И именно поэтому она покидает дом только в воскресенье утром? Может, они считают, что Перл водит ее в церковь?
А что? По-моему, идеально. Если репетиции — наша церковь, то Минерва — верховная жрица.
Я заскользил пальцем по самой низкой струне, издавая звук летящего к земле крошечного самолета. Это всегда меня напрягало — звонить девушке первый раз, даже нормальной девушке с нормальными родителями. Даже такой, которая не выпевает святые таинства под мою игру на гитаре.
Минерва передала мне номер своего телефона, когда никто этого не видел, и прошептала инструкции. Она понимала, что это плохо, и я тоже — типа того сорта вещей, от которых распадаются группы. Неправильность всего этого окружала меня во тьме, словно облако москитов, парящих на расстоянии дюйма от кожи и готовых укусить.
И час ночи, до которого пятнадцать минут назад, казалось, была еще целая вечность, уже почти наступил…
Я положил «Страт» на кухонный стол, снял со стены телефон и вытащил бумажку с номером, которую она дала мне. Почерк у нее был неряшливый, почти как у Захлера, бумага смялась за десять дней пребывания в кармане вместе с ключами, монетами и гитарными медиаторами.
Я медленно набирал номер, говоря себе, что все не в счет, пока я не наберу последнюю цифру. В конце концов, уже были ночи, когда я заходил почти так же далеко, но потом останавливался.
На этот раз за пять секунд до часа я довел заклинание до конца.
Она сняла трубку еще до звонка.
— О-ох, только не долгий гудок, — негромко сказала она, и поначалу ее слова показались мне лишенными всякого смысла.
— Минерва?
— Ты в конце концов решился, Мосси, — прошептала она.
Я облизнул губы, которые ощущались сухими и грубыми, как пережженный тост.
— Да, решился.
— Я тут сидела и ждала десять ночей подряд.
— Ох! Прости, что так долго.
Оказывается, я тоже шептал, хотя комната моих родителей на другом конце квартиры.
— Это было совсем неплохо. Каждую ночь ровно в час я снимала трубку, и… — Она вздохнула. — В ответ лишь «у-у-у-у».
— А-а, долгий гудок.
Я откашлялся, не зная, что сказать.
— Долгий гудок вместо тебя.
Теперь она перестала шептать и говорила, как пела: низкий, рокочущий звук, перекрывающий гудение холодильника и шум проезжающих по улице автомобилей.
Я протянул руку к «Страту» и дернул открытую струну.
— У твоего телефона есть звонок?
— Да, есть, — Я услышал далекое звяканье на ее конце, как будто она ударила что-то. — Но он звонит в комнате моих родителей и внизу. Предполагается, что только Перл и Лус знают этот номер.
— Не слишком приятно.
Интересно, кто такая Лус? Еще одна подруга?
— И хуже всего — Лус убрала все мои номера.
— Убрала твои номера? Ты имеешь в виду, она унесла твою телефонную книжку?
Минерва захихикала.
— Нет, глупенький Мос. Маленькие кнопочки с цифрами. Я не могу набрать никакой номер.
— Дерьмо! Правда?
Что такое с ее родителями? И с Лус, кем бы она ни была?
— Вонючий телефон! — Снова негромкое звяканье. — Вот я и сижу здесь каждую ночь, ожидая и надеясь, что ты позвонишь. Хочу, чтобы ты позвонил, но вся на нервах, потому что боюсь — вдруг короткий звонок все же прорвется. Снимаю трубку ровно в час и слышу лишь «у-у-у-у»… словно какая-то жуткая пчела.
— Еще раз прости. — Я поерзал в кресле, вспоминая, как в час ночи таращился на собственный телефон, желая, чтобы у меня хватило мужества позвонить. — Ну, теперь мы с тобой разговариваем.
— Ммм… Это тоже аппетитно. В конце концов, мы с тобой разговариваем, и никого нет рядом.
— Да, это круто. — Горло пересохло, и неправильность всего этого ощущалась сейчас, словно зуд по всему телу. Припомнилось, как, будучи малышом, я прятался в шкафу, приятно взволнованный, но одновременно охваченный страхом, что кто-нибудь может открыть дверцу. — Могу я задать тебе вопрос, Мин?
— Конечно. Спрашивай о чем угодно теперь, когда никто нас не слышит.
— Ну… да. — Внезапно холодильник замолчал, и я оказался в тишине. И наверно, поэтому невольно понизил голос. — Насчет того, что вы с Перл уходите раньше. Дело же не в уроках испанского, правда?
Она тихонько рассмеялась.
— Нет. Нам нужно вернуться до того, как Лус поймет, что мы уходили.
— Опять эта Лус! — Я заметил, что пальцы правой руки, обмотанные телефонным шнуром, стали белые и бескровные, и начал разматывать его. — Это вроде бы испанское имя?
— Оно означает «свет». «Да будет Лус».
— Значит, она твоя учительница испанского. Или что-то в этом роде.
— Si. Y un problema grande. Да. И большая проблема (исп.).
Даже я оказался в состоянии понять эту испанскую фразу. Лус — большая проблема. Но кто она такая? Няня? Домашняя учительница с религиозным уклоном? Психиатр?
— О чем ты думаешь?
Я поерзал в кресле, снова почувствовал зуд на коже.
— О тебе.
— Ммм… — промурлыкала она. — О том, не сумасшедшая ли я? Или, может, плохая?
Я сглотнул.
— Нет. Но я на самом деле не знаю тебя, если не считать репетиций.
— Думаю, ты знаешь меня, Мосси. Вот почему я хотела, чтобы ты позвонил. Потому что ты из тех, кто понимает.
— Ммм… Понимаю?
— Да. Просто закрой глаза.
Я так и сделал, а она начала еле слышно напевать. Я представил себе, как она поет на репетиции, увлекая меня за собой. Фрагменты ее песен эхом отдавались в голове. Возникло ощущение, будто меня уносит куда-то.
Она замолчала, но я по-прежнему слышал ее дыхание.
— Где ты берешь слова, Мин, для наших песен?
Она негромко рассмеялась.
— Внизу.
— Типа, из глубин своего сознания или что-то в этом роде?
— Нет, глупенький, — прошептала она. — «Внизу» значит «из-под моего дома».
— Правда? — Глаза у меня были закрыты, и казалось, что она совсем рядом, шепчет мне на ухо. — Ты пишешь у себя в подвале?
— Поначалу так и было — когда мне позволяли спускаться туда. У меня был жар, и я чувствовала, что под домом что-то есть. Что-то грохочущее.
— Ну да. — Я кивнул. — Понимаю, что ты имеешь в виду. Когда ты поешь, я чувствую что-то типа… под нами.
— Что-то в земле. — Сейчас ее дыхание участилось. — Видишь? Ты понимаешь.
— Иногда возникает чувство, будто моя музыка просто наполняет воздух вокруг. Но ты утягиваешь ее вниз, привязываешь к чему-то реальному.
— Ммм… Это реальнее, чем ты думаешь. — Какое-то время я слышал лишь ее дыхание. — Хочешь больше, Мос?
Я сглотнул.
— Как тебя понимать?
— Хочешь… больше? Я могу дать тебе все остальное. Пока ты попробовал на вкус только крошечную частичку.
Я открыл глаза. Внезапно тьма на кухне стала пронизывающей.
— Частичку чего?
— Того, что имею я. Приезжай, и я покажу тебе.
Стол, казалось, дрожит: это сердце колотилось в кончиках пальцев.
— Приезжать… прямо сейчас?
— Да, Мосси. Приезжай и спаси меня и Зомби.
— Зомби?
— Это мой не-мертвый раб.
Я сглотнул.
— Правда?
Она еле слышно усмехнулась.
— И его дыхание пахнет кошачьей едой.
— О-о-о… — Я медленно выдохнул. — И еще у Зомби есть усы?
— Да, и он тоже понимает. Но… Мос?
— Что?
— Я голодна.
Я засмеялся. Глядя на ее худобу, никогда бы не подумал, что Минерва может чувствовать себя голодной. На репетициях она ела много вяленого мяса, но я полагал, что это ради голоса.
— Ты хочешь отойти и поесть? Я подожду.
Сейчас мне хотелось минуту-другую посидеть здесь в тишине, просто чтобы прийти в себя. Просто чтобы расцарапать себя всего.
— Не могу.
— Почему?
— Видишь ли, на двери в мою комнату вонючий запор. Снаружи.
Я удивился, по-настоящему удивился.
— Типа, родители запирают тебя на ночь?
— И днем тоже. Потому что я прежде была больна.
Я снова закрыл глаза. Кокон неправильности вокруг меня стал плотнее, наполняя комнату негромким гудением.
— Именно поэтому ты должен прийти и спасти меня, — продолжала она. — Чтобы я смогла выйти и показать тебе все.
Я прикусил губу.
— Но ты живешь в… Бруклине?
Она застонала.
— Не будь занудой. Просто поезжай подземкой. Всего-то полчаса.
Всего-то полчаса. Плюс неизвестно сколько ждать, пока придет поезд; может, час. Но не вечность же — я пока не боялся подземки.
И если я не увижусь с ней, сколько времени проворочаюсь без сна, один в своей комнате? Тысячу часов как минимум.
Всякий раз, увидев, как она поет, и, почувствовав, как ее песни проникают в руки, управляя моей игрой, в тот день я ложился спать с ее голосом, эхом отдающимся в сознании. И каждый раз воображал, как еду следом за ней в Бруклин. И вот теперь она сама приглашает меня.
Если я скажу «нет», зуд под кожей никогда не уймется.
— Здесь все спят, — сказала она. — И я могу показать тебе, откуда приходит моя музыка.
— Ладно, Мин. Я приеду. — Я встал, словно прямо сейчас собирался выйти за дверь, но голова у меня закружилась, и я снова сел. — Но как ты выйдешь наружу?
— Ты спасешь меня. Это легко. Перл каждый раз делает это.
— Что, я должен вскарабкаться к твоему окну или как?
— Нет, глупенький. Просто поднимись по лестнице. — Она засмеялась. — Но сначала ты должен найти магический ключ…
16
«Love Bites» «Любовные укусы».
МИНЕРВА
Мосси не было целую вечность.
Я принарядилась, и это убивало меня — сидеть за столом и таращиться на себя в зеркало. Зомби расхаживал туда и обратно; звяканье моих сережек подсказало ему, что мы собираемся выйти.
— Теперь уже недолго, — негромко сказала я.
В животе у меня урчало.
Мысль о том, что Мос приедет, нарушила равновесие внутри — голодная тварь пробудилась от сна, в который ее загнала Лус. Я уже сжевала весь свой аварийный запас вяленого мяса, стараясь не думать о запахе Моса. Таком сильном, таком аппетитном.
Я положила в рот кусок кожуры бекона, и ее жир обволок горло. Зомби тут же примчался и требовательно замяукал, так что я дала ему облизать пальцы.
— Скоро сможешь пойти поиграть со своими маленькими друзьями.
Я взглянула на часы: больше двух. Вонючий Мос. Что, если он пошел на попятный? Я хотела спуститься ближе к земле. Пение — это замечательно, но мне нужно почувствовать землю кончиками пальцев, ощутить запах и вкус того, что скрывалось внизу.
Мне нужно было узнать больше, чтобы слова в моих блокнотах обрели плоть.
В животе снова заурчало, и у меня возникло странное чувство, которого я давно не испытывала. Типа как было до появления Лус — что-то… нечеловеческое. Нехорошо.
«Не смей есть Мосси», — подумала я и оторвала зубок чеснока.
Он был совсем свежий, что, по словам Лус, лучше всего, тонкая кожица все еще с прожилками розово-фиолетового. Я расколола его зубами; вкус был острый, обжигающий, как свежая кровь цыпленка. Запах с дыханием проник в легкие, и нервы немного успокоились.
— Это научит тебя, — прошептала я, обращаясь к голодной твари внутри, отпила большой глоток из бутылки текилы, которую Перл украдкой пронесла сюда, и прополоскала рот.
Не хотелось, чтобы от меня странно пахло. В ясности своего чесночного кайфа я надела черные очки и посмотрела в зеркало, спрашивая себя, куда я направлюсь сегодня ночью.
Некоторые вещи типа чаев и настоек Лус делали меня лучше, более скучной и здравомыслящей. Другие, типа пения с группой Перл, вытаскивали изнутри меня изумительного зверя и взывали к огромным созданиям под землей. Это было все то же старое балансирование — как далеко можно зайти с мальчиками, со спиртным, с походами в опасные места, — но многократно усиленное, до такой степени, что сама земля содрогалась.
Я пока не была уверена, что именно собираюсь дать Мосу. Обе половины меня страстно хотели увести его под землю, но я чувствовала, что у них разные идеи насчет того, что делать с ним там.
Я сгрызла еще один зубок чеснока и прополоскала рот еще одним глотком текилы, просто на всякий случай.
Ступени скрипнули… Мос.
Я встала, подошла к двери и приложила к ней ухо. Он был еще в самом низу и медленно поднимался. Мой жаждущий слух слышал все, что происходило в доме: сердцебиение Макса в соседней комнате, низкий ровный храп папы; мама уже не читала в постели — я не слышала перевертывания страниц. Тишина, если не считать медленных, осторожных шагов на лестнице и шороха остывающего дома.
Зомби выписывал восьмерки вокруг моих ног.
— Не мурлычь, — прошипела я. — Мама может услышать.
Я прижалась к двери щекой, сунула нос в трещину. Принюхалась.
Но не почувствовала запаха Моса — он был еще слишком далеко внизу. Я принялась считать удары сердца, дошла до тысячи, прижала ладони к двери, надавила на нее и застонала. Даже блестящая Перл поднималась по лестнице не так медленно.
В конце концов, он добрался до верхнего этажа, и я почувствовала его запах, нервный и неуверенный.
И голод.
Я улыбнулась.
Когда он отодвигал засов, легкая вибрация прошла через дерево в мою жаждущую кожу.
Я отступила на шаг, испытывая головокружение. Быть спасенной прекрасно, но в тысячу раз лучше, когда это делает Мосси.
Дверь приоткрылась совсем чуть-чуть.
— Мин?
До меня донесся запах дыхания аппетитного Моса.
Я не отвечала, просто стояла за дверью, чувствуя тепло Зомби у ног. Казалось, сам воздух звенит и трепещет.
Дверь еще немного приоткрылась.
— Минерва?
— М-о-о-ос, — пропела я.
— Господи!
Его лицо появилось в щели, сияющее в свете свечи; на нем с невероятной скоростью сменяли друг друга самые разные выражения.
Я протянула руку, погладила его по щеке и лизнула собственные пальцы. Судя по вкусу, Мосси сильно нервничал.
Он прошел в комнату, беззвучно затворил дверь и закрыл глаза.
— Господи, Мин! Тут чертовски трескучие ступени.
Я засмеялась. Его куртка была застегнута не доверху, я просунула под нее руку и прижала ладонь к его груди. Сердце билось просто восхитительно. Если бы он не дышал так тяжело, я могла бы расслышать, как струится по жилам теплая кровь.
«Выбрось из головы эти грязные мысли», — выбранила я себя.
— Ты приехал.
Он открыл глаза. Улыбка облегчения заставила его лицо сиять еще ярче.
— Да.
Я вытащила руку из теплого гнездышка его куртки.
— Никто не слышал тебя. Расслабься.
Мосси кивнул, но не расслабился нисколько. Выражение его лица читалось, как открытая книга: напряжение трансформировалось в возбужденное волнение. Пальцы дрожали, глаза округлились при виде моего облегающего черного платья и туфель на высоких каблуках.
— Ты принарядилась.
Я улыбнулась.
— Ну, мы идем в не совсем обычное место, знаешь ли.
Он растерянно оглядел себя: футболка под кожаной курткой, джинсы.
— Я не думал… В смысле, сейчас же два утра.
— Ш-ш-ш, Мос. Ты выглядишь великолепно. — Я наклонилась и подхватила Зомби. — Пошли. Нас ждут чертовски трескучие ступени.
— Ладно… И кот с нами?
Я вздохнула. Почему все всегда бросают на Зомби удивленные взгляды? Он никогда не сует нос в их дела. У него свои занятия, свои любимые местечки. Зомби тоже нуждается в спасении. И он понимает. Если бы Зомби мог говорить, он рассказал бы нам, что надвигается.
Но ничего этого я, конечно, говорить не стала. Сказала лишь:
— Его ждет свидание с деревом.
— А-а…
Мос улыбнулся и неслышно открыл дверь.
Сейчас, в отсутствие вонючего солнца, снаружи было гораздо лучше.
В прекрасном мягком звездном свете я видела мертвые листья на земле и посверкивающую в траве паутину, в которой плясали пойманные насекомые. Воздух был влажный, насыщенный запахами и звуками.
Я опустила Зомби и проводила его взглядом, когда он заскользил между грудами блестящих пластиковых мешков. В темноте горы мусора оживали, это чувствовалось в тянущемся глубоко изнутри ветерке.
Я приложила руку к одному мешку, почувствовала его прохладу и гладкость. От него пахло, как в моей комнате, как от моей ночной одежды, как от чего-то общего для меня и Зомби. Реагируя на мое присутствие, небольшие сотрясения внутри груды усилились.
— Семья, — пробормотала я, ощущая наше родство всем своим существом.
— Ну да, твоя семья. — Мос с нервным видом оглянулся на мой дом, как будто опасался, что на крыльце вот-вот вспыхнет свет и появится папа с дробовиком в руках. — Куда мы идем?
От запаха его беспокойства голод внутри меня снова забил ключом, и я пожалела, что не прихватила с собой чеснока. Взяла Моса за руку и потянула его по улице.
— Туда, где я смогу показать тебе что-то очень важное.
— Хорошо.
Он, словно в трансе, следовал за мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
А что? По-моему, идеально. Если репетиции — наша церковь, то Минерва — верховная жрица.
Я заскользил пальцем по самой низкой струне, издавая звук летящего к земле крошечного самолета. Это всегда меня напрягало — звонить девушке первый раз, даже нормальной девушке с нормальными родителями. Даже такой, которая не выпевает святые таинства под мою игру на гитаре.
Минерва передала мне номер своего телефона, когда никто этого не видел, и прошептала инструкции. Она понимала, что это плохо, и я тоже — типа того сорта вещей, от которых распадаются группы. Неправильность всего этого окружала меня во тьме, словно облако москитов, парящих на расстоянии дюйма от кожи и готовых укусить.
И час ночи, до которого пятнадцать минут назад, казалось, была еще целая вечность, уже почти наступил…
Я положил «Страт» на кухонный стол, снял со стены телефон и вытащил бумажку с номером, которую она дала мне. Почерк у нее был неряшливый, почти как у Захлера, бумага смялась за десять дней пребывания в кармане вместе с ключами, монетами и гитарными медиаторами.
Я медленно набирал номер, говоря себе, что все не в счет, пока я не наберу последнюю цифру. В конце концов, уже были ночи, когда я заходил почти так же далеко, но потом останавливался.
На этот раз за пять секунд до часа я довел заклинание до конца.
Она сняла трубку еще до звонка.
— О-ох, только не долгий гудок, — негромко сказала она, и поначалу ее слова показались мне лишенными всякого смысла.
— Минерва?
— Ты в конце концов решился, Мосси, — прошептала она.
Я облизнул губы, которые ощущались сухими и грубыми, как пережженный тост.
— Да, решился.
— Я тут сидела и ждала десять ночей подряд.
— Ох! Прости, что так долго.
Оказывается, я тоже шептал, хотя комната моих родителей на другом конце квартиры.
— Это было совсем неплохо. Каждую ночь ровно в час я снимала трубку, и… — Она вздохнула. — В ответ лишь «у-у-у-у».
— А-а, долгий гудок.
Я откашлялся, не зная, что сказать.
— Долгий гудок вместо тебя.
Теперь она перестала шептать и говорила, как пела: низкий, рокочущий звук, перекрывающий гудение холодильника и шум проезжающих по улице автомобилей.
Я протянул руку к «Страту» и дернул открытую струну.
— У твоего телефона есть звонок?
— Да, есть, — Я услышал далекое звяканье на ее конце, как будто она ударила что-то. — Но он звонит в комнате моих родителей и внизу. Предполагается, что только Перл и Лус знают этот номер.
— Не слишком приятно.
Интересно, кто такая Лус? Еще одна подруга?
— И хуже всего — Лус убрала все мои номера.
— Убрала твои номера? Ты имеешь в виду, она унесла твою телефонную книжку?
Минерва захихикала.
— Нет, глупенький Мос. Маленькие кнопочки с цифрами. Я не могу набрать никакой номер.
— Дерьмо! Правда?
Что такое с ее родителями? И с Лус, кем бы она ни была?
— Вонючий телефон! — Снова негромкое звяканье. — Вот я и сижу здесь каждую ночь, ожидая и надеясь, что ты позвонишь. Хочу, чтобы ты позвонил, но вся на нервах, потому что боюсь — вдруг короткий звонок все же прорвется. Снимаю трубку ровно в час и слышу лишь «у-у-у-у»… словно какая-то жуткая пчела.
— Еще раз прости. — Я поерзал в кресле, вспоминая, как в час ночи таращился на собственный телефон, желая, чтобы у меня хватило мужества позвонить. — Ну, теперь мы с тобой разговариваем.
— Ммм… Это тоже аппетитно. В конце концов, мы с тобой разговариваем, и никого нет рядом.
— Да, это круто. — Горло пересохло, и неправильность всего этого ощущалась сейчас, словно зуд по всему телу. Припомнилось, как, будучи малышом, я прятался в шкафу, приятно взволнованный, но одновременно охваченный страхом, что кто-нибудь может открыть дверцу. — Могу я задать тебе вопрос, Мин?
— Конечно. Спрашивай о чем угодно теперь, когда никто нас не слышит.
— Ну… да. — Внезапно холодильник замолчал, и я оказался в тишине. И наверно, поэтому невольно понизил голос. — Насчет того, что вы с Перл уходите раньше. Дело же не в уроках испанского, правда?
Она тихонько рассмеялась.
— Нет. Нам нужно вернуться до того, как Лус поймет, что мы уходили.
— Опять эта Лус! — Я заметил, что пальцы правой руки, обмотанные телефонным шнуром, стали белые и бескровные, и начал разматывать его. — Это вроде бы испанское имя?
— Оно означает «свет». «Да будет Лус».
— Значит, она твоя учительница испанского. Или что-то в этом роде.
— Si. Y un problema grande. Да. И большая проблема (исп.).
Даже я оказался в состоянии понять эту испанскую фразу. Лус — большая проблема. Но кто она такая? Няня? Домашняя учительница с религиозным уклоном? Психиатр?
— О чем ты думаешь?
Я поерзал в кресле, снова почувствовал зуд на коже.
— О тебе.
— Ммм… — промурлыкала она. — О том, не сумасшедшая ли я? Или, может, плохая?
Я сглотнул.
— Нет. Но я на самом деле не знаю тебя, если не считать репетиций.
— Думаю, ты знаешь меня, Мосси. Вот почему я хотела, чтобы ты позвонил. Потому что ты из тех, кто понимает.
— Ммм… Понимаю?
— Да. Просто закрой глаза.
Я так и сделал, а она начала еле слышно напевать. Я представил себе, как она поет на репетиции, увлекая меня за собой. Фрагменты ее песен эхом отдавались в голове. Возникло ощущение, будто меня уносит куда-то.
Она замолчала, но я по-прежнему слышал ее дыхание.
— Где ты берешь слова, Мин, для наших песен?
Она негромко рассмеялась.
— Внизу.
— Типа, из глубин своего сознания или что-то в этом роде?
— Нет, глупенький, — прошептала она. — «Внизу» значит «из-под моего дома».
— Правда? — Глаза у меня были закрыты, и казалось, что она совсем рядом, шепчет мне на ухо. — Ты пишешь у себя в подвале?
— Поначалу так и было — когда мне позволяли спускаться туда. У меня был жар, и я чувствовала, что под домом что-то есть. Что-то грохочущее.
— Ну да. — Я кивнул. — Понимаю, что ты имеешь в виду. Когда ты поешь, я чувствую что-то типа… под нами.
— Что-то в земле. — Сейчас ее дыхание участилось. — Видишь? Ты понимаешь.
— Иногда возникает чувство, будто моя музыка просто наполняет воздух вокруг. Но ты утягиваешь ее вниз, привязываешь к чему-то реальному.
— Ммм… Это реальнее, чем ты думаешь. — Какое-то время я слышал лишь ее дыхание. — Хочешь больше, Мос?
Я сглотнул.
— Как тебя понимать?
— Хочешь… больше? Я могу дать тебе все остальное. Пока ты попробовал на вкус только крошечную частичку.
Я открыл глаза. Внезапно тьма на кухне стала пронизывающей.
— Частичку чего?
— Того, что имею я. Приезжай, и я покажу тебе.
Стол, казалось, дрожит: это сердце колотилось в кончиках пальцев.
— Приезжать… прямо сейчас?
— Да, Мосси. Приезжай и спаси меня и Зомби.
— Зомби?
— Это мой не-мертвый раб.
Я сглотнул.
— Правда?
Она еле слышно усмехнулась.
— И его дыхание пахнет кошачьей едой.
— О-о-о… — Я медленно выдохнул. — И еще у Зомби есть усы?
— Да, и он тоже понимает. Но… Мос?
— Что?
— Я голодна.
Я засмеялся. Глядя на ее худобу, никогда бы не подумал, что Минерва может чувствовать себя голодной. На репетициях она ела много вяленого мяса, но я полагал, что это ради голоса.
— Ты хочешь отойти и поесть? Я подожду.
Сейчас мне хотелось минуту-другую посидеть здесь в тишине, просто чтобы прийти в себя. Просто чтобы расцарапать себя всего.
— Не могу.
— Почему?
— Видишь ли, на двери в мою комнату вонючий запор. Снаружи.
Я удивился, по-настоящему удивился.
— Типа, родители запирают тебя на ночь?
— И днем тоже. Потому что я прежде была больна.
Я снова закрыл глаза. Кокон неправильности вокруг меня стал плотнее, наполняя комнату негромким гудением.
— Именно поэтому ты должен прийти и спасти меня, — продолжала она. — Чтобы я смогла выйти и показать тебе все.
Я прикусил губу.
— Но ты живешь в… Бруклине?
Она застонала.
— Не будь занудой. Просто поезжай подземкой. Всего-то полчаса.
Всего-то полчаса. Плюс неизвестно сколько ждать, пока придет поезд; может, час. Но не вечность же — я пока не боялся подземки.
И если я не увижусь с ней, сколько времени проворочаюсь без сна, один в своей комнате? Тысячу часов как минимум.
Всякий раз, увидев, как она поет, и, почувствовав, как ее песни проникают в руки, управляя моей игрой, в тот день я ложился спать с ее голосом, эхом отдающимся в сознании. И каждый раз воображал, как еду следом за ней в Бруклин. И вот теперь она сама приглашает меня.
Если я скажу «нет», зуд под кожей никогда не уймется.
— Здесь все спят, — сказала она. — И я могу показать тебе, откуда приходит моя музыка.
— Ладно, Мин. Я приеду. — Я встал, словно прямо сейчас собирался выйти за дверь, но голова у меня закружилась, и я снова сел. — Но как ты выйдешь наружу?
— Ты спасешь меня. Это легко. Перл каждый раз делает это.
— Что, я должен вскарабкаться к твоему окну или как?
— Нет, глупенький. Просто поднимись по лестнице. — Она засмеялась. — Но сначала ты должен найти магический ключ…
16
«Love Bites» «Любовные укусы».
МИНЕРВА
Мосси не было целую вечность.
Я принарядилась, и это убивало меня — сидеть за столом и таращиться на себя в зеркало. Зомби расхаживал туда и обратно; звяканье моих сережек подсказало ему, что мы собираемся выйти.
— Теперь уже недолго, — негромко сказала я.
В животе у меня урчало.
Мысль о том, что Мос приедет, нарушила равновесие внутри — голодная тварь пробудилась от сна, в который ее загнала Лус. Я уже сжевала весь свой аварийный запас вяленого мяса, стараясь не думать о запахе Моса. Таком сильном, таком аппетитном.
Я положила в рот кусок кожуры бекона, и ее жир обволок горло. Зомби тут же примчался и требовательно замяукал, так что я дала ему облизать пальцы.
— Скоро сможешь пойти поиграть со своими маленькими друзьями.
Я взглянула на часы: больше двух. Вонючий Мос. Что, если он пошел на попятный? Я хотела спуститься ближе к земле. Пение — это замечательно, но мне нужно почувствовать землю кончиками пальцев, ощутить запах и вкус того, что скрывалось внизу.
Мне нужно было узнать больше, чтобы слова в моих блокнотах обрели плоть.
В животе снова заурчало, и у меня возникло странное чувство, которого я давно не испытывала. Типа как было до появления Лус — что-то… нечеловеческое. Нехорошо.
«Не смей есть Мосси», — подумала я и оторвала зубок чеснока.
Он был совсем свежий, что, по словам Лус, лучше всего, тонкая кожица все еще с прожилками розово-фиолетового. Я расколола его зубами; вкус был острый, обжигающий, как свежая кровь цыпленка. Запах с дыханием проник в легкие, и нервы немного успокоились.
— Это научит тебя, — прошептала я, обращаясь к голодной твари внутри, отпила большой глоток из бутылки текилы, которую Перл украдкой пронесла сюда, и прополоскала рот.
Не хотелось, чтобы от меня странно пахло. В ясности своего чесночного кайфа я надела черные очки и посмотрела в зеркало, спрашивая себя, куда я направлюсь сегодня ночью.
Некоторые вещи типа чаев и настоек Лус делали меня лучше, более скучной и здравомыслящей. Другие, типа пения с группой Перл, вытаскивали изнутри меня изумительного зверя и взывали к огромным созданиям под землей. Это было все то же старое балансирование — как далеко можно зайти с мальчиками, со спиртным, с походами в опасные места, — но многократно усиленное, до такой степени, что сама земля содрогалась.
Я пока не была уверена, что именно собираюсь дать Мосу. Обе половины меня страстно хотели увести его под землю, но я чувствовала, что у них разные идеи насчет того, что делать с ним там.
Я сгрызла еще один зубок чеснока и прополоскала рот еще одним глотком текилы, просто на всякий случай.
Ступени скрипнули… Мос.
Я встала, подошла к двери и приложила к ней ухо. Он был еще в самом низу и медленно поднимался. Мой жаждущий слух слышал все, что происходило в доме: сердцебиение Макса в соседней комнате, низкий ровный храп папы; мама уже не читала в постели — я не слышала перевертывания страниц. Тишина, если не считать медленных, осторожных шагов на лестнице и шороха остывающего дома.
Зомби выписывал восьмерки вокруг моих ног.
— Не мурлычь, — прошипела я. — Мама может услышать.
Я прижалась к двери щекой, сунула нос в трещину. Принюхалась.
Но не почувствовала запаха Моса — он был еще слишком далеко внизу. Я принялась считать удары сердца, дошла до тысячи, прижала ладони к двери, надавила на нее и застонала. Даже блестящая Перл поднималась по лестнице не так медленно.
В конце концов, он добрался до верхнего этажа, и я почувствовала его запах, нервный и неуверенный.
И голод.
Я улыбнулась.
Когда он отодвигал засов, легкая вибрация прошла через дерево в мою жаждущую кожу.
Я отступила на шаг, испытывая головокружение. Быть спасенной прекрасно, но в тысячу раз лучше, когда это делает Мосси.
Дверь приоткрылась совсем чуть-чуть.
— Мин?
До меня донесся запах дыхания аппетитного Моса.
Я не отвечала, просто стояла за дверью, чувствуя тепло Зомби у ног. Казалось, сам воздух звенит и трепещет.
Дверь еще немного приоткрылась.
— Минерва?
— М-о-о-ос, — пропела я.
— Господи!
Его лицо появилось в щели, сияющее в свете свечи; на нем с невероятной скоростью сменяли друг друга самые разные выражения.
Я протянула руку, погладила его по щеке и лизнула собственные пальцы. Судя по вкусу, Мосси сильно нервничал.
Он прошел в комнату, беззвучно затворил дверь и закрыл глаза.
— Господи, Мин! Тут чертовски трескучие ступени.
Я засмеялась. Его куртка была застегнута не доверху, я просунула под нее руку и прижала ладонь к его груди. Сердце билось просто восхитительно. Если бы он не дышал так тяжело, я могла бы расслышать, как струится по жилам теплая кровь.
«Выбрось из головы эти грязные мысли», — выбранила я себя.
— Ты приехал.
Он открыл глаза. Улыбка облегчения заставила его лицо сиять еще ярче.
— Да.
Я вытащила руку из теплого гнездышка его куртки.
— Никто не слышал тебя. Расслабься.
Мосси кивнул, но не расслабился нисколько. Выражение его лица читалось, как открытая книга: напряжение трансформировалось в возбужденное волнение. Пальцы дрожали, глаза округлились при виде моего облегающего черного платья и туфель на высоких каблуках.
— Ты принарядилась.
Я улыбнулась.
— Ну, мы идем в не совсем обычное место, знаешь ли.
Он растерянно оглядел себя: футболка под кожаной курткой, джинсы.
— Я не думал… В смысле, сейчас же два утра.
— Ш-ш-ш, Мос. Ты выглядишь великолепно. — Я наклонилась и подхватила Зомби. — Пошли. Нас ждут чертовски трескучие ступени.
— Ладно… И кот с нами?
Я вздохнула. Почему все всегда бросают на Зомби удивленные взгляды? Он никогда не сует нос в их дела. У него свои занятия, свои любимые местечки. Зомби тоже нуждается в спасении. И он понимает. Если бы Зомби мог говорить, он рассказал бы нам, что надвигается.
Но ничего этого я, конечно, говорить не стала. Сказала лишь:
— Его ждет свидание с деревом.
— А-а…
Мос улыбнулся и неслышно открыл дверь.
Сейчас, в отсутствие вонючего солнца, снаружи было гораздо лучше.
В прекрасном мягком звездном свете я видела мертвые листья на земле и посверкивающую в траве паутину, в которой плясали пойманные насекомые. Воздух был влажный, насыщенный запахами и звуками.
Я опустила Зомби и проводила его взглядом, когда он заскользил между грудами блестящих пластиковых мешков. В темноте горы мусора оживали, это чувствовалось в тянущемся глубоко изнутри ветерке.
Я приложила руку к одному мешку, почувствовала его прохладу и гладкость. От него пахло, как в моей комнате, как от моей ночной одежды, как от чего-то общего для меня и Зомби. Реагируя на мое присутствие, небольшие сотрясения внутри груды усилились.
— Семья, — пробормотала я, ощущая наше родство всем своим существом.
— Ну да, твоя семья. — Мос с нервным видом оглянулся на мой дом, как будто опасался, что на крыльце вот-вот вспыхнет свет и появится папа с дробовиком в руках. — Куда мы идем?
От запаха его беспокойства голод внутри меня снова забил ключом, и я пожалела, что не прихватила с собой чеснока. Взяла Моса за руку и потянула его по улице.
— Туда, где я смогу показать тебе что-то очень важное.
— Хорошо.
Он, словно в трансе, следовал за мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25