Теперь впереди было самое трудное: вставить в рот себе тонкую трубку – ствол срезанного им дудника с примотанным к нему оперением татарской стрелы, развернуться под водой брюхом верх и медленно, никак не помогая себе руками, начать всплывать…
Обычно, когда, выныривая, достигаешь поверхности, первой на воздухе появляется отплевывающаяся, жадно глотающая воздух голова. Сейчас ему этой роскоши не дано: голова должна остаться под водой. Дышать – через стрелу-тростинку. Только. Нельзя вдохнуть сразу, как только оперение «стрелы» окажется на воздухе: в трубке глоток воды, его надо сперва спокойно втянуть в рот и проглотить. Глоток – пустяк. Но если вдохнешь, поперхнешься. А это – мгновенная смерть.
– Смотри, Ахмед! – татарский лучник указал на середину реки, где медленно всплыл труп русского ополченца с торчащей изо рта стрелой. – Он плыл, оглянулся, увидел меня… Испугался. А!!! – лучник потешно изобразил, как русский от удивления и страха раскрыл рот – от лба до груди. Получилось потешно, оба расхохотались. – А я тут – р-р-раз!!! Ты понял, Ахмед?!
– Э-э, врешь! – возразил Ахмед. – Это Кирсай убил. Он всегда стреляет в глаз, в рот или в ухо.
– Я тоже как Кирсай!
– Нет, ты как Кокса…
– Что – как Кокса?
– Такой же болтун!
Ахмед высунул язык едва ли не до живота и заболтал им в воздухе совершенно свободно и непринужденно, как тряпкой.
Оба лучника чуть не упали с коней от смеха.
…Игнач чувствовал, что первый поворот он прошел, Река уже унесла его с самого опасного участка. Теперь надо было слегка подработать рукой, чтобы пройти брод с песчаным перекатом – точно между правой и левой отмелью. Однако шевелиться было очень опасно. Скорость омывающих его потоков увеличивалась, и Игнач понял, что идет правильно, – так вышло само собой. Наконец-то судьба улыбнулась хоть в чем-то ему!
Он плыл, делая длиннейшие вдохи и выдохи, ощущая, что окоченел настолько, что у тела нет сил уже даже и на дрожь. Мальки пескарей, гольцов, крошечные, раз в пять короче мизинца, стали вдруг что-то выбирать у него из ресниц широко открытых неподвижных глаз, смотрящих сквозь воду вверх, в небо. Мальки нашли у него что-то съестное и стали жадно ощипывать ресницы, как козы весенний кустарник. Это было не больно, но беспокоило. «Чем там можно разжиться, в ресницах, в уголках глаза? Только слезами», – подумал Игнач.
По броду, который он только что успешно миновал, пошла к Городу – сотня за сотней – татарская конница. Мальки мгновенно исчезли, как их сдуло.
* * *
Солнце село, но темней не стало, – Город занялся большим огнем…
Апоница, оставшийся один на верхней галерее, стоял и смотрел, как умирает Город, в котором прошла вся его жизнь. Никаких мыслей, молитв и надежд не было в его голове. Он просто стоял и держал в руках мешок.
Невыносимо жаркий дым имел особый запах – горящей плоти людской, крови, горящего скарба и утвари, служившей долгие годы и впитавшей в себя жизнь поколений.
Ужасный, выжигающий глаза и душу дым: никому не дай Бог! Забудешь все, но этот запах дыма – не забудешь.
Внезапно в памяти Апоницы всплыло какое-то в детстве услышанное печальное сказание о каком-то Городе, может быть, Китеже, о том, что не осталось во Граде ни одного живого: о том, что все равно умерли и единую чашу смертную испили. « И не было тут ни стонущего, ни плачущего, – ни отца и матери о детях, ни детей об отце и матери, ни брата о брате, ни сродников о сродниках, но все вместе лежали мертвые. И было все то за грехи наши».
Внизу бушевало пламя, охватившее уже княжий терем, но старый, мудрый княжеский советник Апоница знал, что он не умрет в огне.
Гораздо раньше он задохнется в дыму.
* * *
Сзади хлестнуло огнем, конь рванулся вперед, но лед перед ним вдруг затрещал, потемнел… Конь всхрапнул, встал на дыбы, не желая двигаться вперед, и тут же лед начал с треском ломаться, так быстро, что первые три крестоносца провалились в воду почти одновременно. Черная апрельская вода Чудского озера…
– Алешка, а ведь мы опоздали!
Коля Аверьянов с трудом растолкал, вернул сына к действительности:
– Давай быстрей! Будильник не прозвонил.
– Как?!
– Старый. Его купили, когда мне было тринадцать, как тебе сейчас.
– Они провалились под лед!
– Кто они?
– Рыцари. На Чудском озере.
– Вот тоже, удивил! Быстрей, подъем!
– Папа! – Алешка не спеша сел на кровати и зевнул. – Кто понял жизнь, тот не спешит, – ты знаешь?
– Мне сегодня на полигон. Очередная показуха. Однодневные учения, смех. Но к девяти не прибуду – голову снимут.
– А у нас сегодня полдня, до обеда, – автобусная экскурсия.
– Куда?
– Не знаю. Сначала в райцентр, а там уж прояснится. Но что-то по истории, сказали.
– Ты опять эту ковбойку надеваешь? Ты ее третью неделю, по-моему, уже носишь…
– Да, вещь проверенная.
– Причем не стирая!
– От стирки вещи садятся.
– Ну-ка сейчас же в душ и смени рубашку!
– Я в душе был. У меня железное правило: что-то одно должно быть вымыто. Или ноги, или носки. Например.
– Я говорю тебе: смени ковбойку!
– Сменить – на что? Там все такие. Из двух зол выбирают меньшее.
– Хочешь сказать, что у тебя осталось только две ковбойки?
– Почему «хочу сказать»? Я уже сказал. …Только ты не пыли, папа! Хочешь – останусь и закачу большую стирку. Тебе заодно тренировочный костюм выстираю… Сегодня ж экскурсия до обеда. Приду в школу к двенадцати.
– К двенадцати?!
– Могу вообще прогулять, насквозь. Не вопрос.
– Выдумал! Если даже и опоздал, догоним автобус на трассе. Мне все равно в том же направлении. Есть чего будешь?
– Да нет… Давай офицерский завтрак.
Аверьянов-отец открыл холодильник, достал кувшин с кипяченой водой, разлил воду по двум стоящим на кухонном столе не вполне мытым стаканам с остатками чайной заварки…
– Готово! Алешка, не тяни резину.
Алексей вышел на кухню. Отец с сыном взяли по стакану, кивнули друг другу:
– С добрым утром!
Отец выпил свой стакан воды залпом, вместе с чаинками.
Алешка набрал полон рот, сбрызнул листья цветка, стоящего на подоконнике. Остаток воды в стакане вылил в горшок, под корень растения:
– Пусть закаляется.
Цветок не выглядел закаленным невзгодами мощным растением. Скорее он косил на случайно выжившую жертву террориста.
– Поехали!
* * *
Старенькая разбитая «Ока» завелась сразу. Но не поехала.
Аверьянов старший чертыхнулся:
– Не втыкается… Ну, никак! Назад выскакивает.
– Я знаю, – кивнул сын.
– Откуда знаешь?
– Да уже третью неделю она с нейтрали плохо уходит.
– Надо коробку менять.
– Я знаю.
– Я тоже знаю. Но коробка, понимаешь, денег стоит.
– Я знаю.
– Что ты знаешь?
– Что денег нет.
– А где их взять, если опять округ задерживает?
– Это вопрос. Подлежит решению.
– А занимать я ненавижу. Поэтому – где взять?
– Я знаю.
– Что знаешь?
– Где взять, если округ задерживает.
– Где же?
– С матери алименты содрать, – спокойно и равнодушно сказал Алешка. – За все за четыре года. Она нам должна? Должна! И от нее не отвалится.
Николай чуть не взорвался от благородного возмущения:
– Чем у твоей матери денег просить, я лучше пешком пойду!
– Я знаю.
– Что?! Что ты опять знаешь?
– Что ты сейчас пешком пойдешь.
– Это почему я пойду пешком? – из чувства противоречия, сварливо спросил Николай.
– А потому что все – сегодня передача уже не воткнется. Я это еще вчера осознал, – она же хрупнула в конце. Наверняка в коробке пару зубов с шестеренки срезало, – перекаленный металл. Ты же по двору уже на стартере ехал, – думаешь, я не понял?
– Очень ты много понимать стал. Профессор.
– Я и раньше понимал немало.
– Вот и пойдешь теперь пешком!
– Ну, нет! Я-то поеду.
– На этом? – Николай ткнул себе под ноги.
– Нет, вон на том… – Алешка указал вбок на роскошный, новенький, с иголочки «опель» командира полка.
Николай хмыкнул:
– Михалыч за «опель» за свой убьет. Семь лет бабки копил. Ты думаешь, что он стоит-то? Михалыч либо на Егоре, либо на зампотехе на полигон поехал. А свой стоит, оставил, бережет.
– Без пробега машина не живет. – Алексей вышел из «Оки» и направился к «опелю». – Машина ездить должна.
– Да как ты ее откроешь-то? – удивился Николай.
– Я свой сотовый слегка переделал. Смотри! – Алешка достал из кармана сотку и набрал на ней код. «Опель» покорно крякнул. – Центральный замок!
– Ты с ума сошел!
– Я знаю.
– Ты сумасшедший, просто сумасшедший!
– Весь в тебя!
– Я в отношении чужого…
– Поехали. – Увидев, что отец нацелился в педагогику и дидактику, Алешка оборвал его и «дожал»: – Я гарантирую, будет полный тип-топ. Михалыч на мне. Оргвыводов не последует.
– Смотри! Тринадцать лет, и уже такой архаровец.
– Сам заведешь или меня за руль пустишь? – спросил Алексей, садясь на переднее сиденье, рядом с отцом.
– Сам заведу! – с досадой отмахнулся отец, доставая английскую булавку, на которую у него был застегнут внутренний карман с документами, и, заведя ею «опель», расслабился. – Ах, машина! Вот немцы делают! Легко заводится – ну просто слов нет! С пол-оборота: хочешь – спичкой, хочешь – ногтем… – добавил он, трогаясь с места. – Коленом пни – сама и покатится… А мягко идет, просто чудо. Эх, нам бы, Алешка, такой…
– Я понял. Задача поставлена.
– Да это шутка!. Мне и за три жизни этих денег не собрать.
– А я за месяц сделаю.
– От скромности ты не погибнешь.
– Я знаю.
* * *
Возле школы уже никого не было, первый урок уже давно шел.
– Тю-тю автобус твой. Придется догонять. Хуже нет – ждать и догонять!
Выехав на трассу, Николай без труда выжал сто двадцать…
– Мне, Алексей, что-то жрать хочется… Впереди весь день по окопам прыгать.
– Ну, давай поведу!
– Ни в коем случае, это опасно. – Николай достал из кармана пакет с сухим концентратным супом. – Ты просто руль придержи…
Протянув левую руку, сын взял управление на себя. Отец оторвал верх пакета, размял слегка слежавшееся содержимое.
– «Куриный с вермишелью»… Так. Пойдет… – Высыпав пакет себе в рот, Николай покачал головой: – Маловато. Все-таки учения… Что тут еще? «Гороховый с копченостями»… Вот теперь – вполне! …Все! Отпускай, Алешка. Я взял.
– Пакеты пустые куда?
– Положи пока в бардачок, не бросай на дорогу. – Заметив замешательство на лице Алешки, отец добавил: – Да я потом выну, выкину…
* * *
На утренний инструктаж были вызваны только командир полка полковник Боков и его зампотех, майор Савельев.
Инструктаж проходил в огромном поддувном ангаре, еще вчера установленном прибывшей в полк группой гражданских специалистов. Ангар был разделен на отсеки, загроможденные приборами. В середине ангара стоял блестящий алюминиевый контейнер, размером с железнодорожный товарный вагон. Из всех отсеков ангара к контейнеру змеились кабели и провода.
Боков и Савельев, придя на инструктаж и оказавшись среди дюжины гражданских лиц, не посчитавших нужным представиться им, старшим офицерам полка, почувствовали легкое недоумение. С ними, хозяевами полигона, не стали даже просто по-человечески знакомиться, – вызвали на инструктаж, – все! Недоумение Бокова и Савельева быстро переросло в откровенную неприязнь. Никто их в этой приехавшей компании особо в расчет не принимал. Они выполняли роль неизбежных элементов антуража, в лучшем случае – инструментов.
Да их и не пригласили, их просто вызвали – в качестве мальчишек на побегушках: если что-то понадобится от местной инфраструктуры, от людей, от полка, чтоб были всегда под рукой – комполка и зампотех. Могли бы и одним полканом обойтись, конечно, но командиры полков нередко бывают отплывшими от конкретных дел, заточенными на увольнение. Чего ни спросишь – он не в теме. Лампас не светит? И возраст под пятьдесят? Ну, значит, как говорится, – «одной ногой ушел». На пенсию.
Поэтому мало комполка, давай еще и зампотеха – для подстраховки.
Все это было ясно не только приехавшим, но и Бокову с Савельевым, что и рождало чувство неприязни. Да и вообще, чего приперлись? Никто в полку не понимал, с какой целью сюда прибыл автобус с группой гражданских специалистов и четыре трейлера оборудования и приборов.
За прибывшими стоял приказ замминистра обороны: «Обеспечить проведение научно-исследовательских опытно-конструкторских работ, – НИОКР, – команде в составе 35 человек в соответствии с прилагаемым списком…»
На приказе имелась виза их родного главкома – главнокомандующего ВДВ страны. Главком расписался в том, что он, главком, «ознакомлен»… «Ознакомлен»! За все время службы полковник Боков ни разу не видел натуральных подписей такого уровня, – только в факсимильном исполнении.
Бумага была странная еще и потому, что рождала подозрение, что, в отличие от главкома ВДВ РФ, их военный округ «ознакомлен» с происходящим не был и, следовательно, его куда более непосредственный начальник, генерал-майор Макарцев, был не при делах, не в курсе.
Впрочем, нарушения Устава в целом и делопроизводства в частности были последнее десятилетие в порядке вещей; жестко работало только одно неписаное правило: хочешь хорошо уйти на пенсию, больше помалкивай.
Не свисти много. Мало свисти.
Все специалисты были одеты в гражданское, но дисциплина и организованность прибывшей группы настораживала. Вместе с тем прибывшие были, очевидно, и не переодетыми в гражданское военными.
Приехав в пятницу к концу дня, они мгновенно развернули лагерь из восьми каркасно-надувных палаток незнакомой конструкции, за полчаса пробурили скважину, для снабжения себя водой, провели свет, запустив привезенный с собой бесшумно работающий бензиновый генератор… Местная вода, а также местная электросеть их, видно, не устраивали. Они имели все свое, эти 35 спецов. Мгновенно развернулись, обустроились, поужинали и легли спать, выставив охрану, – и это в расположении полка спецназа ВДВ!
Мало того, через полчаса все они уже спали. Никто из них не только не засел до утра пилить пулю, но даже водки не натрескался с дороги.
Когда на другой день, в субботу, они смонтировали здоровый ангар-лабораторию и начали разгружать в него свои ящики из четырех трейлеров, выяснилось, что из приехавших трех с лишним десятков мужиков пятнадцать человек – просто грузчики и такелажники.
– Вы что ж, с собой своих грузчиков возите?! – изумился Боков, повернувшись к старшему из прибывших, седому, суховатому мужику лет шестидесяти.
– А думаете, доверить вашим разгружать – дешевле выйдет? Сомневаюсь, – хмыкнул седой и представился: – Медведев.
Уловив вопросительный взгляд Бокова, Медведев усмехнулся и добавил:
– Это моя фамилия… и должность.
* * *
– Присаживайтесь! – кивнул Медведев, приглашая всех присутствующих к столу. – Я отниму немного вашего времени. …Вы проводите сегодня небольшие учения. Нам нужно будет, – по их итогам – отобрать из ваших один взвод и использовать его затем для своих целей, своих нужд.
– Что это значит «использовать для своих целей» ? – голос Михал Михалыча Бокова был спокоен, но некоторое раздражение отчетливо проступило в интонации. – И какова нужда?
– …Иными словами, – уклонился Медведев от прямо поставленного вопроса, – для одного из взводов полка учения несколько затянутся… Ну, на недельку, на десять дней, допустим. У меня на руках предписание, формальная сторона дела соблюдена. Вот пожалуйста, – он передвинул папку, лежащую перед ним на столе, сантиметров на пять в сторону Михалыча.
– И тем не менее! – не вставая с места, Михалыч качнул головой. – Нам небезразлично, где, как и для чего вы намерены использовать наших служащих. Я ознакомился с вашими документами, но ваша цель так и осталась темна для меня. Понял я только, что им предстоит участие в эксперименте, то есть, по сути, нужно выполнить роль ваших подопытных кроликов, так сказать, извиняюсь…
– Михаил Михайлович хотел бы просто слегка уточнить, чем вы занимаетесь, – тут же решил сгладить ситуацию зампотех, помятуя о высочайшей резолюции Главкома на сопровождающей бумаге. – Что вам здесь нужно, чем мы можем вам помочь и чего нам от вас ждать?
– Мы, собственно, транспортники, так сказать, – пожал плечами Медведев. – В детали вдаваться у меня нет права… в данной аудитории… при данном контингенте… Но, если говорить предельно обобщая, мы разрабатываем новейшие средства транспортировки техники, материалов, живой силы. Сюда приехали в рамках учения – перебросить ваш взвод в точку М-девять, под Хабаровском.
– Где ваше транспортное средство?
– Вот оно, – Медведев указал на контейнер, возвышавшийся неподалеку.
– Это контейнер, я понимаю. Но я-то спрашиваю – где транспортное средство?
– В вашем понимании транспортного средства у нас нет вообще. Просто данный контейнер вместе с людьми, техникой и боеприпасами будет перемещен в М-девять, под Хабаровск.
– С боеприпасами? – брови Михалыча от удивления взлетели вверх.
1 2 3 4 5 6 7
Обычно, когда, выныривая, достигаешь поверхности, первой на воздухе появляется отплевывающаяся, жадно глотающая воздух голова. Сейчас ему этой роскоши не дано: голова должна остаться под водой. Дышать – через стрелу-тростинку. Только. Нельзя вдохнуть сразу, как только оперение «стрелы» окажется на воздухе: в трубке глоток воды, его надо сперва спокойно втянуть в рот и проглотить. Глоток – пустяк. Но если вдохнешь, поперхнешься. А это – мгновенная смерть.
– Смотри, Ахмед! – татарский лучник указал на середину реки, где медленно всплыл труп русского ополченца с торчащей изо рта стрелой. – Он плыл, оглянулся, увидел меня… Испугался. А!!! – лучник потешно изобразил, как русский от удивления и страха раскрыл рот – от лба до груди. Получилось потешно, оба расхохотались. – А я тут – р-р-раз!!! Ты понял, Ахмед?!
– Э-э, врешь! – возразил Ахмед. – Это Кирсай убил. Он всегда стреляет в глаз, в рот или в ухо.
– Я тоже как Кирсай!
– Нет, ты как Кокса…
– Что – как Кокса?
– Такой же болтун!
Ахмед высунул язык едва ли не до живота и заболтал им в воздухе совершенно свободно и непринужденно, как тряпкой.
Оба лучника чуть не упали с коней от смеха.
…Игнач чувствовал, что первый поворот он прошел, Река уже унесла его с самого опасного участка. Теперь надо было слегка подработать рукой, чтобы пройти брод с песчаным перекатом – точно между правой и левой отмелью. Однако шевелиться было очень опасно. Скорость омывающих его потоков увеличивалась, и Игнач понял, что идет правильно, – так вышло само собой. Наконец-то судьба улыбнулась хоть в чем-то ему!
Он плыл, делая длиннейшие вдохи и выдохи, ощущая, что окоченел настолько, что у тела нет сил уже даже и на дрожь. Мальки пескарей, гольцов, крошечные, раз в пять короче мизинца, стали вдруг что-то выбирать у него из ресниц широко открытых неподвижных глаз, смотрящих сквозь воду вверх, в небо. Мальки нашли у него что-то съестное и стали жадно ощипывать ресницы, как козы весенний кустарник. Это было не больно, но беспокоило. «Чем там можно разжиться, в ресницах, в уголках глаза? Только слезами», – подумал Игнач.
По броду, который он только что успешно миновал, пошла к Городу – сотня за сотней – татарская конница. Мальки мгновенно исчезли, как их сдуло.
* * *
Солнце село, но темней не стало, – Город занялся большим огнем…
Апоница, оставшийся один на верхней галерее, стоял и смотрел, как умирает Город, в котором прошла вся его жизнь. Никаких мыслей, молитв и надежд не было в его голове. Он просто стоял и держал в руках мешок.
Невыносимо жаркий дым имел особый запах – горящей плоти людской, крови, горящего скарба и утвари, служившей долгие годы и впитавшей в себя жизнь поколений.
Ужасный, выжигающий глаза и душу дым: никому не дай Бог! Забудешь все, но этот запах дыма – не забудешь.
Внезапно в памяти Апоницы всплыло какое-то в детстве услышанное печальное сказание о каком-то Городе, может быть, Китеже, о том, что не осталось во Граде ни одного живого: о том, что все равно умерли и единую чашу смертную испили. « И не было тут ни стонущего, ни плачущего, – ни отца и матери о детях, ни детей об отце и матери, ни брата о брате, ни сродников о сродниках, но все вместе лежали мертвые. И было все то за грехи наши».
Внизу бушевало пламя, охватившее уже княжий терем, но старый, мудрый княжеский советник Апоница знал, что он не умрет в огне.
Гораздо раньше он задохнется в дыму.
* * *
Сзади хлестнуло огнем, конь рванулся вперед, но лед перед ним вдруг затрещал, потемнел… Конь всхрапнул, встал на дыбы, не желая двигаться вперед, и тут же лед начал с треском ломаться, так быстро, что первые три крестоносца провалились в воду почти одновременно. Черная апрельская вода Чудского озера…
– Алешка, а ведь мы опоздали!
Коля Аверьянов с трудом растолкал, вернул сына к действительности:
– Давай быстрей! Будильник не прозвонил.
– Как?!
– Старый. Его купили, когда мне было тринадцать, как тебе сейчас.
– Они провалились под лед!
– Кто они?
– Рыцари. На Чудском озере.
– Вот тоже, удивил! Быстрей, подъем!
– Папа! – Алешка не спеша сел на кровати и зевнул. – Кто понял жизнь, тот не спешит, – ты знаешь?
– Мне сегодня на полигон. Очередная показуха. Однодневные учения, смех. Но к девяти не прибуду – голову снимут.
– А у нас сегодня полдня, до обеда, – автобусная экскурсия.
– Куда?
– Не знаю. Сначала в райцентр, а там уж прояснится. Но что-то по истории, сказали.
– Ты опять эту ковбойку надеваешь? Ты ее третью неделю, по-моему, уже носишь…
– Да, вещь проверенная.
– Причем не стирая!
– От стирки вещи садятся.
– Ну-ка сейчас же в душ и смени рубашку!
– Я в душе был. У меня железное правило: что-то одно должно быть вымыто. Или ноги, или носки. Например.
– Я говорю тебе: смени ковбойку!
– Сменить – на что? Там все такие. Из двух зол выбирают меньшее.
– Хочешь сказать, что у тебя осталось только две ковбойки?
– Почему «хочу сказать»? Я уже сказал. …Только ты не пыли, папа! Хочешь – останусь и закачу большую стирку. Тебе заодно тренировочный костюм выстираю… Сегодня ж экскурсия до обеда. Приду в школу к двенадцати.
– К двенадцати?!
– Могу вообще прогулять, насквозь. Не вопрос.
– Выдумал! Если даже и опоздал, догоним автобус на трассе. Мне все равно в том же направлении. Есть чего будешь?
– Да нет… Давай офицерский завтрак.
Аверьянов-отец открыл холодильник, достал кувшин с кипяченой водой, разлил воду по двум стоящим на кухонном столе не вполне мытым стаканам с остатками чайной заварки…
– Готово! Алешка, не тяни резину.
Алексей вышел на кухню. Отец с сыном взяли по стакану, кивнули друг другу:
– С добрым утром!
Отец выпил свой стакан воды залпом, вместе с чаинками.
Алешка набрал полон рот, сбрызнул листья цветка, стоящего на подоконнике. Остаток воды в стакане вылил в горшок, под корень растения:
– Пусть закаляется.
Цветок не выглядел закаленным невзгодами мощным растением. Скорее он косил на случайно выжившую жертву террориста.
– Поехали!
* * *
Старенькая разбитая «Ока» завелась сразу. Но не поехала.
Аверьянов старший чертыхнулся:
– Не втыкается… Ну, никак! Назад выскакивает.
– Я знаю, – кивнул сын.
– Откуда знаешь?
– Да уже третью неделю она с нейтрали плохо уходит.
– Надо коробку менять.
– Я знаю.
– Я тоже знаю. Но коробка, понимаешь, денег стоит.
– Я знаю.
– Что ты знаешь?
– Что денег нет.
– А где их взять, если опять округ задерживает?
– Это вопрос. Подлежит решению.
– А занимать я ненавижу. Поэтому – где взять?
– Я знаю.
– Что знаешь?
– Где взять, если округ задерживает.
– Где же?
– С матери алименты содрать, – спокойно и равнодушно сказал Алешка. – За все за четыре года. Она нам должна? Должна! И от нее не отвалится.
Николай чуть не взорвался от благородного возмущения:
– Чем у твоей матери денег просить, я лучше пешком пойду!
– Я знаю.
– Что?! Что ты опять знаешь?
– Что ты сейчас пешком пойдешь.
– Это почему я пойду пешком? – из чувства противоречия, сварливо спросил Николай.
– А потому что все – сегодня передача уже не воткнется. Я это еще вчера осознал, – она же хрупнула в конце. Наверняка в коробке пару зубов с шестеренки срезало, – перекаленный металл. Ты же по двору уже на стартере ехал, – думаешь, я не понял?
– Очень ты много понимать стал. Профессор.
– Я и раньше понимал немало.
– Вот и пойдешь теперь пешком!
– Ну, нет! Я-то поеду.
– На этом? – Николай ткнул себе под ноги.
– Нет, вон на том… – Алешка указал вбок на роскошный, новенький, с иголочки «опель» командира полка.
Николай хмыкнул:
– Михалыч за «опель» за свой убьет. Семь лет бабки копил. Ты думаешь, что он стоит-то? Михалыч либо на Егоре, либо на зампотехе на полигон поехал. А свой стоит, оставил, бережет.
– Без пробега машина не живет. – Алексей вышел из «Оки» и направился к «опелю». – Машина ездить должна.
– Да как ты ее откроешь-то? – удивился Николай.
– Я свой сотовый слегка переделал. Смотри! – Алешка достал из кармана сотку и набрал на ней код. «Опель» покорно крякнул. – Центральный замок!
– Ты с ума сошел!
– Я знаю.
– Ты сумасшедший, просто сумасшедший!
– Весь в тебя!
– Я в отношении чужого…
– Поехали. – Увидев, что отец нацелился в педагогику и дидактику, Алешка оборвал его и «дожал»: – Я гарантирую, будет полный тип-топ. Михалыч на мне. Оргвыводов не последует.
– Смотри! Тринадцать лет, и уже такой архаровец.
– Сам заведешь или меня за руль пустишь? – спросил Алексей, садясь на переднее сиденье, рядом с отцом.
– Сам заведу! – с досадой отмахнулся отец, доставая английскую булавку, на которую у него был застегнут внутренний карман с документами, и, заведя ею «опель», расслабился. – Ах, машина! Вот немцы делают! Легко заводится – ну просто слов нет! С пол-оборота: хочешь – спичкой, хочешь – ногтем… – добавил он, трогаясь с места. – Коленом пни – сама и покатится… А мягко идет, просто чудо. Эх, нам бы, Алешка, такой…
– Я понял. Задача поставлена.
– Да это шутка!. Мне и за три жизни этих денег не собрать.
– А я за месяц сделаю.
– От скромности ты не погибнешь.
– Я знаю.
* * *
Возле школы уже никого не было, первый урок уже давно шел.
– Тю-тю автобус твой. Придется догонять. Хуже нет – ждать и догонять!
Выехав на трассу, Николай без труда выжал сто двадцать…
– Мне, Алексей, что-то жрать хочется… Впереди весь день по окопам прыгать.
– Ну, давай поведу!
– Ни в коем случае, это опасно. – Николай достал из кармана пакет с сухим концентратным супом. – Ты просто руль придержи…
Протянув левую руку, сын взял управление на себя. Отец оторвал верх пакета, размял слегка слежавшееся содержимое.
– «Куриный с вермишелью»… Так. Пойдет… – Высыпав пакет себе в рот, Николай покачал головой: – Маловато. Все-таки учения… Что тут еще? «Гороховый с копченостями»… Вот теперь – вполне! …Все! Отпускай, Алешка. Я взял.
– Пакеты пустые куда?
– Положи пока в бардачок, не бросай на дорогу. – Заметив замешательство на лице Алешки, отец добавил: – Да я потом выну, выкину…
* * *
На утренний инструктаж были вызваны только командир полка полковник Боков и его зампотех, майор Савельев.
Инструктаж проходил в огромном поддувном ангаре, еще вчера установленном прибывшей в полк группой гражданских специалистов. Ангар был разделен на отсеки, загроможденные приборами. В середине ангара стоял блестящий алюминиевый контейнер, размером с железнодорожный товарный вагон. Из всех отсеков ангара к контейнеру змеились кабели и провода.
Боков и Савельев, придя на инструктаж и оказавшись среди дюжины гражданских лиц, не посчитавших нужным представиться им, старшим офицерам полка, почувствовали легкое недоумение. С ними, хозяевами полигона, не стали даже просто по-человечески знакомиться, – вызвали на инструктаж, – все! Недоумение Бокова и Савельева быстро переросло в откровенную неприязнь. Никто их в этой приехавшей компании особо в расчет не принимал. Они выполняли роль неизбежных элементов антуража, в лучшем случае – инструментов.
Да их и не пригласили, их просто вызвали – в качестве мальчишек на побегушках: если что-то понадобится от местной инфраструктуры, от людей, от полка, чтоб были всегда под рукой – комполка и зампотех. Могли бы и одним полканом обойтись, конечно, но командиры полков нередко бывают отплывшими от конкретных дел, заточенными на увольнение. Чего ни спросишь – он не в теме. Лампас не светит? И возраст под пятьдесят? Ну, значит, как говорится, – «одной ногой ушел». На пенсию.
Поэтому мало комполка, давай еще и зампотеха – для подстраховки.
Все это было ясно не только приехавшим, но и Бокову с Савельевым, что и рождало чувство неприязни. Да и вообще, чего приперлись? Никто в полку не понимал, с какой целью сюда прибыл автобус с группой гражданских специалистов и четыре трейлера оборудования и приборов.
За прибывшими стоял приказ замминистра обороны: «Обеспечить проведение научно-исследовательских опытно-конструкторских работ, – НИОКР, – команде в составе 35 человек в соответствии с прилагаемым списком…»
На приказе имелась виза их родного главкома – главнокомандующего ВДВ страны. Главком расписался в том, что он, главком, «ознакомлен»… «Ознакомлен»! За все время службы полковник Боков ни разу не видел натуральных подписей такого уровня, – только в факсимильном исполнении.
Бумага была странная еще и потому, что рождала подозрение, что, в отличие от главкома ВДВ РФ, их военный округ «ознакомлен» с происходящим не был и, следовательно, его куда более непосредственный начальник, генерал-майор Макарцев, был не при делах, не в курсе.
Впрочем, нарушения Устава в целом и делопроизводства в частности были последнее десятилетие в порядке вещей; жестко работало только одно неписаное правило: хочешь хорошо уйти на пенсию, больше помалкивай.
Не свисти много. Мало свисти.
Все специалисты были одеты в гражданское, но дисциплина и организованность прибывшей группы настораживала. Вместе с тем прибывшие были, очевидно, и не переодетыми в гражданское военными.
Приехав в пятницу к концу дня, они мгновенно развернули лагерь из восьми каркасно-надувных палаток незнакомой конструкции, за полчаса пробурили скважину, для снабжения себя водой, провели свет, запустив привезенный с собой бесшумно работающий бензиновый генератор… Местная вода, а также местная электросеть их, видно, не устраивали. Они имели все свое, эти 35 спецов. Мгновенно развернулись, обустроились, поужинали и легли спать, выставив охрану, – и это в расположении полка спецназа ВДВ!
Мало того, через полчаса все они уже спали. Никто из них не только не засел до утра пилить пулю, но даже водки не натрескался с дороги.
Когда на другой день, в субботу, они смонтировали здоровый ангар-лабораторию и начали разгружать в него свои ящики из четырех трейлеров, выяснилось, что из приехавших трех с лишним десятков мужиков пятнадцать человек – просто грузчики и такелажники.
– Вы что ж, с собой своих грузчиков возите?! – изумился Боков, повернувшись к старшему из прибывших, седому, суховатому мужику лет шестидесяти.
– А думаете, доверить вашим разгружать – дешевле выйдет? Сомневаюсь, – хмыкнул седой и представился: – Медведев.
Уловив вопросительный взгляд Бокова, Медведев усмехнулся и добавил:
– Это моя фамилия… и должность.
* * *
– Присаживайтесь! – кивнул Медведев, приглашая всех присутствующих к столу. – Я отниму немного вашего времени. …Вы проводите сегодня небольшие учения. Нам нужно будет, – по их итогам – отобрать из ваших один взвод и использовать его затем для своих целей, своих нужд.
– Что это значит «использовать для своих целей» ? – голос Михал Михалыча Бокова был спокоен, но некоторое раздражение отчетливо проступило в интонации. – И какова нужда?
– …Иными словами, – уклонился Медведев от прямо поставленного вопроса, – для одного из взводов полка учения несколько затянутся… Ну, на недельку, на десять дней, допустим. У меня на руках предписание, формальная сторона дела соблюдена. Вот пожалуйста, – он передвинул папку, лежащую перед ним на столе, сантиметров на пять в сторону Михалыча.
– И тем не менее! – не вставая с места, Михалыч качнул головой. – Нам небезразлично, где, как и для чего вы намерены использовать наших служащих. Я ознакомился с вашими документами, но ваша цель так и осталась темна для меня. Понял я только, что им предстоит участие в эксперименте, то есть, по сути, нужно выполнить роль ваших подопытных кроликов, так сказать, извиняюсь…
– Михаил Михайлович хотел бы просто слегка уточнить, чем вы занимаетесь, – тут же решил сгладить ситуацию зампотех, помятуя о высочайшей резолюции Главкома на сопровождающей бумаге. – Что вам здесь нужно, чем мы можем вам помочь и чего нам от вас ждать?
– Мы, собственно, транспортники, так сказать, – пожал плечами Медведев. – В детали вдаваться у меня нет права… в данной аудитории… при данном контингенте… Но, если говорить предельно обобщая, мы разрабатываем новейшие средства транспортировки техники, материалов, живой силы. Сюда приехали в рамках учения – перебросить ваш взвод в точку М-девять, под Хабаровском.
– Где ваше транспортное средство?
– Вот оно, – Медведев указал на контейнер, возвышавшийся неподалеку.
– Это контейнер, я понимаю. Но я-то спрашиваю – где транспортное средство?
– В вашем понимании транспортного средства у нас нет вообще. Просто данный контейнер вместе с людьми, техникой и боеприпасами будет перемещен в М-девять, под Хабаровск.
– С боеприпасами? – брови Михалыча от удивления взлетели вверх.
1 2 3 4 5 6 7