Опять наступила пауза. Попробуй, скажи что-то не так доложат. В луч-
шем виде. В более лучшем, чем говорил.
- А как у него с жилищными условиями? - тихо спросил кто-то.
- Двухкомнатная квартира, - ответила Зверева. - Прописаны он, жена,
дочь, зять. Однокомнатную Степан Тимофеевич просит для себя. Дочь и зять
остаются в двухкомнатной. Они ждут пополнения семейства. Справка о бере-
менности дочери имеется.
Опять наступила пауза.
Дать бы им две однокомнатных, подумал я, а двухкомнатную - Моссовету.
Хотя нет, не получится. Для такого варианта потребуется еще одна одно-
комнатная, а взять ее негде.
- Разрешите опять мне, - кашлянул Гладилин. - Мне кажется, нецелесо-
образно характеризовать Степана Тимофеевича как работника - это опреде-
ляют вышестоящие органы. Хотелось бы отметить следующее. Фактически, мы
сейчас единственное из отраслевых издательств Москвы, которое участвует
своей долей в строительстве и улучшает жилищные условия своим сотрудни-
кам. Благодаря кому? В первую очередь, благодаря Степану Тимофеевичу. Он
принял на себя эту ответственность, пробивал эту возможность. Так что
же, мы ему откажем в его просьбе? Думается, что это было бы неверно...
Я посмотрел на картину кисти Королева. Лужок. Два желтых стога. Будет
живописать теперь в своей отдельной однокомнатной квартире.
- Предложение одно. Ставлю на голосование. Кто за то, чтобы оставить
Степана Тимофеевича в списке, прошу поднять руки, - Горобец уже тянул
свою ладошку вверх. - Так... Кто против?.. Нет... Воздержался?.. Нет.
Принять единогласно. Попрошу позвать Степана Тимофеевича.
- Следующий у нас Горский Давид Борисович. - Горобец дождался, когда
сядет вернувшийся директор. - Что у него? Как с жильем?
- У Горского тоже дети, - развернула очередной скоросшиватель Звере-
ва. - Двое. Да еще отец. Занимают две комнаты в трехкомнатной квартире.
В третьей одинокий сосед. Горский просит выделить однокомнатную квартиру
отцу, чтобы потом произвести обмен с соседом и занять трехкомнатную
квартиру полностью.
- Что же в результате получается? - спросил Фурман, отвечающий в
месткоме за производственную работу. - Улучшаем жилищные условия не
Горскому, ему достаточно и комнаты, а его соседу? Нелогично.
Фурман против Горского. Это понятно. Фурман работает в издательстве
тысячу лет, может быть, один из самых старых кадров, производственный
сектор в месткоме на себе тащит, ему на пенсию скоро, а перед этим под-
работать бы, но назначили на освободившуюся год назад должность на-
чальника отдела не его, а неизвестно откуда взявшегося Горского.
- Горский - достойный человек, - осторожно начал было Горобец.
- А кто с этим спорит? - перебил его сразу раскрасневшийся Фурман.
- И правильно, - веско сказал директор. - Спорить не надо. Я прошу
членов местного комитета учесть только одно, но очень важное обстоя-
тельство. У Горского очень хорошие связи в райисполкоме. В основном бла-
годаря ему нам разрешили иметь долевое участие в строительстве нового
дома. Иначе нам не видать бы этих квартир, как своих ушей.
Ох, уж эти связи!.. А без них ты кто?.. Нуль без палочки... Тем более
с туберкулезной палочкой.
- Есть предложение оставить Горского в списке, - радостно улыбнулся
Горобец. - Ставлю на голосование... За - семь... Против?.. Один... Фур-
ман... Воздержались?.. Трое... Предложение утверждается большинством го-
лосов. Так и запишем. Кто на очереди?
- Голикова Вера Ивановна. Уборщица. Мать-одиночка. Дочь - на учете в
психо-неврологическом диспансере. Родитель, судя по всему, был алкого-
лик.
Зверева умолкла. Молчали и все остальные. А что тут скажешь?
- По закону им положено выделить даже двухкомнатную, - пояснил Горо-
бец, - но мать и дочь - существа однополые. Можно обойтись и однокомнат-
ной. Возражений против того, чтобы оста вить Голикову в списке, нет?..
Оставляем.
- Истомин Валерий Сергеевич, - Зверева посмотрела на меня.
Я, не дожидаясь особого приглашения, вышел из кабинета.
В приемной, за своим столом наводила марафет секретарша директора.
Увидев меня, отложила в сторону зеркальце и пластмассовый цилиндрик с
губной помадой, спросила с жадным интересом:
- Ну, как?
Я пожал плечами, нормально, мол, сел в угол на стул для посетителей.
Зазвонил телефон. Анюта неохотно подняла трубку и ледяным тоном стала
отвечать какому-то беспокойному автору, который сдал свою рукопись в из-
дательство полгода назад и вот - ни ответа, ни привета.
До тебя ли, до авторов, до работы ли сейчас, рассеянно подумал я и
начал лихорадочно соображать. Троих из пятерых уже оставили в списке.
Выбирать придется кого-то из двоих... Я или... Второй была Анюта, Нюрис,
Анна Павловна Панина, секретарша директора. И его любовница. Сидит, зак-
рыла трубку телефона ладошкой и, выразительно округлив губы, глазами по-
казывает мне на трубку - ну, не зануды все эти авторы, авторь°, как мы
их называем между собой, и чего пристал?.. Конечно же, директор отстоит
свою Анюту, она у него Анной на шее виснет... Вот и выходит, что отодви-
нут меня... Нас с Наташкой... Если сейчас идет голосование, то кто под-
нимет руки за меня?.. Горобец?.. Возможно ли такое, чтобы Горобец пошел
против директора?.. Да никогда в жизни!.. А мне он, наверное, забыть не
может, как мы с Аликом Синецким разыграли его. Идея, конечно, была Али-
ка, но реализовал ее я. Это я позвонил Горобцу из соседней редакции и
сказал, что беспокоят его с Центрального телевидения, скоро в эфир пой-
дет передача, в которой будет рассказано о книгах, выпускаемых нашим из-
дательством, что книги эти должен представить специалист, старший науч-
ный редактор Горобец Виктор Федорович, которого рекомендовал нам, Цент-
ральному телевидению, директор издательства товарищ Королев. Для того,
чтобы операторам телевидения было легче установить свет, не найдется ли
у уважаемого Виктора Федоровича нескольких фотографий?.. Найдется?.. Вот
и хорошо, вот и прекрасно. Нам нужен фас Виктора Федоровича, профиль
Виктора Федоровича и... вид сзади. Да, такова специфика телевидения. Ра-
курс камеры может быть различным. Да, вид сзади обязательно. Если у вас
нет таких фото, это не беда, зайдите в любое фотоателье, объясните, вам
сделают, они прекрасно все знают, обычный формат, шесть на девять, ска-
жете для телевидения, это недорого, копейки, вас не затруднит?.. Горобец
поверил, потому что, действительно, по Центральному телевидению как-то
поминали о нашей продукции и шел разговор, чтобы сделать такую рекламу
постоянной. Горобец поверил, потому что сам Королев рекомендовал его
Центральному телевидению как специалиста. Горобец поверил... и отправил-
ся в фотоателье. Когда он вернулся, мы все ему рассказали и долго угова-
ривали его поведать нам, как он объяснялся в фотоателье, как фотографи-
ровался, сидя спиной к фотоаппарату, но Горобец молчал, кисло посмеивал-
ся и поглаживал свою обширную круглую лысину на затылке, которую он пы-
тался прикрыть остатками окружающих ее волос. История широко разнеслась
по издательству, в основном усилиями Левки Фалина, и долго еще в спину
Горобцу раздавался с трудом сдерживаемый смешок. Этот смешок он мне ни-
когда не забудет... Гладилин?.. Я с досадой припомнил, что в спорах Си-
нецкого с Гладилиным я всегда был против Гладилина, особенно недавно,
когда ни с того, ни с сего развернулась жаркая дискуссия о культе лич-
ности Сталина, мы победили, как нам казалось, Гладилина, но нет, в ито-
ге, вот сейчас, я проиграл. Вот получил бы ордер, тогда и спорил бы про
разные личности. Свободно. Без оглядки... Инка Зверева?.. Зря с ней
не... О, господи, до чего же я докатился?! Неужели готов дружить с Го-
робцом, лизать зад Гладилину, переспать со Зверевой?..
Анюта словно прочитала мои мысли. Усмехнулась криво:
- Как сладкого хочется, - зажмурилась она.
И потянулась. Руки за голову. Смачно, с хрустом косточек.
Грудь высоко поднялась. Конечно, отстоит ее директор.
На столе звякнул внутренний телефон. Анюта сняла трубку.
- Слушаю, Степан Тимофеевич, - послушно-ласково пропела она. - Хоро-
шо...
- Тебя... Зовут, - кивнула она головой на дверь кабинета.
- Ни пуха...
- К черту.
Я вошел в кабинет. Никто не смотрел на меня. Сел на свое место.
- И последнее заявление от Паниной Анны Павловны, - ровным голосом
зачитала Зверева. - Незамужняя. От родителей ушла, снимает комнату.
На какие шиши, подумал я, на директорские?
- А что у родителей? - спросил кто-то.
- Комната в коммунальной квартире, - ответила Зверева. - Еще две
семьи. Жалко девку. Пропадает. Предлагаю оставить ее в списке.
- Кого же тогда исключим? - озабоченно спросил Горобец и покосился на
Гладилина. - Всем надо, все нуждаются, но решать-то вопрос все равно
придется. И не кому-нибудь. Нам.
Опять нависло молчание. Заседание шло уже больше часа. В кабинете
стало душно, жарко. Или мне так только казалось?
- Валерий, а как самочувствие твоей супруги? - спросил меня Гладилин.
Вот оно, растерянно подумал я.
Но ответил:
- Она сейчас в санатории, в Крыму. Поправляется.
- Живет она с матерью? - участливо осведомился Гладилин.
- Да, у них двухкомнатная квартира, - ответила за меня Зверева. -
Мать, брат и она.
- Когда она возвращается из санатория? - опять спросил меня Гладилин.
- Это известно?
- Смотря как пойдет процесс выздоровления, - пожал плечами я. - Меся-
ца через полтора, два...
- А если мы попросим вас подождать немного? - склонился в мою сторону
Горобец. - Ведь пока ее все равно нет, она в санатории, дышит крымским
горным воздухом, сейчас там весна, все в цвету, а когда вернется, то мы
наверняка сумеем положительно решить вопрос с вашей квартирой в Моссове-
те. Не так ли, Степан Тимофеевич?
Королев многозначительно кивнул седой гривой:
- Двух месяцев за глаза хватит. Это мне твердо обещали.
Сам председатель райисполкома.
- Есть еще один момент, Валерий Сергеевич, - мягко сказал Горобец. -
Мы, то есть администрация, общественность, помогали тебе оформить твой
брак, добились, чтобы пошли нам навстречу, сделали для вас исключение -
так помогите и вы нам, пожалуйста. Всем миром просим.
- У него же жена после тяжелой операции, - сказал хмуро Фурман.
Хороший мужик этот Фурман - я, наконец, смог оторвать глаза от своих
сжатых в кулаки рук.
- Мы все понимаем, - возразил Горобец. - Но за это время ситуация из-
менилась. Если до операции у нее была открытая форма туберкулеза, что
являлось бесспорным основанием для срочного предоставления им отдельной
жилой площади, то теперь, после операции, открытой формы у нее нет. Ты
же сам мне об этом говорил, Валерий Сергеевич, не так ли?
- Мы оба состоим на учете, - охрипшим голосом сказал я.
- Тем более нам будет легче поторопить Моссовет, - рассудил по своему
Горобец.
- Давайте решать, - предложила Зверева. - Виктор Федорович, ставь на
голосование.
- Хорошо, - согласился Горобец. - Кто за то, чтобы предоставить жилую
площадь Истомину Валерию Сергеевичу не в эту очередь, а позже, прошу
поднять руки... Так... Шесть... Кто против?.. Трое... Воздержались?..
Тоже трое. Предложение проходит большинством голосов. Повестка дня ис-
черпана. Есть какие-нибудь объявления?
- У меня предложение, Степан Тимофеевич, - подняла руку Зверева. -
Давайте все-таки попытаемся вместе отстоять всех пятерых. Напишем хода-
тайство в Моссовет. Может учтут?
- Это можно, - согласился директор.
- Сегодня же и сделаем, - сказал Горобец. - Все свободны, товарищи.
Мы вышли через приемную в коридор. Все с деловым, озабоченным видом
разошлись, и вокруг меня образовалась пустота. Я остановился и долго чи-
тал пожелтевшую инструкцию по противопожарной безопасности.
Глава тридцать седьмая
--===Свое время===--
Глава тридцать седьмая
Я не заметил, как доехал до платформы Яуза. Шел знакомой, хоженой не один
десяток раз аллеей к институту, в клинике которого еще совсем недавно, недели
три назад, лежала Наташа. Нет, не лежала, ходила, уже не оглядываясь, рядом ли
стенка.
Деревья совсем сменили свой весенний вид на летний: густо зеленела
листва, посвистывали, перекликаясь, прилетевшие с теплого Юга, может из
Крыма, из Наташкиных краев, птицы, корни деревьев - вот она сила жизни!
- вспучили корку асфальта и сквозь трещины лезла трава, тянулись пики
нераспустившихся одуванчиков, кустился конский щавель.
По памяти отыскал среди четырех одинаковых жилых корпусов нужный мне
и опять, как когда-то, мне открыл дверь розовощекий аспирант Воробьев с
синими глазами.
В прошлый раз я запнулся прежде чем представится, на этот раз с тай-
ной гордостью сказал:
- Вы меня не помните?.. Истомин. Моя жена Истомина Наталья, извините,
она тогда была Кузнецовой, лечилась у вас.
- Успели-таки? - улыбнулся Воробьев. - Поздравляю. Проходите, пожа-
луйста.
Мы сели на стулья. Опять, как тогда.
-Наташа перед отъездом в Крым сказала, чтобы я обязательно зашел к
вам, - объяснил свое появление, сам не зная с чего начать, потому что
Воробьев, когда я созванивался с ним. Назначил мне встречу не в клинике,
а у себя в общежитии. - Извините, сразу не смог.
- Она в санатории? Как ее самочувствие?
- Пишет, что хорошо.
- Все верно. Так и должно быть. Сейчас она быстро поправляется, ей же
удалили очаг интоксикации, очаг, который травил ее организм. Сложность в
другом.
- В чем? - не выдержал даже короткой паузы я - Гистология показала...
Вы не знаете. Что такое гистология? Исследование удаленных тканей. Так
вот, это исследование показало. Что у вашей жены особый вид туберкулез-
ных палочек. Редко встречающийся, но, к сожалению. Встречающийся. Опас-
ный вид.
- Чем?
- Противоядие пока не найдено.
Воробьев не отводил своих синих глаз, он ждал пока до меня дойдет
смысл, пока я полностью осознаю и смогу оценить сказанное им.
- Получается, что Наташа... обречена. - Совсем необязательно. Сейчас
она, будем надеяться, чистая. Вся зараза была сосредоточена в одном мес-
те. Если ее удалили полностью, то опасений практически нет, если же хоть
что-то осталось, тогда... тогда еще одна операция.
- Как это узнать?
- Что именно?
- Чистая она или нет?
- Время покажет, - пожал плечами Воробьев.
Подумал и добавил:
- Обязательно покажет.
- Что можно сделать, чтобы избежать рецидива?
- Есть одно средство, - медленно ответил Воробьев. - Я читал о нем в
одном иностранном журнале. Пишут. Что уникальное, универсальное и тому
подобное. Курс лечения - тридцать инъекций. У нас закупили опытную пар-
тию. Попробуйте достать. Правда, дорого...
- Сколько?
- Ну... как LМосквичv. Последней модели.
"Наташенька, родная моя, сел сегодня за очередное письмо тебе, и никак оно у
меня не начиналось, не получалось. Поэтому пишу, что пришло первым в голову -
в Москве зарядили дожди, и откуда такая прорва воды, льет и льет,
беспросветно, и сейчас по стеклу окна, в которое я смотрю, ползут, набухая,
капли, словно слезы - даже погода плачет, потому что нет тебя рядом. И на
самом деле жизнь без тебя тоскливая - и ем без аппетита, и живу без радости. А
на что похож майский Крым? Говоришь, что живешь наверху, не у моря? А какая
весна в горах? Или там уже лето? Молоко туманов, холод - не мерзнешь? Хочешь,
я пришлю свой свитер, мне мама его вязала, он большой, даже больше, чем я, и
теплый. Мама и отец передают тебе приветы, каждый день вспоминаем тебя,
говорим о тебе, ждем твоих писем. Не ленись, пиши, устрой нам маленький
праздник. С квартирой опять какая-то задержка, райисполком тянет, я даже ходил
на заседание месткома как комсомольский угол четырехугольника:
администрация-партбюро-местком-комсомол. Наш секретарь гриппует, вот и
пришлось идти мне. Какая-то там неразбериха с очередниками, в общем, придется
подождать нам еще немного, месяц или два. Потерпим? Главное, чтобы ты
поправилась. Я люблю тебя, Наташа. Ужасно люблю.
Ужасно - женское слово, как сказала Марина, помнишь? Тебе от нее при-
веты тоже, она часто звонит, мы вспоминаем нашу свадьбу и наш с тобой
медовый месяц из трех всего-то дней в ее квартире. Были бы слова сильны,
как наши чувства, им не говорить, а звенеть, им бы звучать пением птиц,
журчанием ручья, падением снега, им бы светиться аркой радуги, мерцанием
звезд, им бы греться, зажмурившись, котами на мартовском солнце и осе-
дать морозными узорами на окнах, им бы дышать свежестью розы и хрустеть
ароматным яблоком... Где найти мне слова - про то, чем дыхание наше пол-
нится, про то, чем жизнь наша полнится, про то, чем желания наши светят-
ся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22