сбила локотки и коленки, а главное - пострадала грудка. И вот в таком неприглядном виде предстала пред мамины ясные очи во всей своей "красе" и, конечно же, в слезах. Мама пришла в ужас, увидев такую картину, а для меня еще самое страшное предстояло впереди - купание. Все щемило, болело, и, хотя мама старалась обращаться со мной поосторожней, мне было страшно больно... но только стало подживать, опять принялась за беготню...
На этом заканчиваю. Прошу подтвердить получение данного послания. Закладываю еще в него две ксерокопии поздравлений, приуроченных ко дню моего рождения, тебе на память.
* * *
Ужгород, 5-28 февраля 1999 года.
Миша, дорогой, здравствуй!
Во второй половине января получила твое письмо от 23 декабря 1998 года, - оно принесло мне большую радость, из него узнала новости, которые ты в нем сообщил. Когда-то, в прежние годы, я выписывала много периодических изданий: "Литературную газету", еженедельник "Литературная Россия", а также журналы "Москва", "Волга", покупала в рознице "В мире книг", "Наш современник" и, конечно, "Роман-газету" и другие. Из перечисленной выше прессы узнавала о твоей творческой жизни, могла увидеть тебя на фотоснимках; сейчас этого всего лишена полностью - совсем ничего не выписываю даже по Украине (такое мне недоступно). В этом году, правда, получаю я газету "Товарищ" (газета Социалистической партии Украины). Моя приятельница, бывшая заведующая магазином "Военная книга", сделала мне новогодний подарок: годовую подписку "Товарища" на 1999 год. Так что получаю таковую еженедельно.
А теперь по существу твоего отчета, Мишенька, как ты называешь сообщения о себе в своем послании. Рада за тебя от всей души. События огромны: здесь, прежде всего, окончание величайшей трудоемкой работы романа "Мой Сталинград"; и хотя он не выпущен еще отдельной книгой - все же самое главное позади, колоссальный труд закончен. Далее - грандиозного размаха Алексеевский фестиваль в течение трех месяцев на родной твоей Саратовщине - это же потрясающе, друг мой славный! Далеко не каждому такое суждено пережить. Ездил ли ты в это время туда, Миша? Да, действительно, заметка под заголовком "Саратовские страдания по Алексееву" весьма любопытна. Что же все это значит, мой милый? И дальше: учреждение Всероссийской литературной премии имени Михаила Алексеева не менее потрясает. А что значит еще присвоение тебе звания Почетный гражданин Саратовской области и построение на родине твоей, в селе Монастырском, симпатичного для тебя домика - благодарность земляков твоих, для которых сделано тобою, безусловно, очень многое (может быть, ты имеешь фото этой постройки, а также дачи в Переделкино, пришли мне, пожалуйста, хочется увидеть еще и кабинет, в котором работаешь, дорогой!). Одно потрясение следует за другим: возрождение Академии российской словесности, учрежденной еще Екатериной II и ее сподвижницей Дашковой, твое избрание, в числе первых, в действительные члены этой академии. И в завершение всего сообщение, что приступаешь к работе над новым произведением, опять автобиографическим, - о твоей шестилетней службе за рубежом. Название его, как в настоящее время приходится, к сожалению, слышать довольно часто - "Оккупанты" - мало сказать грустно - до глубины души обидно, больно и возмутительно. Мишенька! Представляю, какую реакцию вызывает, с позволения сказать, такое определение у тех, кто на своих плечах вынес все тяготы этой страшной, неимоверной битвы... Что же еще сказать по этому поводу (а можно говорить здесь до бесконечности). Пусть, мягко выражаясь, это будет на их совести, перевернувших весь ход событий, переписывающих бессовестно историю, - вот так, мой дорогой!
Благодарю за фотокарточку. Теперь я имею представление о твоей младшей дочери Ларе, внучке Ксюше. Твою старшую дочь Наташу видела в прессе, а именно в "библиотечке "Огонька"", читала ее очерки в самом журнале. В свое время отправляла бандеролями материалы, касающиеся тебя, твоей Наташи, твоих соратников по перу, близких друзей, Анастасии Николаевне. А твоя Лара, видимо, похожа на маму свою, цвет глаз только у нее твой - голубой, впрочем, и жена твоя была тоже голубоглазая, а вот Ксюша, по всей вероятности, имеет сходство со своим папой. О тебе, Миша, могу сказать следующее: ты выглядишь моложе своих лет, улыбка у тебя прежняя - такая же обаятельная, только румянец чудесный куда-то исчез...
А грибы какие чудесные у тебя на даче!
Спасибо, родной, за поздравление с Новым годом. Твой же огонек в далеком Закарпатье не просто мерцает, а сверкает ярко. Приятно, что ты не теряешь надежды побывать здесь. Что ж, милости просим - будь желанным гостем!
Во втором своем письме я остановила твое внимание на случае, происшедшем со мной в Ирбите в годы войны, написав, что меня постигла большая беда. А случилось следующее. Накануне очередного получения зарплаты для завода, на котором я работала, съела отварной крови (с мясокомбината, который находился напротив моей работы, привезли в заводскую столовую кровь, ее отварили и раздали рабочим). Аппетит у меня тогда был отменный, ела я ее в несколько приемов, последнюю порцию уже поздно вечером. Легла спать, крепко заснула, как будто все было ничего, а утром мне стало очень плохо, однако на работу, конечно, отправилась. Взяла документацию, прихватила знакомые тебе по предыдущему описанию портфельчик и чемоданчик и пошла в госбанк. Уже там, получив деньги и упаковав их, почувствовала ухудшение состояния, однако надо было еще идти на почтамт, где должна была сдать денежные переводы. В очереди стояло человек десять-двенадцать, а я уже ощутила резкое ухудшение: стала сильно кружиться голова, совсем потемнело в глазах, мелькнула мысль попросить, чтобы пропустили без очереди, но постеснялась, еще хватило сил стать в конце и тут уже, видимо, потеряла сознание...
Очнулась на подоконнике раскрытого окна, первое - спохватилась: деньги! Все оказалось при мне, я вновь потеряла сознание; возле меня, конечно, стояли люди, пока окончательно пришла в себя. Один из стоящих сказал мне: "Ваше счастье, что я успел подхватить вас почти у самого пола, когда вы падали навзничь"... Падая, прикусила себе только губу, а могла и убиться, не судьба была. Позже две женщины повели меня домой (и здесь повезло), совершенно случайно оказалась дома мама (она собиралась на подсобное хозяйство с сотрудниками и пришла домой переодеться). В доме нашлось кислое молоко, которое облегчило мое ужасное состояние. С мамой мы добрались до завода, где она работала (благо находился он близко от нашего местожительства), там дали лошадку (и кличку помню - Брага) с бричкой ("скорых" тогда и в помине не было), и нас повезли в больницу. По дороге нам подсадили еще какого-то мужчину, который отравился древесным спиртом и стал терять сознание; маме пришлось уступить ему место, а самой, бедняжке, бежать следом (хорошо, что была молодая). В больнице я пролежала дней пять (у меня оказалось токсическое отравление, так как скот, кровь которого пустили в пищу, был болен). Кушала, естественно, не одна я, а многие, но мне досталось, говорят, большое количество этих самых бацилл, да ела, видимо, далеко не свежее и жестоко за это поплатилась - спасло то, что был юный организм, переборол страшное заболевание. После той беды еще где-то полгода страдала от фурункулов, которые обседали меня с ног до головы, в полном смысле этого слова. Приспособилась пить пивные дрожжи, мама доставала их на пивоваренном заводе, а они семь раз невкусные, даже противные, - и вот болезнь в конце концов отступила.
Все это дела давно минувших дней, но воспоминанием о них я хотела подчеркнуть порядочность людей, которым жилось очень трудно, впроголодь в столь тяжелое время, но никто в суматохе не воспользовался моей бедой, оставив все при мне нетронутым. Теперь нашлись бы дельцы, быстро сориентировались бы и преспокойно унесли деньги.
7 февраля 1999 года исполнилось сорок пять лет со времени нашей встречи в Чопе (когда ты ехал в Вену). У тебя, наверное, стерлась в памяти эта встреча (во всяком случае, ее детали) - твоя жизнь была до предела насыщена множеством встреч и расставаний, я же все до мельчайших подробностей помню, как будто происходила она совсем недавно. Вспомнилось мне наше свидание еще и потому, что ты, по всей вероятности, был удивлен моим приездом с родителями. Конечно, такое положение нас с тобой, Миша, поставило в определенные рамки, разговор не получился откровенным... Здесь сочеталось несколько причин, так складывались обстоятельства, мне просто не повезло. Трест "Маслосырпром", где я работала в тот момент, имел легковую машину, которая в любое время могла меня доставить в Чоп, но она находилась в командировке по области, поэтому пришлось прибегнуть к заказу такси, и тут не обошлось без сложностей, о которых будет сказано чуть ниже. А начало пошло еще от моего состояния: получив твою телеграмму, я, конечно, очень разволновалась, что привело меня к сугубо женским неприятностям, начавшимся на целых две недели раньше положенного срока. Мама, узнав об этом и зная, как болезненно переношу этот период, решила ехать со мной, проводить. И вот к шести утра подъезжает такси (ночью, конечно же, никто не спал); увы! машина не та и не тот шофер, с которым договорились, и к тому же основательно пьян. Тут уже и папа, увидев такую ситуацию, заявил, что он одних нас не пустит, поедет с нами - таким образом и оказались втроем, и очень хорошо. Водитель достался нам весьма непутевый, машина, нуждающаяся в ремонте, тряслась и тарахтела неимоверно, была без отопления; всю дорогу он комментировал свои приключения: то на днях задавил поросенка, потом наехал на собаку, затем чуть не сбил пешехода и т. д. - в общем, развлекал. И только перед самым Чопом, когда машину остановили пограничники проверить документы (тогда была пропускная система), немного угомонился, - таким образом, с горем пополам, доехали. А тут и с тобой не сразу увиделись, дорогой мой, тоже не обошлось без волнений. Однако все же хорошо, что хорошо кончается, главное - встретились.
У мамы и папы был такой план: когда мы с тобой встретимся, оставить нас вдвоем, а самим пойти до отхода поезда на Ужгород к каким-то знакомым (в 1954 году, как, впрочем, и в этом, 1999-м, было воскресенье), но лишить себя удовольствия побыть в твоем обществе они не могли - вот так и получилось.
И еще помнится твой вопрос ко мне: была ли я с кем-то близка? Напрямик не ответила, хотя ты и мог обратить внимание на мое некоторое замешательство. А перед этим тобою было дано обещание на обратном пути из Вены заехать к нам в Ужгород погостить с недельку, поэтому ответила, что при встрече поговорим на эту тему.
И вот перед отходом твоего поезда в зале ожидания (на перрон провожающих не пускали) прощались много раз, для меня оно было тяжким, сердце мое сжималось в недобром предчувствии: больше не увидимся. (несмотря на данное твое слово через два-три месяца приехать). Какой-то пьяный военный, буквально падающий с ног, расхрабрился и заявил: "Товарищ подполковник никак не распрощается со своей молодой женой". Ты, возможно, этих слов не расслышал, но внимание обратил на него, сказав при этом: "А вот таким я никогда не был!"
По возвращении ждали меня большие неприятности: определенным человеком мне было сказано буквально следующее: "Так, значит, договорились? Будете уезжать?" При этом голос у него срывался, руки дрожали. В ответ я только сказала: "Успокойся, никто на меня не претендует и уезжать никуда не собираюсь!" И все же простить мне этот проступок окончательно было свыше его сил: он был слишком высокого мнения о себе, пользовался успехом у женщин - и вдруг... Пишу тебе такое потому, что хочу этим лишний раз подчеркнуть мое отношение, мои чувства и еще - какое значение ты всегда имел для меня, дорогой мой, любимый! Поэтому я, несмотря на возможности определиться в личной жизни, имея предложения, не решилась идти на этот шаг, боясь, что при встрече с тобой смогу не устоять... В такое трудно поверить, это, если можно так выразиться, граничит с фантастикой, однако это факт, а факт, как известно, упрямая вещь.
Уже что-то давненько не пишет мне Фрося, там, видимо, беда, больна очень и Тоня. К сожалению, у них всех не сложились нормальные родственные отношения. Ты, конечно, знаешь, что ушли из жизни Валя с Леней, а их дети Света и Леха отдалились от Фроси и Тони, сводя с ними какие-то счеты. Очень обидно, что близкие родственники не могут найти общий язык, о чем-то договориться.
2 марта день рождения Анастасии Николаевны - светлая память; я всегда с любовью и преданностью относилась к ней, и она мне отвечала взаимностью, до конца жизни не забуду Анастасию Николаевну, до сих пор часто вспоминаю и переживаю...
А 30 марта день рождения Толи, собиралась написать ему поздравление. Может, ты, Миша, поздравишь его, думаю, он будет рад этому. Толя с Милой приглашали меня (после кончины мамы моей) приехать к ним в гости, но это, безусловно, невозможно во всех отношениях.
В данном письме высылаю тебе на память три свои фотокарточки прошлых лет. Ты, пожалуйста, Мишенька, подтверди поступление, а также предыдущих моих посланий: юбилейной открытки с днем твоего рождения, отправленной вместе с отснятой твоей фотокарточкой 1942 года еще 11 ноября 1998 года заказным письмом.
Опять много написала. Кончаю, жду твоей весточки. Желаю вдохновения, здоровья и благополучия!
Целую, обнимаю тебя
Ольга.
* * *
Ужгород, 1-16 октября 2000 г.
Милый, дорогой Миша!
Хочу еще и в письменной форме сердечно поблагодарить тебя, друг мой, за книгу. Издание очень хорошее, дарственная надпись - тоже. Трогательна и твоя признательность всем волгоградцам и Администрации Волгоградской области, выражение благодарности живущим ветеранам, дань памяти погибшим. Трогает обращение к землякам разных поколений Н.К. Максюты и, конечно же, в заключение - искренний, душевный отзыв о твоей главной книге "Мой Сталинград" твоего фронтового товарища, а позднее большого, близкого друга на протяжении многих лет в творческом содружестве (да и, видимо, у вас дружба семьями)- Семена Михайловича Борзунова. Я к нему питаю добрые чувства за его верность, преданность тебе, за интересные, правдивые произведения, за патриотизм, твердость суждений, постоянство.
Сталинград! Для меня это не только город мужества и славы, что признано всем миром. С ним связано сугубо личное, а именно: в рядах защитников Сталинграда находился дорогой и любимый мой Миша Алексеев (в то время еще мой), к которому питала сильные чувства любви и преданности, переживала до глубины души за его судьбу... Оттуда было сделано тобою, Мишенька, мне предложение, туда же пришло мое согласие к тебе. Так что город этот в те страшные военные годы как бы "повенчал" нас. Суждена нам была долгая жизнь (мы оба остались живы). Могли бы отметить не только "серебряную", но и "золотую", однако судьба весьма быстро и довольно резко изменила свои благие намерения...
Теперь это уже очень далекое прошлое, но во мне оно оставило на всю жизнь глубокий, неизгладимый след...
Тебе, конечно, было намного легче, и прежде всего из-за того, что не питал ко мне прежних чувств. Позже встреча с девушкой, которую полюбил и на которой женился. Далее - осуществление твоей заветной, сокровенной мечты писать книги, хотя путь этот невероятно тяжелый, тернистый.
Как-то давно я читала в еженедельнике "Литературная Россия", где было сказано, что труд писателя приравнивается к труду рудокопа: только одного изнуряет физически, а второго - умственно, что, пожалуй, еще страшнее... Поэтому всегда с понятием относилась к твоим задержкам на свои послания (а то и вовсе оставленные без ответа), ибо чувствовала твою колоссальную нагрузку, хотя порою мне было, безусловно, обидно. Однако, если кто-то старался обвинить тебя в невнимании, неуважении, безразличии ко мне, всегда становилась на твою защиту (эти строчки уже подчеркнуты не ею, а мною. М.А.), говорила о том, что тебе легче взяться за какую-то физическую работу, нежели за ответ на письмо.
Теперь по существу твоего послания от 30 июня 2000 г. Представляю, каких физических, моральных и душевных сил потребовали от тебя эти поездки, встречи с ветеранами и молодежью (а молодежь сейчас очень остра на язык, считает себя уж слишком умной и не стесняется задавать самые каверзные вопросы). Как же осуществилось тобою, друг мой сердечный, это множество надписей на книгах? Масса поездок по России и не только по ней? В каких же государствах тебе еще пришлось побывать?
Да, мужества и трудолюбия, Мишенька, у тебя предостаточно, занимать не приходится. Дай Бог и в дальнейшем быть тебе, как говорится, на высоте: в добром здравии и благополучии - все это так необходимо в работе над новым произведением; желаю осуществления твоих замыслов.
Еще должна передать тебе, Миша, особый привет и благодарность за написание книги о Сталинградской битве от моей хорошей, отзывчивой и толковой приятельницы (бывшей коллеги) Людмилы Ильиничны Шабановой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11