А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Колода была новенькая, упругие короли, валеты, тузы, дамы трещали и щелкали друг об друга, как кастаньеты, пестрыми веерами разлетаясь по наборному инкрустированному столику.
Дон Манеко снисходительно кивал хищно загнутым клювом своей орлиной головы. Туз червей в компании симпатичной дамы пик и моложавого бубнового короля откровенно свидетельствовал как о пылких чувствах пожилого сеньора, так и о том, что его страсть не останется безответной. То, что вслед за этим симпатичным марьяжем из колоды вылетели сразу три трефы, от семерки до туза, означавшие дорогу, хлопоты и казенный дом в конце нелегкого пути, несколько охладило пророческий пыл дона Росендо: перспектива рисовалась сомнительная, и прямо предсказывать дону Манеко вероятность заключения в тюремную камеру сейчас было бы как минимум неосмотрительно. И потому дон Росендо невнятно пробормотал что-то насчет денежных хлопот и банка, который вполне мог сойти за казенный дом, а вслед за этим выбросил на столешницу бубнового туза, предусмотрительно скрываемого в широком рукаве усыпанной звездами мантии.
— О, что здесь происходит! — воскликнул предсказатель при виде открывшейся карты. — Вас ждет внезапное обогащение! Не иначе как банк вкладывает ваши капиталы в покупку чрезвычайно перспективных акций, вы нанимаете агента, он играет на бирже, и ваше состояние возрастает до фантастических размеров!
— Терпеть не могу этих биржевых мазуриков! — глухо прозвучал голос из-под клювастой маски. — Предпочитаю иметь дело с лошадиными барышниками: тут, по крайней мере, можешь собственными руками пощупать предлагаемый товар и не попасться на удочку ловкого проходимца!
— О да, дядюшка! — ловко подхватила разговор донья Лусия. — Хотела бы я посмотреть на того жулика, который сумел бы всучить вам бракованную лошадь!
Дон Манеко полыценно ухмыльнулся, откинувшись на спинку кресла, а предсказатель тем временем уже раскинул карточный веер перед его очаровательной свояченицей. Здесь карты уже не давали столь четкой и определенной картины: в настоящем выпадали сердечные беспокойства, отнюдь не связанные с плохим самочувствием сеньориты, а в будущем между дамой червей и все тем же бубновым королем то и дело возникал трефовый валет с огненным взглядом из-под густых бровей и изящно закрученными каштановыми усами. Дон Росендо бормотал на этот счет что-то не вполне внятное, мягким кошачьим движением смахивал со стола глянцевые картинки, но стоило ему вновь открыть «рубашки» разложенного карточного веера, как валет треф с упорством бретера занимал свое скандальное место. Теперь и дон Манеко не отрываясь глядел на руки предсказателя, чьи пальцы и кожа на тыльной стороне ладоней свидетельствовали о его возрасте гораздо более внятно и правдиво, нежели седые жесткие кольца бороды, выбегающие из-под нижнего обреза маски и спутанными колтунами прикрывавшие концы шейного платка.
Это несоответствие, по-видимому, не ускользнуло и от внимания доньи Лусии; теперь она не столько следила за карточными комбинациями, сколько вглядывалась в узкие глазные прорези, за которыми черными углями сверкали глаза звездочета. Дон Росендо поймал ее взгляд и теперь уже тасовал и выкладывал карты практически вслепую, лишь иногда, чисто машинально, проверяя наколотый по углам крап подушечками пальцев.
Казенный дом, пустые хлопоты, враги, поражения, болезнь — несчастья обрушивались на дона Манено подобно стенам и крыше дома, попавшего в эпицентр землетрясения.
И вдруг в какой-то момент все трое, в том числе донья Лусия, поняли, что случилось нечто фантастическое: карточные персонажи вышли из повиновения заклинателя и зажили собственной, подчиненной совсем иным законам жизнью. В этой жизни не было ни прошлого, ни будущего, было одно сплошное настоящее, и потому, если кто-либо хотел узнать, что с ним сбудется в ближайшем или отдаленном будущем, карты разыгрывали это событие так, как если бы оно уже совершалось на глазах взволнованного вопрошателя. Их язык был, разумеется, отличен от обычного человеческого языка, но для посвященного его туманные и загадочные периоды не представляли неразрешимой тайны.
Следует, однако, сказать, что ни дон Манеко, ни донья Лусия, ни даже сам дон Росендо не были особенно искушены в многозначной символике карточных комбинаций, но постижение пришло внезапно, как озарение, в тот же миг, как молодой человек — звездочет, маг, заклинатель — почувствовал, что колода уже не повинуется его чувствительным пальцам. И вот уже теперь все трое читали свои судьбы с такой легкостью, с какой обыватель пробегает за чашкой чая жирные заголовки утренних газет: новости торговли, сплетни, биржевые страсти, ограбления, убийства, судебные отчеты, поздравления и, наконец, колонка некрологов в скорбных типографских рамочках с черными бантиками по углам. Но если эта полиграфическая панорама в большинстве случаев оставляет обывателя равнодушным, кроме, быть может, сообщений о смерти близких когда-то людей или о выходящих из ряда вон преступлениях, то сухо щелкающий по наборной столешнице глас карточного оракула звучал в ушах дона Манеко подобно вою иерихонских труб, от которого рухнули неприступные крепостные стены.
Ни внезапного богатства, ни счастливого брака, ничего, кроме зловещей пиковой масти, обступавшей горбоносого короля бубен сотней глянцевых, ядовито-черных наконечников. Поражение следовало за поражением, коварные планы либо рушились, либо оборачивались против составителя, а «клад Монтесумы», то, что понимал дон Манеко под внезапным обогащением, таил в себе не только казенный дом, но и гибель своего настойчивого соискателя.
Перед доньей Лусией разворачивались совсем другие перспективы: карточные веера играли красками и представлялись девушке в виде букетов пышных роз, подносимых ей молодым кабальеро, сбросившим свое карнавальное обличье. Теперь их глаза встречались все чаще, а взгляды были полны такой страсти, что, если бы озлобленный предсказаниями дон Манеко внес в их скрещенье срезанный кончик своей сигары, не исключено, что он бы затлел и закурился тонкой струйкой дыма.
— Чушь!.. Бред!.. — чуть слышно бормотал почтенный дон, всовывая сигару в узкую щель между половинками орлиного клюва. — Этот щенок, мальчишка вздумал провести меня, дона Манеко Уриарте, владевшего этим ранчо и всем, что лежит в его окрестностях, еще в те времена, когда он на ощупь искал сосок материнской груди!.. Наглеца надо осадить! В моих погребах, я надеюсь, еще найдется свободная кладовочка, прикрытая железной дверцей с решетчатым оконцем! Но все надо проделать незаметно, чтобы никто ничего не заподозрил…
Дон Манеко отвел сигару в сторону и как бы невзначай стряхнул пепел на разбросанные по столешнице карты. Для четырех рослых слуг, стоявших за спинками кресел и неотрывно наблюдавших за всем, что происходит на площадке для танцев, этот знак был сигналом к тому, что собеседник хозяина должен незаметно исчезнуть из поля зрения участников карнавала. Способ был уже отработан: обойти сидящего предсказателя со спины и, закрыв его от случайных любопытных взглядов, оглушить легким тычком пальца в сонную артерию.
Занятые приведением этого нехитрого плана в действие, все четверо не придали значения приближению странной танцевальной пары: высокой страховидной сеньоры, чьи плечи и грудь буквально утопали в волнах кружевного жабо, и изящного Арлекина, вьющегося вокруг своей дамы наподобие ночного мотылька, оплетающего невидимой паутиной потрескивающий фитилек масляной плошки. Пара, казалось, тоже не обращала внимания на то, что творится на веранде, но едва широкие спины слуг закрыли от танцующих звездчатую мантию и остроконечный колпак дона Росендо, как жабо, платье и деревянная маска с шорохом упали к ногам сеньоры и из всей этой мишуры, подобно Афродите, рождающейся из морской пены, возник знакомый стройный силуэт в черной полумаске и неизменной черной шляпе, опоясанной алой лентой вокруг широкой тульи.
Вся метаморфоза случилась так мгновенно, что прежде чем кто-то крикнул: «Зорро!» — двое из четверых слуг уже корчились на досках веранды, а еще двое дрожащими руками выдергивали из-за широких кушаков ножи. Но пустить свое оружие в ход они так и не успели: звездочет с неожиданной для его возраста прытью набросил на ближайший клинок тяжелый бархатный край своей мантии и, пока растерянный слуга соображал, откуда взялась эта неожиданная помеха, сомкнутыми костяшками пальцев ударил его в кадык. Тем временем Зорро успел управиться с последним, четвертым противником, но шум и суета потасовки уже привлекли внимание не только гостей дона Манеко, но и многочисленных охранников, изрядная часть которых была так же облачена в различные костюмы и маски, что позволяло им до поры до времени ничем не выделяться из толпы.
Однако теперь пришло время приступить к исполнению своих прямых обязанностей: кто-то сбросил маску, кто-то в несколько рывков высвободился из пышных юбок, гости отступили, и вскоре Зорро, Касильда и дон Росендо оказались лицом к лицу примерно с дюжиной крепких молодцов, наступавших на них со всех сторон площадки постепенно сжимающейся дугой. Музыканты также оставили свои инструменты и, вооружившись кто кинжалом, кто коротенькой шпажкой, приготовились принять участие в столь неравной на первый взгляд схватке.
Дон Росендо, успевший уже сбросить тяжелую мантию, оглянулся назад, дабы беглым взглядом определить возможность отступления внутрь дома дона Манеко, но хозяин был начеку: он опрокинул столик, сдвинул кресла, нырнул за их высокие спинки и выставил поверх них два длинноствольных кольта с взведенными курками. Растерявшаяся донья Лусия как будто сделала какое-то движение в сторону дядюшки, но, опасаясь, что любой неосторожный жест с ее стороны может привести к выстрелу, остановилась на полпути.
— Взять живьем! Живьем! — глухо рычал из-под орлиной маски дон Манеко. — Пора не только узнать, кто пытается творить правосудие на свой манер, но и публично наказать наглеца и его, как мы теперь не сомневаемся, сообщников!
Отступать было некуда, оставалось лишь драться в расчете на то, что приказ дона Манеко все же не останется в пренебрежении и это даст обороняющимся определенные преимущества. Сперва все так и происходило: дон Росендо, Зорро и Касильда отступили к центру площадки и, встав спина к спине, весьма успешно отражали наскоки нападавших, которые, впрочем, старались не столько причинить своим противникам какие-либо увечья, сколько вымотать их до такого состояния, когда можно будет просто повязать смутьянов при помощи волосяных лассо.
Но до этого дело не дошло; после четверти часа яростных, но практически безвредных для обеих сторон выпадов Зорро вдруг издал тонкий пронзительный свист, в ответ на который из глубины сада послышалось звонкое заливистое ржанье. Нападавшие сперва не придали этому звуку особого значения, но когда из галереи послышался глухой конский топот и на площадку с грохотом взлетел черный, как влажная сажа, жеребец, первыми сдали нервы именно у дона Манеко. Раздалось сразу несколько выстрелов, и веранду окутали рваные клочья порохового дыма. Но выпущенные доном Манеко пули не причинили жеребцу ни малейшего вреда; он вскочил на помост всеми четырьмя копытами и тут же открыл против нападавших некое подобие второго фронта, обрушив на их спины и затылки удары своих стальных подков. В наступившей суматохе дон Росендо вдруг услыхал над самым ухом чей-то удивительно знакомый голос:
— Вы прибыли верхом?
Дон Росендо повернул голову, и его взгляд уперся в овальные прорези маски, из которых смотрели тоже удивительно знакомые глаза. Ему даже показалось, что таинственный незнакомец слегка подмигнул в знак того, что ни время, ни место не располагают к тому, чтобы немедленно заняться подтверждением внезапной догадки. «Сеньор Диего!» — едва не воскликнул дон Росендо, но вместо этого лишь коротко согласно кивнул в ответ на заданный вопрос.
— Тогда за мной! — властно приказал Зорро и, поймав за узду подскочившего жеребца, одним рывком посадил на его холку Касильду-Арлекина. Следом за сестрой в седле очутился дон Росендо, сам Зорро вскочил на круп и, отбиваясь от кинжальных и шпажных выпадов, пустил жеребца крупным галопом. Площадка тут же осталась позади, обступившие ее разряженные зеваки раздались в стороны, а дон Росендо и Касильда едва успели пригнуть головы, когда Торнадо — а это был, разумеется, он — устремился в одну из обрамленных цветочными арками галерей. Скорость, с которой жеребец понесся в сторону конюшни, оказалась отнюдь не лишней; хотя нападавшие отстали, из боковых беседок вслед беглецам порой-таки щелкали запоздалые выстрелы.
В конюшне дон Росендо и Касильда отыскали своих лошадей, и пока разбуженные выстрелами конюхи пытались сообразить, не подобрались ли к ним воспользовавшиеся праздничной суматохой конокрады, брат и сестра были уже в седлах. Зорро поджидал их на выходе, а когда вся троица подскакала к воротам, его могучий Торнадо во мгновение ока успокоил двух не в меру ретивых стражников ударами крепких копыт.
— Вас с сестрой, разумеется, вычислят, — проговорил Зорро, когда беглецы вылетели на дорогу и оказались уже в таком отдалении от ранчо, что смогли перевести лошадей на неторопливую рысь. — Кроме того, — продолжал он ровным бесстрастным голосом, — вас могут заподозрить не только в знакомстве со мной, но и в предварительном сговоре с целью ограбления, а то и убийства хозяина ранчо сеньора Манеко Уриарте!
— Где доказательства? — нетерпеливо перебил дон Росендо.
— Нас видела вместе добрая сотня народу, — сказал Зорро, — и если вы сейчас сидите на спине собственной лошади, то конюхи дона Манеко без труда определят и донесут своему хозяину, в какие костюмы были одеты всадники исчезнувших из конюшни лошадей. К утру все костюмы и маски будут сброшены, а когда гости начнут разъезжаться по домам, сам дон Манеко без труда поймет, кто из них первым покинул его гостеприимные апартаменты!
— Но прием был действительно роскошный, надо отдать сеньору должное, — вступила в беседу дотоле молчавшая Касильда.
— Дон Манеко всегда умел соразмерять цели и средства, — загадочно усмехнулся в ответ Зорро, — так что держитесь настороже, не исключено, что шериф не только заготовил постановление о вашем аресте, но и собственноручно сочинил протокол первого допроса!
— НО на каком основании?! — вспылил дон Росендо.
— О, вы еще не знакомы с местными нравами! — вздохнул в ответ Зорро. — Был бы человек, а дело всегда найдется — так говорят здесь дон Манеко, шериф и им подобные!.. За каждым что-то водится, иначе просто не бывает, потому что не может быть никогда!
— Но как же факты? — воскликнул дон Росендо. — Ведь в каждом случае должны быть хоть какие-то доказательства!
— О фактах не беспокойтесь, — небрежно бросил Зорро, — за ними дело не станет! Тем более что первый параграф неписаного судебного устава, составленного, как вы понимаете, тем же доном Манеко, гласит: если факты не согласуются с выдвинутым обвинением — тем хуже для фактов!
— Но когда этот устав пытаются применить на практике, появляется благородный Зорро и восстанавливает попранную справедливость? — спросила Касильда, искоса поглядывая на черного всадника.
— Я полагаю, вы преувеличиваете значение этого персонажа, — сказал Зорро таким тоном, словно речь шла о каком-то постороннем сеньоре, — он такой же человек, как и все прочие. Дело не в самом Зорро, и даже не в тех случаях, когда ему действительно удалось оказаться в нужном месте в нужное время…
— А в чем же? — быстро перебил дон Росендо, чей слух мгновенно уловил знакомую, уже где-то слышанную формулу: время и место. Теперь он уже почти не сомневался, что под черной маской скрывается не кто иной, как дон Диего де ла Вега, но «условия игры», как он тут же назвал про себя сложившиеся между ними отношения, не позволяли ему в открытую заявить о своей догадке.
— В чем? — задумчиво переспросил Зорро. — Быть может, в том, что Зорро как бы есть и его одновременно нет, в том, что Зорро не столько человек — человека можно убить, захватить в плен, сорвать маску, предать суду, — сколько идея. В том, что Зорро может стать каждый, для кого такие слова, как «справедливость», «честь», «благородство», — не пустые звуки. Все остальное: маска, плащ, конь — это мишура, маскарад, доступные каждому! Вспомните хотя бы нынешний карнавал: кем только не вырядились наши почтенные сеньоры и сеньориты, лишь бы выскочить из своей до смерти надоевшей шкуры!
— Тем не менее никто из них не осмелился принять обличье благородного Зорро! — усмехнулась Касильда.
— Этот образ слишком ко многому обязывает, — возразил собеседник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36