Шли годы, проходили десятилетия… Еврейская колония, благополучно жившая в благодатной земле Гесем, быстро увеличивалась. Настала, наконец, пора, когда евреи стали весьма заметной частью египетского населения. Они доставляли в столицу продукты своего труда, налаживали торговые связи, так что встретить еврея на улице столицы было не редкостью. Когда-то одинокая и экзотическая группа, отселенная в сторону, сделалась многочисленной и, благодаря своему богатству и связям, достаточно влиятельной. В годы урожаев они, по давнему обычаю, введенному Иосифом, запасали много продуктов, чтобы в засушливый период продать их втридорога. Все это возбуждало в соседях зависть и недоброжелательность. Стычки, драки и потасовки между евреями и египтянами случались очень часто, иногда не обходилось без кровопролития, а то и убийства.
К тому времени, о котором сейчас пойдет речь в связи с великим пророком и законодателем израильтян Моисеем, положение евреев в Египте сильно ухудшилось. Прошло без малого четыреста лет со дня смерти Иосифа. Новый правитель Египта фараон Аменофид, восстановивший старую династию, существовавшую еще до Иосифа, не слышал даже этого имени. Все заслуги спасителя египтян от голодной смерти, мудрого устроителя их государства были забыты, и даже само имя его разбили в прах вместе с теми глиняными дощечками, на которых оно когда-то красовалось в окружении почетных титулов.
Новый фараон всячески притеснял евреев. Он считал их из-за их многочисленности и сплоченности потенциальной опасностью для государства, поскольку, будучи чужеземцами, они могли в случае войны соединиться с противником. Правда, никаких фактов, свидетельствующих о будущей измене, у фараона не было, но, считая себя мудрым и дальновидным, он в фактах не нуждался.
В годы правления Аменофида положение евреев в Египте походило на плен, Да таким оно по существу уже и стало. Их использовали подобно дешевому рабочему скоту на большом строительстве города Раамсеса, а также на постройке зернохранилищ и военных складов в Пифоме. Надсмотрщики с бичами и палками в руках заставляли трудиться от зари до зари под палящим солнцем, давая пищи и воды лишь столько, чтобы невольники могли все же таскать камни, месить глину и обжигать кирпичи. Здесь был явный расчет на убыль еврейской общины от болезней и смертей. Однако смертность, на взгляд фараона, возрастала медленнее, чем этого ему хотелось. Тогда он призвал повивальных бабок, пользовавших еврейских женщин, и приказал им умерщвлять младенцев мужского пола. Смиренно выслушав приказ, повивальные бабки и не подумали его выполнять. Тогда фараон снова призвал их - для устрашающего допроса. Однако женщины держались исключительно смело, оправдывая себя тем, что они, дескать, не поспевают к роженицам, разрешающимся от бремени еще до их прихода. «Еврейские женщины, - сказали они со скрытой насмешкой, - не так, как египетские; они здоровы, ибо прежде, нежели придет к ним повивальная бабка, они уже рождают».
Израильский народ криками приветствий встретил вернувшихся от фараона, выстроил им прекрасные дома и передал память о них всем будущим поколениям.
Тогда фараон приказал стражникам и палачам отбирать новорожденных мальчиков и топить их в Ниле.
С этого страшного дня горе накрыло своим черным плащом всю долину Гесем, она постоянно оглашалась плачем и воплями, мольбами и проклятиями. Казалось, конец израильского народа неизбежен: пройдет всего лишь несколько поколений и в долине Гесем не останется ни одного из потомков Иакова.
Выйти же за пределы Египта, чтобы в родной земле Ханаанской или в других землях и царствах продлить свой род, евреям запрещалось.
Спасение Моисея.
Они и впрямь оказались в плену.
Египетский плен был тем более ужасен, что предполагал полное истребление еврейского народа.
Правда, не надо забывать, что на ханаанских просторах, не давая о себе никаких вестей в Египет, укоренялась между тем широколистная ветвь, пошедшая от могучего ствола Исава.
История словно подстраховывала египетских пленников.
И вот в это время, о котором идет рассказ, в темный год фараонова гонения, у одной еврейской женщины, по имени Иохаведа, и ее мужа Амром а родился мальчик необыкновенной красоты и прелести. Мать решила во, что бы то ни стало, любой хитростью спасти младенца. В семье уже был один мальчик, трехлетний Аарон, счастливо родившийся до указа об истреблении, и росла дочь Мариам.
В течение трех месяцев Иохаведа успешно прятала своего ребенка от стражников то в чулане, то на чердаке, то в каком-либо другом укромном месте. Но ребенок развивался так стремительно, оказался таким живым и голосистым, что скрывать его становилось все труднее и труднее. Правда, наличие еще двух детей отчасти спасало дело, так как стоило младенцу поднять крик, как Аарон и Мариам начинали носиться по дому, затевая шумную игру, чтобы заглушить голосок младшего брата. И все же опасность, что мальчик будет обнаружен, нарастала буквально с каждым днем. Стража и надсмотрщики аккуратно обходили дома евреев, и Иохаведа каждый раз с ужасом прислушивалась к их приближающимся шагам. Если в одном из домов раздавался дикий женский вопль, значит, египтяне ушли с добычей. Кровь застывала в жилах у несчастной Иохаведы.
И вот однажды она решилась на отчаянный шаг. Положив младенца в корзину, Иохаведа тихо вышла к Нилу и опустила ее на воду в том месте, где Нил образовывал маленькую спокойную лагуну. Место было укромным - над водой спускались, подобные шатру, густые ветви ивы. Иохаведа знала, что сюда нередко наведываeтcя царская дочь, чтобы, укрывшись от нескромных глаз, искупаться и отдохнуть в свежей тени ивы. Она рассчитывала на то, что дочь фараона придет и на этот раз в урочное для нее время, когда жара спадала и багровый лик солнца касался земли. Вместе с дочерью Мариам она спряталась в глубине рощи, ожидая появления царевны. И действительно, как только солнце, позолотив лагуну, стало опускаться за край земли, пришла дочь фараона. Увидев покачивающуюся на воде корзинку с младенцем, она всплеснула руками от восхищения - так прекрасен и мил был спокойно спящий в ней ребенок. «Это, наверно, из детей еврейских», - подумала царевна, любуясь красотой младенца и уже страстно желая иметь его при себе как дорогую, прекрасную и живую игрушку. В этот момент, уловив на лице царевны восхищение и жалость, выступила из кустов Мариам. Она предложила найти кормилицу среди еврейских женщин и царевна согласилась. Надо ли говорить, что такой кормилицей стала мать ребенка - Иохаведа.
Теперь она могла воспитывать своего мальчика спокойно.
Когда кончилось время кормления, Иохаведа отнесла младенца, ставшего проворным и еще более красивым, во дворец. Царевна с радостью приняла его и назвала Моисеем, что по-египетски означало «взятый от воды».
Воспитываясь во дворце, Моисей обучился различным наукам, стал одним из образованнейших людей среди своего окружения. Способности отрока поражали учителей, не находивших слов для восхищения и предрекавших ему великую будущность.
Моисею действительно была суждена великая будущность, но не на поприще придворной жизни или науки.
Бегство Моисея
По внешности, по образу жизни, по привычкам Моисей, находившийся при дворе на равных правах с остальными вельможами, был настоящим египетским аристократом - носил дорогие одежды, усыпанные драгоценностями, разъезжал в колеснице, окруженной подобострастной свитой, жил в покоях, поражавших своей роскошью.
Со времен Иосифа это был всего лишь второй случай подобного возвышения еврея при египетском дворе.
Будучи широко образованным человеком, Моисей хорошо знал славную историю Египта и, конечно, лучше других был осведомлен о своем предке Иосифе, имя которого, вычеркнутое из анналов, стертое в прах вместе с глиняными дощечками, находилось под запретом.
Будучи аристократом, он испытывал чувства симпатии и сострадания к своим сородичам, занятым изнурительной подневольной работой. С годами сострадание смешалось с чувством протеста и возмущения. С горечью смотрел он с высоты колесницы на падающих перед ним ниц сородичей. Однажды он случайно увидел, как египтянин-надсмотрщик бьет еврея. Подойдя к обидчику, Моисей в ярости ударил его мечом и убил. Случай этот постарались скрыть. Труп египтянина был тайно зарыт в песок. Но чуть ли не на другой день Моисей вновь заступился за еврея. Драки, как уже говорилось, был довольно частыми, и, как правило, именно египтяне, развращенные зрелищем рабского труда подневольных евреев, их беззащитностью и бесправием, были зачинщиками и обидчиками. Когда Моисей стал разнимать дерущихся, зачинщик сказал ему, не скрыв злорадного намека: «Ты не хочешь ли убить меня, как вчера убил египтянина?»
За убийство евреем египтянина полагалась, по фараоновым законам, смертная казнь.
Поскольку дело получило огласку, Моисею пришлось скрыться. Он не мог рассчитывать на снисхождение. Его высокое положение при дворе было лишь исключительной милостью, дарованной когда-то Моисею по прихоти любимой дочери-царевны, захотевшей иметь занятную игрушку. Теперь игра кончилась. Милость фараона сменилась угрозой смертной казни.
Моисей легко перешел границу Египта, запретную для евреев, так как был одет в дорогие египетские одежды. Оглянувшись на крепостные стены столичного города, он пошел по той дороге, что показалась ему менее многолюдной и потому не такой опасной. Ведь стражники фараона уже искали его.
Моисею, когда он вышел из Египта, было сорок лет. Надо заметить, что вся жизнь Моисея четко распадается на три сорокалетия.
Итак, первые сорок лет для него закончились.
Через много дней он пришел в землю Мадиамскую и решил там поселиться. Выбор был не случаен. Моисей знал, что здесь живут люди одной с ним крови. То были размножившиеся потомки Авраама от его второй жены Хеттуры, и, таким образом, он, по сути, пришел к родственникам. Несколько сот километров, пройденные Моисеем от столицы Египта по выжженной пустыне, ночевки под открытым небом, жажда и голод сильно изменили его облик. Заросший и оборванный, он меньше всего походил на аристократа; родовые еврейские черты выступили в его внешности особенно ярко. Он походил скорее, на пастуха, ищущего хозяина и работы.
Остановившись у колодца возле самой границы Мадиамской земли, Моисей наблюдал, как девушки, спускавшиеся к источнику, снимали со своих плеч высокие кувшины и, нагнувшись, искоса поглядывая на запыленного странника, набирали воду. Он видел, как подошли пастухи, которым надо было напоить скот, и грубо отогнали девушек. Любивший справедливость Моисей вступился. Он набрал им воды, и они удалились, удивленно оглядываясь на своего защитника. Моисей, несмотря на свою изможденность из-за долгого пути, производил впечатление человека огромной силы, он был настоящим богатырем. Недаром пастухи отступили, увидев столь внушительную фигуру. Девушки, разойдясь по домам, рассказали о необыкновенном египтянине, встреченном ими у колодца, и один из жителей, некто Рагуил, пригласил его жить у себя, чтобы работать и пасти овец.
Так египетский вельможа вернулся к давнему занятию своих предков - он стал пастухом.
Начались новые сорок лет его жизни.
Рагуил выдал за Моисея свою дочь Сепфору, она родила ему двух сыновей - Гирсама и Елиезера.
Неопалимая купина
Многие дни и ночи Моисей проводил далеко на пастбищах. Подобно своему предку Аврааму, он любил целыми часами, пока овцы, охраняемые собаками от хищных зверей, мирно паслись, пощипывая жесткую траву, смотреть на звездное небо, где, как ему казалось, были начертаны письмена его судьбы. Он вспоминал Египет, и сердце его сжималось от муки при мысли о страданиях родного народа, изнывающего в египетском плену. Иногда ему вспоминались, приходя из далекого младенчества, руки матери и ее тихий ласковый шепот. Страстное желание счастья и свободы своему народу переполняло душу Моисея. Сердце подсказывало ему, что жизнь евреев в Египте становилась нестерпимой.
Однажды Моисей пас овец далеко в пустыне. В поисках удобного пастбища он забрел со своей отарой в незнакомые места, где возвышалась высокая и живописная гора, покрытая терновым кустарником. Вдруг увидел Моисей, что один из кустов горит ярким пламенем. Казалось, жаркий огонь раскаляет его сучья и листья, но чем больше смотрел Моисей на столь необыкновенный куст, рдяно пламеневший среди прочей зелени, тем больше изумлялся, ибо куст этот, полыхая огнем, сверкая, и переливаясь языками разноцветного пламени, однако, не сгорал. То была неопалимая купина. Как зачарованный, двинулся Моисей навстречу огню, чтобы рассмотреть его получше, как вдруг из самой сердцевины огня раздался голос Бога.
«И сказал Господь (Моисею): Я увидел страдание народа Моего в Египте, и услышал вопль его от приставников его; Я знаю скорби его;
И иду избавить его от руки Египтян и вывести его из земли сей и ввести его в землю хорошую и пространную, где течет молоко и мед, в землю Хананеев…
И вот, уже вопль сынов Израилевых дошел до Меня, и Я вижу угнетение, каким угнетают их Египтяне.
И так пойди: Я пошлю тебя к фараону, царю Египетскому; и выведи из Египта народ Мой, сынов Израилевых» (Исх. 3: 7-10).
Моисей, в великой скромности своей, закрыв глаза рукой от слепящего куста, сверкавшего нестерпимым блеском и разгоравшегося все ярче, поначалу отказывался, полагая, что у него не хватит сил и умения для свершения столь важного дела.
«…кто я, чтобы мне идти к фараону (царю Египетскому) и вывести из Египта сынов Израилевых?» (Исх. 3: 11).
Он слишком хорошо знал Египет, его силу и могущество, быстроту и мощь его боевых колесниц, многочисленность войска и внутренней стражи, он знал, как зорко и надежно охраняются его границы. Все это было известно Моисею не понаслышке: как придворный высокого ранга, он присутствовал на военных советах, собиравшихся фараоном.
Но Бог обещал ему помощь: «…Я буду с тобою…» (Исх. 3: 12).
Однако, даже получив благословение свыше, Моисей продолжал сомневаться. Он знал, что для того, чтобы поднять народ, нужно быть громогласным и искусным оратором. Между тем с детства он страдал заиканием, и речь его всегда была недостаточно членораздельной и внятной. Когда Моисея охватывало волнение, гнев или радость, он почти не говорил, устрашая не знающих его людей громкими булькающими звуками. Поэтому он не мог представить себя говорящим пламенные речи на площадях, улицах, базарах египетской столицы или на сходках в земле Гесем.
Но и тут Бог успокоил его, сказав, что старший брат Моисея Аарон, остававшийся в Египте, будет громогласно помогать Моисею, разъясняя его слова внятным языком призыва и проповеди.
Из этих слов Моисей неожиданно, к радости своей узнал, что любимый брат его, которого он считал или погибшим, или брошенным в фараоновы узилища, жив и даже станет ему помощником.
Однако и тут Моисей, слишком озабоченный успехом своей необыкновенной и высокой миссии, высказал опасения, что ни фараон, ни его приближенные, ни за что не внимут требованию отпустить евреев с миром.
Бог, однако, снова уверил его в своей помощи, обещав содействовать чудесами. Для доказательства своих слов он обратил Моисеев пастушеский посох в змия с разверстой пастью. Моисей в страхе отступил, готовясь бежать, но Бог велел ему взять змия за хвост, после чего тот снова превратится в посох. По другому повелению Моисей дважды клал руку за пазуху - и рука оказывалась то пораженной страшной проказой, то чистой и здоровой. Если же египтяне и после этого не примут требований об освобождении евреев, то, по словам Бога, нужно будет на их глазах превратить простую воду в кровь.
Бог открыл также Моисею, что фараон при всех чудесах и устрашающих явлениях останется все же неколебим. И тогда в наказание за жестокосердие будет послано на Египет десять казней. После десятой казни еврейский народ выйдет на свободу.
В благодарность за освобождение, сказал далее Бог, Моисей и вышедшие из плена евреи должны будут впоследствии принести хвалу Богу на той самой, святой отныне, горе Хориве, где пылает, не сгорая, чудесный терновый куст.
Так закончился второй сорокалетний период жизни Моисея: для библейских людей и времен то был, как мы знаем, самый цветущий возраст. Крепкий и сильный восьмидесятилетний Моисей, посадив на ослов жену и детей, двинулся в далекий путь к Египту. Искры из несгораемого куста - неопалимой купины - упали в его сердце и зажгли в нем неугасимый огонь свободы.
Невдалеке от крепостных египетских стен он встретил брата Аарона - тот, оказывается, незаметно ушел из-под бдительного ока стражи, побуждаемый каким-то внутренним приказом, словно отданным ему свыше.
Так Моисей убедился, что божья помощь уже споспешествует ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
К тому времени, о котором сейчас пойдет речь в связи с великим пророком и законодателем израильтян Моисеем, положение евреев в Египте сильно ухудшилось. Прошло без малого четыреста лет со дня смерти Иосифа. Новый правитель Египта фараон Аменофид, восстановивший старую династию, существовавшую еще до Иосифа, не слышал даже этого имени. Все заслуги спасителя египтян от голодной смерти, мудрого устроителя их государства были забыты, и даже само имя его разбили в прах вместе с теми глиняными дощечками, на которых оно когда-то красовалось в окружении почетных титулов.
Новый фараон всячески притеснял евреев. Он считал их из-за их многочисленности и сплоченности потенциальной опасностью для государства, поскольку, будучи чужеземцами, они могли в случае войны соединиться с противником. Правда, никаких фактов, свидетельствующих о будущей измене, у фараона не было, но, считая себя мудрым и дальновидным, он в фактах не нуждался.
В годы правления Аменофида положение евреев в Египте походило на плен, Да таким оно по существу уже и стало. Их использовали подобно дешевому рабочему скоту на большом строительстве города Раамсеса, а также на постройке зернохранилищ и военных складов в Пифоме. Надсмотрщики с бичами и палками в руках заставляли трудиться от зари до зари под палящим солнцем, давая пищи и воды лишь столько, чтобы невольники могли все же таскать камни, месить глину и обжигать кирпичи. Здесь был явный расчет на убыль еврейской общины от болезней и смертей. Однако смертность, на взгляд фараона, возрастала медленнее, чем этого ему хотелось. Тогда он призвал повивальных бабок, пользовавших еврейских женщин, и приказал им умерщвлять младенцев мужского пола. Смиренно выслушав приказ, повивальные бабки и не подумали его выполнять. Тогда фараон снова призвал их - для устрашающего допроса. Однако женщины держались исключительно смело, оправдывая себя тем, что они, дескать, не поспевают к роженицам, разрешающимся от бремени еще до их прихода. «Еврейские женщины, - сказали они со скрытой насмешкой, - не так, как египетские; они здоровы, ибо прежде, нежели придет к ним повивальная бабка, они уже рождают».
Израильский народ криками приветствий встретил вернувшихся от фараона, выстроил им прекрасные дома и передал память о них всем будущим поколениям.
Тогда фараон приказал стражникам и палачам отбирать новорожденных мальчиков и топить их в Ниле.
С этого страшного дня горе накрыло своим черным плащом всю долину Гесем, она постоянно оглашалась плачем и воплями, мольбами и проклятиями. Казалось, конец израильского народа неизбежен: пройдет всего лишь несколько поколений и в долине Гесем не останется ни одного из потомков Иакова.
Выйти же за пределы Египта, чтобы в родной земле Ханаанской или в других землях и царствах продлить свой род, евреям запрещалось.
Спасение Моисея.
Они и впрямь оказались в плену.
Египетский плен был тем более ужасен, что предполагал полное истребление еврейского народа.
Правда, не надо забывать, что на ханаанских просторах, не давая о себе никаких вестей в Египет, укоренялась между тем широколистная ветвь, пошедшая от могучего ствола Исава.
История словно подстраховывала египетских пленников.
И вот в это время, о котором идет рассказ, в темный год фараонова гонения, у одной еврейской женщины, по имени Иохаведа, и ее мужа Амром а родился мальчик необыкновенной красоты и прелести. Мать решила во, что бы то ни стало, любой хитростью спасти младенца. В семье уже был один мальчик, трехлетний Аарон, счастливо родившийся до указа об истреблении, и росла дочь Мариам.
В течение трех месяцев Иохаведа успешно прятала своего ребенка от стражников то в чулане, то на чердаке, то в каком-либо другом укромном месте. Но ребенок развивался так стремительно, оказался таким живым и голосистым, что скрывать его становилось все труднее и труднее. Правда, наличие еще двух детей отчасти спасало дело, так как стоило младенцу поднять крик, как Аарон и Мариам начинали носиться по дому, затевая шумную игру, чтобы заглушить голосок младшего брата. И все же опасность, что мальчик будет обнаружен, нарастала буквально с каждым днем. Стража и надсмотрщики аккуратно обходили дома евреев, и Иохаведа каждый раз с ужасом прислушивалась к их приближающимся шагам. Если в одном из домов раздавался дикий женский вопль, значит, египтяне ушли с добычей. Кровь застывала в жилах у несчастной Иохаведы.
И вот однажды она решилась на отчаянный шаг. Положив младенца в корзину, Иохаведа тихо вышла к Нилу и опустила ее на воду в том месте, где Нил образовывал маленькую спокойную лагуну. Место было укромным - над водой спускались, подобные шатру, густые ветви ивы. Иохаведа знала, что сюда нередко наведываeтcя царская дочь, чтобы, укрывшись от нескромных глаз, искупаться и отдохнуть в свежей тени ивы. Она рассчитывала на то, что дочь фараона придет и на этот раз в урочное для нее время, когда жара спадала и багровый лик солнца касался земли. Вместе с дочерью Мариам она спряталась в глубине рощи, ожидая появления царевны. И действительно, как только солнце, позолотив лагуну, стало опускаться за край земли, пришла дочь фараона. Увидев покачивающуюся на воде корзинку с младенцем, она всплеснула руками от восхищения - так прекрасен и мил был спокойно спящий в ней ребенок. «Это, наверно, из детей еврейских», - подумала царевна, любуясь красотой младенца и уже страстно желая иметь его при себе как дорогую, прекрасную и живую игрушку. В этот момент, уловив на лице царевны восхищение и жалость, выступила из кустов Мариам. Она предложила найти кормилицу среди еврейских женщин и царевна согласилась. Надо ли говорить, что такой кормилицей стала мать ребенка - Иохаведа.
Теперь она могла воспитывать своего мальчика спокойно.
Когда кончилось время кормления, Иохаведа отнесла младенца, ставшего проворным и еще более красивым, во дворец. Царевна с радостью приняла его и назвала Моисеем, что по-египетски означало «взятый от воды».
Воспитываясь во дворце, Моисей обучился различным наукам, стал одним из образованнейших людей среди своего окружения. Способности отрока поражали учителей, не находивших слов для восхищения и предрекавших ему великую будущность.
Моисею действительно была суждена великая будущность, но не на поприще придворной жизни или науки.
Бегство Моисея
По внешности, по образу жизни, по привычкам Моисей, находившийся при дворе на равных правах с остальными вельможами, был настоящим египетским аристократом - носил дорогие одежды, усыпанные драгоценностями, разъезжал в колеснице, окруженной подобострастной свитой, жил в покоях, поражавших своей роскошью.
Со времен Иосифа это был всего лишь второй случай подобного возвышения еврея при египетском дворе.
Будучи широко образованным человеком, Моисей хорошо знал славную историю Египта и, конечно, лучше других был осведомлен о своем предке Иосифе, имя которого, вычеркнутое из анналов, стертое в прах вместе с глиняными дощечками, находилось под запретом.
Будучи аристократом, он испытывал чувства симпатии и сострадания к своим сородичам, занятым изнурительной подневольной работой. С годами сострадание смешалось с чувством протеста и возмущения. С горечью смотрел он с высоты колесницы на падающих перед ним ниц сородичей. Однажды он случайно увидел, как египтянин-надсмотрщик бьет еврея. Подойдя к обидчику, Моисей в ярости ударил его мечом и убил. Случай этот постарались скрыть. Труп египтянина был тайно зарыт в песок. Но чуть ли не на другой день Моисей вновь заступился за еврея. Драки, как уже говорилось, был довольно частыми, и, как правило, именно египтяне, развращенные зрелищем рабского труда подневольных евреев, их беззащитностью и бесправием, были зачинщиками и обидчиками. Когда Моисей стал разнимать дерущихся, зачинщик сказал ему, не скрыв злорадного намека: «Ты не хочешь ли убить меня, как вчера убил египтянина?»
За убийство евреем египтянина полагалась, по фараоновым законам, смертная казнь.
Поскольку дело получило огласку, Моисею пришлось скрыться. Он не мог рассчитывать на снисхождение. Его высокое положение при дворе было лишь исключительной милостью, дарованной когда-то Моисею по прихоти любимой дочери-царевны, захотевшей иметь занятную игрушку. Теперь игра кончилась. Милость фараона сменилась угрозой смертной казни.
Моисей легко перешел границу Египта, запретную для евреев, так как был одет в дорогие египетские одежды. Оглянувшись на крепостные стены столичного города, он пошел по той дороге, что показалась ему менее многолюдной и потому не такой опасной. Ведь стражники фараона уже искали его.
Моисею, когда он вышел из Египта, было сорок лет. Надо заметить, что вся жизнь Моисея четко распадается на три сорокалетия.
Итак, первые сорок лет для него закончились.
Через много дней он пришел в землю Мадиамскую и решил там поселиться. Выбор был не случаен. Моисей знал, что здесь живут люди одной с ним крови. То были размножившиеся потомки Авраама от его второй жены Хеттуры, и, таким образом, он, по сути, пришел к родственникам. Несколько сот километров, пройденные Моисеем от столицы Египта по выжженной пустыне, ночевки под открытым небом, жажда и голод сильно изменили его облик. Заросший и оборванный, он меньше всего походил на аристократа; родовые еврейские черты выступили в его внешности особенно ярко. Он походил скорее, на пастуха, ищущего хозяина и работы.
Остановившись у колодца возле самой границы Мадиамской земли, Моисей наблюдал, как девушки, спускавшиеся к источнику, снимали со своих плеч высокие кувшины и, нагнувшись, искоса поглядывая на запыленного странника, набирали воду. Он видел, как подошли пастухи, которым надо было напоить скот, и грубо отогнали девушек. Любивший справедливость Моисей вступился. Он набрал им воды, и они удалились, удивленно оглядываясь на своего защитника. Моисей, несмотря на свою изможденность из-за долгого пути, производил впечатление человека огромной силы, он был настоящим богатырем. Недаром пастухи отступили, увидев столь внушительную фигуру. Девушки, разойдясь по домам, рассказали о необыкновенном египтянине, встреченном ими у колодца, и один из жителей, некто Рагуил, пригласил его жить у себя, чтобы работать и пасти овец.
Так египетский вельможа вернулся к давнему занятию своих предков - он стал пастухом.
Начались новые сорок лет его жизни.
Рагуил выдал за Моисея свою дочь Сепфору, она родила ему двух сыновей - Гирсама и Елиезера.
Неопалимая купина
Многие дни и ночи Моисей проводил далеко на пастбищах. Подобно своему предку Аврааму, он любил целыми часами, пока овцы, охраняемые собаками от хищных зверей, мирно паслись, пощипывая жесткую траву, смотреть на звездное небо, где, как ему казалось, были начертаны письмена его судьбы. Он вспоминал Египет, и сердце его сжималось от муки при мысли о страданиях родного народа, изнывающего в египетском плену. Иногда ему вспоминались, приходя из далекого младенчества, руки матери и ее тихий ласковый шепот. Страстное желание счастья и свободы своему народу переполняло душу Моисея. Сердце подсказывало ему, что жизнь евреев в Египте становилась нестерпимой.
Однажды Моисей пас овец далеко в пустыне. В поисках удобного пастбища он забрел со своей отарой в незнакомые места, где возвышалась высокая и живописная гора, покрытая терновым кустарником. Вдруг увидел Моисей, что один из кустов горит ярким пламенем. Казалось, жаркий огонь раскаляет его сучья и листья, но чем больше смотрел Моисей на столь необыкновенный куст, рдяно пламеневший среди прочей зелени, тем больше изумлялся, ибо куст этот, полыхая огнем, сверкая, и переливаясь языками разноцветного пламени, однако, не сгорал. То была неопалимая купина. Как зачарованный, двинулся Моисей навстречу огню, чтобы рассмотреть его получше, как вдруг из самой сердцевины огня раздался голос Бога.
«И сказал Господь (Моисею): Я увидел страдание народа Моего в Египте, и услышал вопль его от приставников его; Я знаю скорби его;
И иду избавить его от руки Египтян и вывести его из земли сей и ввести его в землю хорошую и пространную, где течет молоко и мед, в землю Хананеев…
И вот, уже вопль сынов Израилевых дошел до Меня, и Я вижу угнетение, каким угнетают их Египтяне.
И так пойди: Я пошлю тебя к фараону, царю Египетскому; и выведи из Египта народ Мой, сынов Израилевых» (Исх. 3: 7-10).
Моисей, в великой скромности своей, закрыв глаза рукой от слепящего куста, сверкавшего нестерпимым блеском и разгоравшегося все ярче, поначалу отказывался, полагая, что у него не хватит сил и умения для свершения столь важного дела.
«…кто я, чтобы мне идти к фараону (царю Египетскому) и вывести из Египта сынов Израилевых?» (Исх. 3: 11).
Он слишком хорошо знал Египет, его силу и могущество, быстроту и мощь его боевых колесниц, многочисленность войска и внутренней стражи, он знал, как зорко и надежно охраняются его границы. Все это было известно Моисею не понаслышке: как придворный высокого ранга, он присутствовал на военных советах, собиравшихся фараоном.
Но Бог обещал ему помощь: «…Я буду с тобою…» (Исх. 3: 12).
Однако, даже получив благословение свыше, Моисей продолжал сомневаться. Он знал, что для того, чтобы поднять народ, нужно быть громогласным и искусным оратором. Между тем с детства он страдал заиканием, и речь его всегда была недостаточно членораздельной и внятной. Когда Моисея охватывало волнение, гнев или радость, он почти не говорил, устрашая не знающих его людей громкими булькающими звуками. Поэтому он не мог представить себя говорящим пламенные речи на площадях, улицах, базарах египетской столицы или на сходках в земле Гесем.
Но и тут Бог успокоил его, сказав, что старший брат Моисея Аарон, остававшийся в Египте, будет громогласно помогать Моисею, разъясняя его слова внятным языком призыва и проповеди.
Из этих слов Моисей неожиданно, к радости своей узнал, что любимый брат его, которого он считал или погибшим, или брошенным в фараоновы узилища, жив и даже станет ему помощником.
Однако и тут Моисей, слишком озабоченный успехом своей необыкновенной и высокой миссии, высказал опасения, что ни фараон, ни его приближенные, ни за что не внимут требованию отпустить евреев с миром.
Бог, однако, снова уверил его в своей помощи, обещав содействовать чудесами. Для доказательства своих слов он обратил Моисеев пастушеский посох в змия с разверстой пастью. Моисей в страхе отступил, готовясь бежать, но Бог велел ему взять змия за хвост, после чего тот снова превратится в посох. По другому повелению Моисей дважды клал руку за пазуху - и рука оказывалась то пораженной страшной проказой, то чистой и здоровой. Если же египтяне и после этого не примут требований об освобождении евреев, то, по словам Бога, нужно будет на их глазах превратить простую воду в кровь.
Бог открыл также Моисею, что фараон при всех чудесах и устрашающих явлениях останется все же неколебим. И тогда в наказание за жестокосердие будет послано на Египет десять казней. После десятой казни еврейский народ выйдет на свободу.
В благодарность за освобождение, сказал далее Бог, Моисей и вышедшие из плена евреи должны будут впоследствии принести хвалу Богу на той самой, святой отныне, горе Хориве, где пылает, не сгорая, чудесный терновый куст.
Так закончился второй сорокалетний период жизни Моисея: для библейских людей и времен то был, как мы знаем, самый цветущий возраст. Крепкий и сильный восьмидесятилетний Моисей, посадив на ослов жену и детей, двинулся в далекий путь к Египту. Искры из несгораемого куста - неопалимой купины - упали в его сердце и зажгли в нем неугасимый огонь свободы.
Невдалеке от крепостных египетских стен он встретил брата Аарона - тот, оказывается, незаметно ушел из-под бдительного ока стражи, побуждаемый каким-то внутренним приказом, словно отданным ему свыше.
Так Моисей убедился, что божья помощь уже споспешествует ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46