А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


OCR Reshka
«Рассказы магов»: СПб, Азбука-классика; Москва; 2002
ISBN 5-352-00151-2
Марио Варгас Льоса
Поединок
* * *
Как обычно по субботам, мы сидели в Рио-баре, пили пиво, когда в дверях появился Леонндас; по его лицу мы сразу же поняли: что-то случилось.
— Что стряслось? — спросил Леон.
Леонидас придвинул еще один стул к нашему столику.
— Умираю, пить хочу.
Я наполнил стакан до краев, так что пена выплеснулась на стол. Леонидас стал неторопливо сдувать пену, глядя, как лопаются пузырьки. Потом одним глотком осушил стакан до последней капли.
— Сегодня ночью Хусто будет драться, — сказал он странным голосом.
Какое-то время мы все молчали. Леон отхлебнул пива, Брисеньо закурил сигарету.
— Он просил вас предупредить, — закончил Леонидас. — Хочет, чтобы вы пришли.
Наконец Брисеньо спросил:
— Как это было?
— Они встретились сегодня в Катакаосе. — Леонидас отер лоб и махнул рукою: с его пальцев на пол слетели капли пота. — Дальше можно не рассказывать…
— Ладно, — сказал Леон. — Они должны были подраться, лучше уж так, по всем правилам. Не надо этого бояться. Хусто знает, что делает.
— Да, — повторил Леонидас с отсутствующим видом. — Наверно, так лучше.
Бутылки опустели. Дул сильный ветер, и нам было не слышно военного оркестра, который играл на Площади. По мосту вереницей шли люди, возвращавшиеся с загородной прогулки; парочки, прятавшиеся в тени набережной, тоже начали покидать свои укрытия. Многие проходили мимо Рио-бара, некоторые заходили внутрь. Скоро вся терраса заполнилась мужчинами и женщинами — все громко разговаривали и смеялись.
— Уже почти девять, — заметил Леон. — Нам пора.
Мы вышли.
— Ладно, парни, — сказал Леонидас. — Спасибо за пиво.
— Это ведь будет у Плота? — спросил Брисеньо.
— Да. В пол-одиннадцатого Хусто будет вас ждать здесь.
Старик махнул нам рукой и пошел по проспекту Кастильи. Он жил в предместье, там, где начинался пляж. Его домик стоял на отшибе, как будто часовой при городе. Мы вышли на Площадь, она почти опустела. Рядом с туристической гостиницей оживленно разговаривали какие-то парни. Проходя мимо этой группы, мы заметили среди них симпатичную девушку. Она улыбалась.
— Хромой его убьет, — сказал вдруг Брисеньо.
— Замолчи, — отозвался Леон.
Мы расстались на углу, у Церкви. Я быстро зашагал домой. Дома никого не было. Я надел комбинезон и два свитера, положил в задний карман штанов нож, завернутый в носовой платок. Уже в дверях столкнулся с женой.
— Снова из дому?
— Да. Нужно уладить одно дело. У нее на руках спал сын.
— Тебе же рано вставать, — сказала жена. — Ты что, забыл, что по воскресеньям ты работаешь?
— Не волнуйся, — ответил я. — Я всего на несколько минут.
Я вернулся в Рио-бар и сел у стойки. Заказал пиво и сандвич, но так и не доел его: аппетит пропал. Кто-то тронул меня за плечо — это был Моисес, хозяин бара.
— Насчет поединка, это правда?
— Да. У Плота. Но ты об этом лучше помалкивай.
— Я в твоих советах не нуждаюсь. Я знал обо всем еще раньше тебя. Мне жаль Хусто, но ведь он сам давно искал такого случая. А Хромой — не из терпеливых, ты же знаешь.
— Мерзавец этот Хромой.
— Вы с ним раньше дружили… — начал Моисес, но осекся.
Его позвали с террасы, и он отошел, через несколько минут снова оказался рядом со мной.
— Мне пойти с вами? — спросил он.
— Нет. Сами разберемся. Спасибо.
— Ладно. Если я смогу чем-то помочь, дашь мне знать. Хусто ведь и мой друг тоже. — Он, не спросясь, отхлебнул из моей кружки. — Вчера вечером здесь был Хромой со своими. Он только и говорил что о Хусто, обещал изрубить его в куски. А я лишь молился о том, чтобы вам не пришло в голову сюда забрести.
— Хотел бы я тогда посмотреть на ХромогоКогда он в ярости, рожа у него очень смешная.
Моисес засмеялся:
— Да, он был на черта похож. Он и вообще-то безобразный. Смотреть на него долго нельзя — стошнит.
Я допил пиво и вышел пройтись по набережной, но вскоре вернулся. Еще в дверях я заметил Хусто, он сидел один, на террасе. На нем были кроссовки и выцветший свитер, ворот прикрывал всю шею, до самых ушей. В профиль, на темном фоне улицы, он был похож на ребенка, на женщину: таким тонким и изящным выглядело его лицо. Услышав мои шаги, он обернулся, и я увидел лиловое пятно, покрывавшее всю другую половину его лица: от угла губ до самого лба. (Некоторые говорили, что это след от удара, полученного в какой-то мальчишеской драке, но Леонидас уверял, что Хусто родился в день большого наводнения и это пятно — память об испуге его матери, увидевшей, как вода подступает прямо к дверям дома.)
— Я пришел, — сказал он. — Где остальные?
— Скоро будут. Наверное, уже идут.
Хусто посмотрел мне в глаза. Казалось, он вот-вот улыбнется, но он вдруг посерьезнел и отвернулся.
— Что у вас было сегодня вечером?
Он пожал плечами и сделал неопределенный жест.
— Мы встретились в «Затонувшей телеге». Я зашел пропустить стаканчик и лицом к лицу столкнулся с Хромым и его шайкой. Ты понял? Если бы не наш священник, мне бы просто глотку перерезали. Священник нас разнял.
* * *
… — Думаешь, ты крутой, да? — крикнул Хромой.
— Покруче тебя, — крикнул Хусто.
— Успокойтесь, безумцы, — твердил священник.
— Сегодня ночью у Плота, согласен? — крикнул Хромой.
— Да, — сказал Хусто. Вот и все.
* * *
Народу в Рио-баре почти не осталось. У стойки еще было несколько человек, но на террасе сидели только мы двое.
— Я вот принес, посмотри. — Я протянул ему свой сверток.
Хусто раскрыл нож и измерил лезвие. Оно оказалось длиной как раз в его ладонь: от ногтей до запястья. Потом достал из кармана свой нож и сравнил их.
— Они одинаковые. Я возьму свой.
Хусто заказал пиво, мы молча пили и курили.
— У меня нет часов, — сказал Хусто. — Но уже, наверно, одиннадцатый. Пошли им навстречу.
Мы встретили Брисеньо и Леона посреди моста. С Хусто они поздоровались за руку. Леон сказал:
— Братишка, ты его в капусту порубаешь.
— Это точно, — подтвердил Брисеньо. — Хромой тебе в подметки не годится.
Оба были в той же одежде, что и днем. Они, казалось, сговорились выглядеть при Хусто уверенными во всем и даже веселыми.
— Давайте спустимся здесь, срежем путь, — предложил Леон.
— Нет, — ответил Хусто, — лучше обойти. Сломать сейчас ногу будет совсем некстати.
Странно было, что он испугался: ведь мы всегда спускались к реке по железным опорам моста. Мы прошли еще квартал по проспекту, потом свернули направо и долго шагали в молчании. Когда мы по узенькой тропке спускались к реке, Брисеньо оступился и чертыхнулся. Наши ноги вязли в теплом песке, как будто бы мы шли по морю из ваты. Леон посмотрел на небо:
— Облачно. От луны сегодня проку не будет.
— Зажжем факелы, — сказал Хусто.
— С ума сошел? Хочешь, чтобы полиция явилась? — вмешался я.
— Все, может быть, уладится? — неуверенно сказал Брисеньо. — Можно отложить дело до завтра. Не драться же вам в потемках…
Никто не ответил, и Брисеньо замолчал.
— Вот он, Плот, — сказал Леон.
Когда-то, никто не знает когда, огромное рожковое дерево рухнуло в реку и легло поперек русла. В длину оно было на три четверти ширины реки и такое тяжелое, что река не могла его утащить, только продвигала на несколько метров, так что с каждым годом Плот уходил все дальше от города. Кто первый назвал его Плотом, тоже никто не знал, но только по-другому его и не называли.
— Они уже на месте, — сказал Леон.
Мы остановились, не доходя метров пяти до Плота. В тусклом ночном свете лица тех, кто нас ждал, было не различить, видны были только силуэты. Я пересчитал их, безуспешно пытаясь узнать Хромого.
— Сходи к ним ты, — сказал Хусто.
Я медленно пошел к дереву, стараясь сохранять спокойствие на лице.
— Стоять— крикнул кто-то. — Кто идет?
— Хулиан, — крикнул я в ответ. — Хулиан Уэртас. Ослепли, что ли?
Мне навстречу двинулась маленькая фигурка. Это был Мозгляк.
— Мы уже уходить собирались, — сказал он. — Решили, что Хустито побежал в комиссариат просить себе охрану.
Слова Мозгляка я оставил без ответа.
— Я хочу разговаривать с мужчиной, а не с каким-то пупсом.
— Ты что, очень смелый? — дрогнувшим голосом спросил Мозгляк.
— Тихо— сказал Хромой.
Теперь они подошли ближе все, и Хромой направился прямо ко мне. Он был высокий, намного выше всех остальных. В полутьме я не мог различить — мог только представить себе — его смуглое безволосое лицо в прыщах, глазки, глубоко запавшие и крохотные, словно две точки посреди этого обилия мяса, из которого выступали продолговатые скулы и толстые, как пальцы, губы, нависавшие над его треугольным подбородком игуаны. Хромой припадал на левую ногу; говорили, что на этой ноге у него шрам в форме креста — однажды, когда он спал, его укусила свинья, — но никто этого шрама не видел.
— Зачем вы притащили с собой Леонидаса? — хриплым голосом спросил Хромой.
— Леонидаса? Кто это притащил Леонидаса? Хромой показал пальцем в сторону старика. Тот стоял в нескольких метрах от нас; услышав свое имя, он подошел.
— О чем это вы? — спросил он, пристально глядя на Хромого. — Меня не нужно тащить. Я пришел сам, на своих ногах, потому что мне так захотелось. Если ты ищешь повода, чтобы не драться, так и скажи.
Хромой помедлил, прежде чем ответить. Я подумал, что он намеревается оскорбить старика, и опустил руку в задний карман брюк.
— Не вмешивайтесь в это дело, старина, — вежливо попросил Хромой. — С вами я не хочу драться.
— Не думай, что я такой уж старый, — ответил Леонидас. — Я завалил многих, кто был получше тебя.
— Хорошо, старина. Я вам верю. — Хромой обернулся ко мне. — Вы готовы?
— Да. Скажи своим, пусть не вмешиваются. Не послушают — им же будет хуже.
Хромой рассмеялся:
— Ты же знаешь, Хулиан, мне подкрепление не нужно. Особенно сегодня. Так что не бери в голову.
Один из тех, кто стоял позади Хромого, тоже рассмеялся. Хромой что-то мне протянул. Я подставил ладонь: его нож был раскрыт, я взялся за острие. Оно слегка царапнуло мне кожу, и я вздрогнул: металл показался мне куском льда.
— Не найдется спички?
Леонидас зажег спичку и держал ее, пока пламя не обожгло ему пальцы. В слабом свете от спички я тщательно осмотрел нож, измерил длину и ширину, проверил острие и вес.
— Все в порядке.
— Чунга, — скомандовал Хромой, — сходи с ними. Мы пошли. Чунга шагал между мной и Леонидасом. Когда мы подошли к нашим, Брисеньо курил, и с каждой его затяжкой на мгновение освещались лица: бесстрастное лицо Хусто со сжатыми губами, лицо Леона, что-то жевавшего — возможно, стебелек травы, лицо самого Брисеньо — он потел.
— Кто вас просил приходить? — жестко спросил Хусто старика.
— Никто не просил. — Леонидас повысил голос. — Я пришел, потому что так захотел. Вы у меня отчета спрашивать будете?
Хусто не ответил. Я указал ему на Чунгу, который стоял чуть поодаль. Хусто достал свой нож и швырнул ему. Нож плашмя ударился о тело Чунги, тот непроизвольно дернулся.
— Прошу прощения, — сказал я, ощупывая песок в поисках ножа. — Это я его уронил. Вот он.
— Ты скоро перестанешь быть таким вежливым, — пообещал Чунга.
Потом, так же как недавно это сделал я, в свете спички он провел пальцами по лезвию, молча вернул нам нож и быстро зашагал к Плоту. Несколько минут мы стояли, вдыхая запахи хлопкового поля, которые теплый ветерок относил к мосту. Позади нас по обоим берегам реки мерцали огни города. Тишина была почти полной, только иногда ее нарушал лай собак или ослиный рев.
Со стороны Плота донесся чей-то голос:
— Готовы?
— Готовы— крикнул я в ответ.
Парни возле Плота зашевелились, послышались тихие голоса, потом одна из фигур отделилась от других и, хромая, направилась к центру пространства, ограниченного двумя нашими группами. Я увидел, что Хромой водит ногой по земле: проверяет, нет ли вокруг каких-нибудь ям, камешков. Я поискал взглядом Хусто: Леон и Брисеньо положили руки ему на плечи, Хусто резко сбросил их. Поравнявшись со мной, он улыбнулся. Я пожал ему руку. Хусто уже шагал к Плоту, когда к нему подскочил Леонидас и приобнял за плечи. Старик протянул Хусто свой плащ. Я стоял рядом.
— Не приближайся к нему ни на секунду. — Старик говорил негромко, голос его чуть дрожал. — Только издали. Танцуй вокруг, пока он не вымотается. Особенно береги живот и лицо. Рука должна быть все время вытянута. Пригибайся, ступай уверенно. Если поскользнешься, брыкайся, пока он не отстанет… Теперь идите и ведите себя как мужчины…
Хусто слушал, склонив голову. Я думал, он обнимет старика, но он ограничился одним резким жестом: схватил протянутый плащ и обмотал вокруг левой руки. Наконец он пошел, уверенно ступая по песку, высоко подняв голову. Узкая полоска металла в его правой руке слабо поблескивала. В двух метрах от Хромого Хусто остановился.
Несколько мгновений они стояли неподвижно, в молчании, взглядами они, конечно же, говорили друг другу, насколько сильна их ненависть. Они разглядывают друг друга, мускулы под одеждой напряжены, руки с яростью сжимают рукояти ножей. Издали, наполовину скрытые теплой темнотой ночи, они не походили на двух людей, готовых к сватке, — скорее на две статуи, отлитые из какого-то черного металла, или на тень от двух молодых крепких деревьев на берегу реки, но тени эти висели в воздухе, а не ложились на песок. Почти одновременно, как будто повинуясь чьему-то властному приказу, оба пришли в движение. Хусто, возможно, был первым: на секунду раньше его тело от коленей до плеч начало легонько покачиваться; Хромой тоже начал подрагивать, повторяя движения Хусто, не сходя с места. Они стояли в одинаковых позах: правая рука вытянута, чуть согнута в локте, острие ножа нацелено точно на противника, левая рука, обернутая плащом, бесформенная, громадная, поднята, как щит, к самому лицу. Вначале двигались только их торсы; головы, руки и ноги оставались неподвижными. Потом их тела почти неощутимо начали изгибаться, спины удлинились, ноги согнулись в коленях — как перед прыжком в воду. Первым атаковал Хромой: внезапно он прыгнул вперед, его рука быстро описала круг. Нож, задевший, но не ранивший Хусто, еще не завершил своего рисунка в пустоте, когда Хусто сдвинулся с места. Не раскрываясь навстречу Хромому, он шел по кругу, легко скользя по песку, все убыстряя ритм своих шагов. Хромой кружился на одном месте. Он еще больше сгорбился и поворачивался всем телом вслед за противником, не спуская с него взгляда, будто под гипнозом. Неожиданно эта пляска оборвалась: мы увидели, как Хусто всем телом обрушился на Хромого и в ту же секунду вернулся в прежнее положение, словно кукла на пружинах.
— Ну вот, — прошептал Брисеньо, — он его оцарапал.
— По плечу, — бросил Леонидас. — И то чуть-чуть. Хромой не вскрикнул, в его движениях ничего не изменилось, он продолжал свой танец, а Хусто теперь не просто ходил по кругу: он то приближался к Хромому, то отходил назад, то открываясь, то закрываясь, предлагая и в то же время оберегая свое тело; проворный и верткий, он то разжигал, то остужал пыл своего противника, словно опытная любовница. Он хотел измотать Хромого, но тот обладал и опытом, и терпением. Все так же сгорбившись, он начал пятиться назад; круг разомкнулся, Хусто пришлось оборвать свой танец и следовать за ним. Хусто продвигался вперед мелкими шажками, вытянув шею, закрыв лицо плащом, свисающим с левой руки; Хромой отступал, подволакивая ноги, согнувшись так, что почти касался коленями земли. Хусто дважды выбрасывал руку вперед, но оба раза находил только пустоту. «Не подходи слишком близко», — сказал рядом со мной Леонидас, так тихо, что только я его и расслышал, в тот момент, когда бесформенная расплывшаяся фигура, сделавшаяся совсем маленькой, сморщенная, как гусеница, неожиданно начала расти и распрямляться, обретая обычные свои размеры, закрывая от нас Хусто. Секунду, две или, может быть, три мы, не дыша, Смотрели на страшное объятие двух врагов, слившихся воедино; до нас долетел странный звук, больше всего похожий на отрыжку, — первое, что мы услышали с начала боя. Еще через секунду от этой единой гигантской тени отделилась другая, более тонкая и стройная; два быстрых шага назад — и между противниками снова выросла невидимая стена. Теперь свой танец начал Хромой, он делал шаг правой ногой, потом подтаскивал левую. Я напрягал зрение, пытаясь сквозь ночную мглу рассмотреть тело Хусто и понять, что же произошло в те три секунды, когда Хромой и Хусто, обнявшись крепко, как любовники, были единым телом. «Отодвинься, — очень тихо произнес Леонидас. — Какого черта ты стоишь так близко?» Именно в этот момент, как будто бы легкий ветерок донес до него слова старика, Хусто начал подпрыгивать так же, как Хромой. Хитрые, внимательные, злые, оба с молниеносной быстротой переходили от обороны к нападению, но никому из двоих не удавалось застать противника врасплох: когда один резко выбрасывал вперед правую руку, как будто швыряя камень, — не для того, чтобы достать своего врага, а чтобы обмануть его, на мгновение вывести из равновесия, найти брешь в его защите, — другой неизменно отвечал автоматическим движением левой руки.
1 2