герцога?
– Милорда герцога Олбани, ваше величество. Маргарита опустила глаза, пытаясь скрыть страх:
– А что с ним такое?
– Ну, ваше величество, говорят, он не мог жить со своей женой, поскольку та инвалид, и, вполне естественно, нуждался в любовнице. А Флеминги всегда ищут выгоды и, без сомнения, уговорили ее на это.
– На что? – потребовала ответа королева, желая произнести эти слова тихо, но чувствуя, что срывается на крик.
– Сестра Флеминга стала любовницей милорда Олбани, ваше величество. Ну, он привлекательный мужчина, да и у нее все на месте. А ее семья ничего дурного не видит в том, чтобы завести дружбу с регентом подобным образом.
– Это все пустые сплетни.
– Нет, ваше величество, я…
– Говорю вам, чушь и болтовня!
Горничная замолчала, но была очень довольна – она выполнила свой долг перед хозяевами, Дугласами, и жестокая хитрость сработала.
Королева теперь не успокоится, пока не выяснит правду, а то, что во время последнего пребывания герцога Олбани в Шотландии сестра лорда Флеминга была его любовницей, не оставляло никаких сомнений.
Она застыла в постели, держа перед собой зеркало. Глаза лихорадочно блестели; их жгли злые слезы, по гордость не позволяла плакать. Маргарита не была таким слабым созданием, чтобы рыдать и плакать потому, что ее снова обманули.
Все, казалось, происходило по одной и той же бесчеловечной схеме. Мужчины, которых любила Маргарита, подло изменяли ей. Она дарила им страстную любовь, была готова на величайшую преданность; но, увы, ее всегда обманывали. И другие узнавали об этой неверности раньше, чем она успевала хотя бы помыслить о возможной измене.
Это было слишком тяжело, чтобы терпеть молча, и если Маргарита умела страстно любить, то не менее сильной была и ее ненависть.
Королева ненавидела Олбани за то, что он так ее обманул. Она теперь понимала, что сама склонила герцога к роману, да, это она позвала его, а столь галантный кавалер не мог ответить отказом, хотя все это время, несомненно, предпочитал объятия красотки Флеминг.
Королева ненавидела весь клан Флемингов. И ничего не могла поделать с этой ненавистью. Она стала именовать Флеминга убийцей жены и невесток. Это возродило старую, почти позабытую клевету – все опять вспомнили, как Яков IV хотел жениться на Маргарите Драммонд и как она умерла, позавтракав вместе с двумя сестрами, в том числе – женой Флеминга.
От чьей руки в действительности погибли эти женщины?
Могло ли быть правдой, что лорд Флеминг, желая отравить собственную жену, по ошибке убил вместе с ней и сестер?
Возрождение стародавней истории было очень слабой местью, полагала Маргарита, за ее собственные муки.
Как же она была несчастна в эти теплые летние дни!
«Я никогда больше не доверюсь ни одному мужчине», – говорила себе Маргарита.
Отныне она посвятит себя только сыну. Мальчику шел одиннадцатый год. Он был умен, сообразителен и очень любил мать, которая, подружившись с Олбани, смогла проводить с ним целые дни.
Дэвид Линдсей все еще был постоянным спутником юного короля и отдал бы жизнь ради мальчика. Яков знал это и горячо любил его.
Дэвид недавно женился на молодой девушке по имени Джэнет Дуглас. Она была белошвейкой в королевском доме и зарабатывала десять фунтов в год, но женитьба ничего не изменила в обязанностях Линдсея. Король унаследовал от отца любовь к музыке, и Дэвид всячески поощрял ее, так что долгие часы проходили в пении, а также игре на лютне и клавикордах. Дэвид, кроме того, научил воспитанника любить животных и заботиться о них, и для обоих было огромным удовольствием играть с животными в парке Стерлинга и пытаться научить их всяким фокусам. Дэвид никогда не позволял мальчику проявлять хотя бы малейшую жестокость, но весьма настойчиво старался втолковать ребенку, что, какое бы удовольствие он ни получал от игры с мохнатыми и пернатыми друзьями, никогда нельзя забывать, что его долг – заботиться и защищать их.
«Конечно, это правда, что Яков еще мальчик; но он также король и умен не по годам, – решила Маргарита. – Бедное дитя, после смерти отца он как будто живет в заключении, ему никогда не позволяют идти, куда хочется, или встречаться с друзьями, если на то нет особого разрешения. Хорошенькое дело для короля – оказаться в подобном положении!»
Почему бы королю не освободиться от этого полузаключения? Почему бы не поставить его во главе какой-нибудь партии – номинально, разумеется, – и, поскольку он готов доверять матери, почему бы ей не стать реальной силой, истинным, но тайным вождем этой партии?
Она никогда больше не доверится мужчине – с этим покончено! Теперь королева намерена посвятить себя политике, восстановлению своего регентства и возвращению сына к той жизни, какую он должен вести как король Шотландии.
Она поехала в замок Стирлинг и застала Якова в его покоях вместе с Дэвидом Линдсеем.
Увидев мать, Яков приветствовал ее радостными восклицаниями.
– А вот и моя мама, Дэвид! – вскричал он. – Она точно придет в восторг от нашего попки!
– Не сомневаюсь, – отозвался Линдсей, и Маргарита увидела, что на запястье мальчика, как охотничий сокол, сидит попугай с ярким оперением.
– Мне эту птицу прислали в подарок, – тараторил Яков. – Правда красивая? Вы когда-нибудь видели такую прелесть? А Дэви сказал, что она может даже научиться говорить. Он уже учит ее свистеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Дядя, умерший от чумы в Лондоне, был слишком стар, – толковал теперь Джорджу Ангус. – Такие люди были хороши в свое время, но времена изменились, и молодые лучше знают, как надо жить в современном мире.
Джордж, как всегда, соглашался с братом; и они все пили и пили вино.
– Послушай, Джордж, – сказал наконец Ангус, – похоже, ты совсем ничего не соображаешь. По-моему, ты слишком много выпил.
Джордж медленно кивнул и повалился лицом на стол.
Ангус попробовал встать, но его ноги сделались ватными.
– Хозяин, – начал он, – это ваше вино – крепкая штука…
И он, в свою очередь, осел.
Теперь настало время стражникам войти в погребок. Так они и сделали и, связав братьев Дуглас веревками, прихваченными с собой, вытащили их на улицу.
У входа их ожидали лошади. Обоих мужчин перекинули через седло, стражники вскочили на коней и, ведя в поводу лошадей с усыпленными братьями, галопом поскакали в Лейт.
Когда Ангус и его брат продрали глаза, они уже плыли на корабле во Францию.
Услышав, каким образом Ангуса выслали из Шотландии и что сестра все еще живет в теснейшей дружбе с Олбани, Генрих пришел в исступление. Собственный брак вызывал у него огромное беспокойство, и о том, что называли «секретным делом короля», уже начали перешептываться не только в Англии, но и за границей.
Генриху казалось, что со стороны Маргариты было проявлением враждебности к нему позволить выслать Ангуса и все еще требовать развода – того избавления, коего король и сам теперь жаждал.
Ярость взяла верх над разумом, и, не посоветовавшись с Вулси, Генрих приказал: каждый шотландец, живущий в Англии, обязан нашить на верхнюю одежду белый крест и. безотлагательно покинуть Англию пешим ходом. Реакцию это вызвало ужасную, в особенности потому, что приграничные бароны, которым никогда не требовался особый к тому повод, немедленно начали отчаянную войну между собой.
Маргарите это представлялось лишь мелкой неприятностью. Она жила теперь в замке Стерлинг, как и юный король. Мать сама проверяла его уроки, каждый день восхищаясь умом сына, и вновь и вновь повторяла, что он – вылитый отец.
Регенту приходилось заниматься государственными делами, но они проводили вместе немало времени, и, несмотря на попытки ее брата воспрепятствовать разводу, Маргарита питала вполне обоснованные надежды, что дело закончится успешно.
Было приятно знать, что Ангуса нет в Шотландии и что во Франции с ним неплохо обращаются. «Совсем напротив», – уверял Олбани, поскольку он велел оказывать обоим шотландцам почести, подобающие особам такого ранга.
Возвращение регента и высылка Ангуса естественным образом восстановили в Шотландии мир. «И это, – думала Маргарита, – лишь предвестие того, какой райской может стать жизнь, если бы мы поженились и правили вместе, пока Яков не достигнет того возраста, чтобы воссесть на троп».
Как-то раз, идя из своих покоев в большой пиршественный зал, королева заметила, что один из пажей лежит на лестнице без чувств. Маргарита подошла и спросила, что у него болит. Бедному мальчику было слишком плохо, чтобы он мог встать, и Маргарита положила руку на его пылающий лоб.
– Я пришлю кого-нибудь, чтобы вас отвели в вашу комнату, – сказала королева.
На следующий день ей сообщили тревожные новости: в замке оспа.
Прежде всего Маргарита подумала о короле.
Она уже направлялась в покои сына, когда вдруг вспомнила, что видела больного пажа на лестнице и трогала его лоб.
Королева оцепенела от ужаса. А что, если это оспа? Откуда ей знать?
Маргарита вернулась к себе и, вызвав одну из женщин, распорядилась без промедления перевезти короля во дворец Далкит. Сама она рассчитывала последовать за сыном, но не раньше, чем убедится, что это безопасно.
Как она радовалась несколько дней спустя, что поступила именно так!
Король пребывал в безопасности и великолепно себя чувствовал, а вот его мать стала жертвой страшной болезни.
В последовавшие за этим недели Маргарита вновь оказалась лицом к лицу со смертью, и те, кто ухаживал за ней, думали, что на сей раз королеве не спастись.
Маргарита металась в постели, часто теряла сознание, не всегда понимала, что происходит вокруг, а когда ее ум прояснялся, спрашивала о детях. Ободряющие голоса твердили, что они здоровы и счастливы и волноваться не о чем. Король избежал оспы; регент слал теплые письма, и Маргарите следовало лишь сосредоточиться на стремлении выздороветь.
Потом пришли письма от Вулси, написанные по велению Генриха, где подчеркивалось, что желательно вернуть Ангуса в Шотландию, и проскальзывали самые неприятные намеки. Генрих недвусмысленно давал понять: дружба с Олбани делает Маргариту врагом своего брата.
Королеву это не волновало. Генрих далеко. Пусть правит собственной страной и оставит ее в покое! Когда они с Олбани поженятся, то будут жить очень счастливо, а поскольку Олбани мудрый государственный муж и сильная личность, в Шотландии настанет мир, и англичанам останется лишь решать свои собственные дела по ту сторону границы.
«Наконец, – уверяла она себя, – я достигла покоя и счастья». Именно эта мысль помогла Маргарите пережить кошмарные недели. У нее была любовь сына; была дорогая маленькая дочка, а в браке с Олбани у них появятся и другие дети.
Маргарита приблизилась к тому, чего всегда жаждала: счастливой семейной жизни. Муж, достойный ее страстной преданности, и дети, которых она могла воспитывать, утешать и любить.
«Это пришло не сразу, – думала она, – мне пришлось пройти через два брака, чтобы достигнуть счастья. Но теперь оно меня ждет. Жизнь Олбани с Анной де ля Тур почти закончилась. Герцог был предан жене и никогда не причинил бы ей горя, попытавшись развестись, и я еще больше ценю его за это. Но Анне де ля Тур осталось недолго. Что до Ангуса, то развод не замедлит, а потом… все будет хорошо».
От Олбани пришло письмо. Он писал, что должен плыть во Францию, чтобы собрать людей и вооружение, поскольку Генрих ведет себя все агрессивнее, а пограничные войны грозят перерасти в более серьезную проблему, чем раньше.
Герцог просил о встрече перед отъездом, желая уверить королеву, что скоро вернется.
Маргарита мгновенно почувствовала себя лучше.
– Принесите мне зеркало! – воскликнула она. – Я должна посмотреть, как выгляжу после столь долгой болезни!
Придворные дамы с грустью смотрели на госпожу: во время болезни ей было слишком плохо, чтобы заботиться еще и о внешности.
– Ну, что вы стоите! – нетерпеливо бросила Маргарита. – Разве вы не слышали приказа?
– Да, ваше величество…
– Тогда ступайте и принесите мне зеркало. Одна из женщин пробормотала:
– Ваше величество… я получила распоряжение…
– Это еще что? Кто смеет тут распоряжаться?
– Лекари велели подождать, пока вы не окрепнете.
Маргариту охватил страх. Надо переждать, пока она не окрепнет, прежде чем дать в руки зеркало. «Что это может означать?» – спрашивала себя королева, но и сама догадывалась.
Она должна знать правду, сколь бы страшной та ни была.
– Принесите мне зеркало, – вновь потребовала Маргарита. – Я приказываю вам это сделать, и не важно, что говорили врачи.
Горничная ушла и довольно скоро вернулась с зеркалом. Маргарита выхватила его из рук служанки.
– О… нет! – вырвалось у королевы, когда она в ужасе уставилась на свое отражение. На несчастную смотрела не Маргарита Тюдор. Некогда прелестную, шелковистую кожу покрывали мерзкие рытвины, веко свисало, прикрывая глаз. – Этого не может быть! – прошептала она.
Но было бесполезно отрицать правду. Сияющая красота исчезла. Лицо, смотревшее на Маргариту из зеркала, было жутким и отталкивающим.
Горничная бросилась к постели, протягивая руки к зеркалу, судорожно стискиваемому королевой.
– Ваше величество, еще слишком рано. Врачи говорят, вы поправитесь…
Маргарита продолжала молча рассматривать руины своей красоты.
«Королева слишком слаба, чтобы увидеться с герцогом Олбани до его отъезда».
Вот и все, что она велела сообщить регенту.
И Олбани отплыл, а Маргарита почти радовалась его отбытию, поскольку не могла допустить, чтобы герцог увидел ее такой.
Ее врачи уверяли, что, когда здоровье полностью восстановится, следы оспы будут не столь безобразными, а дамы утешали Маргариту, твердя, будто она с каждым днем все больше напоминает ту, кем была.
Но в глубине души королева знала, что больше никогда не будет желанной благодаря красоте, и с тревогой думала о возвращении Олбани в Шотландию.
Глава 11
ЛЮБОВНИК КОРОЛЕВЫ
Та жуткая зима закончилась, и наступила весна. Успокоительные слова доктора имели под собой кое-какие основания, так как состояние Маргариты улучшилось и ее внешность тоже – до известной степени. Правда, исчезла шелковистость кожи, каковая вкупе с каскадом сияющих волос была одним из лучших украшений Маргариты; веки тоже остались деформированными, хотя уже не выглядели гротескно. И постепенно, мало-помалу Маргарита кое-как примирялась с утратой красоты. Зато она стала одеваться еще более роскошно, и даже еще в постели, поправляясь от последствий болезни, королева заставляла горничных приносить наряды и развешивать перед ней. Маргарита получала огромное удовольствие от платьев и драгоценностей и внушала себе, что, как только сможет подняться, они ей очень помогут.
Благодаря природной внутренней гибкости Маргарита сжилась со своим изменившимся обликом, напоминая себе, что есть множество вещей, за которые стоит поблагодарить судьбу. Олбани вернется в Шотландию, и, хотя его жена все еще была жива, а сама она до сих пор не развелась с Ангусом, вскоре они будут свободны. Когда Маргарита совсем поправится, она снова увидит сына (во время болезни он посылал матери нежные письма и, вне всяких сомнений, горячо любит мать). А любовь мужа и ребенка могла компенсировать очень многое, и королева начала смотреть в будущее с надеждой.
Среди придворных дам и слуг неизбежно находились шпионы, засланные теми, кто осуждал близость королевы с Олбани и тайно работал на союз с Англией. Олбани пока не было в Шотландии, но Дугласы являли собой многочисленный и мощный клан, опутавший сетями всю страну. Умри жена Олбани, получи Маргарита развод, и Дугласы действительно оказались бы в опале. И они готовы были использовать любые средства, чтобы отвратить Маргариту от герцога и заставить вернуться к Ангусу.
До дугласовского клана дошли кое-какие слухи, и они сочли, что это необходимо поскорее довести до сведения королевы. Но хитрецы понимали, что любые сведения, полученные от них, вызвали бы у Маргариты оскорбленное недоверие. А вот если нашептать новости в виде сплетни, королева не успокоится, пока не выяснит, правда это или ложь.
Одна из горничных поделилась с госпожой слухами, хитроумно ввернув в разговор имя Флемингов:
– Ах, эти Флеминги, ваше величество. Они всегда так важничают! Лорд Флеминг, говорят, так ненавидел свою жену, что она умерла за завтраком вместе со своими сестрами. А теперь, конечно, его сестра стала задирать нос…
– А с какой стати? – лениво осведомилась Маргарита, думая о Якове, что до конца дней своих оплакивал Маргариту Драммонд, отравленную во время того же фатального завтрака вместе со своей сестрой, женой лорда Флеминга.
– Да из-за милорда герцога, ваше величество.
– Какого герцога?
– Милорда герцога Олбани, ваше величество. Маргарита опустила глаза, пытаясь скрыть страх:
– А что с ним такое?
– Ну, ваше величество, говорят, он не мог жить со своей женой, поскольку та инвалид, и, вполне естественно, нуждался в любовнице. А Флеминги всегда ищут выгоды и, без сомнения, уговорили ее на это.
– На что? – потребовала ответа королева, желая произнести эти слова тихо, но чувствуя, что срывается на крик.
– Сестра Флеминга стала любовницей милорда Олбани, ваше величество. Ну, он привлекательный мужчина, да и у нее все на месте. А ее семья ничего дурного не видит в том, чтобы завести дружбу с регентом подобным образом.
– Это все пустые сплетни.
– Нет, ваше величество, я…
– Говорю вам, чушь и болтовня!
Горничная замолчала, но была очень довольна – она выполнила свой долг перед хозяевами, Дугласами, и жестокая хитрость сработала.
Королева теперь не успокоится, пока не выяснит правду, а то, что во время последнего пребывания герцога Олбани в Шотландии сестра лорда Флеминга была его любовницей, не оставляло никаких сомнений.
Она застыла в постели, держа перед собой зеркало. Глаза лихорадочно блестели; их жгли злые слезы, по гордость не позволяла плакать. Маргарита не была таким слабым созданием, чтобы рыдать и плакать потому, что ее снова обманули.
Все, казалось, происходило по одной и той же бесчеловечной схеме. Мужчины, которых любила Маргарита, подло изменяли ей. Она дарила им страстную любовь, была готова на величайшую преданность; но, увы, ее всегда обманывали. И другие узнавали об этой неверности раньше, чем она успевала хотя бы помыслить о возможной измене.
Это было слишком тяжело, чтобы терпеть молча, и если Маргарита умела страстно любить, то не менее сильной была и ее ненависть.
Королева ненавидела Олбани за то, что он так ее обманул. Она теперь понимала, что сама склонила герцога к роману, да, это она позвала его, а столь галантный кавалер не мог ответить отказом, хотя все это время, несомненно, предпочитал объятия красотки Флеминг.
Королева ненавидела весь клан Флемингов. И ничего не могла поделать с этой ненавистью. Она стала именовать Флеминга убийцей жены и невесток. Это возродило старую, почти позабытую клевету – все опять вспомнили, как Яков IV хотел жениться на Маргарите Драммонд и как она умерла, позавтракав вместе с двумя сестрами, в том числе – женой Флеминга.
От чьей руки в действительности погибли эти женщины?
Могло ли быть правдой, что лорд Флеминг, желая отравить собственную жену, по ошибке убил вместе с ней и сестер?
Возрождение стародавней истории было очень слабой местью, полагала Маргарита, за ее собственные муки.
Как же она была несчастна в эти теплые летние дни!
«Я никогда больше не доверюсь ни одному мужчине», – говорила себе Маргарита.
Отныне она посвятит себя только сыну. Мальчику шел одиннадцатый год. Он был умен, сообразителен и очень любил мать, которая, подружившись с Олбани, смогла проводить с ним целые дни.
Дэвид Линдсей все еще был постоянным спутником юного короля и отдал бы жизнь ради мальчика. Яков знал это и горячо любил его.
Дэвид недавно женился на молодой девушке по имени Джэнет Дуглас. Она была белошвейкой в королевском доме и зарабатывала десять фунтов в год, но женитьба ничего не изменила в обязанностях Линдсея. Король унаследовал от отца любовь к музыке, и Дэвид всячески поощрял ее, так что долгие часы проходили в пении, а также игре на лютне и клавикордах. Дэвид, кроме того, научил воспитанника любить животных и заботиться о них, и для обоих было огромным удовольствием играть с животными в парке Стерлинга и пытаться научить их всяким фокусам. Дэвид никогда не позволял мальчику проявлять хотя бы малейшую жестокость, но весьма настойчиво старался втолковать ребенку, что, какое бы удовольствие он ни получал от игры с мохнатыми и пернатыми друзьями, никогда нельзя забывать, что его долг – заботиться и защищать их.
«Конечно, это правда, что Яков еще мальчик; но он также король и умен не по годам, – решила Маргарита. – Бедное дитя, после смерти отца он как будто живет в заключении, ему никогда не позволяют идти, куда хочется, или встречаться с друзьями, если на то нет особого разрешения. Хорошенькое дело для короля – оказаться в подобном положении!»
Почему бы королю не освободиться от этого полузаключения? Почему бы не поставить его во главе какой-нибудь партии – номинально, разумеется, – и, поскольку он готов доверять матери, почему бы ей не стать реальной силой, истинным, но тайным вождем этой партии?
Она никогда больше не доверится мужчине – с этим покончено! Теперь королева намерена посвятить себя политике, восстановлению своего регентства и возвращению сына к той жизни, какую он должен вести как король Шотландии.
Она поехала в замок Стирлинг и застала Якова в его покоях вместе с Дэвидом Линдсеем.
Увидев мать, Яков приветствовал ее радостными восклицаниями.
– А вот и моя мама, Дэвид! – вскричал он. – Она точно придет в восторг от нашего попки!
– Не сомневаюсь, – отозвался Линдсей, и Маргарита увидела, что на запястье мальчика, как охотничий сокол, сидит попугай с ярким оперением.
– Мне эту птицу прислали в подарок, – тараторил Яков. – Правда красивая? Вы когда-нибудь видели такую прелесть? А Дэви сказал, что она может даже научиться говорить. Он уже учит ее свистеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35