— Сордфиш, проводите, пожалуйста, Мистера Херринга в его комнату.
— Хорошо, сэр.
— А когда вы его разместите, мне нужно будет перекинуться с вами парой слов в буфетной, — сказал я, снова выдав заговорщицкую улыбку.
— Конечно, сэр, — ответил он, вернув мне улыбку обратно.
Определенно вечер заговорщицких улыбок!
Мне не долго пришлось поджидать Глоссопа в буфетной, сразу же, как он переступил порог, я похвалил его профессионализм и что особенно впечатляющи были «Хорошо, сэр», «Конечно, сэр», и все это с низким поклоном. Я заметил, что даже сам Дживз делает это хуже, на что Глоссоп скромно ответил, что научился всему этому у собственного дворецкого.
— Да, кстати, — поинтересовался я, — как вы придумали имя Сордфиш?
Глоссоп довольно улыбнулся.
— Мне подсказала Мисс Уикам.
— Так я и думал.
— Она сказала, что всегда мечтала повстречать дворецкого с такой фамилией. Очаровательная девушка. И очень веселая.
— Она-то веселая, — заметил я и горько рассмеялся. — Давайте я расскажу вам, какие произошли еще события.
— Я весь внимание.
— Итак, слушайте…
После этой присказки последовал мой красочный рассказ, со всеми деталями. Время от времени Глоссоп все-о-боже-мой-кивал, а когда я закончил, он заметил, что должно быть, мне все это очень больно, на что я ответил, что словами не передать.
— Но не кажется ли вам, что можно было придумать более убедительное объяснение, нежели то, что вы искали там мышь.
— Например?
— Трудно придумать что-либо так сразу.
«Но мне-то пришлось придумывать сразу», — воскликнул я! «Не остается времени, чтобы отполировать диалоги и выстроить сюжет, если в комнату заглядывает Шерлок Холмс в юбке и это комната ее сына, а ваша задняя возвышенность торчит из-под комода.»
— Да. вы совершенно правы. Но все же странно…
— Странно что?
— Но мне не хотелось бы вас обидеть.
— Валяйте. Меня уже столько раз обижали, что от вас могу потерпеть.
— Честно говорить?
— Конечно.
— Видите ли, по-моему было неумно доверять столь деликатный вопрос такому молодому человеку, как вы. Хочу вам напомнить что вы говорили, когда мы обсуждали это втроем с Мисс Уикам: что это дело нужно доверить зрелому, опытному человеку, человеку светскому, а не юноше. Не молодому щенку, как вы выразились, а собаке с нюхом.
Я был изумлен. Я определенно понимал, что он этим хочет сказать.
— Вы что, хотите сами отправиться в эту комнату на поиски?
— Совершенно верно, мистер Вустер.
— Боже всепородный!
— Как вы интересно выражаетесь, я думаю, это оттого, что вы находите мое поведение эксцентричным?
— Нет, я бы так не сказал, но вы понимаете, во что вы себя втягиваете? Вам не очень-то будет приятно встретиться там с Мамашей Крим. У нее такой взгляд… Как называются такие существа с глазами? Вспомнил, — василиски. У нее взгляд василиска. Вы не боитесь, что на вас будут смотреть подобным образом?
— Да, я это предвижу. Но дело в том, мистер Вустер, что это сама судьба делает мне вызов. Моя кровь просто кипит.
— А моя стынет в жилах.
— Вы мне не поверите, но я с большой радостью обыщу комнату мистера Крима.
— С радостью?
— Да. Забавно, но все это напомнило мне мои юношеские годы. Помню, в начальной школе, я пробирался в кабинет директора и крал у него печенье.
Я встрепенулся. На сердце у меня потеплело.
— Печенье, говорите?
— Да, у него на столе всегда стояла жестяная коробочка с печеньем.
— Вы действительно таскали печенье, когда были школьником?
— Да, это было много лет назад.
— Так и я тоже! — воскликнул я, и чуть было не добавил, — Здравствуй, брат!
Глоссоп вскинул вверх свои мохнатые брови: я видел, что и у него потеплело на душе.
— Неужели? Надо же! А я-то думал, что один до этого додумался. Оказывается, у меня есть последователи среди подрастающего поколения. А какое у вас было печенье? У меня ассорти.
— А с розовой и голубой глазурью было?
— И такое было, и без.
— А у меня еще имбирное.
— Это тоже вкусное, но я больше любил ассорти.
— Я тоже. Но приходилось довольствоваться тем, что выпускали в мое время. Вас когда-нибудь застукали?
— Должен вам похвалиться, что нет.
— А со мной было однажды поймали. Я этим местом до сих пор чувствую перемену погоды.
— Да, плохо… Ничего, всех не поймаешь!… Что касается моей сегодняшней вылазки, я думаю, что если случится худшее и меня схватят, с меня вряд ли уже посмеют сдернуть штаны. Так что вы можете абсолютно на меня положиться, мистер Вустер.
— Зовите меня просто Берти.
— Конечно, конечно.
— А я вас Родерик, хорошо?
— Я очень тронут.
— Или просто Родди? Родерик слишком длинно.
— Как вам больше нравится.
— Так вы действительно собрались на комнатную охоту?
— Да, я так решил. Я очень уважаю и люблю вашего дядюшку, я представляю, как он будет огорчен, когда узнает, что в его коллекции отсутствует его любимый экземпляр. Я не прощу себе, если не попытаюсь предпринять что-либо, чтобы вернуть сливочник обратно.
— Хочу сделать вам подсказку: на шкафу можете не искать.
— О, благодарю.
— Если кто-то не пришел и не переложил. Во всяком случае, желаю удачи, Родди.
— Спасибо, Берти.
Даже регулярный прием уже упомянутой желчи старого доктора Гордона не повлиял бы на меня столь благотворно, как однократный разговор с таким дворецким, как Глоссоп. Окрыленный, я выпорхнул на лужайку, чтобы забрать книжицу мамаши Крим и поставить ее обратно на книжную полку в будуаре тетушки Далии. Я не переставал восхищаться силой духа Родди. Ведь он был уже пожилой человек, считай пятьдесят, но оказывается не только маленькая собачка до старости щенок… Я пытался представить себе мальчика-Глоссопа и как он таскал печенье. Но кроме того, что у него тогда точно не было лысины, я ничего не мог дорисовать.
Я забрал книжку и отправился ней в комнату тетушки Далии: до ужина оставалось еще около двадцати минут, поэтому я решил еще немного почитать. Я остановился на том эпизоде, когда мамаша Крим уже разошлась вовсю и приступила к выжиманию слез жалости и криков ужаса из своих читателей. Но у меня хватило времени только на пару улики пару трупов, как дверь отворилась и вошел Киппер. Вид у него был ужасный.
— Берти! Я тебя ищу по всему дому!
— Я болтал с Сордфишем в буфетной. Что-то случилось?
— И ты спрашиваешь!
— Тебе не понравилась Красная Комната?
— Красная Комната!
Я понял, что дело не в его жилищных условиях.
— Да что еще могло случиться?
— Могло случиться! — вторил он.
Я понял, что это дело надо прекращать. До ужина оставалось десять минут, а мы еще не сдвинулись с места.
— Послушай, старина, — терпеливо заметил я. — Знаешь, ты выясни сначала: либо ты мой друг Регинальд Херринг, либо ты эхо в швейцарских горах. Ведь ты повторяешь за мной каждое слово.
В этот самый момент появился Поп Глоссоп с коктейлями. Киппер опорожнил свой бокал и стал заметно спокойнее. Когда же дверь за Родди закрылась и Киппер снова заговорил, он это уже делал сам по себе. Он глотнул еще из одного бокала и сказал:
— Берти, случилось самое ужасное.
У меня упало сердце. Помните ли вы, что некоторое время назад в разговоре с Бобби Уикам я сравнивал Бринкли с замками, какие описывал в своих книгах покойных Эдгар По. Если вы знакомы с его творчеством, то помните, что в таких загородных замках всегда случается что-нибудь ужасное: приезжие гости обязательно натолкнутся на чей-нибудь ходячий труп, обагренный кровью.
— Что случилось? — спросил я.
— Сейчас я тебе расскажу, что случилось.
— Расскажи, пожалуйста, — попросил я снова.
— Берти, — обратился он ко мне вот уже в который раз. — Ты же понимаешь, что когда я прочел это объявление в «Таймс», я был просто убит?
— Да, конечно. Ничего удивительного.
— У меня закружилась голова, и…
— Да, ты уже говорил: и у тебя потемнело перед глазами.
«Лучше бы я вообще ослеп», — с горечью сказал Киппер. — «Но зрение вернулось ко мне, и вот я сидел, весь кипя от негодования. Я немного покипел, потом встал со стула, взял в руки перо и написал Бобби горькое письмо».
— Ах, черт!
— Я вложил в него всю свою душу.
— О, боже!
— Я в самых ярких выражениях обвинил ее в том, что она бросила меня ради того, чтобы выйти за более богатого человека. Я обозвал ее рыжей Далидой и сказал, что вырываю ее имя из своего сердца как мимолетный седой волос… Что еще я ей говорил, не помню: ничего хорошего.
— Но ты ничего мне об этом не сказал в первый раз.
— Я так обрадовался, когда узнал, что объявление в «Таймс» — просто военная хитрость и что она меня по-прежнему любит, что я забыл про все остальное. И когда я вдруг только что про это вспомнил: это как если бы тебе съездили по лицу сырой рыбиной… Я был сражен наповал. Но я все же нашел себе силы, чтобы дойти до телефона и позвонить в Скелдингз Холл. Мне сказали, что она только что приехала.
— Она что, неслась, как гонщица, сдобренная допингом?
— Я не удивляюсь. Все женщины так ездят. На этот раз она доехала и радостным голосом сообщила мне, что у нее на столе лежит мое письмо и что ей не терпится его прочитать. Дрогнувшим голосом я попросил ее не делать этого.
— Значит ты все же успел.
— Да что толку, что успел! Берти, ведь ты умный мужчина. Ну что сделает девушка, если ее попросят не открывать письма?
Я понял его ход мыслей.
— Она его откроет.
— Совершенно верно. Я слышал, как она разрывает конверт, а потом… нет, даже вспомнить страшно.
— Она разозлилась?
— Да, она готова была меня убить. Она говорила не переставая минут пять…
— По Шрузберсгкому времени?
— Что?
— Ничего. И что она сказала?
— Я всего не помню, но даже если бы и помнил, то не смог бы повторить.
— А что ты ей сказал?
— Да я и слова не мог вставить.
— Это я представляю.
— Женщины так быстро говорят.
— Как я тебя понимаю! И чем же все закончилось?
— Она сказала, что рада тому, что я выкинул ее из своей головы и что она сделает со своей то же самое и что она счастлива, что теперь сможет выйти за тебя и что она об этом всю жизнь мечтала.
В одном из рассказцев Мамаши Крим есть один парень по имени Скарфейс Мэккол, что-то типа гангстера. В один прекрасный день он садится в свой старый автомобиль, поворачивает ключ зажигания, и машина взлетает на воздух. Это его враги подложили в двигатель бомбу. Я пытался тогда еще встать на место этого бедняги. Теперь я его понимал. Потому что мне тоже подложили бомбу! Я вскочил и побежал к двери. Киппер очень удивился.
— Я, наверное, тебя достал, — сказал он обиженно.
— Нет, что ты. Просто я пошел к своей машине.
— Ты куда-то собираешься ехать? Но ведь сейчас будет ужин.
— Я не хочу никакого ужина.
— Куда ты собрался?
— В Херн Бей.
— Почему именно туда?
— Потому что там находится Дживз, а я хочу, чтобы он срочно занялся всем происходящим.
— Да что может сделать Дживз?
— Этого я тебе не могу сказать, но что-нибудь он да придумает. А так как это морское побережье и он там наворачивает рыбу, значит его мозги в прекрасной форме, а когда мозги Дживза в прекрасной форме, остается только нажать кнопочку и ждать…
ГЛАВА 11
Я бы не сказал, что от Бринкли до Херн Бей рукой подать, ибо сейчас я находился в центре Вустершира, а Дживз на береговой полосе графства Кент, но даже при самых благоприятных обстоятельствах расстояние не преодолевается в мгновение ока. В этом же случае мой не совсем арабский жеребец выбился из всех своих лошадиных сил, у него перегрелся мотор, и мне пришлось показать его специалисту, так что сегодня мы уже не поспевали к пункту назначения. Когда же на следующее утро я подъехал к месту, где расположился Дживз, мне сказали, что он ушел рано утром и что неизвестно, когда вернется. Оставив ему записку, я вернулся домой. Перед обедом я принял свою обычную курительную порцию, и тут позвонил Дживз.
— Мистер Вустер? Добрый вечер, сэр. Это Дживз.
— Наконец-то, — радостно проблеял я, как тот потерянный ягненок, который после длительной разлуки увидел (читай: услышал) наконец своего родителя на другом конце поляны (читай: на том конце провода). Где ты пропадал?
— Мой друг пригласил меня на ленч в Фолкестоун, сэр. А потом он уговорил меня задержаться и быть в числе судей на конкурсе приморских красавиц.
— Неужели? И как, все нормально?
— Да, сэр.
— Кто победил?
— Мисс Марлен Хиггинс из Брикстона, Мисс Лана Браун из Талсхилла, и Мисс Мерли Бантинг из Пенджа. Все очень привлекательные юные леди.
— Хорошо сложены?
— Весьма.
— Знаешь, что я тебе скажу, Дживз, и запиши это себе в записную книжку: хорошая фигура это не главное в жизни. Иногда мне даже кажется, что чем плавнее формы у представительниц слабого пола, тем больше в этом от руки дьявола. Я в ужасно расстроенных чувствах, Дживз. Помнишь, что ты мне рассказывал, что кто-то кому-то рассказал такое, отчего у другого что-то стало с глазами и ростом волос.
— Я думаю, что вы имеете в виду призрака отца Гамлета, Принца Датского, сэр. Обращаясь к своему сыну, он говорил: «Когда б не тайна моей темницы, я бы мог поведать такую повесть, что малейший звук тебе бы душу взрыл, кровь обдал стужей, глаза, как звезды, вырвал из орбит, разъял твои заплетшиеся кудри, и каждый волос водрузил стоймя, как иглы на взъяренном дикобразе…»
Ты слушаешь меня?
— Да, сэр.
— Тогда слушай меня внимательно.
Когда я закончил повествование, Дживз заметил: «Я вас очень понимаю, сэр. Могут быть большие неприятности», что редко услышишь от Дживза, обычно он ограничивается: «это весьма неприятно, сэр».
— Я немедленно еду в Бринкли, сэр.
— Правда? Мне жаль, что ты прерываешь свой отпуск.
— Ничего страшного, сэр.
— Ты потом можешь продолжить.
— Конечно, сэр, если вам это будет удобно.
— Но сейчас…
— Конечно, сэр. Если вспомнить еще одно крылатое выражение, сейчас как раз то время,…
— …когда один хороший человек хорошо, а два хороших человека — лучше.
— Именно это я и имел в виду, сэр. Завтра утром я приеду домой как можно раньше.
— И мы вместо отправимся в путь. Отлично, — сказал я и вернулся к своему простому, но плотному обеду.
Можно сказать, что на следующий день я отправился в Бринкли с легким сердцем. Ведь рядом со мной сидел Дживз, чей интеллект, после пребывания на побережье, был обогащен фосфором. Но с тяжелым сердцем я вдруг подумал: а вдруг Дживз не справится. Он был большим специалистом по склеиванию разбитых сердец, но на этот раз он имел дело с сердцами фирмы Роберта Уикам и Регинальд Херринг. Я помню, как однажды по какому-то поводу Дживз сказал: «Это не по силам никому из смертных». При мысли, что Дживз повторит эту фразу и на этот раз, я заколыхался от страха, как заливная рыба. Я вспомнил, как Бобби, давая Кипперу от ворот поворот, грозилась, что приволочет меня к алтарю и свистнет священника. Поэтому я уже ехал с тяжелым сердцем.
Когда мы выехали за черту Лондона и можно было беседовать без риска врезаться в другую машину или зацепить невинного пешехода, я объявил наше совещание открытым.
— О друг мой Дживз, ты не забыл вчерашний телефонный разговор?
— Нет, сэр.
— Ты уловил, в чем суть?
— Да, сэр.
— Ты уже пытался это обдумать?
— Да, сэр.
— Какая-нибудь идея клюнула?
— Пока нет, сэр.
— Да, я и не удивляюсь. Такие вещи быстро не делаются.
— Да, сэр.
— Суть дело в том, — сказал я, крутанув руль, чтобы объехать встречную курицу, — что в лице Роберты Уикам мы имеем девушку возбудимого и крутого нрава.
— Да, сэр.
— А с девушками возбудимого и крутого нрава приходиться возиться. И уж никак нельзя их называть рыжими Йезавелями.
— Никак нельзя, сэр.
— Вот если бы меня кто обозвал рыжей Йезавелью, я бы обиделся. Кстати, кто такая Йезавель? Имя девушки знакомо, но никак не вспомню.
— Сэр, это действующее лицо из Ветхого Завета. Царица Израиля.
— Ах да, конечно. Скоро я и свое собственное имя забуду. Кажется, ее съели собаки?
— Да, сэр.
— Должно быть, это ей не было приятно.
— Нет, сэр.
— А все-таки взяли и съели. Кстати, о собаках. В Бринкли живет одна такса, которая сначала имеет такие манеры, будто хочет поиметь тебя в виде легкой закуски. Но не придавай этому значения. Это все чистой воды надувательство. Ее воинственное настроение ничто иное, как…
— …обыкновенное пустолайство, сэр?
— Совершенно верно. Хвостовство. Пара ласковых слов, и она прижмет вас… как это там?
— …И она прижмет вас к своей груди всеми четырьмя клешнями.
—Да, не пройдет и двух минут. Она и мухи не обидит, но ей нужно держать марку, ведь ее зовут Попет [Крошка]. Ведь если собаку изо дня в день зовут: «Крошка, Крошка!», поневоле захочешь применить силу. У каждого есть своя гордость.
—Совершенно верно, сэр.
—Тебе понравится Поппет. Милая собачка. Носит уши, вывернутые наизнанку. И почему это таксы носят уши, вывернутые наизнанку?
—Этого я не знаю, сэр.
—И я тоже. Всегда удивлялся. Но впрочем что это мы, Дживз. Болтаем о всяких Йезавелях и таксах, вместо того, чтобы сконцентрировать свое внимание на…
Тут я резко замолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15