А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Включайте, включайте, — сказал Лью. — Если бы у Белла не хватило духу позвонить кому-нибудь, мы бы до сих пор сидели без телефонов.
— Я останусь здесь, у выключателя, и вырублю ток, если что-нибудь пойдет не так, — успокаивающе сказал Фред. И вот — щелчок, гуденье, и «Эйфью» заработал.
В комнате прозвучал единодушный, глубокий вздох. Кочерга вывалилась у Эдди из рук. Он протанцевал по комнате нечто вроде торжественного вальса, опустился на пол у ног матери и положил голову к ней на колени. Фред, напевая, покинул свой пост, двигаясь, как но сне, с полузакрытыми глазами.
Лью Гаррясон первым нарушил молчание — он продолжал прерванный с Марион разговор.
— Ах, стоит ли думать о материальных благах? — серьезно спросил он. И обернулся к Сьюзен, ища поддержки.
— Угу, — сказала Сьюзен, блаженно покачивая головой. Потом она крепко обняла Лью и целовала его минут пять.
— Смотри-ка, — сказал я, похлопывая Сьюзен по спине. — Неплохо ладите, ребята, а? Какая прелесть, верно, Фред?
— Эдди, — сказала Марион с материнской заботой, — у нас в кладовке, кажется есть настоящий бейсбольный мяч. Твердый. Он куда лучше этого теннисного мячика. — Но Эдди не тронулся с места.
Фред, все еще ухмыляясь, дрейфовал по комнате с закрытыми глазами. Он зацепился каблуком за шнур от торшера и с ходу полетел прямо в камин, головой в золу.
— Хэй-хо, братцы, — сказал он, не открывая глаз. — Треснулся головой об железку. . Там он и остался, изредка похихикивая.
— Звонят в дверь, и уже давно, — сказала Сьюзен. — не стоит обращать внимания.
— Входите, входите! — заорал я. Всем почему-то стало ужасно смешно. Мы так и покатились со смеху. Захохотал и Фред, и от его смеха в камине взлетали легкие серые облачка пепла.
Маленький и очень серьезный старичок я белом вошел и дверь и стоял в прихожей, тревожно глядя на нас.
— Молочник, — сказал он, запинаясь. Он протянул Марион какой-то клочок бумаги. — Не могу разобрать последнюю строчку в вашей записке, — сказал он.
— Что гам про свежий творог, творог, творог, творог…
Голос его постепенно затих, а сам он опустился у ног Марион, поджав под себя ноги, как портной. Он просидел молча минут сорок пять, а потом у него на лице вдруг появилось озабоченное выражение.
— Имейте в виду, — вяло сказал он, — я ни на минуту не могу задерживаться. Поставил грузовик на повороте. Он там всем мешает.
Он сделал попытку встать. Лью крутанул регулятор громкости. Молочник сполз на пол.
— Ааааах, — вырвалось у всех.
— В такой день приятно посидеть дома, — сказал молочник. — По радио передавали, что нас заденет краешком ураган с Атлантики.
— Пускай ураганит, — сказал я. — Я загнал свою машину под большое сухое дерево. — Мне казалось, что так и надо. Никто не обратил ни мои слова никакого внимания. Я снова утонул в теплом тумане тишины, и в голове у меня не было ни одной мысли Казалось, эти погружения продолжались всего несколько секунд, и тут же приходили новые люди. Теперь и понимаю, что отключался каждый раз не меньше чем на шесть часов.
Один раз меня привел в себя прерывистый звонок в дверь.
— Я уже сказал — входите, — пробормотал я.
— Я и вошел, — сонно откликнулся молочник.
Дверь распахнулась, и на нас воззрился местный полисмен.
— Какой идиот поставил молочный грузовик поперек дороги? — сурово спросил он. Тут он заметил молочника— Ага! Вы что, не знаете, что кто-нибудь может врезаться в вашу колымагу на повороте? — Он зевнул, и ярость на его физиономии сменилась нежной улыбой. — А впрочем, едва ли, — сказал он. — Не знаю, зачем я вас побеспокоил. — Он уселся рядом с Эдди. — Эй, малыш, любишь эти игрушки? — Он вынул из кобуры пистолет.
— Ну-ка, гляди, он совсем как у Хогага.
Эдди взял пистолет, прицелился в коллекцию бутылок, которую Марион старательно собирала, и нажал на курок. Большая синяя бутылка разлетелась вдрызг, а окно позади витрины брызнуло осколками.
— Будущий полисмен, — давясь смехом, сказала Марион.
— Господи, как я счастлив, — сказал я, едва не плача.
— У меня самый лучший сынишка, лучшие на свете друзья и лучшая в мире старушка-жена.
Я услышал еще два выстрела и снова погрузился в божественное забытье.
И опять меня пробудил звонок в дверь.
— Да сколько вам раз говорить — входите бога ради! — сказал я, не разлепляя век.
— Я и вошел, — снова сказал молочник.
Послышался топот множества ног, но мне было на все наплевать. Чуть позже я заметил, что дышу с трудом. Оказалось при ближайшем рассмотрении, что я сполз на пол, а на груди и на животе у меня сделали привал несколько бойскаутов.
— Вам что-нибудь нужно? — спросил я у первогодка, который сосредоточенно и жарко дышал мне в щеку.
— Трудовые Бобрята собирали макулатуру, но это неважно, — сказал он. — Нам надо было ее куда-то тащить.
— А родители знают, где вы?
— Конечно. Они не дождались и пришли сюда. — Он показал большим пальцем через плечо: у разбитого окна стояло несколько пар, улыбаясь навстречу дождю, хлеставшему им прямо в лицо.
— Ма, есть хочется, — сказал Эдди.
— Ах, Эдди, ты же не хочешь заставить маму готовить, когда нам тут так чудесно? — ответила Сьюзен. Лью Гаррисон еще раз повернул ручку настройки.
— Ну, малыш, а это тебе по вкусу?
— Аааааааааах, — сказали все, как один.
Немного спустя я снова пришел в сознание и стал шарить вокруг, пытаясь обнаружить Трудовых Бобрят, но они исчезли. Я открыл глаза и увидел, что Эдди, молочник, полисмен и Лью стояли у разбитого окна и орали «ура!». Снаружи ветер ревел и бушевал с невиданиой свирепостью, а капли дождя летели в большое окно, словно ими стреляли из воздушного ружья. Я слегка встряхнул Сьюзен, и мы вдвоем пошли к окну — посмотреть, что там интересненького.
— Падает, падает, падает, — в экстазе твердил молочник.
Я и Сьюзен подоспели как раз вовремя и восторженно кричали «ура!» вместе со всеми, когда громадный вяз рас-плющил нашу машину.
— Баа-бах! — сказала Сьюзен, а я хохотал так, что у меня заболел живот.
— Зовите Фреда, — приказал Лью. — А то он не увидит, как сносит сарай.
— О Фред, ты все пропустил, — сказала Марион.
— Ага, сейчас вы увидите кое-что! На этот раз попадет по проводам! — завопил Эдди. — Глядите, вон тополь падает!
Тополь клонился все ближе и ближе к проводам. Потом ветер рванул еще разок, и он свалился в снопах искр и путанице проводов. Свет в доме погас. Слышался только рев ветра.
— Что же никто не кричит «ура»? — слабым голосом сказал Лью. — А! «Эйфью» не работает!
Душераздирающий жуткий стон донесся из камина.
— Боже, у меня, кажется, сотрясение мозга!
Марион бросилась на колени радом с мужем и зарыдала:
— Милый мой, бесценный, что с тобой, бедняжечка?
Я взглянул на женщину, которую держал в объятиях, — что за жуткая старая ведьма, вся грязная, с красными провалившимися глазами и волосами, как у Медузы!
— Фу! — сказал я и с отвращением отшатнулся.
— Пупсик, — захныкала ведьма, — это же я, Сьюзен.
Отовсюду послышались стоны и горькие жалобы на голод и жажду. В комнате внезапно стало ужасно холодно. А всего минуту назад мне казалось, что я в тропиках.
— Кто, черт побери, стянул мой пистолет? — мрачно спросил полицейский.
У стены сидел рассыльный с почты, которого я раньше не приметил, и с несчастным видом перебирал стопку телеграфных бланков, причитая себе под нос. Я вздрогнул.
— Держу пари, что сегодня уже воскресенье! — сказал я. — Мы здесь торчим двенадцать часов.
Нет, это было утро понедельника. Мальчишка с почты ошеломленно сказал:
— Воскресенье? Да, я забрел сюда в воскресенье вечером! — Он посмотрел вокруг. — Похоже на хронику из Бухенвальда, а?
Предводитель Трудовых Бобрят, благодаря неиссякаемой энергии юности, стал настоящим героем дня. Он построил свое войско в две шеренги, управляясь с ним, как старый армейский сержант. Пока все мы валялись, как тряпки, по углам комнаты, подвывая от голода, холода и жажды, команда растопила камин, притащила одеяла. Положила компрессы на голову Фреду и на несчитанные царапины, заткнула разбитое окно и вскипятила ведро какао и ведро кофе.
Не прошло и двух часов с тех пор, как электричество погасло и «Эйфью» вышло из строя, как в доме стало тепло и все мы были сыты. Тех, кто схватил серьезную простуду, — в основном родителей, которые сидели у разбитого окна все двадцать четыре часа, — накачали пенициллином и срочно отправили в больницу. Молочник, почтальон и полисмен от лечения отказались и разошлись по домам.
Команда Трудовых Бобрят четко отсалютовала и удалилась стройными рядами. Снаружи аварийная команда чинила электрическую проводку. Остались только те, кто был с самого начала: Лью, Фред с Марион, Сьюзен, я и Эдди. Фред был покрыт синяками и ссадинами весьма внушительного вида, но сотрясения мозга у него не оказалось. Сьюзен заснула, как только наелась. Теперь она зашевелилась.
— Что с нами было? — спросила она.
— Счастье, — ответил я ей. — Несравненное, нескончаемое счастье — киловатты счастья.
Лью Гаррисон, похожий на анархиста — с красными глазами и жесткой черной щетиной на подбородке, — что-то лихорадочно писал, забившись в угол.
— Здорово сказано — киловатты счастья. Покупайте счастье — как вы покупаете свет.
— Заражайтесь счастьем, как вы заражаетесь гриппом, — сказал Фред и чихнул.
Лью не обращал не него внимания.
— Развернем целую кампанию, ясно? Первое объявление для длинноволосых: «Зачем покупать книгу, которая может вас разочаровать? За эти деньги можно купить вам шестьдесят часов „Эйфью“. „Эйфью“ никогда вас не разочарует». А для средних служащих мы врежем вот так…
— Ниже пояса? — поинтересовался Фред.
— Да что с вами творится, граждане? — сказал Лью.
— Посмотришь на вас — и можно подумать, что опыт не удался.
— Разве мы рассчитывали на воспаление легких и острое истощение? — сказала Марион.
— У нас здесь были представители всех социальных групп Америки, и мы их всех до одного осчастливили, — сказал Лью. — И не на какой-нибудь час, даже не на день, а на два дня подряд. — Он величаво поднялся со стула. — Единственное, что нам нужно сделать ради сохранения жизни любителей «Эйфью», так это поставить автоматический регулятор, который то включал бы, то выключал прибор, понятно? Владелец его так настраивает, что прибор включается, когда он приходит с работы, потом снова выключается, пока он ужинает; включается после ужина, выключается перед сном; опять включается после завтрака, выключается, когда пора на работу, потом опять включается для жены с малышами. — Он откинул волосы назад и закатил глаза. — А экономия! Боже, экономия-то какая! Дорогие игрушки для ребят — ни к чему. За цену одного посещения кино семья может купить тридцать часов «Эйфью». Вместо двухсот граммов виски можно купить шестьдесят часов «Эйфью»!
— Или большую бутылку цианистого калия на всю семью, — сказал Фред.
— Вы что, не понимаете? — не веря своим ушам, спросил Лью. — Это же воссоединение семьи, спасение американского домашнего очага. Никто больше на будет ссориться из-за того, какую программу смотреть по телику или слушать по радио. «Эйфью» нравится всем без исключения — мы этому свидетели. А нудных программ по «Эйфью» просто не бывает.
Его прервал стук в дверь. Монтажник заглянул в комнату и доложил, что электричество будет включено через две минуты.
— Слушайте, Лью, — сказал Фред. — Это маленькое чудище способно расправиться с цивилизацией быстрее, чем пожар — с древним Римом. Нет, мы не будем заниматься усыплением мозгов, и это окончательно.
— Да вы шутите! — вскричал потрясенный Лью. Он обратился к Марион: — Вы что, не хотите, чтобы ваш муж заработал миллион?
— Только не за счет электронного опиумного притона, — ответила она ледяным тоном. Лью стукнул себя по лбу.
— Да это же то, что нужно народу! Это все равно как Луи Пастер отказался бы от пастеризации молока.
— Приятно будет снова жить при свете, — сказала Марион, чтобы переменить тему. — Свет, горячая вода, насос — о боже!
В этот момент вспыхнул свет, но мы с Фредом уже успели прыгнуть и вместе обрушились на серый ящик. Карточный столик подломился, и штепсель вылетел из розетки. Лампочки «Эйфью» еще минуту светились красным светом, затем погасли.
Фред с невозмутимым видом вынул из кармана отвертку и отвинтил крышку ящичка.
— Хочешь получить удовольствие от борьбы с прогрессом? — сказал он, протягивая мне кочергу, которую бросил Эдди.
Я стал яростно крушить стеклянные и проволочные внутренности прибора. Левой рукой я отталкивал Лью, который пытался заслонить его собой, а Фред мне помогал.
— Я думал, что вы на моей стороне, — сказал Лью.
— Бели ты проронишь хоть слово про это «Эйфью» хоть одной живой душе, — сказал я, — я с превеликим удовольствием и тебя разделаю под орех!
Леди и джентльмены из Федеральной Комиссии по коммуникациям, я думал, что на этом дело и кончилось. По теперь Лью Гаррисон, профессиональный болтун, выдал секрет. Он подал вам петицию с просьбой разрешить коммерческую эксплуатацию «Эйфью». Он сколотил компанию и построил собственный радиотелексоп.
Позвольте снова подтвердить, что Лью ничего не преувеличивает. «Эйфыо» сделает все, что обещал Лью. Счастье, которое он дарит, совершенно и несокрушимо, даже в самой ужасной обстановке. Трагедии, подобные первому эксперименту, легко устранимы с помощью автоматического регулятора, включающего и выключающего прибор. Я нижу, что прибор, стоящий перед вами на столе, уже имеет такой регулятор.
Но вопрос не в том, работает «Эйфью» или нет. Конечно, работает. Вопрос в том, войдет ли Америка в новую историческую эпоху, когда люди больше не будут бороться за счастье, а будут просто покупать его. Не время сейчас превращать состояние транса во всенародное помешательство. Единственная польза, которую мы могли бы извлечь из данного аппарата, — это обстрелять наших врагов шквальным огнем благодушия, установив защитное заграждение для нашего населения.
В заключение я хотел бы сказать, что Лью Гаррисон, который собирается стать царем «Эйфью», — человек непорядочный и не достойный доверия общества. Я бы нисколько не удивился, если бы он установил регулятор вот этого самого «Эйфью» так, чтобы тот повлиял на ваше решение во время обсуждения вопроса… Кстати, мне показалось, что аппарат как-то подозрительно загудел… О, я так счастлив, что плакать хочется! У меня самый славный сынишка, лучшие в мире друзья и сама прекрасная женушка в мире. Ах, наш старый, добрый Лью Гаррисон, вот уж поистине соль земли, можете мне верить! И я от всего сердца желаю ему успеха в этом новом благом начинании!

1 2