– А что именно вам нужно? – спросил я.
– Здравый взгляд на то, как нам туда пройти, – пояснил он. – Самый короткий или самый удобный путь туда и обратно от места швартовки нашей шлюпки.
Я взял компас у мистера Колла и направился вниз по крутой тропе, с радостью оставив у себя за спиной раскапывающих могилу матросов. Как это нередко доказывает нам жизнь, путь назад бывает труднее, чем продвижение вперед. Я чуть не свалился вниз, перебираясь через узкую пропасть, и вообще мне часто приходилось удерживаться от падения. Через некоторое время я стоял на том месте, где, как мы заметили на пути наверх, открывался широкий вид на остров внизу, под нами.
Я очень внимательно посмотрел на компас, вспоминая наставления капитана Смоллетта: «Снимай показания компаса три раза. Первый раз – разобраться, второй – подтвердить, третий – запомнить».
Я снял показания в юго-восточном направлении, проверил и постарался запомнить. Минуты две я стоял, глядя вниз, на открывавшийся передо мной простор. Далеко и опасно нагнувшись, я смог разглядеть в зелено-голубой дали стоявшую на якоре «Испаньолу». Вид корабля меня приободрил, и я направился назад, снова совершать трудный подъем, шепча про себя показания компаса.
Чуть ли не на четвереньках огибая скалу, которая вела к последнему подъему на плато, я приостановился. У старой хижины не было ни одного человека. Я даже мог разглядеть внутренность этой злосчастной развалины. И там – никого. Небольшое плато походило на плоское блюдо, а в конце его нерушимой колонной стоял поросший ползучими растениями утес. Мистер Колл и шесть его матросов исчезли.
Но ведь им некуда было уйти! Моя тропа – единственный путь вниз. Другие три стороны составляли отвесные пропасти справа и слева, а прямо передо мной стеной поднимался скалистый утес, поросший колючей растительностью. Сердце у меня готово было остановиться. Я стоял, не зная, что делать. У меня вдруг ослабел мочевой пузырь. Потом я стал уговаривать себя, что должна же быть еще одна, тайная тропа позади плато, и я полез наверх, окликая мистера Колла по имени.
Добравшись до плато и войдя в деревянную развалину, я увидел разбросанные кости скелета. На земляном полу лежал кусок выцветшей красной ткани. Мне показалось, что я припоминаю красную куртку старого багроволицего пирата – Тома Моргана. Череп, когда я заставил себя взглянуть на него, напомнил мне об огромной голове Тома. Глубокие следы ног остались вокруг разрытого захоронения. Но я не нашел никаких других следов, хотя в результате раскопок обнаружилось, что Морган был захоронен в своей грубо отрытой могиле стоймя.
Я вышел наружу и протиснулся за неошкуренную заднюю стену хижины. Никто не мог бы стоять там, и негде было спрятаться. Я подошел сначала к одной, а потом к другой отвесной пропасти и заставил себя взглянуть вниз. Никаких мертвых тел, ни следа падения, ни вырванных кустов, ни сломанных веток. С каждой стороны взгляд проникал далеко и глубоко; всякому, кто упал бы отсюда, грозила неминуемая смерть. Я осмотрел и высокий, заросший ползучими растениями утес позади развалины. Не было видно никаких следов жизни – ни следов оружия, ни следов битвы. Растительность была влажной и вызывала отвращение.
Я все звал и звал. Я кричал: «Мистер Колл!» Камни возвращали мне часть моих окликов, и это эхо было единственным, что я слышал в ответ. Холм Подзорная труба был пуст, как только что возведенный склеп.

14. Трудности возрастают

Однажды, когда я в детстве гостил у дядюшки Амброуза, в Бристоль приехала ежегодная ярмарка. Факир исчезал по собственному желанию у всех на глазах, и вечером я рассказал об этом дяде. Очень мягко, не проявляя неуважения к магии, он попытался научить меня уму-разуму:
– Люди не могут исчезать без следа, Джим! – говорил он.
На холме Подзорная труба я снова и снова повторял себе: «Люди не могут исчезать без следа, Джим!»
Меня трясло; следом за растерянностью явился страх, слишком сильный, чтобы позволить мне продолжать поиски. В любом случае одному человеку не под силу решить такую задачу. Я попытался определить, что следует сделать и почему. Мистер Колл и его матросы не должны оставаться там – где бы они теперь ни были – под угрозой болотной лихорадки, окруженные дикими зверями. Я был уверен, что хороший поисковый отряд сможет отыскать и вернуть их и таким образом разрешить загадку.
В последний раз я оглядел плато, а затем направился вниз по тропе. У большой скалы я остановился и взглянул назад. Вокруг было тихо и сыро; камни стали более влажными; казалось, холод и сырость проникают мне в самую душу.
Когда испытываешь страх, лучше всего занять себя чем-нибудь. Я шел вперед, подняв голову, глядя прямо перед собой, чувствуя себя по-настоящему одиноким воином. Когда почва под ногами стала ровной, я немного отдохнул – не более минуты. Я уже пересекал эту местность однажды, тащась на веревке следом за Сильвером и пиратами, когда они спешили за сокровищем к месту, помеченному на карте красным крестом, а потом обнаружили, что там пусто. Недалеко отсюда я нашел Бена Ганна и кости давно умершего пирата, уложенные в виде стрелы-указателя. Здесь я мчался сломя голову назад, к частоколу. Но сейчас мое положение оказалось гораздо хуже.
Земля здесь снова в последний раз довольно высоко поднимается, прежде чем спуститься к воде. Взобравшись на эту возвышенность, я увидел «Испаньолу», стоящую на якоре далеко за рифом, и тут новая обескураживающая мысль пришла мне в голову. Сегодня утром, чтобы плыть на шлюпке, нам понадобились четверо крепких матросов-гребцов.
Теперь было не до отдыха. Полчаса быстрой ходьбы отделяло меня от воды: достаточно времени, чтобы подумать, как решить эту проблему. Когда-то давно мне уже приходилось добираться до «Испаньолы», стоявшей на якоре примерно там же, где она стоит сейчас. Тогда челнок Бена Ганна послушно следовал течениям. Я заключил, что корабельная шлюпка, более крепкая и большая, тоже может плыть по течению. Если мне удастся вывести ее в нужный поток, она вынесет меня достаточно близко к кораблю, чтобы вахтенный меня заметил.
В предполуденном зное, против течения, идущего к берегу, я толчками вывел шлюпку в такое глубокое место, где едва мог стоять. Потом забрался в нее, взялся за два весла и попытался орудовать ими, будто я – гигант; теперь в ход должны были пойти ловкость и умение, если я хоть в какой-то мере ими обладал. Вскоре, когда я неуклюже овладел искусством удерживать шлюпку, чтобы течением ее не прибило обратно к берегу, море взяло дело в свои руки и повлекло меня прочь с пугающей силой.
Теперь мне стало понятно, отчего гребцам приходилось так напрягаться, ведя шлюпку к берегу сегодня утром. С каждой набегающей волной и с помощью весел, ставших в моих руках скорее рулями, меня относило течением все дальше и дальше в море. Из-за этого течения мистер Колл и не захотел высаживаться на большом отдалении от устья Северной стоянки.
А потом… я позволил течению отнести шлюпку слишком далеко! Я намеревался ввести ее в поток, шедший, насколько я мог видеть, на таком расстоянии от «Испаньолы», что мой крик был бы услышан. Однако волны решили иначе, и меня понесло в другом направлении, гораздо дальше к западу, чем мне хотелось плыть. Море там очень неспокойное, а я на это вовсе не рассчитывал. Хуже того – я неожиданно услышал страшный рев, похожий на рев дикого зверя, и понял, что меня несет на риф. Мой замысел провалился.
Неужели я закрыл глаза? Да, должно быть, я их закрыл. На какой-то миг, будто собираясь прекратить всякое движение, лодка стала тяжелой точно свинец, весла почти перестали слушаться моих ослабевших рук. Это было затишье перед бурными событиями: все последующие мои действия происходили в каком-то мятущемся тумане, ибо единственное, что я мог делать, это сидеть прямо и неподвижно, отдаваясь на волю волн.
До сих пор мне снятся страшные сны про этот риф. Громче и громче становился его рев, и глаза мои зажмурились еще плотнее. По обеим сторонам шлюпки бушевали волны, то вздымаясь мощными колоннами, то закручиваясь в смерчи; они то швырялись белой пеной, то становились зелеными, то черными… И все же ни один смерч не обрушился на мою лодку, хотя я вымок от брызг и лицо мое покрылось солью. Раз или два я открыл глаза, но их слепила белизна бушующих вод, а уши мои заложило от оглушительного рева.
А потом, вдруг – тишина, или, может быть, просто шум стал более приглушенным, и я открыл глаза. И увидел, откуда я только что выбрался: это был котел бурно кипящих вод, сверкающих, буйных и пенистых, то вздымающихся, то опадающих. У океана есть свои холмы и опасные впадины; я мог сейчас разглядеть грозные зубы рифа, которых мне удалось избежать. Неужели я смог провести эту неуклюжую лодку через все это? Я не чувствовал гордости, одно лишь облегчение, а в душе уже рождались знакомые упреки самому себе из-за того, что по собственной вине я снова попал в глупое положение.
Да и главная моя проблема не была решена: как мне приблизиться к «Испаньоле»? Я оглянулся. Солнце плясало на волнах, и поодаль от меня, ярдах примерно в ста, я увидел другое течение, очень похожее на то, которое мне следовало использовать, тоже идущее параллельно берегу. Оно наверняка могло приблизить меня к «Испаньоле», правда, к другому ее борту, обращенному не к земле, а к морю.
Здесь не было течения, идущего к берегу, которое могло бы мне помочь, но я рассчитал, что, если сяду на носу шлюпки с двумя веслами, я, вероятно, сумею двинуть ее на один-два ярда вперед; остальное сможет сделать ее вес. Это решение оказалось правильным: я вошел в нужный мне поток без особых потерь, если не считать ноющие от напряжения члены.
Теперь течение несло меня так легко, что я мог позволить себе повернуться и посмотреть на судно. Ни домашний кров, ни пылающий очаг никогда не казались мне столь вожделенными, сулящими радушный прием. Я громко крикнул, затем сел спокойно и стал ожидать, чтобы вахтенный меня заметил.
Но заметил меня не вахтенный, меня увидел мой маленький друг – Луи. Он забрался высоко на рей, Рей, тж. рея (мор.) – деревянный или металлический поперечный брус на мачте, предназначенный для крепления прямых парусов и поднятия сигналов.

где любил усесться верхом и глядеть в море. Я слышал его крик и увидел, как он машет мне. Вскоре над поручнями показались людские лица; буквально через несколько минут я услышал всплески: трое матросов плыли к моей шлюпке. Я навсегда выбросил из головы давно устоявшееся представление, что моряки не умеют плавать! Но чувство облегчения и счастливое настроение испарились, как только я взошел на борт и увидел на выбеленной зноем палубе мрачную фигуру капитана Рида.
Мне пришлось пережить очень неприятный период времени. Боцман Нунсток быстро увел меня подальше от глаз тех, кто меня ждал на палубе: это были дядюшка Амброуз, Джеффериз, Грейс Ричардсон, Луи и большая часть команды. Капитан беседовал со мной наедине и на протяжении получаса задал мне не более десяти вопросов. Мною владело чувство тревожной неловкости.
Я должен был стоять перед его столом словно обвиняемый. Несколько секунд он смотрел мне прямо в глаза; его серые глаза были полны холодного неодобрения. Затем он оглядел меня с ног до головы – мою измятую рубашку, запачканные чулки, ладони в пузырях от весел, исцарапанное ветвями и колючими кустами лицо. Затем он снова впился своими глазами в мои. На этот раз они были полны презрения. И вот раздался первый залп вопросов, холодных, словно острие ножа.
– Мистер Хокинс, что вы сделали с моим первым помощником и шестью матросами? Отвечайте точно.
Друзья никогда не говорили мне, что я мямлю. Доктор Ливси иногда упрекает меня в склонности к глупой гордости. Сквайр Трелони считает, что я слишком осторожен. Матушка хотела бы, чтобы я был поскромнее. Дядюшка Амброуз (как и мой отец) любит меня без всяких оговорок. Но никто из них не упрекал меня в том, что я не умею ясно говорить. Представ перед капитаном Ридом и услышав его вопрос, я оказался способен лишь издавать невнятное бормотание.
– Это было… То есть дело в том… Обстоятельства, обнаруженные нами… Мистер Колл сказал… Мы никого не нашли… А они исчезли, словно призраки… Мы нашли череп, скелет. Морган умер, нам ни к чему о нем думать… Но они все исчезли…
И вот так я бормотал и бормотал, произнося отрывистые, лишенные смысла фразы.
Капитан Рид и бровью не повел. Его немногие вопросы все относились к той странности, что Натан Колл решил отправиться куда-то еще, не предупредив меня. То, что Колл допустил, чтобы я возвращался один, маневрируя тяжелой шлюпкой, тоже поразило капитана – он не мог этого понять. Короче говоря, он не мог согласиться с тем, что Колл на самом деле исчез без следа самым таинственным образом, как я о том докладывал.
Один из его вопросов был вот каким:
– Почему вы решили, что должны возвращаться один? Отвечайте точно.
За этим последовал другой вопрос:
– Вы не подумали о том, сколько для этого нужно гребцов? Я мог потерять еще и шлюпку, точно так же, как матросов! (Капитан Рид очень любил слово «точно».)
Вскоре он меня отпустил, но приказал оставаться в каюте и никому не рассказывать о моих приключениях. Нунсток принес мне еду и питье. Я помылся, переоделся, поел и утолил жажду, и растянулся на койке. Сумбур в мыслях мешал мне прийти к пониманию того, что произошло. Я не мог свести воедино и чем-то разумным объяснить то, что видел и слышал на острове.
Или, вернее будет сказать, «не видел» и «не слышал». Сейчас, когда мои мысли были возвращены в сколько-нибудь логическое русло жестокой прямотой капитана Рида, я вспомнил с необычайной ясностью царившую на холме Подзорная труба тишину, эту безмолвную пустоту, в которой не слышно было ни шороха, ни трепета листвы.
Куда они могли подеваться? Прошло так мало времени – сколько? Минут пятнадцать? Не более того. И они исчезли без следа. Но капитана не интересовало мое мнение. Что он подумал? Что они упали со скалы? Или – что нашли тропу, ведущую вперед, но не смогли отыскать путь назад? Неужели мне не удалось обнаружить, скажем, какой-нибудь выступ, идущий вдоль бока массивного утеса, что возвышается в конце того плато, где я видел их всех в последний раз?
Семь человек, каждый из них вооружен, – все исчезли: может, у меня что-то не в порядке с головой? Когда я снова встречусь с Коллом, не спросит ли он: «Куда вы подевались? Мы вас искали, искали – без конца!»
Примерно через час после беседы с капитаном у моей койки возник Нунсток. Он проводил меня в капитанскую каюту.
– Мистер Хокинс, я желаю получить подробное описание пути, каким можно добраться до мистера Колла и моих матросов.
Я описал ему этот путь как можно проще; он все записал. На этот раз он задавал мне много вопросов, всегда обычным для него холодным тоном. Сколько мне известно путей к холму? Есть ли туда доступ со стороны моря? Какие опасные неожиданности могут возникнуть во время похода туда? Где расположены самые опасные места? Насколько отвесны обрывы? Как круты подъемы? Беседа заняла почти столько же времени, сколько первая, и когда она закончилась, капитан объявил:
– Мистер Хокинс, сейчас два часа пополудни. Боцман поведет оставшуюся часть команды, кроме самой малой части экипажа – кока, его помощника и юнги – к тому месту, где вы видели мистера Колла. Когда мистер Колл с отрядом возвратятся, мы пошлем столько людей, сколько необходимо, чтобы с помощью Бена Ганна найти, а затем доставить на борт контрабандистское серебро. Мы не станем более продолжать поиски джентльмена, который явно, тем или иным способом, покинул остров. Когда все мои люди благополучно возвратятся и груз будет уложен, мы возьмем курс на Бристоль.
Я начал было говорить что-то в свое оправдание, но он оборвал меня, сказав:
– Мистер Хокинс, я не допущу, чтобы один из моих офицеров и шестеро матросов затерялись где-то на берегу. На море такое допустимо, но только в самых худших обстоятельствах. Будьте любезны оставаться в каюте.
Брошенный им на меня взгляд говорил, что он считает меня последним дураком из-за того, что я потерял его маленький отряд, и трусом из-за того, что мои поиски не были более тщательными. И кроме того, он счел меня безрассудным из-за моего подвига с лодкой. Я отправился в свою крохотную каюту, где мне пришлось выносить шум поспешной подготовки к походу, происходившей наверху, на палубе. Скоро корабль затих.
Значительное время спустя юнга неуважительно – толчком – открыл дверь моей каюты. После этого он ушел, явно действуя по чьему-то приказу. Я вышел на палубу, сразу же подошел к поручням и принялся обшаривать взглядом берег острова. Но капитан Рид продержал меня внизу достаточно долго, чтобы матросы с боцманом успели достичь берега и скрыться среди деревьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35