Похоже было, что купание и теплая одежда повергли девчонку в шок. Наверное, о ней уже давно никто так не заботился, подумал Лайам. Он хотел было расспросить девочку, как она попала в караду, но потом передумал и завел разговор о Двойнике. Сам ли тот решил обокрасть его дом, или кто-то его надоумил?– Никто не говорит, что он это сделал, – напомнила Мопса. – Сказали только, что все остальные не делали этого, потому что занимались другой работой. А его не сумели о твоем деле спросить, потому что он где-то прячется.“Наверняка пропивает денежки, вырученные за мои вещи, – уныло подумал Лайам. – Ну да ладно, неважно. Я узнаю, кому он их продал, и двинусь дальше по следу”.Мопса между тем продолжала рассказ:– Он гордый, как какой-нибудь гранд. И очень высоко себя ставит. И многие говорят, что заслуженно. Очень уж ловко он управляется со всякими дверными замками и бегает по крышам, как кошка. Он и меня научил бегать по крышам и сказал, что у меня хорошо получается, потому что я легкая.– Да, легким быть хорошо, – согласился Лайам, припомнив, как однажды под ним провалилась кровля. Она оказалась соломенной и сильно его подвела.с Про меня говорят, – похвасталась Мопса, – что я бегаю по крышам быстрее всех в Саузварке!– Тихо! – одернул ее Лайам.Девчонка быстро прикрыла рот ладошкой.– Извини, – пробормотала она.– Продолжай.– Двойник всегда берет только классные вещи. Драгоценности или посуду, или что-то совсем особенное. Однажды он раздобыл целого лебедя из серебра – оказалось, что это чайник! Такой огромный, что ни один скупщик его не взял, и Двойнику пришлось этакую красоту переплавить. А еще он любит думать. Думает, думает, думает. Работает меньше всех, а выручает гораздо больше, потому что всегда обдумывает, что сделать и как. Он очень умный, он лучше всех, этот Двойник!За разговором они не заметили, как добрались до Муравейника. Людей здесь было поменьше, и одевались они победнее, улицы напоминали Щелку, но превосходили ее по количеству невероятных изгибов, а некоторые из них чуть ли не сворачивались в кольцо. Впрочем, Мопса уверенно двигалась по одной ей ведомому маршруту, а Лайам просто старался не отставать. Сделать это было легко, ибо девочка частенько заговаривала со многими встречными, по большей части – с мальчишками, такими же грязными и оборванными, какой совсем недавно была и она сама. Обновками своими, чуть, правда, мешковато сидевшими на ее тощей фигурке, Мопса явно гордилась и, болтая с приятелями, демонстративно оглаживала себя. Стоит ли говорить, что маленькие оборвыши поглядывали на нее с завистью и восхищением.– Мой дядя, – сообщила она в очередной раз вихрастому огольцу, высунувшемуся из подворотни, и самодовольным кивком указала на Лайама.– Да, моя дорогая, – сказал Лайам, – но дядя уже устает. И сейчас он может начать сердиться.Мальчишку как ветром сдуло, а Мопса, фыркнув, вздернула хорошенький носик.– Мог бы и дать мне немного покрасоваться. Знаешь, когда я в последний раз надевала что-нибудь новое? – и девочка принялась шевелить губами, старательно загибая пальцы.– Неважно, – прервал ее подсчеты Лайам. – Меня это не интересует. И кроме того, я кое о чем забыл тебе сообщить. После того как мы найдем Двойника, я все это у тебя заберу.Мопса остановилась посреди улицы, пораженная до глубины души.– Заберешь?– Нет конечно же, я пошутил. А теперь пойдем.– Заберешь? – переспросила она, чуть не плача.– Я же сказал, что пошутил. Пойдем!– Хорошо, если ты действительно шутишь, – пробормотала Мопса, – ведь старую-то мою одежку сожгли.В ее голосе проскользнула такая растерянность, что Лайам мысленно выругал себя за глупую шутку.– Ну перестань, Мопса, пошли.– Поклянись, что ты пошутил.– Клянусь.Они все же успели до темноты обойти два известных Мопсе местечка. Первое из них было обычной винной лавкой, куда Двойник частенько заглядывал и где те, кому он был нужен, оставляли для него сообщения. Хозяин лавки заявил, что не видал своего клиента больше недели.– Он ушел на холм, – сказал виноторговец, ткнув пальцем вверх, – поклявшись, что никогда больше сюда не вернется. Но хорошо бы ему все же вернуться – хотя бы для того, чтоб успокоить свою дуру, а то она заявляется ко мне каждый вечер, ревет и скандалит. “Дура” – поблекшая полная женщина лет сорока – проживала неподалеку, в одном тупичке. Когда она услышала, зачем к ней пришли, ее двойной подбородок заходил ходуном.– Сказал, что отправляется на большое дело, – запричитала она, – на самое большое и прибыльное. Еще сказал, что это дело – последнее, что он уйдет на неделю, а потом вернется за мной. И тогда мы уедем и заживем как благородные господа.Убедившись с первого взгляда, что ей вряд ли известно что-то еще, Лайам поспешил откланяться, ибо женщина явно вознамерилась разразиться рыданиями, от которых вполне мог обрушиться потолок ее жалкой клетушки.Оказавшись на улице, Мопса хихикнула и дернула спутника за руку.– Если Двойник с кем-нибудь и уедет, то только не с ней. У него есть другая зазноба в богатых кварталах, а еще одна, покрасивее, живет возле площади. Может, он сейчас прячется где-то у них.Любвеобилие Двойника, изрядно забавлявшее Мопсу, вдохновило ее на новый поток болтовни, и пока они выбирались из Муравейника, девчонка неустанно потчевала Лайама россказнями об амурных подвигах известнейших ловеласов преступного мирка Саузварка. Впрочем, ее разглагольствования частенько перемежались зевками, и Лайаму вдруг пришло в голову, что девочке этой ночью тоже вряд ли пришлось как следует выспаться. Наверняка этот Волк-Оборотень гонял ее по всему городу до утра – от одного вора к другому.Кроме того, когда они подошли к главной площади, его желудок жалобно заурчал.– Есть хочешь? – спросил он внезапно, прерывая очередное запутанное повествование Мопсы о каком-то “знатном красавчике” и трех “роскошнейших шлюхах”.– Не то слово, – мгновенно отозвалась Мопса. – А кто будет платить?Лайам согласился взять эту обязанность на себя, заручившись сперва ее обещанием прямо с рассветом продолжить поиск.Они отыскали небольшую закусочную, и девчонка, прежде чем Лайам успел ее придержать, заказала тарелку жареной камбалы, миску рыбной похлебки, морской пирог, кувшин вина и краюху хлеба.– И проследи, чтобы хлеб был свежим, – приказала она изумленной официантке.– Да в тебя же столько не влезет! – сказал удивленно Лайам.– Ты только выложи денежки, а там сам увидишь.Покачав головой, Лайам попросил принести морской пирог и ему.Мопса на ветер слов не бросала. Она жадно набросилась на еду, время от времени упрекая своего спутника за то, что тот велел разбавить вино.– И сколько воров состоит в гильдии? – спросил Лайам, улучив момент.– Не знаю, – тотчас откликнулась Мопса. – Не то двадцать, не то тридцать.– И ты – единственная среди них дама?– Я? Нет, есть еще одна. Но она – классный певец. – Мопса на миг прервалась, чтобы отделить от костей огромный кусок камбалы и отправить его в рот, – самый лучший после Волка и Двойника. И еще она умеет читать – книги, письма и все такое.– А разве ты не умеешь читать?В харкоутской гильдии учеников первым делом усаживали за буквари. Палица говорил, что голова его просто раскалывалась от подзатыльников строгих учителей. Зато впоследствии грамотность не раз ему пригождалась.– Я? Читать? Ха! Откуда? Кто стал бы меня учить? Я сомневаюсь, что Волк умеет читать, и точно знаю, что Шутник не умеет… и Белоручка, и Танцор.Лайам доел пирог и откинулся на спинку стула, потягивая вино. Он в очередной раз подивился из рук вон плохому обустройству местной воровской гильдии. Саузварк был, конечно, городом маленьким, но довольно богатым, и крошки с его стола вполне могли обеспечить охотникам до чужого добра приличную жизнь, – а здешние воры больше походили на побирушек. Все это очень странно, подумал Лайам. А еще странно, что Саузварк так и не обзавелся своей гильдией магов. В Торквее и Харкоуте имелись такие гильдии, равно как и в Кэрнавоне, и в Каэр-Урдохе, и даже в Карад-Ллане наряду с крепкими воровскими сообществами. Возможно, сосуществование на одном поле двух разнородных мирно пощипывающих травку общин является залогом их обоюдного процветания. Тогда не исключено, что, лет приблизительно через сто, когда в Саузварке появятся маги, здешняя воровская карада начнет походить на карады больших городов.“А возможно, и не начнет”, – подумал Лайам, сам толком не понимая, что тут хорошо, что плохо. Впрочем, для мелкоты вроде Мопсы любые перемены были бы к лучшему.Девчонка тем временем смела подчистую все, что ей принесли, и, тяжело дыша, развалилась на стуле. Она, словно беременная торговка, довольно похлопывала себя по животу:– О боги! До чего же это приятно!– Ты уверена, что не хочешь съесть еще что-нибудь? Например, небольшого китенка под соусом? Или жареного бычка?– Может быть, заказать чего-нибудь сладкого, – призадумалась Мопса, затем с сожалением заключила: – Нет. Может стошнить.– А вот этого никому тут не надо, – сказал Лайам, бросая на стол несколько монет. – Когда будешь в состоянии сдвинуться с места, скажи.Девчонка оправилась на удивление быстро, хотя двигалась медленно и время от времени испускала тяжелые стоны. На площади они, договорившись о завтрашней встрече, расстались. Мопса, переваливаясь как утка, нырнула в толпу, а Лайам, немного подумав, решил заглянуть в казарму.Кессиас оказался там и пригласил приятеля поскучать вместе с ним у камина.– По правде говоря, Ренфорд, я очень рад вас видеть, – сказал он, держа над ровно пылающими поленьями кружку с ликером. – Дела мои идут все хуже и хуже, вот послушайте-ка, что я вам расскажу.На плечи Кессиаса действительно свалилось немало хлопот. В Муравейнике завелся блуждающий призрак, корабль “Удалец” спешно покинул порт, не заплатив по счетам, небо прочертила вторая комета. Канцелярия эдила была завалена письмами, требующими немедленно с этим всем разобраться.– Ну скажите, как можно со всей этой чепухой разобраться? – вопросил Кессиас, ошалело встряхнув головой.Впрочем, он не ожидал никакого ответа. Его самой большой заботой по-прежнему оставался скандал на Храмовой улице. Лайам скривился, заслышав, какие неприятности повлекли за собой попытки эдила перевести ход следствия в новое русло. Кессиас пошел с расспросами к иерархам враждующих храмов, но, видимо, повел опрос так неуклюже, что Клотен вообще отказался с ним говорить. Гвидерий раскипятился и принялся выяснять, не сам ли Клотен является вдохновителем странных действий эдила. Хранитель оружия храма Беллоны Эластр заявил, что светские власти не имеют права касаться религиозных вопросов, и весьма резко оборвал разговор.– Но это еще не все, Ренфорд, – это пока не самое худшее! Во-первых, люди Клотена таки сцепились с людьми Гвидерия. Ничего серьезного не стряслось, так, пара переломанных костей, – но это уже драка! Драка – и где? – на Храмовой улице! Можете вы себе такое представить? А во-вторых… – Эдил кивком предложил Лайаму придвинуться ближе и понизил голос почти до шепота, словно собирался заговорить о темных богах и боялся привлечь их внимание. – Вы слышали про вторую комету?Лайам кивнул и сказал, что сам видел ее.– Вот так, Ренфорд! Их уже две! А матушка Джеф сказала, что в соседнем селении родился теленок о двух головах!Ни о каком таком теленке Лайам не слыхал, но на всякий случай кивнул еще раз.– А теперь слушайте, – только я вам это говорю по секрету и надеюсь, что вы будете хранить этот секрет! Прошлой ночью, сразу после появления второго знамения, все свечи на Храмовой улице – все до единой! – погасли. Жрецы в один голос твердят, что никаких сквозняков не было, – свечи просто мигнули и погасли, словно кто-то одновременно потушил их щипцами.Лайам потер переносицу, пытаясь сообразить, что бы это могло означать. Обычно он не очень-то верил во всякие там знамения, но сейчас по спине его скользнул холодок. Лайаму вспомнились намеки матушки Джеф на то, что Саузварку грозит что-то ужасное.– И мало того, – продолжил эдил, и Лайам с удивлением уловил нотки растерянности в голосе бравого стража порядка, – я сегодня побывал в храме Урис. Тамошние жрецы лучше всех гадают по внутренностям животных, по коровьим лопаткам и по всяким другим вещам. Так вот, эти жрецы полдня бросали плашки с рунами и разглядывали чьи-то кишки, но наотрез отказались сказать, что они из всего этого поняли. Просто уперлись – и все! И при этом казались сильно испуганными. Как это вам?Лайам только пожал плечами. Обычно он пропускал подобные разговоры мимо ушей, но слова матушки Джеф накрепко засели у него в голове, и Лайам, сам того не желая, не мог не считаться с ними. Кессиас умолк, задумчиво глядя на огонь. Минуту спустя Лайам встал, набросил плащ и сказал, что ему надо идти.– Точно надо? – мрачно спросил эдил. – Вы уже отужинали? Жаль. Я надеялся с вами перекусить. Как там ваше расследование?– Довольно неплохо, – коротко отозвался Лайам. Он еще не обдумал, что можно сказать эдилу. Впрочем, говорить о том, что он установил связь с воровской гильдией, точно не стоило. Не хотелось ему сообщать и о Двойнике. Тот, кто носит удачу с собой, не должен испытывать ее понапрасну. – Извините, Кессиас, но у меня сейчас просто глаза закрываются. Я вчера очень поздно лег.Кессиас улыбнулся, но это было лишь жалкое подобие его обычной улыбки.– Что ж, остается лишь пожелать вам спокойного отдыха. Вы, небось, уже подобрались к нужному человеку – а?Лайам сделал неопределенный жест.– Я пока не уверен. Надеюсь, завтра смогу сказать точно. Я намерен провести в городе весь день. Хотите – пообедаем вместе?До обеда он успеет прикинуть, что рассказать эдилу, а о чем умолчать.– Хорошая мысль. Тогда в полдень встречаемся здесь – идет?Лайам коротко кивнул и удалился, а Кессиас остался сидеть, уныло глядя на пылающие в камине поленья.Лайам явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он присматривался к Саузварку – к людям, к домам, к булыжнику мостовой, пытаясь найти во всем этом малейшие признаки перемен. Но все казалось совершенно обычным: те же толпы на улицах, редеющие по мере наступления темноты, те же факелы и падающие из окон квадраты света, те же стражники, обходящие город дозором. Но эта привычная взору картина теперь воспринималась иначе, и пахло вокруг иначе – словно после удара молнии. Город застыл в ожидании.За городской чертой Даймонд перешел в ровный галоп, ветер ударил Лайаму в лицо, и он вздохнул с облегчением. Мысли его постепенно переключились на дела более личного плана, но, как оказалось, лишь для того, чтобы окончательно спутаться.Что можно сказать Кессиасу о ходе своих поисков? Лайам не знал, как ответить на этот вопрос, и вообще не был уверен, что сможет ответить. Если он расскажет эдилу о гильдии, у того может появиться желание ее уничтожить, и Лайам волей-неволей должен будет ему помочь. Возможно, это – в главной своей сути – деяние и благое, но какая-то часть существа Лайама восставала против той роли, которую он в этом деянии был обязан сыграть. Он не мог отплатить черной неблагодарностью людям, оказавшим ему доверие. Все было бы по-другому, если бы Лайам сообщил о своих подозрениях Кессиасу прежде, чем переступил порог воровского притона. Но теперь он не считал себя вправе подводить этих людей под арест.Лайам вдруг сообразил, что ему даже в голову не пришло соблюсти интересы эдила и выспросить у воров, не причастны ли они хоть каким-нибудь боком к нападению на храм новой богини. Впрочем, такая попытка была бы чревата теми же осложнениями. Рассказав о полученных сведениях представителю власти, он тут же стал бы доносчиком, а этого Лайаму никак не хотелось. Конечно, можно было бы успокоить свою совесть, вообразив себя шпионом в стане врага. Но между деятельностью шпиона и действиями доносчика пролегала черта, и Лайаму уже приходилось ее для себя проводить. Он знал, что способен на многое, но только не на предательство.“О боги, – подумал Лайам, – и как я умудрился во все это вляпаться?”Но, похоже, удача опять не покидает его, какое-то божество все же следит за ним и проносит кораблик Лайама через шторма и шквалы. Это божество прихотливо, оно порой швыряет своего подопечного в жаркий огонь, но лишь для того, чтобы тут же его оттуда извлечь. Слегка опаленного и сжимающего в руках кусок хорошо пропеченного мяса. Образ получился немного странным, однако Лайам не стал ничего в нем поправлять.В данном случае удача привела его к Двойнику, но зато поставила перед почти неразрешимым вопросом. На одной чаше весов – эдил, на другой – воровская гильдия Саузварка. Лайам устал и не хотел больше на этот счет размышлять. Пусть все идет как идет, а что будет – покажет завтра.Домик на берегу никогда еще так его не манил, и Лайам, пошатываясь как пьяный, поднялся по ступеням к порогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32