Приют, где Рим сможет прочно обосноваться и создать на обломках былого величья еще более великую Империю, которая не погибнет никогда!
Я осмеливался полагать себя творцом будущего: создателем широко раскинувшегося королевства, связанного воедино системой дорог по римскому образцу, наводненных по всей длине воинами, торговцами, жрецами, пилигримами и спешащими в разные стороны с донесениями быстроногими гонцами. И где-то в центре страны я видел себя самого: маленького Цезаря, который сможет стать достаточно великим для того, чтобы протянуть через моря руку помощи своей родине в час грозного бедствия.
И теперь, когда успех казался столь близок, страстные мечты погасли в душе. Чего не хватало мне, когда все вокруг было моим?
От мрачных раздумий меня оторвало чье-то робкое прикосновение. Я обернулся. Рядом со мной, потупив взор с подобающей девушке скромностью, стояла нежная Золотой Цветок Дня. Я улыбнулся ей и в тот же миг понял, отчего так пуста и сумрачна моя жизнь.
Я обнял девушку за плечи и прильнул к ее устам долгим нежным поцелуем – и, обнявшись под моим плащом, мы вошли в дом ее родителей! Так просто мы обручились, и в день праздника и ликования Золотой Цветок Дня стала моей женой!
Никогда еще не ступал по земле человек, более счастливый, чем я, и никто до сих пор не знал госпожи, более прекрасной. Ибо супруга моя была подлинной госпожой, ни в малой степени не уступающей даровитым и образованным римским матронам. Она по-настоящему помогала мне и поддерживала меня. Я уважал и глубоко почитал свою краснокожую дикарку с нежным сердцем – Золотой Цветок Дня!
Она вдохновила меня на все последующие достижения. Былая страсть обратилась в пепел в моей душе. Супруга моя привнесла новый огонь в мою жизнь. Она всегда верила в меня, и предать ее веру я не мог.
За завоеванием Толтеки последовал продолжительный период мира. Именно тогда я обнародовал свои планы покорения Тлапаллана, которые впоследствии неоднократно обсуждались и уточнялись на многочисленных советах. Затем были тренировки, тренировки и тренировки, которые продолжались до тех пор, пока самый последний легионер не научился исполнять свои обязанности не хуже любого ветерана. Теперь вместо центурий под командованием моих товарищей оказались целые когорты крепкие, сильные, вооруженные копьями, луками и мечами, прикрытые щитами из прочного дерева и почти неуязвимые для врага: тела воинов были защищены многослойными матерчатыми доспехами, представлявшими собой достойную замену металлу против дротиков атлатла.
В таком виде прошли когорты торжественным маршем передо мной и Мерлином в день радости и праздника – и старец, глядя на многочисленные стройные колонны облаченных в одинаковые доспехи суровых копьеносцев, каждый шаг которых сопровождался громким ударом обтянутого змеиной кожей барабана, сказал: «Твой орел Ацтлана хорошо заточил свой клюв». А затем добавил задумчиво: «Ты уже решил, как назовешь мальчика?»
Именно в этот момент мимо нас проходил знаменосец, несущий на шесте старого потрепанного Орла Шестого Победоносного Легиона. Устремив пристальный взгляд на сию реликвию, гордо плывущую над странным образом воскресшим легионом, я ответил:
– Ты сам дал ему имя. Гвальхмай буду звать его: Орел. И пусть он обладает душой орла.
Он и был уже орленком – ибо радостно гукал и улыбался на руках своей матери при виде воинского великолепия двух легионов, отправляющихся в долгий путь к Тлапаллану. Наконец-то мы выступили в поход под нашими знаменами, оставив позади стариков, инвалидов и женщин заботиться о детях, еще слишком маленьких для войны.
Все остальные следовали за бронзовым Орлом Шестого: семь тысяч ацтекских воинов и почти столько же толтекских.
Ранней весной мы преодолели травянистые пустоши, нарядные и прекрасные под покровом травы и цветов. Я вел вперед свой маленький народ – ибо хотя по сути мы являлись военным соединением, но были нагружены тюками с продовольствием и, кроме того, вели с собой множество крупных собак (единственных наших вьючных животных), тоже нагруженных узлами с вяленым мясом и прочей пищей.
Вдобавок ко всему большинство сильных и выносливых женщин не пожелало расстаться с мужьями в период борьбы за свободу, которая могла кончиться только полным поражением одной из враждующих сторон – и соответственно решило последовать за нами, дабы умереть или выжить, как распорядиться судьба. Так что наше войско походило скорей на толпу переселенцев, нежели на Армию. И Золотой Цветок Дня тоже шла с нами.
Путешествие это оказалось куда более трудным, чем наше странствие на запад, ибо теперь нам требовалось прокормить гораздо большее количество людей, а сезон собирания диких быков в огромные стада еще не наступил. Отдельно же встречающиеся особи чаще всего издали чуяли сильный запах приближающегося человеческого стада и обращались в бегство задолго до того, как мы успевали подойти на расстояние выстрела.
Однако мы часто останавливались в пути, разбивали лагерь и ждали, пока отряды охотников уходили вперед в поисках дичи – таким образом нам удавалось поддерживать в себе жизненные силы. Помогали нам и одинокие бродяги, которые таились среди высокой травы в вечном страхе перед тлапалликскими захватчиками. Убедившись в нашем дружелюбии, местные дикари присоединялись к нам и много помогали своим знанием окрестных охотничьих угодий и безопасных мест для стоянки. Без их руководства нам едва ли удалось бы дойти незамеченными почти до самых границ Тлапаллана, не потеряв при этом ни одного человека.
На расстоянии недельного перехода от опасных территорий в прекрасной местности, изобилующей небольшими озерами и болотцами и обещающей, креме богатой рыбалки по диким берегам, удачную охоту на лесную и водную дичь, мы возвели земляную крепость, обнесенную насыпным валом с изгородью из острых кольев и колючего кустарника сверху и окруженную сухим рвом.
Во всех направлениях вокруг крепости мы нарыли волчьих ям, утыканных по дну острыми кольями и тщательно замаскированных сверху. И, оставив меня с моим народом в сем безопасном укрытии, Мерлин с боевым отрядом в составе двадцати отборных ацтеков, пяти римлян и одного проводника из местных жителей выступил в долгий путь вокруг границ Тлапаллана с целью достичь Ходеносауни и выяснить, как у них идут дела после нашего долгого отсутствия.
Теперь я остался действительно единственным правителем, и первые мои приказы касались постройки баллист и помостов для них на каждом углу нашей четырехугольной крепости.
Конечно, построенные без применения металла, орудия сии были грубы. Все скобы мы замещали прочными жгутами из скрученных стеблей растений. Я не питал больших надежд на эффективную работу подобных механизмов, но рассчитывал ошеломить и испугать ими врага, ибо подобное оружие является новинкой в Алата. Я предполагал обратить противника в бегство прежде, чем баллисты разлетятся в щепки.
Мои инженеры успешно овладели своими обязанностями, и мы прочесали все окрестности в поисках подходящих камней для орудий. Вражеских лазутчиков при этом мы не встретили и в течение долгих трех месяцев находили свою жизнь крайне скучной. Ежедневно мы охотились и усиленно тренировались, ибо постоянно ожидали, что вот-вот будем обнаружены и окружены – посему и делали запасы продовольствия на многие месяцы осады и закаляли характеры для долгого совместного существования в четырех стенах крепости.
Однако, благодаря протяженным и почти непроходимым лесам, отделявшим нас от Тлапаллана, наше местонахождение оставалось необнаруженным. В большой мере это объясняется тем, что крепость наша находилась в значительном отдалении от всех главных путей сообщения Тлапаллана (то есть, крупных рек).
Пока мы собирались с силами, на севере происходили великие события. Мерлин с горсткой своих людей успешно проскользнул мимо передовых крепостей Тлапаллана, вновь пересек Внутреннее Море и вернулся в селения Ходеносауни, где его тепло приветствовали суровые, но достойные люди, никогда не забывающие друзей и не прощающие врагов.
Снова встретился старец с нашими римскими товарищами, превратившимися теперь в подлинных сынов леса, одетых в кожу и раскрашенных по местному обычаю. Большинство из них уже было отцами маленьких ходеносауни, но оставалось в сердце своем по-прежнему римлянами.
Пока мы путешествовали, наши друзья не мешкали с приготовлениями к войне. Медные рудники по-прежнему оставались за лесным народом, и тлапаллики ни разу не пытались отвоевать двадцать крепостей, защищающих Дорогу Рудокопов. За время нашего отсутствия огромные запасы меди были добыты и надежно спрятаны в пределах досягаемости. Граница передвинулась дальше на юг!
Первое; что сделал Мерлин по прибытии, – это организовал строительство кузниц и плавилен, в которых после горьких разочарований и неудач была наконец получена светлая бронза, пусть и не того качества, к какому привык Шестой.
Как только люди Мерлина установили верное соотношение меди и олова в сплаве, они тотчас изготовили формы со старых скоб с «Придвена», добыть которые стоило стольких трудов и стольких жизней, и отлили новые скобы в количестве, достаточном для того, чтобы оснастить огромную батарею баллист и тормент. А оставшееся олово пошло на наконечники тяжелых копий с остриями из бронзы и держателями из мягкой меди – при ударе таким копьем держатель наконечника гнулся и извлечь острие из щита не представлялось возможным.
Так исчезло сверкающее великолепие, делавшее «Придвен» королем среди других кораблей, – но дух «Придвена» вошел в красный металл Тлапаллана, дабы сделать его достаточно крепким для завоевания новой славы Рима.
Над укрепленным лагерем висел жаркий воздух раннего лета. Мы лежали, задыхаясь в тесноте хижин, и тщетно пытались уснуть. Через определенные промежутки времени проверяющие окликали часовых и получали в ответ привычное «Все в порядке».
И все же в темноте лунной ночи некое существо вползло по стенам крепости и, не замеченное часовыми, проникло в мою спальню. Я заметил какое-то движение в темном дверном проеме и услышал приближающийся ко мне стук когтей по твердой земле. Сначала я подумал, что это одна из лагерных собак, однако размерами невидимый гость значительно уступал любой собаке. Решив наконец, что это – обезумевшая от голода древесная кошка, я швырнул в темноту короткий дротик, который в те дни всегда находился у меня под рукой. Раздался дикий вопль, не похожий ни на один из земных звуков; что-то сильно ударило меня в грудь, и в дверном проеме снова мелькнула тень, когда таинственное существо метнулось прочь, расправив широкие крылья.
Затем снаружи послышались крики, и один из часовых – высокий обитатель пустошей – с истошными воплями скатился с крепостного вала. «Пук-вуд-жи! Пук-вуд-жи!» – в великом ужасе восклицал часовой и поведал затем, как содрогнулась его душа от взгляда круглых желтых глаз страшилища, пролетевшего над ним, когда он совершал обход своего участка.
Расспросив часового подробнее, я узнал, что, согласно верованиям этого народа, Пук-вуд-жи – это маленький лесной демон, расположенный к человеку иногда дружелюбно, но чаще всего враждебно. Он всегда ищет возможность украсть ребенка из колыбели. Украденное же дитя, вскормленное заколдованной пищей, уменьшается в размерах и превращается в обитателя лесов.
Со всей серьезностью дикарь убеждал меня в том, что подобные случаи нередки и что человек, увидевший этого зловещего эльфа в подлинном его обличье (ибо для успешного осуществления своих злых замыслов они часто принимают образ какого-нибудь обычного животного) непременно обречен на смерть. Часовой отказался описать мне сего демона из боязни, что слова его навлекут и на меня страшное проклятие, чреватое скорой смертью. Итак, я отослал перепуганного дикаря спать, поставил на его место другого часового и вернулся в спальню, улыбаясь – ибо вспомнил о большеглазой сове, которую ранее дважды видел в критических ситуациях: один раз, когда в опасный для себя момент лежал на крыше дома в Городе Змеи, и другой – когда после моего спасения мы отступали в лес от того кровавого места.
И я заподозрил, что сей ночной гость принес мне какие-то новости от Мерлина или явился уведомить о приближении старца. Войдя в хижину, я убедился в правильности первого предложения. У слабого огонька лучины сидела Золотой Цветок Дня в полотняной ночной рубашке и недоуменно рассматривала написанное незнакомыми латинскими буквами послание, извлеченное из бронзового цилиндра, который таинственное создание, улетая, бросило на мою постель.
Я поспешно развернул свиток и тут же забыл о часовом и его страхах (что было несправедливо, ибо в тот момент он лежал, бездыханный, с собственным ножом в сердце, хотя обнаружилось это только на рассвете).
Послание гласило:
Варрону, Легату Ацтлана, от Мерлина Амброзия, Императора – Привет!
Люди Длинного Дома ждут новой луны, чтобы выступить в поход на Город Змеи. Гонцы разнесли по всем племенам Чичамеки приказ двинуться на пограничные крепости Тлапаллана единым фронтом от Внутреннего Моря до Слюдяных Рудников. Вожди дали согласие выступить в назначенный день. Действую по условленному плану. Займи крепость в месте слияния рек, оставь там свой гарнизон и продвигайся вперед, нам навстречу. Бросим на врага все наши силы. С нами Бог! Отомстим же за Марка.
Прощай.
ОРЕЛ И ЗМЕЯ
Получив послание от Мерлина, все мы воспряли духом, ибо до сих пор не знали, живы наши друзья или нет. В последнем случае все наши планы рушились, и нам следовало спешно возвращаться назад, в Ацтлан. Действительно, с течением времени люди все чаще выражали недовольство бездействием, и первый порыв воодушевления давно прошел. Обитатели Алата весьма нетерпеливы – они могут выиграть сражение, но выиграть войну им трудно. Они не умеют ждать и хотят решить все с налету – потому-то дисциплинированным майя и удавалось так долго держать их страну в подчинении.
Когда бы не постоянные тренировки на плацу и не железная дисциплина (вызывающая протест в душах дикарей, но признанная необходимой даже самыми упрямыми) численность моего войска, полагаю, сократилась бы вдвое вследствие дезертирства.
Так или иначе, главная заслуга по сохранению порядка в лагере принадлежала женщинам. Неколебимая их вера в мои замыслы имела огромное значение – ибо, наблюдая за постоянными занятиями по строевой подготовке и упражнениями с оружием, они убеждали себя, что столь изнурительные тренировки не могут оказаться напрасными. И под оценивающими взглядами своих жен воины состязались друг с другом за право прослыть лучшим.
Кроме того, я создал в лагере рыцарский орден – с системой наград разной степени, цветными плащами, знаками различия, указывающими на ранг члена сообщества и весьма торжественным ритуалом, совершаемым при принятии в орден избранных. Я посвятил в рыцари нескольких «Героев», которых в обиходе стали называть просто «храбрецами» (хотя впоследствии идея эта распространилась далеко за пределами моего народа, и ныне по всей Чичамеке дикари украшают себя перьями с целью указать свои боевые заслуги, и всякий мужчина, достигший зрелости и стоящий на иерархической лестнице ниже вождя называется «храбрецом»).
С помощью всех этих мер мне удалось сохранить порядок в лагере до той поры, пока мы не узнали, что ходеносауни ожидают только дня, чтобы хлынуть через границы Тлапаллана с топором и огнем. Чичамека бурлила от волнения, и, когда бы все голоса, звучавшие в сумеречных ее лесах слились в один, – то был бы вопль ненависти, от которого кровь до последней капли заледенела бы в жилах майя.
Мы дождались назначенного дня, а затем, оставив в крепости охрану из пяти центурий, команду инженеров и всех женщин, покинули наш лесной дом и вновь двинулись лесом – к месту слияния двух крупнейших речных дорог Тлапаллана.
Там находилась большая крепость, укрепленная хорошо, но не настолько, чтобы устоять против нас. Защитники ее не были знакомы с нашим способом ведения боевых действий, а дикие племена окрестных лесов не обладали упорством, необходимым для сопротивления постоянным атакам, и посему постоянно отступали.
Мы окружили крепость, и два дня и две ночи осыпали ее стрелами, в том числе и горящими. Кроме того, мы отрезали осажденным путь к воде: земляные валы, связывающие крепость с рекой, все время находились под частым дождем стрел. На третье утро крепость сдалась.
Ни одного строения не уцелело в ней. Сгорело все, что могло сгореть, и все оставшиеся в живых защитники были изранены.
Должно быть, пленники приготовились к истязаниям и мучительной смерти, но ни один из них не дрогнул, проходя сквозь наши ряды и бросая в кучу оружие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Я осмеливался полагать себя творцом будущего: создателем широко раскинувшегося королевства, связанного воедино системой дорог по римскому образцу, наводненных по всей длине воинами, торговцами, жрецами, пилигримами и спешащими в разные стороны с донесениями быстроногими гонцами. И где-то в центре страны я видел себя самого: маленького Цезаря, который сможет стать достаточно великим для того, чтобы протянуть через моря руку помощи своей родине в час грозного бедствия.
И теперь, когда успех казался столь близок, страстные мечты погасли в душе. Чего не хватало мне, когда все вокруг было моим?
От мрачных раздумий меня оторвало чье-то робкое прикосновение. Я обернулся. Рядом со мной, потупив взор с подобающей девушке скромностью, стояла нежная Золотой Цветок Дня. Я улыбнулся ей и в тот же миг понял, отчего так пуста и сумрачна моя жизнь.
Я обнял девушку за плечи и прильнул к ее устам долгим нежным поцелуем – и, обнявшись под моим плащом, мы вошли в дом ее родителей! Так просто мы обручились, и в день праздника и ликования Золотой Цветок Дня стала моей женой!
Никогда еще не ступал по земле человек, более счастливый, чем я, и никто до сих пор не знал госпожи, более прекрасной. Ибо супруга моя была подлинной госпожой, ни в малой степени не уступающей даровитым и образованным римским матронам. Она по-настоящему помогала мне и поддерживала меня. Я уважал и глубоко почитал свою краснокожую дикарку с нежным сердцем – Золотой Цветок Дня!
Она вдохновила меня на все последующие достижения. Былая страсть обратилась в пепел в моей душе. Супруга моя привнесла новый огонь в мою жизнь. Она всегда верила в меня, и предать ее веру я не мог.
За завоеванием Толтеки последовал продолжительный период мира. Именно тогда я обнародовал свои планы покорения Тлапаллана, которые впоследствии неоднократно обсуждались и уточнялись на многочисленных советах. Затем были тренировки, тренировки и тренировки, которые продолжались до тех пор, пока самый последний легионер не научился исполнять свои обязанности не хуже любого ветерана. Теперь вместо центурий под командованием моих товарищей оказались целые когорты крепкие, сильные, вооруженные копьями, луками и мечами, прикрытые щитами из прочного дерева и почти неуязвимые для врага: тела воинов были защищены многослойными матерчатыми доспехами, представлявшими собой достойную замену металлу против дротиков атлатла.
В таком виде прошли когорты торжественным маршем передо мной и Мерлином в день радости и праздника – и старец, глядя на многочисленные стройные колонны облаченных в одинаковые доспехи суровых копьеносцев, каждый шаг которых сопровождался громким ударом обтянутого змеиной кожей барабана, сказал: «Твой орел Ацтлана хорошо заточил свой клюв». А затем добавил задумчиво: «Ты уже решил, как назовешь мальчика?»
Именно в этот момент мимо нас проходил знаменосец, несущий на шесте старого потрепанного Орла Шестого Победоносного Легиона. Устремив пристальный взгляд на сию реликвию, гордо плывущую над странным образом воскресшим легионом, я ответил:
– Ты сам дал ему имя. Гвальхмай буду звать его: Орел. И пусть он обладает душой орла.
Он и был уже орленком – ибо радостно гукал и улыбался на руках своей матери при виде воинского великолепия двух легионов, отправляющихся в долгий путь к Тлапаллану. Наконец-то мы выступили в поход под нашими знаменами, оставив позади стариков, инвалидов и женщин заботиться о детях, еще слишком маленьких для войны.
Все остальные следовали за бронзовым Орлом Шестого: семь тысяч ацтекских воинов и почти столько же толтекских.
Ранней весной мы преодолели травянистые пустоши, нарядные и прекрасные под покровом травы и цветов. Я вел вперед свой маленький народ – ибо хотя по сути мы являлись военным соединением, но были нагружены тюками с продовольствием и, кроме того, вели с собой множество крупных собак (единственных наших вьючных животных), тоже нагруженных узлами с вяленым мясом и прочей пищей.
Вдобавок ко всему большинство сильных и выносливых женщин не пожелало расстаться с мужьями в период борьбы за свободу, которая могла кончиться только полным поражением одной из враждующих сторон – и соответственно решило последовать за нами, дабы умереть или выжить, как распорядиться судьба. Так что наше войско походило скорей на толпу переселенцев, нежели на Армию. И Золотой Цветок Дня тоже шла с нами.
Путешествие это оказалось куда более трудным, чем наше странствие на запад, ибо теперь нам требовалось прокормить гораздо большее количество людей, а сезон собирания диких быков в огромные стада еще не наступил. Отдельно же встречающиеся особи чаще всего издали чуяли сильный запах приближающегося человеческого стада и обращались в бегство задолго до того, как мы успевали подойти на расстояние выстрела.
Однако мы часто останавливались в пути, разбивали лагерь и ждали, пока отряды охотников уходили вперед в поисках дичи – таким образом нам удавалось поддерживать в себе жизненные силы. Помогали нам и одинокие бродяги, которые таились среди высокой травы в вечном страхе перед тлапалликскими захватчиками. Убедившись в нашем дружелюбии, местные дикари присоединялись к нам и много помогали своим знанием окрестных охотничьих угодий и безопасных мест для стоянки. Без их руководства нам едва ли удалось бы дойти незамеченными почти до самых границ Тлапаллана, не потеряв при этом ни одного человека.
На расстоянии недельного перехода от опасных территорий в прекрасной местности, изобилующей небольшими озерами и болотцами и обещающей, креме богатой рыбалки по диким берегам, удачную охоту на лесную и водную дичь, мы возвели земляную крепость, обнесенную насыпным валом с изгородью из острых кольев и колючего кустарника сверху и окруженную сухим рвом.
Во всех направлениях вокруг крепости мы нарыли волчьих ям, утыканных по дну острыми кольями и тщательно замаскированных сверху. И, оставив меня с моим народом в сем безопасном укрытии, Мерлин с боевым отрядом в составе двадцати отборных ацтеков, пяти римлян и одного проводника из местных жителей выступил в долгий путь вокруг границ Тлапаллана с целью достичь Ходеносауни и выяснить, как у них идут дела после нашего долгого отсутствия.
Теперь я остался действительно единственным правителем, и первые мои приказы касались постройки баллист и помостов для них на каждом углу нашей четырехугольной крепости.
Конечно, построенные без применения металла, орудия сии были грубы. Все скобы мы замещали прочными жгутами из скрученных стеблей растений. Я не питал больших надежд на эффективную работу подобных механизмов, но рассчитывал ошеломить и испугать ими врага, ибо подобное оружие является новинкой в Алата. Я предполагал обратить противника в бегство прежде, чем баллисты разлетятся в щепки.
Мои инженеры успешно овладели своими обязанностями, и мы прочесали все окрестности в поисках подходящих камней для орудий. Вражеских лазутчиков при этом мы не встретили и в течение долгих трех месяцев находили свою жизнь крайне скучной. Ежедневно мы охотились и усиленно тренировались, ибо постоянно ожидали, что вот-вот будем обнаружены и окружены – посему и делали запасы продовольствия на многие месяцы осады и закаляли характеры для долгого совместного существования в четырех стенах крепости.
Однако, благодаря протяженным и почти непроходимым лесам, отделявшим нас от Тлапаллана, наше местонахождение оставалось необнаруженным. В большой мере это объясняется тем, что крепость наша находилась в значительном отдалении от всех главных путей сообщения Тлапаллана (то есть, крупных рек).
Пока мы собирались с силами, на севере происходили великие события. Мерлин с горсткой своих людей успешно проскользнул мимо передовых крепостей Тлапаллана, вновь пересек Внутреннее Море и вернулся в селения Ходеносауни, где его тепло приветствовали суровые, но достойные люди, никогда не забывающие друзей и не прощающие врагов.
Снова встретился старец с нашими римскими товарищами, превратившимися теперь в подлинных сынов леса, одетых в кожу и раскрашенных по местному обычаю. Большинство из них уже было отцами маленьких ходеносауни, но оставалось в сердце своем по-прежнему римлянами.
Пока мы путешествовали, наши друзья не мешкали с приготовлениями к войне. Медные рудники по-прежнему оставались за лесным народом, и тлапаллики ни разу не пытались отвоевать двадцать крепостей, защищающих Дорогу Рудокопов. За время нашего отсутствия огромные запасы меди были добыты и надежно спрятаны в пределах досягаемости. Граница передвинулась дальше на юг!
Первое; что сделал Мерлин по прибытии, – это организовал строительство кузниц и плавилен, в которых после горьких разочарований и неудач была наконец получена светлая бронза, пусть и не того качества, к какому привык Шестой.
Как только люди Мерлина установили верное соотношение меди и олова в сплаве, они тотчас изготовили формы со старых скоб с «Придвена», добыть которые стоило стольких трудов и стольких жизней, и отлили новые скобы в количестве, достаточном для того, чтобы оснастить огромную батарею баллист и тормент. А оставшееся олово пошло на наконечники тяжелых копий с остриями из бронзы и держателями из мягкой меди – при ударе таким копьем держатель наконечника гнулся и извлечь острие из щита не представлялось возможным.
Так исчезло сверкающее великолепие, делавшее «Придвен» королем среди других кораблей, – но дух «Придвена» вошел в красный металл Тлапаллана, дабы сделать его достаточно крепким для завоевания новой славы Рима.
Над укрепленным лагерем висел жаркий воздух раннего лета. Мы лежали, задыхаясь в тесноте хижин, и тщетно пытались уснуть. Через определенные промежутки времени проверяющие окликали часовых и получали в ответ привычное «Все в порядке».
И все же в темноте лунной ночи некое существо вползло по стенам крепости и, не замеченное часовыми, проникло в мою спальню. Я заметил какое-то движение в темном дверном проеме и услышал приближающийся ко мне стук когтей по твердой земле. Сначала я подумал, что это одна из лагерных собак, однако размерами невидимый гость значительно уступал любой собаке. Решив наконец, что это – обезумевшая от голода древесная кошка, я швырнул в темноту короткий дротик, который в те дни всегда находился у меня под рукой. Раздался дикий вопль, не похожий ни на один из земных звуков; что-то сильно ударило меня в грудь, и в дверном проеме снова мелькнула тень, когда таинственное существо метнулось прочь, расправив широкие крылья.
Затем снаружи послышались крики, и один из часовых – высокий обитатель пустошей – с истошными воплями скатился с крепостного вала. «Пук-вуд-жи! Пук-вуд-жи!» – в великом ужасе восклицал часовой и поведал затем, как содрогнулась его душа от взгляда круглых желтых глаз страшилища, пролетевшего над ним, когда он совершал обход своего участка.
Расспросив часового подробнее, я узнал, что, согласно верованиям этого народа, Пук-вуд-жи – это маленький лесной демон, расположенный к человеку иногда дружелюбно, но чаще всего враждебно. Он всегда ищет возможность украсть ребенка из колыбели. Украденное же дитя, вскормленное заколдованной пищей, уменьшается в размерах и превращается в обитателя лесов.
Со всей серьезностью дикарь убеждал меня в том, что подобные случаи нередки и что человек, увидевший этого зловещего эльфа в подлинном его обличье (ибо для успешного осуществления своих злых замыслов они часто принимают образ какого-нибудь обычного животного) непременно обречен на смерть. Часовой отказался описать мне сего демона из боязни, что слова его навлекут и на меня страшное проклятие, чреватое скорой смертью. Итак, я отослал перепуганного дикаря спать, поставил на его место другого часового и вернулся в спальню, улыбаясь – ибо вспомнил о большеглазой сове, которую ранее дважды видел в критических ситуациях: один раз, когда в опасный для себя момент лежал на крыше дома в Городе Змеи, и другой – когда после моего спасения мы отступали в лес от того кровавого места.
И я заподозрил, что сей ночной гость принес мне какие-то новости от Мерлина или явился уведомить о приближении старца. Войдя в хижину, я убедился в правильности первого предложения. У слабого огонька лучины сидела Золотой Цветок Дня в полотняной ночной рубашке и недоуменно рассматривала написанное незнакомыми латинскими буквами послание, извлеченное из бронзового цилиндра, который таинственное создание, улетая, бросило на мою постель.
Я поспешно развернул свиток и тут же забыл о часовом и его страхах (что было несправедливо, ибо в тот момент он лежал, бездыханный, с собственным ножом в сердце, хотя обнаружилось это только на рассвете).
Послание гласило:
Варрону, Легату Ацтлана, от Мерлина Амброзия, Императора – Привет!
Люди Длинного Дома ждут новой луны, чтобы выступить в поход на Город Змеи. Гонцы разнесли по всем племенам Чичамеки приказ двинуться на пограничные крепости Тлапаллана единым фронтом от Внутреннего Моря до Слюдяных Рудников. Вожди дали согласие выступить в назначенный день. Действую по условленному плану. Займи крепость в месте слияния рек, оставь там свой гарнизон и продвигайся вперед, нам навстречу. Бросим на врага все наши силы. С нами Бог! Отомстим же за Марка.
Прощай.
ОРЕЛ И ЗМЕЯ
Получив послание от Мерлина, все мы воспряли духом, ибо до сих пор не знали, живы наши друзья или нет. В последнем случае все наши планы рушились, и нам следовало спешно возвращаться назад, в Ацтлан. Действительно, с течением времени люди все чаще выражали недовольство бездействием, и первый порыв воодушевления давно прошел. Обитатели Алата весьма нетерпеливы – они могут выиграть сражение, но выиграть войну им трудно. Они не умеют ждать и хотят решить все с налету – потому-то дисциплинированным майя и удавалось так долго держать их страну в подчинении.
Когда бы не постоянные тренировки на плацу и не железная дисциплина (вызывающая протест в душах дикарей, но признанная необходимой даже самыми упрямыми) численность моего войска, полагаю, сократилась бы вдвое вследствие дезертирства.
Так или иначе, главная заслуга по сохранению порядка в лагере принадлежала женщинам. Неколебимая их вера в мои замыслы имела огромное значение – ибо, наблюдая за постоянными занятиями по строевой подготовке и упражнениями с оружием, они убеждали себя, что столь изнурительные тренировки не могут оказаться напрасными. И под оценивающими взглядами своих жен воины состязались друг с другом за право прослыть лучшим.
Кроме того, я создал в лагере рыцарский орден – с системой наград разной степени, цветными плащами, знаками различия, указывающими на ранг члена сообщества и весьма торжественным ритуалом, совершаемым при принятии в орден избранных. Я посвятил в рыцари нескольких «Героев», которых в обиходе стали называть просто «храбрецами» (хотя впоследствии идея эта распространилась далеко за пределами моего народа, и ныне по всей Чичамеке дикари украшают себя перьями с целью указать свои боевые заслуги, и всякий мужчина, достигший зрелости и стоящий на иерархической лестнице ниже вождя называется «храбрецом»).
С помощью всех этих мер мне удалось сохранить порядок в лагере до той поры, пока мы не узнали, что ходеносауни ожидают только дня, чтобы хлынуть через границы Тлапаллана с топором и огнем. Чичамека бурлила от волнения, и, когда бы все голоса, звучавшие в сумеречных ее лесах слились в один, – то был бы вопль ненависти, от которого кровь до последней капли заледенела бы в жилах майя.
Мы дождались назначенного дня, а затем, оставив в крепости охрану из пяти центурий, команду инженеров и всех женщин, покинули наш лесной дом и вновь двинулись лесом – к месту слияния двух крупнейших речных дорог Тлапаллана.
Там находилась большая крепость, укрепленная хорошо, но не настолько, чтобы устоять против нас. Защитники ее не были знакомы с нашим способом ведения боевых действий, а дикие племена окрестных лесов не обладали упорством, необходимым для сопротивления постоянным атакам, и посему постоянно отступали.
Мы окружили крепость, и два дня и две ночи осыпали ее стрелами, в том числе и горящими. Кроме того, мы отрезали осажденным путь к воде: земляные валы, связывающие крепость с рекой, все время находились под частым дождем стрел. На третье утро крепость сдалась.
Ни одного строения не уцелело в ней. Сгорело все, что могло сгореть, и все оставшиеся в живых защитники были изранены.
Должно быть, пленники приготовились к истязаниям и мучительной смерти, но ни один из них не дрогнул, проходя сквозь наши ряды и бросая в кучу оружие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24