В руках у старичка действительно была метелка из перьев какой-то огромной птицы, которой он обмахивал стены и усердно мел пол.
Алексей встал как вкопанный. Он ожидал встретить кого угодно, но никак не престарелого домового, следящего за порядком.
Старичок усердно мел пол, казалось, не замечая Алексея. И не переставал бормотать под нос с плохо скрываемым раздражением:
– Ишь, шастоють тут, охламоны. Не звали их сюдыть, а они всяко шастоють. И туда, и сюда. Как будто тут тракт проезжий, а не энтот… как его… коллектор. То волк пробежит, натопчет, то Светоч пролетит, отвлекает. А тут еще ентот встал, как оглобля… -
Домовик повернулся к Алексею и вопросительно уставился на него черными бусинами глаз без белков: - Чего надоть? Че преперси? Ась? Я вам тут что, крепостной, за вами порядок наводить? Я потомственный в тридцать третьем колене… - Кхм, - откашлялся Алексей. - Прощения прошу, Хозяюшко, если побеспокоил. Разреши пройти. Не чини препятствий.
– Да чего уж там, чинить-то? - сварливо ответил домовой. - Раз уж ты суды притопал, стал быть, обратно не повернешь. Знать, энтот путь единственный. Да ты и вежество знаешь, повинился перед Дедушкой. Дык, как тебе после этого препятствия чинить? Не можно. Только вот мыто подорожное изволь оставить, мил человек.
– Мыто? - удивился Алексей. Первый раз пришлось столкнуться с домовым, требующим откупного.
– А ты как думал? - ехидно прищурился старикашка. - Я тут главным смотрителем поставлен, стал быть, мне и мыто востребовать не зазорно.
– А ты кто такой будешь, дедушка? - поинтересовался Алексей, прикидывая, куда бы лучше припечатать наглеца висящей перед ним руной.
– Я-то? Я-то буду главный смотритель коллектора Града на Коровьей Реке! - гордо грохнул себя кулачишкой в грудь старичок. - А вот ты кто таков, молодец? Что тут шастаешь без подорожной?
Алексей едва сдержался, чтобы не засмеяться.
– Неужто нынче в коллекторе принято подорожные спрашивать? - подхватил он навязываемую старичком игру. Глушить его ворожбой не хотелось.
– Принято, принято!
– И с волка спрашивал?
– С волка не спрашивал, - честно признался старичок. - Как с него, твари бессловесной, спросить. Где он подорожную хранить-то будет? Под хвостом, что ля? А у тебя карманов вон сколь, поди, в одном хоть да завалялась грамотка подорожная?
Али нету?
Старичок хитро прищурился и снизу вверх посмотрел на Алексея, давая понять, что просто так от него не отделаться.
Фатеев стоял, спешно ища выход из ситуации. Можно было глушануть старого хама подвешенным и готовым к использованию знаком. Можно было просто проигнорировать. Однако не хотелось оставлять у себя за спиной рассерженного домового, который, к тому же, был в своей вотчине, а значит, и силу имел немалую, и потому мог стать для Охотника, торопящегося найти выход, серьезным препятствием на пути. „Видно, и впрямь платить придется. К чему там у нас домовики неровно дышат?“ Алексей расстегнул один из кармашков и достал оттуда колоду игральных карт. Маленькие, в половину карточного листа карты он использовал в самых разных ситуациях: прозреть путь, заморочить упыря, да мало ли применений у простых с виду карт? Достал, хрустнул колодой, ловко перекинув ее с ладони на ладонь и, присев на корточки, почтительно протянул ее старичку.
Глазки-бусинки под кустистыми бровями радостно блеснули, старинушка выпростал покрытую серым пушком ладошку из широкого рукава и проворно сцапал колоду. Бухнулся задом на пол, прямо где стоял, и стал с упоением перебирать карточные листы, перекладывая их в одном ему ведомом порядке. Домовые питают просто сверхъестественную страсть к картам, - так говорила Алексею его бабушка.
– Ой, уважил старика, ой, уважил, человек прохожий, - радостно забормотал он. -
И кто ж ты такой будешь? И вежеству учен, и ведовству сподобен, со старшими уважителен и не скуп на подарки… Ты кто, добрый молодец? Королевич, али князь, быть может? Ежели князь, так прости, батюшка, не признал тебя.
Пальчики домового ловко перебирали карты, метелка, которой он только что мел пол и стены, сиротливо валялась рядом, забыта и брошена. Перебрав карты и упрятав их за отворот зипуна, домовой встал, поклонился Алексею, придерживая рукой ермолку. Выпрямился и посмотрел тому прямо в глаза.
– Спасибо тебе, добрый человек. Я теперь с таким подарком живо отыграюсь. А то я давеча свою-то колоду проиграл Стрижу Живлякичу. Он, окаянный, ох играть же мастак! Хоть и молод еще - трехсот лет от роду еще нету. Сказывают, он в скорбном доме при узниках свет увидел. Там и рос, значит. Там и выучился. А у нас ведь как - строго - без своей колоды играть не моги. Чужую взаймы не бери. Так мне пришлось сюда, на его место, будь он неладен, стать. А он - на мое. Я раньше при корчемном доме обитал. Там и народ веселый, и кормежка сытная. А Стриж этот по малолетству тут служил. А как у меня даже колоду отыграл, так я просить стал отыграться. Ну и поставил свое место против колоды, имущества и жалования своего. Ну и… вот. - Домовой тяжко вздохнул. Потом озорно блеснул глазками и продолжил радостно: - А теперь я этого Стрижа разом… - Так я пойду, дедушка? - спросил Алексей.
– Ага, ступай мил человек, ступай. Только смотри, в пути нигде не задерживайся, как увидишь чего непонятного - не присматривайся. Белое за черное принимай, воду - за камень, птицу - за зверя, - назидательно произнес старичок. - Ступай себе. Алексей осторожно обошел домового и зашагал дальше по коридору за светочем. Не успел отойти и десятка шагов от места встречи, как за спинной раздался дробный топот, и он услышал:
– Эгей, мил человек! Погодь, не торопись! Я с тобой пойду, - догнал его домовой, путаясь в полах своего одеяния. За несколько секунд, что Алексей его не видел, он полностью преобразился. На нем были мягкие кожаные сапожки, а в них заправлены просторные серые порты в широкую полоску. Рубаха из синего атласа с косым воротом, расшитая петухами. На голове красовался картуз, которые носили приказчики у мелких купцов. За ухо была заткнута ромашка, непонятно где взятая. - А тебе зачем со мной, дедушка? - поинтересовался Алексей. - Дык, знамо дело, вдвоем веселее. Ты же, поди, выход ищешь? И не знаешь, куда идти? А я знаю. Я тебя выведу, не сумлевайся! Твой светун, он ведь тут тоже заблукать может. А я не заблукаю - тыщу раз тут хаживал.
– Да ну?
– А то! Я тут все входы-выходы знаю! - хвастливо заметил домовой. - Не одну, поди, сотню лет землицу топчу. Тебе куда надобно попасть-то?
– Если б я еще и знал, дедушка, - вздохнул Алексей.
– Чаво, пойди туда, не знамо куда? Достань то, не вразуми что? - Да нет. Мне… выход найти надо. Понимаешь… а, - махнул рукой Алексей, - давай я тебе с самого начала расскажу. Сам разберешься. Ты, как-никак, старожил. - Ага, ага, - закивал головой старичок, от чего ромашка за ухом смешно замотылялась вверх-вниз.
Алексей коротко пересказал события прошедших суток. О доме, гибели жены, о товарищах, согласившихся помочь… Умолчал только о том, что он Охотник. Ну зачем маленькому исподнику знать о том, что есть люди, которые иногда усмиряют этих самых исподников… Порой даже не очень дружелюбно. Домовик кивал головой, хмурился, ворчал под нос неразборчивое. Потом сообщил Алексею, что звать его Ждан, сын Лыбедя. Алексей тоже представился, соблюдая приличия.
– Только ты того, не серчай… - смущенно пробормотал домовой. - Тут, у нас то есть, я тебе помогу. А в вашей стороне я тебе не помощник, извини уж. Там у вас такое делается - помыслить страшно. Как живете - непонятно. По дорогам такие чуды-юды рыскают - жуть просто. Огнем из глаз слепят, рыкают, и вонь от них уж и вовсе несносная. Так что не обижайся… Я один раз сунулся было к вам, так еле живым ноги унес. Так что и не проси, к вам не пойду. А тут у себя помогу: и дорогу верную укажу, и ежели биться тебе придется с этим изувером - тоже помогу. - И на том спасибо.
– Да чего уж там. Когда мне бы еще представилось с дедом моим подвигом поравняться? Так что это тебе спасибо, прохожий человек. - И снова блеснул на Алексея маленькими глазками. Вообще, Охотник заметил, что у этого старичка было два выражения глаз: угрюмо-насупленное, из-под бровей, и лукавый прищур. В основном старичок-домовичок лукаво щурился, напоминая Шолоховского героя, деда Щукаря. И еще картуз этот, залихватски сбитый на затылок лысой, как бильярдный шар, головы. - Ага, стой-ка, - поднял маленькую ладошку вверх Ждан.
Алексей вопросительно глянул на домового, замершего, как истукан, и настороженно вслушивающегося в окружающие звуки.
– Шарится кто-то, - сообщил тот, тыча пальцем за угол. - Кто такие - не ведаю. Ты вот что, тут постой, а я проверю пойду. Я-то здешний, а тебя всякая собака за версту как чужака облает. Годи тут.
Махнул в воздухе маленькой ладошкой, и как будто включился усилитель звука -
Алексей услышал все, что происходило за углом. Шелест, шарканье, вздохи и сопение. Домовой уверенно повернул за угол, смешно топая начищенными до блеска маленькими сапогами-„бутылками“.
Какое-то время из-за угла доносилось бормотание, кряхтение и шарканье, которое поначалу Алексей не слышал.
Потом раздался уверенный и даже командирский голос домового, который спрашивал, строго, как генерал на параде, какого рожна они тут делают. Неведомые „они“ невнятно бормотали, как будто извиняясь. Голос Ждана нарастал, становился громче, обретал вовсе уж начальственный оттенок. Он отчитывал тех, кто ошивался за углом, как нашкодивших школьников. Те, судя по всему, оправдывались. В конце концов домовой аргументированно объяснил своим собеседникам, куда им стоит идти и кого там искать. Раздалось возмущенное бормотание, переросшее в громкий ор, скорее похожий на шум погромыхивающих в жестяной банке камней, чем на нормальную речь. Но старичок, судя по всему, прекрасно понимал и этот язык, потому как вслед за возмущенной тирадой раздался его гневный выкрик: „Ах ты семя блядино! Вот я тебя ужо!“ Что-то с треском полыхнуло так, что на противоположной от прохода стене на мгновение появились четкие тени причудливых очертаний, отдаленно напоминающие человеческие. Раздался визг, лязг и удаляющийся топот. Из-за угла запахло горелой шерстью.
Алексей удивленно ахнул. Старый домовой, хоть и ссылавшийся на немощь по сравнению со своим предком, шарахнул таким заклятьем, против которого Алексею не хотелось бы ставить защиту, ибо она сожрала бы половину, а то и больше его сил. Страшно представить, какими силами обладал старый хитрец, когда был при месте. А о том, насколько силен был его героический дед, и вовсе думать было тошно. Из-за угла показался сам Ждан, на ходу отирая лицо от копоти огромным, как простыня, носовым платком. Половину лица он уже вытер, а вторая была черна, как у шахтера, только что вылезшего из забоя. Глаза победоносно блестели. Борода топорщилась и курилась дымком.
– Ишь ведь, чего удумали, ехиднины дети! В моем околотке досмотр учинять! Без моего ведома! Не спросивши, не предупредивши!
– Кто?
– Как кто? Да эти вона! - Дед возмущенно мотнул бородой в сторону угла, из-за которого вышел. - Псы ищейные. Сказывали, что человека ищут. Не тебя ли? - А что, тут людей много? - угрюмо спросил Алексей. Весть о том, что его уже ищут, оптимизма не вселяла. Если ищут, значит, придется драться. Тратить силы. Которые потом не восстановить так просто. А до Изнанки дотянется ли Леонид своей поддержкой, ожидающий их у машины, - не известно. Как только он подумал об этом, его плеча ободряюще коснулась невидимая, но уверенная рука. По телу пробежала волна тепла, окутала с ног до головы, придавая сил и уверенности. В голове прозвучали слова, сказанные вроде бы голосом отца Леонида: „И не только до Изнанки дотянусь. Не бойся - ступай. Ты выследи и останови. А я со своим делом справлюсь. Поддержу, не беспокойся“.
Услышанное придало уверенности и даже обрадовало.
Сила, щедро вливаемая в Алексея, струилась по жилам, будоражила в предвкушении боя.
– Да нет, не много. Можно сказать даже, что ты единственный, - ответил домовой.
– Значит, ищут меня все же?
– Да уж кого еще? - вопросом на вопрос ответил старичок. - Ну да тебе всяко тут не схорониться, а дело делать надо. Так ведь?
– Верно…
– Стало быть, дальше пошли? - поинтересовался Ждан. - Этих-то я прогнал. А другие когда еще встретятся!
– Да уж веди, Сусанин, - усмехнулся Алексей.
Ждан Лебядич смело завернул за угол и зашагал перед Алексеем, по-прежнему не давая тому себя обогнать.
– Слушай, Ждан Лебядич, а как это так выходит, что я тебя обогнать не могу? В тебе росту пол-аршина, а бежишь так, что не угнаться? - спросил Алексей маячащую перед ним спину домового.
– Так что ж непонятного-то? Я ведь у себя дома. Будь я у тебя - я б за тобой не угнался. Говорят же, что дома и стены помогают. А дорожка сама под ноги стелется. Опричь того я тут не один раз хаживал, а ты первый раз себе дорожку торишь. Вот и приотстал. Смекаешь?
– Смекаю… - озадаченно протянул Алексей.
Когда вывернули из-за угла, взору Алексея предстали обугленные стены и пол. На полу, покрытые гарью, валялись предметы, которые, судя по всему, были оружием у тех самых „ищейных псов“, о которых говорил домовой. Огромных размеров бердыш на толстом древке. Цепь, оканчивающаяся шипастой гирей с голову младенца. Здоровенный двуручный меч, кривой, как турецкий ятаган, однако с двухсторонней заточкой.
– Сколько их было? - спросил Алексей у бодро шагавшего домового.
– Двое всего.
– А почему…
– Да потому что у одного четыре руки было. В верхних двух бердыш, в нижних - меч. - Опять гомункулусы. Похоже, что тот, кто их при жизни делал, где-то неподалеку трется.
– Может, и так, - ответил домовой. - Ты не отставай, а то потеряешься.
– Где? Тут все прямое, как по нитке. Вот только что-то холодает. Воздух и вправду становился заметно холоднее. Алексей почувствовал, как по коже, хоть и доведенной наговорами до полной нечувствительности к физическому воздействию, побежали мурашки. К тому же одежда была еще мокрой после купания в нечистотах.
– Это только кажется, - ответил домовой. - А на самом деле, кабы ты без меня тут тащился - враз потерялся бы. Мне-то тут каждая дорожка ведома, да и я им тоже знаком. Вот они меня и ведут, куда потребно. Тебя же тут никто и знать не знает. Не наш ты. Да еще и человек вдобавок. Тебе тут одному ох и нелегко стало бы. Так что не теряйся.
– Слушай, Ждан, а почему холодает? Там, в коллекторе, теплее было. Намного, - сказал Алексей, пытаясь растереть зябнувшие руки. Изо рта уже шел пар. Пока еще не густой, но тоже ничего приятного… - Дак, чего непонятного-то? Чай, к выходу подходим. У нас-то самый конец зимы стоит, почитай. Месяц Лютень. А у вас небось лето.
– Да нет. Осень…
– А чего ж ты голышом приперся? Или холоду не имеешь?
– Почччему? - Алексей почувствовал, что уже начинает промерзать, даже голос дрожал. - Ммерзну, не видишь? Просто, когда одежки нет, врагу и зацепиться лишний раз не за что. Если бы еще маслом облиться, как древние греки, чтобы из рук выскальзывать. Но нельзя… - Почему? - поинтересовался домовой, уверенно шагая вперед и не оборачиваясь. - Потому, что масло как органический субстрат к себе притягивает магическое воздействие и как следствие его усиливает. Может так шарахнуть, что только подошвы и останутся.
– Да ты что?! - Домовой остановился и удивленно всплеснул руками - Вот не знал не ведал! А почему?
– Потому что органика, - коротко бросил Алексей, лязгая зубами от холода. - Ты что, не мерзнешь?
– Нет. Не мерзну. Я вообще к холодам привычен. А что такое органика? - То, что имеет растительное или животное происхождение. Из зверя или травы, там, какой. Вот масло к примеру: льняное из льна делают, а лен что?
– Трава…
– Так, а масло сливочное из чего делают?
– Какое?
– Ну… коровье, - нашелся Алексей.
– А-а-а, так, стало быть, из молока коровьего, там, али козьего. Только я козье не люблю: воняет - спасу нет. Я его не ем вовсе.
– Понял теперь? - спросил Охотник домового.
– Да вроде понял, что ж я, совсем умом скудный? Только я этого всего не знал.
Мне оно ни к чему. Ты ведун - тебе и ведать положено.
– Вот я и ведаю. Только что-то уж совсем замерз.
– Ох ты ж батюшки! Погодь-ка минутку…
Старичок полез в карман, достал крошечный сверток, встряхнул его, подбросил, и перед Алексеем опустился наземь зипун. Тот самый. В котором был Ждан, когда они встретились. Только нормального, вполне человеческого размера. Алексей удивленно глянул на старого домового.
– Чего пялишься? Надевай, а то околеешь совсем, - буркнул Ждан. - Ну, забыл я про него, что зыркаешь?
Алексей с удовольствием напялил на себя зипун, почувствовал, как теплые завитки овечьей шерсти приятно защекотали тело.
– Спасибо, Ждан Лебядич!
– Да чего уж там. Чуть не заморозил тебя, путник. Ты уж того, не серчай. Алексею вот уже в который раз показалось, что временами речь домового неуловимо изменяется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Алексей встал как вкопанный. Он ожидал встретить кого угодно, но никак не престарелого домового, следящего за порядком.
Старичок усердно мел пол, казалось, не замечая Алексея. И не переставал бормотать под нос с плохо скрываемым раздражением:
– Ишь, шастоють тут, охламоны. Не звали их сюдыть, а они всяко шастоють. И туда, и сюда. Как будто тут тракт проезжий, а не энтот… как его… коллектор. То волк пробежит, натопчет, то Светоч пролетит, отвлекает. А тут еще ентот встал, как оглобля… -
Домовик повернулся к Алексею и вопросительно уставился на него черными бусинами глаз без белков: - Чего надоть? Че преперси? Ась? Я вам тут что, крепостной, за вами порядок наводить? Я потомственный в тридцать третьем колене… - Кхм, - откашлялся Алексей. - Прощения прошу, Хозяюшко, если побеспокоил. Разреши пройти. Не чини препятствий.
– Да чего уж там, чинить-то? - сварливо ответил домовой. - Раз уж ты суды притопал, стал быть, обратно не повернешь. Знать, энтот путь единственный. Да ты и вежество знаешь, повинился перед Дедушкой. Дык, как тебе после этого препятствия чинить? Не можно. Только вот мыто подорожное изволь оставить, мил человек.
– Мыто? - удивился Алексей. Первый раз пришлось столкнуться с домовым, требующим откупного.
– А ты как думал? - ехидно прищурился старикашка. - Я тут главным смотрителем поставлен, стал быть, мне и мыто востребовать не зазорно.
– А ты кто такой будешь, дедушка? - поинтересовался Алексей, прикидывая, куда бы лучше припечатать наглеца висящей перед ним руной.
– Я-то? Я-то буду главный смотритель коллектора Града на Коровьей Реке! - гордо грохнул себя кулачишкой в грудь старичок. - А вот ты кто таков, молодец? Что тут шастаешь без подорожной?
Алексей едва сдержался, чтобы не засмеяться.
– Неужто нынче в коллекторе принято подорожные спрашивать? - подхватил он навязываемую старичком игру. Глушить его ворожбой не хотелось.
– Принято, принято!
– И с волка спрашивал?
– С волка не спрашивал, - честно признался старичок. - Как с него, твари бессловесной, спросить. Где он подорожную хранить-то будет? Под хвостом, что ля? А у тебя карманов вон сколь, поди, в одном хоть да завалялась грамотка подорожная?
Али нету?
Старичок хитро прищурился и снизу вверх посмотрел на Алексея, давая понять, что просто так от него не отделаться.
Фатеев стоял, спешно ища выход из ситуации. Можно было глушануть старого хама подвешенным и готовым к использованию знаком. Можно было просто проигнорировать. Однако не хотелось оставлять у себя за спиной рассерженного домового, который, к тому же, был в своей вотчине, а значит, и силу имел немалую, и потому мог стать для Охотника, торопящегося найти выход, серьезным препятствием на пути. „Видно, и впрямь платить придется. К чему там у нас домовики неровно дышат?“ Алексей расстегнул один из кармашков и достал оттуда колоду игральных карт. Маленькие, в половину карточного листа карты он использовал в самых разных ситуациях: прозреть путь, заморочить упыря, да мало ли применений у простых с виду карт? Достал, хрустнул колодой, ловко перекинув ее с ладони на ладонь и, присев на корточки, почтительно протянул ее старичку.
Глазки-бусинки под кустистыми бровями радостно блеснули, старинушка выпростал покрытую серым пушком ладошку из широкого рукава и проворно сцапал колоду. Бухнулся задом на пол, прямо где стоял, и стал с упоением перебирать карточные листы, перекладывая их в одном ему ведомом порядке. Домовые питают просто сверхъестественную страсть к картам, - так говорила Алексею его бабушка.
– Ой, уважил старика, ой, уважил, человек прохожий, - радостно забормотал он. -
И кто ж ты такой будешь? И вежеству учен, и ведовству сподобен, со старшими уважителен и не скуп на подарки… Ты кто, добрый молодец? Королевич, али князь, быть может? Ежели князь, так прости, батюшка, не признал тебя.
Пальчики домового ловко перебирали карты, метелка, которой он только что мел пол и стены, сиротливо валялась рядом, забыта и брошена. Перебрав карты и упрятав их за отворот зипуна, домовой встал, поклонился Алексею, придерживая рукой ермолку. Выпрямился и посмотрел тому прямо в глаза.
– Спасибо тебе, добрый человек. Я теперь с таким подарком живо отыграюсь. А то я давеча свою-то колоду проиграл Стрижу Живлякичу. Он, окаянный, ох играть же мастак! Хоть и молод еще - трехсот лет от роду еще нету. Сказывают, он в скорбном доме при узниках свет увидел. Там и рос, значит. Там и выучился. А у нас ведь как - строго - без своей колоды играть не моги. Чужую взаймы не бери. Так мне пришлось сюда, на его место, будь он неладен, стать. А он - на мое. Я раньше при корчемном доме обитал. Там и народ веселый, и кормежка сытная. А Стриж этот по малолетству тут служил. А как у меня даже колоду отыграл, так я просить стал отыграться. Ну и поставил свое место против колоды, имущества и жалования своего. Ну и… вот. - Домовой тяжко вздохнул. Потом озорно блеснул глазками и продолжил радостно: - А теперь я этого Стрижа разом… - Так я пойду, дедушка? - спросил Алексей.
– Ага, ступай мил человек, ступай. Только смотри, в пути нигде не задерживайся, как увидишь чего непонятного - не присматривайся. Белое за черное принимай, воду - за камень, птицу - за зверя, - назидательно произнес старичок. - Ступай себе. Алексей осторожно обошел домового и зашагал дальше по коридору за светочем. Не успел отойти и десятка шагов от места встречи, как за спинной раздался дробный топот, и он услышал:
– Эгей, мил человек! Погодь, не торопись! Я с тобой пойду, - догнал его домовой, путаясь в полах своего одеяния. За несколько секунд, что Алексей его не видел, он полностью преобразился. На нем были мягкие кожаные сапожки, а в них заправлены просторные серые порты в широкую полоску. Рубаха из синего атласа с косым воротом, расшитая петухами. На голове красовался картуз, которые носили приказчики у мелких купцов. За ухо была заткнута ромашка, непонятно где взятая. - А тебе зачем со мной, дедушка? - поинтересовался Алексей. - Дык, знамо дело, вдвоем веселее. Ты же, поди, выход ищешь? И не знаешь, куда идти? А я знаю. Я тебя выведу, не сумлевайся! Твой светун, он ведь тут тоже заблукать может. А я не заблукаю - тыщу раз тут хаживал.
– Да ну?
– А то! Я тут все входы-выходы знаю! - хвастливо заметил домовой. - Не одну, поди, сотню лет землицу топчу. Тебе куда надобно попасть-то?
– Если б я еще и знал, дедушка, - вздохнул Алексей.
– Чаво, пойди туда, не знамо куда? Достань то, не вразуми что? - Да нет. Мне… выход найти надо. Понимаешь… а, - махнул рукой Алексей, - давай я тебе с самого начала расскажу. Сам разберешься. Ты, как-никак, старожил. - Ага, ага, - закивал головой старичок, от чего ромашка за ухом смешно замотылялась вверх-вниз.
Алексей коротко пересказал события прошедших суток. О доме, гибели жены, о товарищах, согласившихся помочь… Умолчал только о том, что он Охотник. Ну зачем маленькому исподнику знать о том, что есть люди, которые иногда усмиряют этих самых исподников… Порой даже не очень дружелюбно. Домовик кивал головой, хмурился, ворчал под нос неразборчивое. Потом сообщил Алексею, что звать его Ждан, сын Лыбедя. Алексей тоже представился, соблюдая приличия.
– Только ты того, не серчай… - смущенно пробормотал домовой. - Тут, у нас то есть, я тебе помогу. А в вашей стороне я тебе не помощник, извини уж. Там у вас такое делается - помыслить страшно. Как живете - непонятно. По дорогам такие чуды-юды рыскают - жуть просто. Огнем из глаз слепят, рыкают, и вонь от них уж и вовсе несносная. Так что не обижайся… Я один раз сунулся было к вам, так еле живым ноги унес. Так что и не проси, к вам не пойду. А тут у себя помогу: и дорогу верную укажу, и ежели биться тебе придется с этим изувером - тоже помогу. - И на том спасибо.
– Да чего уж там. Когда мне бы еще представилось с дедом моим подвигом поравняться? Так что это тебе спасибо, прохожий человек. - И снова блеснул на Алексея маленькими глазками. Вообще, Охотник заметил, что у этого старичка было два выражения глаз: угрюмо-насупленное, из-под бровей, и лукавый прищур. В основном старичок-домовичок лукаво щурился, напоминая Шолоховского героя, деда Щукаря. И еще картуз этот, залихватски сбитый на затылок лысой, как бильярдный шар, головы. - Ага, стой-ка, - поднял маленькую ладошку вверх Ждан.
Алексей вопросительно глянул на домового, замершего, как истукан, и настороженно вслушивающегося в окружающие звуки.
– Шарится кто-то, - сообщил тот, тыча пальцем за угол. - Кто такие - не ведаю. Ты вот что, тут постой, а я проверю пойду. Я-то здешний, а тебя всякая собака за версту как чужака облает. Годи тут.
Махнул в воздухе маленькой ладошкой, и как будто включился усилитель звука -
Алексей услышал все, что происходило за углом. Шелест, шарканье, вздохи и сопение. Домовой уверенно повернул за угол, смешно топая начищенными до блеска маленькими сапогами-„бутылками“.
Какое-то время из-за угла доносилось бормотание, кряхтение и шарканье, которое поначалу Алексей не слышал.
Потом раздался уверенный и даже командирский голос домового, который спрашивал, строго, как генерал на параде, какого рожна они тут делают. Неведомые „они“ невнятно бормотали, как будто извиняясь. Голос Ждана нарастал, становился громче, обретал вовсе уж начальственный оттенок. Он отчитывал тех, кто ошивался за углом, как нашкодивших школьников. Те, судя по всему, оправдывались. В конце концов домовой аргументированно объяснил своим собеседникам, куда им стоит идти и кого там искать. Раздалось возмущенное бормотание, переросшее в громкий ор, скорее похожий на шум погромыхивающих в жестяной банке камней, чем на нормальную речь. Но старичок, судя по всему, прекрасно понимал и этот язык, потому как вслед за возмущенной тирадой раздался его гневный выкрик: „Ах ты семя блядино! Вот я тебя ужо!“ Что-то с треском полыхнуло так, что на противоположной от прохода стене на мгновение появились четкие тени причудливых очертаний, отдаленно напоминающие человеческие. Раздался визг, лязг и удаляющийся топот. Из-за угла запахло горелой шерстью.
Алексей удивленно ахнул. Старый домовой, хоть и ссылавшийся на немощь по сравнению со своим предком, шарахнул таким заклятьем, против которого Алексею не хотелось бы ставить защиту, ибо она сожрала бы половину, а то и больше его сил. Страшно представить, какими силами обладал старый хитрец, когда был при месте. А о том, насколько силен был его героический дед, и вовсе думать было тошно. Из-за угла показался сам Ждан, на ходу отирая лицо от копоти огромным, как простыня, носовым платком. Половину лица он уже вытер, а вторая была черна, как у шахтера, только что вылезшего из забоя. Глаза победоносно блестели. Борода топорщилась и курилась дымком.
– Ишь ведь, чего удумали, ехиднины дети! В моем околотке досмотр учинять! Без моего ведома! Не спросивши, не предупредивши!
– Кто?
– Как кто? Да эти вона! - Дед возмущенно мотнул бородой в сторону угла, из-за которого вышел. - Псы ищейные. Сказывали, что человека ищут. Не тебя ли? - А что, тут людей много? - угрюмо спросил Алексей. Весть о том, что его уже ищут, оптимизма не вселяла. Если ищут, значит, придется драться. Тратить силы. Которые потом не восстановить так просто. А до Изнанки дотянется ли Леонид своей поддержкой, ожидающий их у машины, - не известно. Как только он подумал об этом, его плеча ободряюще коснулась невидимая, но уверенная рука. По телу пробежала волна тепла, окутала с ног до головы, придавая сил и уверенности. В голове прозвучали слова, сказанные вроде бы голосом отца Леонида: „И не только до Изнанки дотянусь. Не бойся - ступай. Ты выследи и останови. А я со своим делом справлюсь. Поддержу, не беспокойся“.
Услышанное придало уверенности и даже обрадовало.
Сила, щедро вливаемая в Алексея, струилась по жилам, будоражила в предвкушении боя.
– Да нет, не много. Можно сказать даже, что ты единственный, - ответил домовой.
– Значит, ищут меня все же?
– Да уж кого еще? - вопросом на вопрос ответил старичок. - Ну да тебе всяко тут не схорониться, а дело делать надо. Так ведь?
– Верно…
– Стало быть, дальше пошли? - поинтересовался Ждан. - Этих-то я прогнал. А другие когда еще встретятся!
– Да уж веди, Сусанин, - усмехнулся Алексей.
Ждан Лебядич смело завернул за угол и зашагал перед Алексеем, по-прежнему не давая тому себя обогнать.
– Слушай, Ждан Лебядич, а как это так выходит, что я тебя обогнать не могу? В тебе росту пол-аршина, а бежишь так, что не угнаться? - спросил Алексей маячащую перед ним спину домового.
– Так что ж непонятного-то? Я ведь у себя дома. Будь я у тебя - я б за тобой не угнался. Говорят же, что дома и стены помогают. А дорожка сама под ноги стелется. Опричь того я тут не один раз хаживал, а ты первый раз себе дорожку торишь. Вот и приотстал. Смекаешь?
– Смекаю… - озадаченно протянул Алексей.
Когда вывернули из-за угла, взору Алексея предстали обугленные стены и пол. На полу, покрытые гарью, валялись предметы, которые, судя по всему, были оружием у тех самых „ищейных псов“, о которых говорил домовой. Огромных размеров бердыш на толстом древке. Цепь, оканчивающаяся шипастой гирей с голову младенца. Здоровенный двуручный меч, кривой, как турецкий ятаган, однако с двухсторонней заточкой.
– Сколько их было? - спросил Алексей у бодро шагавшего домового.
– Двое всего.
– А почему…
– Да потому что у одного четыре руки было. В верхних двух бердыш, в нижних - меч. - Опять гомункулусы. Похоже, что тот, кто их при жизни делал, где-то неподалеку трется.
– Может, и так, - ответил домовой. - Ты не отставай, а то потеряешься.
– Где? Тут все прямое, как по нитке. Вот только что-то холодает. Воздух и вправду становился заметно холоднее. Алексей почувствовал, как по коже, хоть и доведенной наговорами до полной нечувствительности к физическому воздействию, побежали мурашки. К тому же одежда была еще мокрой после купания в нечистотах.
– Это только кажется, - ответил домовой. - А на самом деле, кабы ты без меня тут тащился - враз потерялся бы. Мне-то тут каждая дорожка ведома, да и я им тоже знаком. Вот они меня и ведут, куда потребно. Тебя же тут никто и знать не знает. Не наш ты. Да еще и человек вдобавок. Тебе тут одному ох и нелегко стало бы. Так что не теряйся.
– Слушай, Ждан, а почему холодает? Там, в коллекторе, теплее было. Намного, - сказал Алексей, пытаясь растереть зябнувшие руки. Изо рта уже шел пар. Пока еще не густой, но тоже ничего приятного… - Дак, чего непонятного-то? Чай, к выходу подходим. У нас-то самый конец зимы стоит, почитай. Месяц Лютень. А у вас небось лето.
– Да нет. Осень…
– А чего ж ты голышом приперся? Или холоду не имеешь?
– Почччему? - Алексей почувствовал, что уже начинает промерзать, даже голос дрожал. - Ммерзну, не видишь? Просто, когда одежки нет, врагу и зацепиться лишний раз не за что. Если бы еще маслом облиться, как древние греки, чтобы из рук выскальзывать. Но нельзя… - Почему? - поинтересовался домовой, уверенно шагая вперед и не оборачиваясь. - Потому, что масло как органический субстрат к себе притягивает магическое воздействие и как следствие его усиливает. Может так шарахнуть, что только подошвы и останутся.
– Да ты что?! - Домовой остановился и удивленно всплеснул руками - Вот не знал не ведал! А почему?
– Потому что органика, - коротко бросил Алексей, лязгая зубами от холода. - Ты что, не мерзнешь?
– Нет. Не мерзну. Я вообще к холодам привычен. А что такое органика? - То, что имеет растительное или животное происхождение. Из зверя или травы, там, какой. Вот масло к примеру: льняное из льна делают, а лен что?
– Трава…
– Так, а масло сливочное из чего делают?
– Какое?
– Ну… коровье, - нашелся Алексей.
– А-а-а, так, стало быть, из молока коровьего, там, али козьего. Только я козье не люблю: воняет - спасу нет. Я его не ем вовсе.
– Понял теперь? - спросил Охотник домового.
– Да вроде понял, что ж я, совсем умом скудный? Только я этого всего не знал.
Мне оно ни к чему. Ты ведун - тебе и ведать положено.
– Вот я и ведаю. Только что-то уж совсем замерз.
– Ох ты ж батюшки! Погодь-ка минутку…
Старичок полез в карман, достал крошечный сверток, встряхнул его, подбросил, и перед Алексеем опустился наземь зипун. Тот самый. В котором был Ждан, когда они встретились. Только нормального, вполне человеческого размера. Алексей удивленно глянул на старого домового.
– Чего пялишься? Надевай, а то околеешь совсем, - буркнул Ждан. - Ну, забыл я про него, что зыркаешь?
Алексей с удовольствием напялил на себя зипун, почувствовал, как теплые завитки овечьей шерсти приятно защекотали тело.
– Спасибо, Ждан Лебядич!
– Да чего уж там. Чуть не заморозил тебя, путник. Ты уж того, не серчай. Алексею вот уже в который раз показалось, что временами речь домового неуловимо изменяется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31