.. Значит, она влечет душу к истине и воздействует на
философскую мысль, стремя ее ввысь, между тем как теперь она у нас низменна
вопреки должному".
Платон здесь подвергает критике применение механики к решению
геометрических проблем. Так, Архит при решении задачи удвоения куба,
которая, по свидетельству древних источников, была поставлена как
практическая задача удвоения объема делийского жертвенника, применял метод
построения, вводя при этом в геометрию механические методы.
Это предположение подтверждается и сообщением Плутарха. "Знаменитому и
многими любимому искусству построения механических орудий, - пишет Плутарх,
- положили начало Евдокс и Архит, стремившиеся сделать геометрию более
красивой и привлекательной, а также с помощью чувственных, освязаемых
примеров разрешить те вопросы, доказательство которых посредством одних
лишь рассуждений и чертежей затруднительно; такова проблема двух средних
пропорциональных - необходимая составная часть многих задач, для разрешения
которой оба применили механическое приспособление, строя искомые линии на
основе дуг и сегментов. Но, так как Платон негодовал, упрекая их в том, что
они губят достоинство геометрии, которая от бестелесного и умопостигаемого
опускается до чувственного и вновь сопрягается с телами, требующими для
своего изготовления длительного и тяжелого труда ремесленника, механика
полностью отделилась от геометрии и, сделавшись одною из военных наук,
долгое время вовсе не привлекала внимания философов".
Свидетельство Плутарха полностью совпадает с приведенными рассуждениями
Платона, что в свою очередь придает б(льшую достоверность самому этому
свидетельству. Плутарх, как, впрочем, и сам Платон, хорошо передает
атмосферу научной жизни античной Греции, борьбу тенденций в науке, в
частности в математике, которая действительно привела к значительному
обособлению механики и математики, соединение которых можно наблюдать
только в более поздний период, например у Архимеда.
Было бы, однако, не совсем справедливо приписывать одному лишь Платону и
его Академии склонность к разделению теоретической и практически-прикладной
областей: эта склонность характерна вообще для подавляющего большинства
греческих философов, в том числе и для Демокрита, и для Аристотеля, и для
Эпикура. Именно это разделение двух сфер привело, с одной стороны, к
вычленению науки как некоторого самостоятельного по отношению к
практической жизни теоретического образования, органически связанного с
философией, какого не было на Востоке. С другой стороны, это разъединение
(конечно, всегда относительное, а не абсолютное) обусловило специфический
характер древнегреческой науки вообще, а математики в частности, благодаря
которому она отличается от науки нового времени - последней свойственна
гораздо более интимная связь с "механическими приспособлениями", как
выразился Плутарх.
Итак, Платон решительно выступает против внесения в геометрию механических
методов; но это еще не значит, что он отождествляет геометрические фигуры с
самими идеями и не ставит специально вопроса о их существовании - вопроса,
который должен обязательно возникнуть, если онтологический статус
геометрических объектов иной, чем статус идей.
Прокл о воображаемом движении
Платон считал, что предпосылкой существования геометрических объектов
является пространство - нечто среднее между чувственными вещами и
умопостигаемыми идеями. О нем не может быть достоверного знания, какое
получают только посредством ума, но опираясь на него, геометрия "строит"
свои объекты.
Однако вопрос этот, видимо, вызывал много споров, поскольку действительно
его решение у Платона лишь схематически намечено, но не разработано в
деталях. Так, Аристотель постоянно задает Платону и платоникам вопрос, к
какому роду бытия принадлежат геометрические объекты в отличие от
арифметических и "из чего" они образованы. "...Оказывается необходимым, -
пишет Аристотель, - устанавливать еще другой род числа, с которым имеет
дело арифметика, и также все то, что у некоторых получает обозначение
промежуточных объектов; так вот, эти объекты - как они существуют или из
каких образуются начал? а также - почему они будут находиться в промежутке
между здешними вещами и числами самими по себе?"
Надо полагать, в платоновской Академии продолжалось обсуждение вопроса о
том, как существуют геометрические объекты и из каких "начал" образуются;
не удивительно, что этим вопросам уделяют большое внимание неоплатоники, в
частности Прокл в своем комментарии к "Началам" Евклида.
Посмотрим, как Прокл пытается ответить на эти вопросы. Сравнивая между
собой точки зрения Спевсиппа и Менехма, Прокл говорит, что, в сущности, оба
спорящих правы. Права школа Спевсиппа, "ибо проблемы геометрии - иного
рода, чем проблемы механики... Но столь же права и школа Менехма: ибо без
вхождения в материю невозможно нахождение теорем, но я имею в виду
интеллигибельную материю. Поскольку, следовательно, идеи входят в нее и
оформляют ее, справедливо говорят, что они уподобляются становящемуся. Ибо
деятельность нашего духа и эманацию его идей мы характеризуем как источник
фигур в нашей фантазии и процессов, совершающихся с ними".
Платон не пользуется терминами, которые употребляет здесь Прокл:
"интеллигибельная материя" и "фантазия". Но то, что названо этими
терминами, мы у Платона уже встречали: интеллигибельная материя - это ведь
гибрид, соединение, казалось бы, несоединимого - интеллигибельного и
чувственного, то самое соединение, которое Платон считал характерным для
пространства. А способность, которой постигается эта "интеллигибельная
материя", носит у Прокла название "фантазии".
Что же касается аргументов Спевсиппа, то их Прокл считает относящимися к
вопросу о невозможности конструирования геометрических объектов
механическим путем; и в этом пункте позиция Спевсиппа, судя по всему,
смыкается с платоновской. Но теперь понятны нам и приведенные Проклом слова
Спевсиппа о том, что, беря равносторонний треугольник или любую другую
фигуру, мы "берем вечно сущее как нечто становящееся". Любой геометрический
объект - это вечно сущее, взятое как становление; стихия геометрии - это,
стало быть, интеллигибельная (вечно сущее) материя (становление).
Значит, постулаты Евклида представляют собой способы оперирования с этой
"интеллигибельной материей" - пространством? Мы не знаем, как
интерпретировал постулаты сам Евклид, но, по-видимому, Платон мог бы их
истолковать так же.
Приведем еще одно разъяснение Прокла. "Возможность провести прямую из любой
точки в любую точку вытекает из того, что линия есть течение точки, и
прямая - равнонаправленное (gleichgerichtete) и не отклоняющееся течение.
Представим, следовательно, себе, что точка совершает равнонаправленное и
кратчайшее движение; тогда мы достигнем другой точки, и первое требование
выполнено без всякого сложного мыслительного процесса с нашей стороны".
Вот, стало быть, что означает, согласно Проклу, первый постулат Евклида:
это простейший акт представления того, как движется точка. Простейший, не
требующий от нас особых усилий. Но если не нужно особых усилий, чтобы
представить себе (а представление, образ относятся к сфере становления -
сравни у Спевсиппа), как движется точка, то нужно сделать большое усилие,
чтобы понять, где же, в какой стихии эта точка движется и что такое она
сама. Может быть, это шарик, катящийся по столу? Или кусок мела, который
движется по доске? Но они - не точки, а чувственные вещи. Может быть, точка
- это идея? Но идея не может двигаться, она не причастна миру становления,
в котором только и может иметь место движение. Что же такое точка и где то
место, в каком она движется?
Прокл отвечает на этот вопрос так: "Но если бы у кого-нибудь возникли
затруднения относительно того, как мы вносим движение в неподвижный
геометрический мир и как мы движем то, что не имеет частей (а именно точку)
- ибо это ведь совершенно немыслимо, то мы попросим его не слишком
огорчаться... Мы должны представлять движение не телесно, а в воображении
(kЕnhsiV fantastikя); и мы не можем признать, что не имеющее частей (точка)
подвержено телесному движению, скорее оно подлежит движениям фантазии. Ибо
неделимый ум (noаV) движется, хотя и не способом перемещения; также и
фантазия, соответственно своему неделимому бытию, имеет свое собственное
движение".
Таким образом, движение геометрической точки совершается не в
умопостигаемом мире, но и не в мире телесном; оно совершается в
воображаемом мире: точка движется в фантазии. Такое название у Прокла
получила способность, которая, согласно Платону, подобна сну. И в прямом
соответствии с утверждением Платона, что чертежи на песке представляют
собой только чувственные подобия геометрических фигур, Прокл далее говорит
о том, что телесное движение карандаша по бумаге есть лишь телесный аналог,
телесный образ движения бестелесной точки по бестелесной "бумаге" -
пространству, т.е. движение, совершаемое в фантазии.
Промежуточная способность теперь названа "фантазией", а промежуточное бытие
- "интеллигибельной материей". Нам думается, что хотя термины эти
принадлежат Проклу, но онтологический статус объектов геометрии определен
им вполне в духе философии математики Платона. Если позиция Спевсиппа в
некоторых пунктах и не вполне совпадала с платоновской, то в
рассматриваемом вопросе она, как нам кажется, весьма близка к платоновской.
Теперь к вопросу о линейке и циркуле: видимо, Платон признавал эти
инструменты подходящими только для того, чтобы представить нашему
"телесному зрению" те фигуры, которые мы реально "порождаем" в фантазии;
чертежи на песке или на бумаге казались ему чем-то вроде "вторых подобий" -
так же, как и произведения искусства. Почему вторых? Потому что даже
движение точки в фантазии есть нечто вторичное, оно предполагает материю,
хотя и "интеллигибельную"; а движение стилета по восковой дощечке есть уже
чувственное подобие движения точки в фантазии.
Исходя из сказанного, можно сделать следующий важный вывод: древнегреческая
наука принципиально не могла последовательно провести мысль о том, что
геометрический объект - точка - движется в материальном мире. Даже у
Архимеда и Герона еще не было той формы связи между механикой и геометрией,
какая возникла только в эпоху Возрождения и благодаря которой стало
возможным совсем новое истолкование математической программы античности.
Иерархия математических наук
Мы выяснили, в чем Платон видел различие между числами и геометрическими
фигурами. Понятно, что различие в онтологическом статусе арифметических и
геометрических объектов должно обусловливать, согласно Платону, также и
познавательную значимость этих двух математических наук. Арифметика поэтому
является первой в ряду наук и наиболее логически обоснованной. Что касается
геометрии, то она не имеет строго логического обоснования, ибо ее элементы
нуждаются для своего обоснования также в "интеллигибельной материи" -
пространстве. Для геометрии наглядность ("созерцание") необходима, для
арифметики - нет. Тем не менее все математические науки имеют в глазах
Платона высокий ценностный статус: все они в той или иной мере причастны к
постижению высшего бытия, а потому и должны почитаться как средства к
высшему познанию.
Большинство историков науки согласны между собой в том, что греческая
математика отличается от средневековой и особенно от математики нового
времени. К характерным ее чертам принадлежит, в частности, специфическое
отношение к числу, носящее ярко выраженный аксиологический характер. Такое
отношение к числу особенно характерно для математиков и философов,
принадлежащих к пифагорейской школе и к платоновской Академии. Анализ
платоновских произведений показывает, как складывалось и чем мотивировалось
ценностное отношение к математике.
Само происхождение знаний о числе представляется Платону достойным всякого
почитания. "Давайте рассмотрим, - говорит он, - как мы выучились считать.
Скажите: откуда у нас появилось понятие единицы, двойки? Почему только мы
одни из всех живых существ по своей природе можем иметь такое понятие?..
Нам впервые привил Бог понимание того, что нам показывают, а затем он
показал нам число и показывает до сих пор. Происходит беспрестанная смена
многих ночей и дней. Небо совершает это беспрестанно, научая людей понятию
о единице и двойке, так что, наконец, и самый неспособный человек
оказывается в состоянии усвоить счет. Созерцая это, каждый из нас может
получить понятие о числах "три", "четыре" и о множественности".
Счет, таким образом, есть нечто священное уже потому, что ему нас научило
Небо. То, что математика на Востоке с самых древних времен связана была с
астрономией, в этом нет сомнения, и это, собственно, Платон и имеет в виду.
Однако математика, как и астрономия, была связана и с практическими
нуждами, но эту ее функцию Платон, как мы уже видели, считает производной и
второстепенной.
Дарованная нам Небом наука о числе, согласно Платону, не может содержать в
себе ничего дурного, отрицательного. Вот отрывок, где дается ценностная
характеристика числа: "Что число не вызывает ничего дурного, это легко
распознать, как это вскоре и будет сделано. Ведь чуть ли не любое нечеткое,
беспорядочное, безобразное, неритмичное и нескладное движение и вообще все,
что причастно чему-нибудь дурному, лишено какого бы то ни было числа.
Именно так должен мыслить об этом тот, кто собирается блаженно окончить
свои дни. Точно так же никто, не познав [числа], никогда не сможет обрести
истинного мнения о справедливом, прекрасном, благом и других подобных вещах
и расчислить это для самого себя и для того, чтобы убедить другого" (курсив
мой. - П.Г.).
Таким образом, число внутренне связано с прекрасным, благим и священным, а
потому отнюдь не есть нечто нейтральное по отношению к ценностям. Именно с
понятием числа Платон связывает порядок, упорядоченность, ритм, склад
(лад), гармонию, согласованность, меру, соразмерность, а все это - атрибуты
не только прекрасного, но и доброго, благого, оно же и истинное. Поэтому в
самом числе выделяется и подчеркивается прежде всего то, что несет эти
атрибуты.
Первой среди математических наук Платон считает арифметику. Арифметика,
"главная и первая из наук - это наука о самих числах, но не о тех, что
имеют предметное выражение, а вообще о зарождении понятий "чет" и "нечет" и
о том значении, которое они имеют по отношению к природе вещей. Кто это
усвоил, тот может перейти к тому, что носит весьма смешное имя геометрии.
На самом деле ясно, что это наука о том, как выразить на плоскости числа,
по природе своей неподобные".
Два числа, ab и cd, называются подобными в том случае, если их множители -
"стороны" (как говорят античные математики, тем самым указывая на то, что
число мыслится ими геометрически) - пропорциональны, т.е. a:c = b:d. Если
же числа оказываются неподобными, то их можно уподобить, представив как
площади подобных прямоугольников; задача уподобления двух чисел ab и cd
предстает тогда как задача нахождения средних пропорциональных m и l, так
что площади ab и cd относятся как m2:l2. Таким образом, задача нахождения
средних пропорциональных с целью "уподобления" чисел мыслится Платоном как
центральная проблема геометрии. Установление пропорциональных отношений,
как видим, оказывается не одной из задач математики наряду с прочими, а
центральной ее темой.
"Вслед за этой наукой идет еще одна, ей подобная: люди, ею занимающиеся,
также назвали ее геометрией. Наука эта изучает тела, имеющие три измерения
и либо подобные друг другу по своей кубической природе, либо неподобные,
приводимые к подобию с помощью искусства". Речь идет, как нетрудно
заметить, о стереометрии, которой Платон отводил важное место среди
математических наук. Главной ее задачей он тоже считал установление
пропорциональных отношений.
В сочетаниях Платона рассматриваются три вида пропорций: арифметическая,
геометрическая и гармоническая. Так, в "Тимее", объясняя принцип построения
космоса демиургом, Платон приводит сложное числовое построение, в основе
которого лежит система пропорциональных отношений: "...в каждом промежутке
было по два средних члена, из которых один превышал меньший из кратных
членов на такую же его часть, на какую часть превышал его больший, а другой
превышал меньший крайний член и уступал большему на одинаковое число".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43