– Выходи! – орат Восточный Судья. – Если вздумал повеситься, то – пожалуйста! Только получи сперва от меня братский пинок в качестве благословения!
– Это все из-за нас, – стонал рядом за колонной барон Милар. – Не хватало, чтоб еще и юный Судья пострадал!
– Неужели хворь Агнессы столь безнадежна? – спрашивал Фредерик.
– Поверьте, государь, это трагедия для меня, для всей нашей семьи, – отвечал барон. – Все лекари отказались от моей девочки. Все сказали, что спасения нет.
– Может быть, мои доктора помогут, – предложил Фредерик. – В свое время они чудеса творили.
– Если они явят чудо и спасут мою внучку, я прославлю ваше и их имена, государь, – низко кланялся барон.
Фредерик через голубиную почту дал знать мастеру Линару и шустрой Орнилле, что в них нуждаются. Без промедления оба врачевателя приехали со всем своим лекарским скарбом в замок барона Милара, чтобы осмотреть Агнессу и вынести свое решение.
Чуда не произошло.
Линар оказался бессилен, Орни – тоже. И если Линар отвечал на все вопросы родных девушки уклончиво, стараясь заранее не обезнадеживать, то знахарка сразу покачала головой, сказав: «Это воспаление кишок, ей не выжить».
Агнессу мучили сильные боли живота и сжигающая горячка. Она умерла на руках поседевшей от горя матери, жалобно плача и цепляясь за нее тонкими руками.
Климент, ничуть не стесняясь, плакал на ее похоронах и шептал, что никогда больше не полюбит другую.
Такие печальные события еще больше сблизили короля Фредерика и сыновей покойного лорда Освальда.
Бертрам и Климент стали частыми гостями в Белом Городе и в королевском поместье.
Молодые люди вместе охотились в древних лесах, изучали старинные фолианты, которыми была богата библиотека Фредерика, сражались в шахматы, разбирая сложные, хитроумные комбинации. С еще большим задором они делились друг с другом секретами фехтования и рукопашного боя, приемами судейской практики. Иногда лорды сообща разбирали какие-либо сложные дела. За это Судья Гит-бор в шутку назвал их троицу «Судейская банда».
– Пусть банда, – говорил, ухмыляясь, Фредерик, – зато в Королевстве настоящих банд стало меньше.
В самом деле, так оно и было.
«Судейская банда» со своими небольшими, но хорошо тренированными, дружинами проносилась грозным вихрем возмездия по неблагополучным местам государства: портам Лесного моря, что славились большим количеством всякого сброда и сопутствовавшими этому сброду темными делами; по дальним поселкам северных горцев, где были привычными такие явления, как кровная месть; в восточные вековые пущи, излюбленное пристанище разбойников и воров. И при этом как раз Климент проявлял нешуточную энергию. Так он пытался отвлечься от своих мрачных мыслей. Его вороненый меч стал известен не менее, чем белый клинок короля. Даже Фредерик временами осаждал ту ярость, с которой юноша выносил приговоры и карал преступников. «Береги голову. Не позволяй гневному пламени разгораться в ней, – так говорил король кузену. – Это пламя может ослепить, и ты не увидишь опасности».
На такие замечания Климент отвечал угрюмым молчанием и закладывал суровую складку меж бровей. Перечить он не смел, но слушаться тоже особо не спешил. Весь мир после смерти Агнессы представлялся враждебным и достойным его пренебрежения.
И вот теперь огромные темные глаза княжны Уны вдруг легко и просто обещали прогнать все тучи, что затянули его сердце…
Сирень цвела просто волшебно. Ее нежные ароматы дурманили голову, заставляли губы складываться в легкую рассеянную улыбку, а мысли от этого порхали, словно легкие и бестолковые радужные бабочки. Таких много летом в усеянных васильками и ромашками лугах.
Пару душистых веток сирени, усыпанных, как снегом, белыми цветами, Северный Судья Климент положил княжне Уне на колени. Девушка благодарно кивнула, взяла ветку в руки, понюхала, улыбнулась. Только получилось – печально.
– А вы все грустите, – сокрушенно заметил юноша.
Он мягко дотронулся до руки княжны, тонкой, теплой, приятной. Ее изящные пальцы и розовые ногти, формой схожие с благородным миндальным орехом, так и просили «коснись, погладь, поцелуй». Но сделать последнее юноша не осмелился, хоть и желалось этого неимоверно.
Молодые люди сидели на резной скамье в парке Цветущего замка, в окружении раскидистых сиреневых кустов.
– Я увезу вас на север, – заговорил Северный Судья, пытаясь заглянуть в глаза чарующей его девушки. – Вы наверняка ни разу не видели высоких гор со снежными вершинами. Так необычно смотреть на них с балкона замка. Это очень красиво…
– Любоваться красотами севера, когда в родном доме хозяйничает разбойник? Вы плохо думаете обо мне. – Уна вновь вздохнула, покачала головой.
Климент нахмурился на этот упрек:
– Я просто пытаюсь развеять вашу печаль. Вашему лицу больше бы пошла улыбка.
– Простите. Я все понимаю, – Уна увидела, как растет огорчение на лице Климента.
– Так вы поедете со мной на север?
– Я сперва хочу узнать, каковы планы короля Фредерика в отношении моего княжества. То, что я попросила покровительства Южного Королевства, не значит, что я самоустраняюсь от всего, что касается моей страны.
– Что ж, вполне разумно. И достойно дочери князя, – так ответил Климент, но чуть заметный вздох все-таки у него вырвался: ему хотелось, чтоб княжна подумала и кое о чем другом. Или, о ком другом – о нем, если уж говорить откровенно…
«Нет, все надо брать в свои руки. – Юноша решительно тряхнул головой при такой мысли. – Сейчас или никогда! Мне ли робеть?»
– Леди Уна, – уже твердо заговорил Климент, сжав ее руку. – Каковы бы ни были планы короля, примите от меня заверение, что я приложу все усилия, чтобы вернуть вам страну, а вашей стране – вас. Даже если мне придется в одиночку…
– Сэр, подумайте: это обещание чересчур поспешно, – с изумлением пыталась остановить его княжна.
– Может быть, только мне плевать. – Он, не замечая, что делает, прижал ее руку к своей груди, и щеки Уны залил румянец. – Не знаю, как, но я сделаю для вас все, что понадобится. У меня много сил, у меня много верных воинов. Никакой Хемус, никакие страхи меня не остановят. Эрин вернется к вам. Вы станете той, кем должны быть по праву. Вы верите?
Уна прекрасно поняла, откуда столько горячности. Да и что тут было понимать? Станет ли лорд Королевского дома давать наобум такие клятвы?..
Как горят его глаза, как лицо пылает. И ведь с ее лицом то же самое.
Уна несмело подняла руку, чтобы чуть коснуться пальцами щеки юноши, шепнула: «Я вам верю». Климент воспринял ее ответ с восторгом и поспешил наконец поцеловать нежные пальчики девушки. Теперь меж ними все было ясно. Оставалось только губам княжны коснуться губ молодого Судьи, словно запечатать договор.
«Почему бы нет? – пронеслась светлая, легкая мысль в голове Уны. – Пусть не король. Пусть брат короля. Но он милей и ближе, юный и красивый, сильный и пылкий… С ним легко и спокойно…»
Фредерик и Бертрам быстро шагали по тропам парка, обсуждая варианты дальнейших действий в отношении эринской проблемы. Кроме того, они искали Климента.
Позади остались липовая аллея, березовая, кленовая и кипарисовая, а Северный Судья все не обнаруживался. Впрочем, его искатели время не транжирили и вели довольно серьезную беседу:
– Говорю тебе, нам нужна причина, чтоб заявиться в Эрин. То, что предлагает Гитбор, вполне приемлемо, – убеждал Бертрам. – Леди Уна поедет будто бы вести переговоры с Хемусом, а мы отправимся с ней, как ее сопровождение. И главное: таким образом сразу к князю подберемся.
– Я не хочу втягивать девушку, – качал головой Фредерик. – Это лишние проблемы. Она слишком юна, опыта в делах подобного рода у нее нет. Она легко может выдать себя, нас, провалить все дело.
– Согласен, всего не предусмотришь…
– Но надо пытаться. Неожиданностей должно быть как можно меньше. И вообще, пока не получим всю возможную информацию о том, что творится в княжестве, никуда не двинемся. Даже самым малым отрядом я не намерен рисковать. А уж тем более – нашими бесценными головами.
– Что ж, и тут я с тобой согласен…
Продолжая по-деловому разговаривать, они вышли на поляну, обрамленную сиреневыми кустами, и остановились.
– Оп-па, – прервав рассуждения, выдохнул Фредерик: так у него получилось при виде скамьи, украшенной двумя целующимися молодыми людьми. – Уж не знаю, не знаю, братец, как вот это скажется на наших планах, – хмыкнул он.
– По-моему, ничего плохого не станется, – усмехнулся Бертрам. – Однако, мой братец шустрее, чем я думал. Хотя нечему удивляться. Княжна очень хороша. И я, как старший брат, вполне одобряю выбор Климента.
Фредерик пожал плечами, сделал пару шагов в сторону Судьи и княжны и деликатно кашлянул, потому что пылкая молодежь напрочь отказывалась замечать явление его величества.
Климент и Уна, оторвавшись друг от друга, вскинули на государя глаза, и Фредерику посчастливилось увидеть такое явление, как «хором покраснеть». Он улыбнулся, невольно залюбовавшись молодыми людьми: что и говорить, они являли собой очень красивую пару.
– Прошу прощения, – сказал король. – Братец Клим, отвлекись: есть, о чем поговорить.
– Да, конечно. – Юный Северный Судья, цветом похожий на летний закат, встал со скамьи.
Фредерик продолжал улыбаться:
– Во-первых, я рад за тебя, Климент. Во-вторых, я рад за вас, леди Уна. – Он вежливо поклонился девушке. – О таких, как вы, певцы слагают свои замечательные баллады.
– Спасибо, – как хором покраснели, так хором и ответили молодые люди и тоже заулыбались.
– Отлично, – сказал Фредерик. – У вас уже и мысли схожи.
Глаза Климента блестели. Он кашлянул раз-другой, чтоб придать голосу более низкий и торжественный тон, приосанился и объявил, церемонно поклонившись княжне:
– Леди Уна, я предлагаю вам руку, сердце и все, чем владею. Что вы ответите?
Уна, потупив взгляд, ответила согласием.
– Смотри, как все легко и просто, – весело шепнул Бертрам Фредерику. – Благослови их, твое величество.
И когда Климент с Уной повернулись к нему, Фредерик, улыбаясь, дал молодым людям свое благословение.
Этим же вечером, в часовне замка, у алтаря, украшенного свежесрезанными белыми розами, священник засвидетельствовал перед Всевышним помолвку Северного Судьи и эринской княжны. Юноша с девушкой взялись за руки, встали на колени перед образами Бога и в один голос со святым отцом произнесли старинную клятву Жениха и Невесты. Король Фред, Судьи Бертрам и Гитбор и эринский барон Микель на этой церемонии были свидетелями.
– Я удивлен, – шепнул королю лорд Гитбор. – Я-то надеялся вас в этом положении увидеть, – и кивнул на коленопреклоненного Климента, который не спускал влюбленного взгляда с Уны.
– Скажите только, любезный сэр, какого окраса ваше удивление? – спросил Фредерик.
Старик хмыкнул:
– Скорее белого, чем черного. Климент – молодец. Достоин лишь похвал. А вот вы…
– Я знаю, – предупредил его упреки государь. – Я вздорный неслух и прочее-прочее.
– Когда-нибудь, юноша, ваше упрямство сыграет против вас, – заметил Южный Судья.
– Может быть. Но это не будет для меня чем-то новым, – пожал плечами Фредерик.
5
В парке королевского замка, под раскидистой, буйно цветущей липой сидел на мраморной скамье молодой, кудрявый лютнист, перебирал тонкими пальцами струны своего инструмента и пел нежным голосом про любовь. Вокруг него, прямо на траве, расположились юные девушки и парни из числа замковой прислуги. Был вечер, их работа и хлопоты закончились, и всем хотелось отдыха и чего-нибудь для души. Поэтому они забросили подальше свои фартуки и косынки, надели нарядные рубахи и полосатые штаны, кружевные блузы и яркие цветастые юбки и упросили самого юного и пригожего музыканта петь для них в саду. Рядом, тоже на траве, были расстелены скатерти и стояло нехитрое угощение – фрукты, блюда с белым хлебом, несколько оплетенных бутылей вина. Все это потихоньку убывало, под музыку, песню и тихие разговоры.
Песня была чуть печальна, но хороша. Ее простые слова удачно переплетались с такой же незамысловатой мелодией и нежными звуками старинной лютни, и в результате все получалось весьма душевно:
Милая леди, послушай,
Как ветер шепчется с грушей,
Как он ласкает каштаны…
Как я хочу быть желанным.
Милая леди, взгляни же:
Небо спустилось пониже
И укрывает дубраву…
Мне б на тебя то же право…
Милая леди, скажи мне:
Будешь моею отныне?
Чтобы нам нежно шептаться,
Тайной любви укрываться…
Парни и девушки, сидевшие рядом с певцом, слушали, вздыхали, улыбались друг другу, а самые решительные дарили поцелуи предметам своей симпатии…
В покоях короля, в огромной постели, под прохладой сиреневого шелка женщина обнимала мужчину. Оба лежачи неподвижно, утомленные любовью, умиротворенные нежной песней из парка: ее звуки мягко сочились сквозь легкие занавеси на раскрытом окне.
– Зачем едешь? Неужели в стране нет больше воинов? – Когда песня окончилась, эти вопросы Марта прошептала жарко и отчаянно в ухо короля.
– Ты же все понимаешь. – Он отвечал тихо, погружая пальцы в темные, шелковые пряди ее волос.
Она смолчала, обняв его еще крепче, словно опасалась, что именно сейчас потеряет. Он все понял, ответил на ее объятия и успокоительно зашептал:
– Милая, все будет хорошо. Чего ты боишься? Я отправляюсь выполнять свои обязанности. И я умею это делать…
– Твоя самоуверенность… Когда ты такой, я за тебя боюсь, – девушка уткнулась носом в плечо любимого. – Фред, можно хоть немного быть осторожнее? Беречь себя? Мне кажется, шрамов с тебя уже хватит. – Она осторожно погладила небольшой рубец, что «украшал» его грудь под ключицей, потом коснулась губами другого шрама – на шее.
– Ну, от такого не зарекаются. – Фредерик, улыбаясь, взял ее руку в свою, переплел пальцы с ее пальцами. – Я ж не беру с тебя обещаний не колоться при шитье.
– Не сравнивай…
– Почему? Ты владеешь иголкой, я – мечом. У каждого свое дело.
– Одно дело уколоть палец…
– Марта! – Он прервал ее возражение укоризненным тоном. – Что бы ты ни говорила…
– Ты не изменишь решения, – со вздохом отозвалась девушка.
– Умница моя. – Фредерик не переставал улыбаться, а теперь еще крепче прижал ее к себе.
– Тогда, тогда… – Она пробурчала ему под мышку: – Тогда я поеду с тобой!
– Что?
– С тобой поеду! – Марта, подняв голову, сказала уже громче и с вызовом.
– Это шутка?
– Нет! – вызова в ее голосе стало еще больше, а взгляд метнул что-то типа молний – как это было на нее непохоже. – И с мечом я управлюсь не хуже, чем с иглой!
Лицо Фредерика стало жестким: глаза чуть сузились, в них блеснул металл, губы поджались. У Марты даже холодок по спине пробежал – показалось, что статую она сейчас обнимает, а не живого человека.
– Кто я? – тихим, но стальным голосом, спросил он.
– Король Южного Королевства, – вздрогнув, ответила девушка.
– А кто ты?
– Я слуга вашего величества. – Сказав это, она покорно опустила голову.
– Ты, видно, разозлить меня хочешь? – Фредерик вскочил с постели, порывисто заходил по комнате. – Я тебя просил не говорить так? Просил: не считать себя моей прислугой? И что я слышу?!
Он смолк, увидав в глазах девушки смятение, что граничило с испугом, и запустил пятерню в свои жесткие волосы, взъерошил их – жест, который всегда сопровождал его в те минуты, когда понимание и решение проблем давались тяжело. Затем сказал тише и мягче:
– Прости, я не держу себя в руках…
Сел рядом, накинул на плечи Марты одеяло, заметив, что она слегка дрожит.
– Прости, – повторил. – Но прошу еще раз, помни: ты мне не слуга. Ты – та, что мне дороже всего в этой жизни. Ты и Гарет. Я просто не хочу даже мысли допустить, что тебе или ему что-то угрожает. Поэтому ты останешься здесь, с моим сыном.
– А если что-то случится с тобой? Я ведь тоже даже думать об этом не хочу, – прошептала Марта.
– Я обещаю, что буду очень осторожен. – Фредерик вновь взял ее руки в свои. – Даю честное королевское слово.
– Не лукавь. Твое «осторожно» и мое сильно отличаются.
– Знаю-знаю. Твое «осторожно» – это «сиди дома и не высовывайся». Но поверь: моя жизнь с недавних пор мне стала дорога. Я обещаю не рисковать ею зазря… А теперь ты обещай. Обещай, что не последуешь за мной…
– Нет! – вдруг вскрикнула девушка.
– Марта! – Фредерик тоже возвысил голос, столкнувшись с таким неповиновением.
– Никогда я не дам такого обещания! Можешь даже прогнать меня! Но такого обещания я давать не буду! Никогда! – Ее глаза сверкали, а лицо было лицом разгневанного небесного воина.
Фредерик не нашел, что ответить. Это мгновение так напомнило ему разговор на берегу озера, в тот день, когда он вернулся домой с севера. Те же боль и обида в голосе и взгляде. Тогда она тоже кричала «никогда!», отвечая на его предложение «забудь меня». Тогда чуть не случилось нечто ужасное…
– Прости, прости меня, – это все, что смог сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44