Филиппу исполнилось в то время двадцать три года. Это был высокий, красивый юноша атлетического сложения, с мощными мышцами, крепкий, как и всякий потомок горцев. Тело его закалили упражнения, в которых он всегда побеждал своих сверстников. У него были очень темные блестящие глаза, тело его покрывали темные жесткие волосы. Носил он бороду клином и короткую стрижку. Филипп производил чарующее впечатление на женщин и на мужчин до тех пор, пока вино, сластолюбие и боевые ранения не придали ему в последние годы жизни отталкивающий вид. Его звонкий смех, общительность, жизнерадостность, простота, с которой он спускался на арену, чтобы повалить на землю самого сильного борца или обогнать самого быстрого бегуна, непринужденность в обращении со слугами и воинами помогали ему быстро завоевывать дружбу, зачастую недолгую, которую он вскоре предавал, потому что был, без сомнения, самым коварным из когда-либо живших на земле людей. Двуличность была столь же естественна для него, как дыхание; ему нравилось обманывать так же, как выполнять физическое упражнение; иногда он даже не отдавал себе отчета в том, что обманывает – настолько ложь стала частью его самого.
Он был не воздержан в удовольствиях, разговорчив, а после третьего бокала превращался в горлопана, играл так, словно родился с игральными костями в руках, и позволял себе такие излишества в отношении женщин, что все это вскоре превратилось в притчу во языцех. Ни одна из тех, что, попавшись ему на глаза, приоткрывала стройную ножку, гибкую талию, крепкую грудь, не избегала преследований этого охотника, однако стоило ей лишь немного пококетничать, как он сам становился ее добычей. Те, кого он когда-либо заманивал в укромные места, те, что говорили ему: «Да оставь меня в покое, все женщины одинаковы, когда гаснет светильник», – хорошо это знали, потому что, на самом деле, все женщины для него были одинаковы, но он никогда не хотел признать за собой это очевидное свойство своей натуры и всегда ожидал от удовлетворения своего желания какого-то иного удовольствия, нежели то, которое получал.
Он любил все, что было связано с Афинами, мечтал, чтобы его принимали за афинянина. Он пытался подражать аттическим нравам, говорить на тамошнем наречии, отличном от македонского, следовать тамошней моде, но, поскольку он не был способен к систематическому самообразованию и не мог себя к этому принудить, то не питал по отношению к себе иллюзий и злился, заметив у афинянина взгляд, оценивающий его по достоинству: «Пройдоха, но мужлан».
Всем лучшим в своем воспитании он был обязан годам, проведенным в Фивах в качестве заложника, и потому, желая походить на афинянина, он на самом деле вел себя как беотиец.
Войско было постоянной его заботой. Лишь только став регентом, по образцу знаменитой фиванской фаланги он создал македонскую фалангу шириной в десять – шестнадцать, рядов: воины первых рядов были вооружены короткими копьями, в то время как воины четвертого ряда держали копья в четырнадцать или даже тридцать шагов длиной, которые клали на плечи впередистоящих, выставляя навстречу врагу заградительный частокол. Именно эта фаланга снискала Филиппу победы.
В первые дни своего властвования он создал по этому подобию войско численностью в десять тысяч человек, которое применил сначала против соплеменников своей матери, истребив из них семь тысяч и окончательно изгнав остальных в горы Линкестиды.
Пять претендентов на престол выступили с войсками, чтобы оспорить его право на венец. Филипп, признавший своего малолетнего племянника царем лишь для того, чтобы утвердиться у власти, обратил в бегство троих претендентов, умертвил четвертого и наголову разбил войска пятого. Он имел власть и армию, и теперь нуждался в золоте, чтобы содержать армию и сохранить власть. Тогда он захватил золотые копи на горе Пангее, бывшей частью афинских колоний и, принеся извинения афинянам, заверил их, что действовал таким образом лишь для того, чтобы лучше исполнить свой союзнический долг; однако эти копи он оставил за собой и так их использовал, что македонские золотые монеты с его профилем распространились по всей Греции, а затем и в более далеких странах, вплоть до западного побережья Великого океана.
Таким образом, у него было все, что нужно, и теперь ему недоставало лишь согласия богов, без которого нельзя рассчитывать на долговременное согласие народов. А народы, находившиеся во власти сильной державной руки, проявляли нетерпение и, поскольку память людская недолговечна, стали осуждать своих господ за те поступки, которые раньше приветствовали.
Филипп избавил Македонию от преступлений Эвридики и от набегов линкестидцев; тем не менее, он продолжал считаться убийцей своей матери. Чтобы стереть пятно этого деяния, о котором шептались во всех лавках при обнародовании всякого нового эдикта, я посоветовал ему совершить паломничество в Самофракию: совершенное гам жертвоприношение богам Кабирам снимает с человека грех кровопролития, каковы бы ни были совершенное им убийство и его причины. Перед тем, как предложить ему это путешествие, мы часто собирали коллегию жрецов, изучали расположение звезд, толковали пророчества и рассчитывали время. Мы принимали посланников от многих оракулов. Мы знали, что из Самофракии Филипп вернется не один.

V. Время Амона

Надобно знать, что есть годы вселенские и годы земные; в большом вселенском году примерно двадцать пять тысяч наших лет, и поделен он на месяцы длиной приблизительно в две тысячи сто лет каждый. Вселенские месяцы высчитываются по смещению точки равноденствия на циферблате Зодиака; они проходят знаки Зодиака в обратном направлении, нежели земные месяцы. Так, в смене месяцев земного года Дева следует за Львом, а Козерог за Стрельцом, в то время как по очередности вселенского года за Стрельцом следует Козерог, а за Девой – Лев. Это говорит о том, что каждому моменту там соответствует его противоположность здесь и что упомянутые циклы, вращаясь в противоположных направлениях, представляют как видимую, так и невидимую сущность той же самой жизни.
Надобно знать, что каждый месяц большого вселенского года называется «временем» и что управляет им один из двенадцати знаков. Земной год завершается знаком Рыб, а начинается в знаке Овна; вселенский год заканчивается в знаке Тельца, начало же его – в Рыбах. Промежуток от времени Овна до времени Рыб отмечен на небе расположением звезд, которое называется «концом времен», что вовсе не означает, что мир должен рухнуть, а означает лишь, что двенадцать времен минули.
Надобно знать, что то, о чем я здесь рассказываю, свершилось к концу двенадцатого времени, то есть времени Овна, которое сменило семнадцать столетий назад время Быка и которому осталось не более трехсот пятидесяти лет.
Надобно знать, что в Египте ипостасью Овна является Амон (3). Однако не следует думать, что Амон и Амон-Ра – это одно и то же: ведь в царственном солнечном Ра божественным образом воплощен полный земной год, а Амон-Ра является ипостасью Ра во 'времени Овна. Ошибаются также те, кто считает Ра верховным божеством египтян, равно как и другие, которые думают, что египтяне не знают высшего божества, создателя всего; Ра – божественная ипостась Солнца, при том, что он – самый великий среди наших богов – является лишь созданием Единственного непроизводного, всеобщего, не сводимого к одному, но являющегося источником всего, бога, слишком великого, чтобы наделять его именем и даже чтобы вообще называть его богом.
Надобно еще знать, что Зевс-Амон в Греции является ипостасью Амона-Ра в Египте, как, впрочем, и Амон-Найос и Мин-Амон молниедержащий, и как Бел-Мардук в Вавилонии. Все это – лики одного и того же бога-времени, под которыми он известен в разных местах, где ему поклоняются. Благодаря жрецам, все святилища Амона-Ра и Зевса-Амона всегда были связаны между собой, а в те времена – связаны еще более тесно из-за пророчеств, о которых мы были извещены.
Ничто из того, что происходило в древние года, и из того, что должно случиться в будущем, не было тайной для египетских мудрецов. С самого начала конец Египта был предрешен. Божественный Гермес предсказал божественному Асклепию:
«…придет время, когда станет ясно, что египтяне напрасно почитали своих богов; все их молитвы будут бесполезны, бесплодны. Иноземцы заполнят их страну. И тогда эта земля – родина святилищ и храмов – вся покроется могилами и мертвыми телами. О, Египет, Египет! От твоих верований останутся лишь легенды, и даже твои дети, родившиеся после, не поверят им. Ничто не уцелеет, кроме слов, выбитых на камнях, которые поведают о твоих благих деяниях» (4).
Так вот, эти последние времена были уже близки. Уже не раз иноземцы – персы, завоевывали Египет, опрокидывая алтари Амона и подвергая гонениям его жрецов. Их прогнали при помощи греческих войск. Однако было предсказано, что они явятся вновь и что новый фараон Некта-небо II окончит дни свои не на троне отцов. Мы знали об этом, и сам он это знал, так как было предсказано, что он будет последним фараоном-египтянином.
И все же вера Амона еще не погибла, потому что время еще не истекло. Мы были оповещены о том, что произойдет божественное воплощение Амона, которое в последний раз утвердит его веру, прежде чем он исчезнет в Рыбах.
Пророчество гласило: «И тогда Солнце взойдет на севере».
Жрецы, изучавшие по звездам судьбы народов, обращали взоры в сторону самых северных стран, где исповедовалась вера Амона, в сторону царств, находившихся на севере Греции. Одно святилище Зевса-Амона имелось в Афитисе в Македонии, другое – в Додоне в Эпире, в дубовой роще. Но самое главное святилище и самый главный оракул находились в оазисе Сива в Ливии. Наши взоры были прикованы к судьбам царевичей Эпира и Македонии. Вычисления делались исходя из пророчеств; восстановитель веры, это солнце, воплотившееся в человеке, должен быть зачат в течение осени, в последний год 105-й греческой Олимпиады.
Из того, о чем можно говорить, нужно сказать следующее: предсказания обычно сбываются не сами по себе, а потому, что мы действуем таким образом, чтобы они свершились. Смысл пророчеств предупредить мудрецов о том, что они должны делать, чтобы свершилось то, что должно свершиться. Но так как великим знанием обладают очень немногие, они никогда в полной мере не бывают услышаны.

VI. Олимпиада

Мы ехали верхом из Пеллы к берегу моря, где затем пересели на корабль, идущий к архипелагу. В свите у Филиппа был некий Антипий, по прозвищу Антипатр, сын Йолла, лучший из военачальников, человек, которому Филипп доверял безраздельно и с полным на то основанием, поскольку никто и никогда не был столь предан Филиппу, чтобы тот мог сказать: «Я спал спокойно, потому что Антипий бдил».
Его верность граничила с назойливостью, он так беспокоился о благе своего господина, которого был старше лет на двадцать, что не задумываясь попрекал его прилюдно; его называли еще Антипием Премудрым. Нося шлем, он преждевременно облысел. Глядя на него, я читал на его челе, что он переживет Филиппа, будет пользоваться в Македонии большой властью и что превратности судьбы омрачат последние дни его жизни. Его непросвещенный ум не был способен к широте мышления, его способностей хватало лишь на то, чтобы исполнять обязанности военачальника, подчиняя своей воле войска. Меня он не любил никогда, потому что ничего не понимал в божественных науках. Филипп в глубине души опасался его, и когда во время игры видел, что в палатку с суровым видом входит Антипий, он прятал кости и рожок под кровать. Но Антипий был полезен Филиппу, так как всем своим видом постоянно напоминал ему об обязанностях властителя.
Высокий скалистый берег острова Самофракия выступил из вод перед носом нашего корабля. Пристав в порту Палеаполе, мы увидели, что он кишит толпами народа, так как сюда на празднование мистерий, которое начиналось на следующий день, сошлось множество паломников и разных стран. Филипп был принят с почестями, соответствующими его царскому достоинству; ему показали святилища и прилегающие к ним кварталы, где жили жрецы и священные гетеры.
«На время мистерий мы выбрали тебе спутницу царской крови, если твой вещун согласится с нашим выбором, – сказал Филиппу главный жрец. – Ее зовут Олимпиада, ей шестнадцать лет. Ее покойный отец Неоптолем был царем Эпира, а брат ее Александр Молосс – царь в соседнем с тобой государстве. Она происходит из рода Ахилла, с детства воспитывалась в храме в Додоне и вот уже несколько месяцев живет при нашем святилище. В течение десяти дней она будет все свое время! посвящать тебе, вместо того чтобы принадлежать многим паломникам, подобно другим гетерам».
Затем в храме я имел долгую беседу с самыми главными жрецами. Там были не только служители храма Кабиров, но также жрецы из других святилищ; некоторые прибыли из Додоны, один маг – из Эфеса, что в Лидии, а один египтянин был прислан первым жрецом Амона. Мы сели в круг на землю так, что в центре образовалась окружность правильных очертаний, и погрузились в медитацию.
«Эта жрица Зевса-Амона, божья служительница, является земной супругой Бога (5), – сказал один из жрецов Кабиров. – Мы поручили ее заботам змею, которая, будучи недвижима, изображает начало и конец, а когда двигается, отсчитывает ритм Вселенной».
Жрец-астролог наметил на круглой навощенной дощечке расположение звезд, под которыми родилась Олимпиада.
– Это точно она? – спросил меня великий жрец. Я прикрыл глаза, чтобы постичь смысл.
– Да, это она, – ответил я. – Ведает ли она, что уготовано ей судьбой?
– Да, ей было об этом объявлено, и она знает свое предназначение.
Положив руки на колени, мы вновь погрузились в медитацию.
– Видишь ли ты ее подле него? – снова спросил он меня.
– Я уже давно ее вижу.
Тогда заговорил египтянин:
– Северное царство станет яйцом, которое вскормит Восстановителя веры, однако тот, кого назовут его отцом, не будет его отцом. Дух Амона не может снизойти на царевича Северного царства, поскольку сам он не является сыном Амона.
– Дух Амона может снизойти на его жрецов.
– Да, может, если фараон не оставит по себе продолжателя и если Амон прикажет небесному гончару.
После этого мы разошлись.
На следующий вечер, с наступлением темноты, жрецы, гетеры и паломники собрались у храма, перед которым были воздвигнуты статуи четырех богов Кабиров – Аксиры, Аксиокерсы, Акагокерса и Кадма – две статуи с поднятыми фаллосами символизировали мужское начало, две других – женское. Их называли также: Деметра – олицетворяющая созидание, Персефона – возрождение из огня, Гадес – смерть человека и Гермес – его рождение.
Мистерии являют собой грандиозное представление, похожее на театр, с той только разницей, что здесь нет зрителей, или, вернее, те, кто думают, что они зрители, сами того не ведая, становятся актерами. Потому что этот театр воспроизводит саму жизнь, и в нем посредством необходимых символических и магических действий исполняют события жизненного цикла, чтобы освободить нас от неправедных поступков, которые мы совершили, от дурного влияния, которому мы подчинились, и от воспоминаний о благих деяниях, от которых мы отвратились.
Театральные представления, на которые смотрят толпы, сидя на скамьях театрона в наших городах, – это всего лишь мирское подобие мистерий; последние избавляют нас от того, что нами содеяно, в то время как первые освобождают нас от наших собственных желаний.
Для посвященных действия мистерии наделены ясным смыслом, в то время как непосвященные ничего в этом не понимают, но это не столь важно, потому что магические символы действуют сами по себе и их влияние сказывается на вещах более глубоких, чем сознание и понимание.
Мистерия Кабиров началась с представления о смерти, с изображения убийства; затем великий жрец Кой, наделенный правом прощать неправедные деяния, подойдя к каждому, освободил его от бремени дурного поступка, прервавшего ход божественного жизненного цикла.
Он возложил руки на Филиппа и долгое время не отнимал их, а затем остановился перед Антипием, который, казалось, был этим удивлен и которому стало не по себе, – ведь, как всякий солдат, много убивавший и приказывавший убивать, он считал себя совершенно безгрешным. И вдруг все увидели, как Антипий Премудрый, подобно некоторым другим присутствующим, охваченный буйством, ринулся вперед, нанося колющие удары по земле – при том, что в руках у него ничего не было, – а затем бросился на невидимый труп и забился на земле с пеной у рта; он поднялся лишь, когда Кой возложил на него руки, но еще дрожал всем телом вплоть до выхода гетер.
Они вышли под звуки флейт, в руках держа ситры и трещотки, кимвалы и тамбурины;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38