– Надо убираться как можно дальше, – заявил Вадик.
– И как можно скорее, – добавил Леша.
– А если вы не успеете покинуть землю войны до наступления ночи? Вы ведь не знаете, где кончается территория харги, – резонно заметил директор. – Выход один – обратиться за помощью к Феликсу Романовичу.
– Его помощь может слишком дорого обойтись, – ревниво проговорил Гольдберг. Заграбастав сокровища, стоившие жизни его отцу, он не горел желанием подарить их первому встречному.
– Но ведь вам все равно придется оставить золото. С ним вы не сумеете шагу ступить. Как вы потащите плиты, на себе? Вам не проскочить кордоны, – в голосе Андрея Николаевича звучала самая искренняя забота и участие.
Как в тот день, когда он рассказывал о пещере: этнография, детки, экскурсии, культура народов Севера… И тут же, глазом не успеешь моргнуть, давит на легавую педаль. Нормальный ход для ментовского поселка, и нечего расслабляться. Вот и теперь Лепяго агитировал, храня верность доброму барину, тем более что тот показал свое могущество. Неудивительно, что Проскурин оставался для него единственной надеждой.
– А в Усть-Марье мы что делать будем? – понять-то его доводы я мог, но принять – нет. – Господин Проскурин нас не отпустит, слишком много мы о нем знаем.
– Почему вы так к Феликсу Романовичу относитесь, как к прокаженному? – обиделся за покровителя Лепяго. – Если он стал шаманом и получил способность общаться с духами, это не значит, что он сделался чудовищем.
– Он чуть было им не сделался. Зачем понадобилось гнать в заминированную пещеру заключенных? – Меня осенило, и я сам же ответил: – Да чтобы похоронить Золотые Врата, долгое время препятствовавшие духам, сдобрив демоническое торжество потоками крови! Мы все видели, как медведь расправился с радистом, приняв его за похитителя Врат. Харги боятся золотых пластин, потому что ими можно снова запереть демонов. Вы полагаете, что Врата украсят экспозицию вашего музея? Глупо так думать после всего случившегося. Если они Проскурину и нужны, то только для немедленного уничтожения. Духов пугает, что створки когда-нибудь вновь сомкнутся перед ними. Их тревога не беспокоит подчиненного из мира людей. Я кое-что читал об этом. В подобных случаях одержимости, свойственной северным народностям, подключенного связывает с эргрегором нечто вроде энергетической пуповины. Через нее шаман получает информацию из своего источника и управляется им. Не Проскурин повелевает демонами, наоборот! Поэтому бесполезно надеяться на успешные переговоры. Как только мы прибудем в Усть-Марью, нас попросту съедят.
– Не съедят. Надо отдать Врата! – воскликнул Андрей Николаевич.
– Перестань, – отмахнулся Вадик. – Где гарантии?
– Ведь это я подсказал, где спрятаться от сущностей ночи, – вкрадчиво заметил Лепяго, набивая себе цену, – и я поднял тревогу, когда они стали захватывать вас у костра. Я знаю их свойства…
– А что бы с нами сделалось, если б нас захватили? – Вадик разглядывал его, как незнакомую диковинку.
– Стали бы их выражением. Бродили бы по острову как зомби, пока не умерли с голоду.
– Значит, они другие, не такие, как харги, – заключил я. – Харги растерзали бы нас в любое время суток. Эти же – только ночью.
В часовне повисла тишина, только снаружи доносилось похрустывание веток под тяжестью удаляющегося существа. Сущности ночи, как он выразился.
– Вы слишком хорошо знакомы с их повадками, Андрей Николаевич, – поймал я на слове разговорившегося директора музея. – Надо полагать, одним приоткрыванием завесы в мир духов господин Проскурин не ограничился. Мне кажется, он еще кое-что с вами сделал. Или не он, а харги?
Лепяго понял, что спалился, и промолчал.
– Вы скрывали. Зачем?
Андрей Николаевич не ответил. В темноте лязгнули антабки карабина – это Слава разоружил директора.
– Ну что, – небрежным тоном отпетого дроздовца, которому в лапы попался пархатый комиссар, спросил я, – будем запираться?
Лепяго по-прежнему не проронил ни звука.
– Давай его расстреляем, – предложил Слава.
Леша непроизвольно пискнул. Наши приколы произвели на пилота большее впечатление, чем на учителя истории.
– Лучше вытолкаем за дверь, – добавил Вадик, – полюбуемся, как сущности ночи его скушают.
– Да вы что, ребята? – разнервничался пилот. – Вы что, в самом деле!
– А чего? – даже во мраке я уловил на лице друга коронную кривую усмешечку. – Выведем в расход, если говорить не хочет. На кой ляд он вообще нужен?
В отличие от летуна, Лепяго оказался крепким орешком и стал отмалчиваться. Впрочем, без него было ясно – из Усть-Марьи, случись несчастье там оказаться, нам не выбраться. Тихий школьный учитель пытался нас провести.
Я задрал голову и обнаружил темнеющую на фоне неба полоску стены. Занимался рассвет.
Мы вышли, дождавшись восхода. Солнце еще не появилось над лесом, но утро уже наступило, и вся жуть ушла вместе с ночью. То, что она не была сном, мы поняли, едва переступив порог. Молодые деревца и кустарник оказались выломаны, будто вокруг часовни ползал огромный слизень. Дурно делалось при мысли, что могло случиться, окажись мы на его пути. Все разом заспешили, торопясь убраться подальше.
Ми-8 ждал нас на берегу. Бока его серебрились от росы, над рекою стлался туман, было жутко холодно и сыро. Вертолет уже не казался, как накануне, пришельцем с иных планет. Природа, томно пробуждаясь, мимоходом облагородила его, одарив защитным окрасом, словно сделала частью себя. Испохабив первозданную благодать, мы выкатились на отмель, и тут я вляпался в кал.
Нога скользнула, я споткнулся и выругался. Оценил масштабы катастрофы. Подошва была измазана полностью.
– Ты чего? – остановился Слава.
– На мину наступил, – я выругался. Ну надо же, выбрал в таежных просторах место ногу поставить. Только я так мог вляпаться. Как нарочно подложили!
Дерьмо было свежее, мягкое. Нетронутая гладкая поверхность уцелевшего куска влажно поблескивала.
– Кто это тут нагадил? – полюбопытствовал Вадик.
– И совсем недавно. – Слава спокойно оглядывался по сторонам. Он снял висевший поперек спины карабин и кинул пилоту: – На, лови.
Леша едва не выронил СКС, повертел в руках, не зная, что с ним делать.
– К вертолету ни шагу, – правильно уловил я ход мысли афганца.
Минуту назад выглядевший мирным, теперь вертолет казался опасным, притаившимся к прыжку хищником.
– За мной, – Слава двинулся обратно, но тут у тех, кто нас караулил, не выдержали нервы.
– Стоять, урки! – надсадно заорали из прибрежных кустов. – Оставаться на месте! Бросайте оружие!
Повинуясь не уму, а сердцу, я плюхнулся, где стоял. Слава тоже мгновенно залег, изготовившись к бою. Вадик же, сорвав с плеча автомат, выпустил наугад длинную очередь.
Воспользовавшись суматохой, пилот и Лепяго, не сговариваясь, припустили к вертолету. Я саданул по кустам, и конструктивные переговоры провалились. Сопротивляющихся преступников стали беспощадно уничтожать. Дверь вертолета открылась, коротко стегнул АКМ. Над моей головой противно свистнуло. Леша покорно замер, бросил СКС и поднял руки, а Лепяго несся к вертушке, ни на что не обращая внимания. Снова заработал «Калашников», засевшие в вертолете трусливо расстреляли бегущего к ним безоружного человека. Пули ударили Андрея Николаевича в грудь, он неловко повалился лицом вниз и сделал несколько конвульсивных рывков, упрямо добираясь до заветной цели. Целью были Врата. Я только сейчас понял, насколько они были ему нужны. Автоматчик пальнул по директору еще раз, для верности.
Я увидел, как встряхнулась на Лепяго одежда, а сам он дернулся. Больше я в ту сторону не смотрел, а пополз, как змея, в обход вертолета. Слава с Вадиком уже скрылись в прибрежных зарослях и садили очередями, удаляясь. Пилот опустился на колени. Руки в знак полной лояльности он задрал вверх. Карабин темнел рядом. Леше не было резона воевать. Он думал, что покорностью сохранит свою жизнь.
Я скользил по мокрой траве, до боли в коже ожидая пули. Казалось, что в меня можно попасть даже с закрытыми глазами. Однако ворошиловский стрелок был занят чем-то иным. Из вертолета донесся истошный крик, топот, я поднял голову. Дверь кабины раскрылась, из нее выпрыгнул Димыч. Отмахиваясь автоматом, он со всех ног бросился прочь от Ми-8. Почему-то ему было не до меня. Воспользовавшись ситуацией, я стал на колено и резанул от живота по убегающему. Димыч сломался в поясе и кувырнулся маковкой в землю.
Двумя гигантскими прыжками я оказался у вертолета и ворвался в кабину, выискивая цель стволом АКС. Я готов был защищать добычу, чего бы это мне ни стоило. Сражаться оказалось не с кем. Золото лежало на месте. Я обшарил вертолет, но ни притаившихся ментов, ни своего неожиданного союзника не обнаружил. Подождал, прислушиваясь, но в островных джунглях царила тишина. Засада, похоже, удалилась в дебри вслед за Вадиком и Славой и там сгинула. Я выпрыгнул из вертолета. Леша стоял на коленях, задрав руки, даже не пробуя скрыться. Хороший пленник оказался плохим союзником.
Андрей Николаевич не подавал признаков жизни. Я опустился на корточки и попытался нащупать пульс. Рука его была ватной, я знал, что это такое.
– Умер? – участливо спросил Леша.
– Да, – вздохнул я. – Понесли в вертолет.
– Зачем? – Леша наклонился ко мне и быстро зашептал: – Зачем с ним возиться, давай улетим. Нас же застрелят, к бесу. Лучше смоемся.
Сидевшая на хвосте Ми-8 ворона с хриплым карканьем слетела к нам.
«Чует поживу», – я покосился на птицу. Была она большой и, по-видимому, очень старой. Обтрепанные перья неряшливо торчали из спины, но не это было самым отталкивающим. На месте левого глаза у нее помещалась глубокая воронка, выложенная шелушащимися розовыми струпьями. Трудно представить, как птица выжила с таким увечьем и какой клюв его нанес, но занимающая полголовы впадина наглядно доказывала, что природа-матушка способна на чудеса. Ворона вытянула шею, раскрыла клюв и исторгла отвратительный вопль.
– Во падаль, – деланным тоном возмутился Леша. – Слышь, Илья, выстрелов-то нет. Твоих уже повязали, наверное. Давай поднимемся и с воздуха осмотримся. Тогда и решим, что делать. А, Илья?
Не выпуская вялой руки Лепяго, я перевел взгляд на пилота. Тот мгновенной осекся. Подумал, наверное, невесть что. Я же вовсе не хотел, чтобы Андрей Николаевич оставался тут, на поживу доходягам птичьего царства. Труп должен быть похоронен как положено в цивилизованном обществе.
– Понесли.
Леша сник. Ему страсть как не хотелось быть арестованным в компании с кладоискателями. Милиция пугала его ничуть не меньше харги. Единственным выходом для него была встреча с родным летным начальством, причем без всяких сомнительных спутников, не дающих спокойно спать. А спать Леша хотел по возможности дома и с женой, а не на тюремной шконке в объятиях татуированных уголовников. Не согласиться с ним было сложно. Поэтому спорить я не стал. И так жизнь ему изгадили сверх всякой меры.
– Понесли, – только и повторил я.
Мертвый Лепяго был тяжелый, как каменный. Мы едва доволокли тело до вертолета, когда из леса появился Слава, тащивший за собою едва перебирающего ногами Вадика. Рубашка на Гольдберге слева изрядно побагровела от крови.
– Аптечку давай, – заорал корефан, когда мы, оставив труп, бросились к ним.
– Что случилось? – Потеря Вадика не входила в мои планы. Печальный опыт общения с родственниками погибших компаньонов уже имелся, и я хотел доставить Давиду Яковлевичу двоюродного братца живым, дабы не возникало никаких осложнений.
– В плечо зацепило, – буркнул Слава.
Мы опустили Вадика на траву. Он часто и неглубоко дышал, закатывая глаза. Слава быстро расстегнул на раненом рубашку. Вадик застонал.
– Счас шок пройдет, орать будет, – сквозь зубы сказал корефан. – Ну, где там эти гребаные медикаменты?
– Может, лучше сначала взлететь, а перевязать в воздухе? – предложил я.
– А кого бояться? – бросил Слава, озабоченно изучая рану. Вопросы насчет засады у меня отпали. Боевой офицер вывел ментов из строя.
Леша принес чемоданчик с красным крестом, и Слава занялся перевязкой. Мы с пилотом усадили Гольдберга и поддерживали, пока афганец затыкал рану тампонами и бинтовал. Крови из крошечной дырочки вытекло чуть-чуть. Пуля прошла через мякоть, но Вадик изрядно ослабел.
– Готово, – Слава зафиксировал повязку. – Сам идти сможешь?
Энтомолог кивнул.
– Тогда встаем, – сделал нам знак Слава. – Аккуратно.
Мы подняли Вадика и повели к вертолету. С каждым шагом Гольдберг все больше бледнел. Рана вроде была легкой, но раскис он быстро. Когда мы затянули его в грузовую кабину, он потерял сознание.
– Готово, спекся, – констатировал Леша, помогая мне опустить Гольдберга на откидную пластиковую скамейку.
– Давай, заводи, – оборвал его Слава, запрыгивая следом. Он кинул на пол аптечку и снял с шеи автомат. – Нечего тут больше торчать.
Леша поспешил в кабину.
– Андрея Николаевича надо забрать, – сказал я. – Глупо все получилось. Его Димыч завалил, цирик, он в вертолете сидел.
– И еще трое в кустах, – угрюмо добавил Слава. – На моторке приплыли, опергруппа, засаду устроили. Я как чувствовал! Надо рвать, пока другие не набежали.
– В какую сторону?
– Сторону? – Слава наморщил лоб. – Домой, куда же еще? Ладно, ты посиди с Вадимом, а я за летуном присмотрю. Что-то он долго возится.
– А Лепяго?
– Что Лепяго?
– На борт возьмем, чтобы похоронили по-человечески. Не лежать же ему тут, чтобы всякая падаль его клевала. – Омерзительную ворону я забыть не мог.
– Его и без нас похоронят, – корефан сочувственно глянул на меня. – Скоро новые менты приплывут, всех найдут, даже звери не успеют попортить, а нам возиться нет нужды.
– Оно конечно, – вздохнул я в спину уходящему корефану. Слава скрылся в кабине и покрыл пилота трехэтажным матом. Загудела турбина, закрутился винт.
Я задвинул дверь и, наступая на измазанные кровью золотые листы, вернулся к Вадику. Он сидел, прислонившись затылком к вибрирующей стене, и скрипел зубами.
– Ты как? – спросил я.
– Терпимо, – еле слышно за гулом винтов отозвался Вадик.
Машину качнуло. Ми-8 взлетел. В блистере я увидел расходящуюся кругами рябь на воде и отплывающую от берега пустую лодку. Затем Марья исчезла из вида, вертолет набрал высоту, и под нами растянулся взъерошенный зеленый ковер, испещренный залысинами вырубок.
Гольдберг, малость оклемавшийся, наклонился к моему уху.
– Я вообще ничего не ждал здесь найти, – неизвестно к чему сказал он. – Думал, что мы приедем, потыкаемся бесполезно и вернемся в Питер.
– Тогда зачем же ты поехал?! – изумился я.
– Из-за отца. Я был совсем маленький, когда его не стало. Мне о нем только рассказывали, и я старался представить, каким был отец. Я думал, что если побываю на месте его гибели, то узнаю, каков он на самом деле.
Таким Вадик был для меня в новинку. И вовсе не потому, что события изменили нас, просто я почти не знал его раньше. Вот, значит, на чем сыграл Давид Яковлевич, чтобы заставить брата отправиться в гиблую тайгу. Таскать руками родственников каштаны из огня было у Гольдбергов в крови.
– Путем отца не боишься пройтись? – Вопрос с моей стороны был довольно рискованный, но Вадик не обиделся.
– Я обязательно вернусь, что бы ни произошло, – твердо сказал он. – Теперь я в этом уверен.
– Тоже мне Рэмбо! – крикнул я, перекрывая грохот агрегатов. – А если свалишься с температурой, кто тебя потащит? Лично я ни в чем не уверен. Раньше не был уверен, а теперь уж тем более.
– Вертолет, – слабым голосом сказал Вадик.
– И все же зря ты бабочек оставил, – заключил я.
– Вертолет!..
Заметив, как испуганно встрепенулся Вадик, я приник к блистеру, и сердце мое упало. Параллельным курсом с нами шел боевой вертолет Ми-24 в камуфляжной пятнистой раскраске.
Я метнулся в кабину.
– Слава, вертолет!
Сидевший на месте радиста корефан не обратил на меня внимания. На голове его был надет шлемофон, афганец напряженно вслушивался и что-то произносил в ответ. Переговоры с Ми-24 шли без моего участия.
Наконец Слава повернулся к пилоту и недвусмысленно ткнул большим пальцем вниз – садимся. Подобным жестом римляне выносили смертный приговор потерпевшему поражение гладиатору. Мы пошли на снижение, блеснула серебряной полоской на солнце Прима. Ми-24 висел на хвосте, готовый расстрелять из автоматической пушки конвоируемого, вздумай он заерепениться. Впереди показались разбросанные по берегам строения. Меж ними стояли грузовики, сновали многочисленные фигурки. Туда мы и приземлились.
Вышки, три ряда колючки. Да здесь просто смердело зоной! Это был заброшенный объект ГУИН, вероятнее всего, та самая старая лесобиржа, о которой упоминал Андрей Николаевич. Неудивительно, что «регулировщики» нам не поверили – здесь была их база. Здоровяки в коричневом спецназовском камуфляже встретили нас сурово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37