Нет, ибо тот же текст добавляет: «При условии, что у аббата имеется веская причина сделать это».
«Discretio» и наказания
Вот каким должен быть душевный настрой настоятеля, когда он намеревался осудить виновного. «Сперва войди в положение того, кого ты собираешься судить и воспитывать, – пишет Гиг, – а затем поступи с ним так, как ты поступил бы сам с собой, если бы оказался на его месте».
В 1294 году визитаторы отметили, что в одном монастыре не всегда присутствует ризничий. Санкции: либо он уйдет, либо будет выполнять свои функции, обеспечивая освещение церкви, как обычно делали его предшественники. Визитаторы установили, что один монах отсутствовал во время их визита. Санкции: он лично должен находиться в монастыре.
Одилон, пятый аббат Клюни, так ответил своему духовнику на упреки в излишней мягкости: «Пусть это лучше проистекает от избытка любви, чем от жестокости или скупости». Гуго, другой аббат того же Клюни, в своем духовном завещании написал, что всегда стремился любить своих братьев и деликатно обходиться с ними: «И даже если я в своей мягкости чем-то согрешил, да простит мне это Господь». Настоятель аббатства Сент-Альбан, обнаружив, что монахи приобрели привычку есть мясо, решил положить этому конец, но, как гласит текст, осторожно, «мало-помалу», «шаг за шагом принимая меры», чтобы «слишком резкое и решительное воздействие на монахов не спровоцировало возмущения».
«Discretio» и человеческие взаимоотношения
Вот несколько примеров применения этого принципа в отношениях между людьми. Никогда не следует порицать в тот же день того, кто уже получил духовное увещание, то есть выговор, – говорят картезианцы. Очевидно, для того, чтобы избежать высказываний под влиянием гнева или желания оскорбить человека. Нужно вести себя тактично, даже если монахом движет одно только милосердие (а так бывает не всегда) по отношению к брату, которого надо «поправить», но не «поранить». То же самое гласит текст Гирсау в выражениях августинской латыни той эпохи: «Inclamato cuilibet, cavendum est ne… inclamentem se in eo capitulo non inclamant» – «Нужно следить за тем, чтобы тот, кто получил внушение, не пожаловался бы капитулу на того, кто сделал ему это внушение».
Сборник обычаев Эйнсхема описывает, какими должны быть отношения между братьями: смиренными и учтивыми. Если, например, в собрание монахов входит какой-нибудь отец, то молодые должны встать и предложить ему место. Более молодые монахи могут высказывать свое несогласие со старшими, но без высокомерия. Со своей стороны, старцы должны выслушивать молодых с подобающей ласковостью и уважением. В том же сборнике обычаев, датируемом началом XIII века, говорится, что нужно целовать руку дающего вам какую-то вещь (хлеб, к примеру), но здесь же уточняется, что не следует делать этого, если вам протягивают «нож или вилку, сосуд с питьем или горящий светильник». Хотим мы того или нет, но это – весьма культурное общество.
Учтивое обращение «любезный брат», «дорогой брат» было принято даже у тамплиеров, военный образ жизни которых мог бы склонить их к известной доле грубости, ибо они были монахами-воинами и вели «благородную войну из послушания». Любые бранные или грубые слова в речи запрещались. Даже приказы следовало отдавать без грубости.
Говоря о гостеприимстве в аббатстве Бек, которое тем не менее известно своими строгими правилами, Бодри де Бургей писал: «Я нашел там необычайно щедрую деликатность и предупредительность… в людях обнаруживается замечательная скромность, проистекающая от здорового и естественного поведения. Можно с уверенностью сказать: здесь нет ничего лишнего». Вспомним нравы той эпохи с их грубостью, неотесанностью и постоянными крайностями; и тогда мы сумеем лучше понять, какой поразительный эффект на полудиких людей того времени производило пребывание в течение всего-то нескольких часов в этих оазисах зелени и покоя, чистоты и тишины, каковыми были монастыри, и почему некоторые из посетителей, словно озаренные вспышкой молнии, подчас принимали решение остаться в аббатстве навсегда.
«Discretio» и организация жизни картезианцев
Даже сама организация жизни в картезианском ордене, сколь строгой она бы ни была, тоже характеризовалась заботой о дискретности в келейном существовании, разделении уединенной (самое главное) и общежительной жизни, в достижении равновесия между бедностью и изобилием, когда полезность умеряет бедность. Одно из проявлений картезианского discretio – это прогулка примерно в течение трех часов. Обычно она совершалась по понедельникам, если, конечно, в этот день не отмечался какой-нибудь важный праздник. Во время прогулки монахи могли беседовать друг с другом, однако запрещалось обсуждать мирские события или вступать в политические споры. С самого начала картезианский орден придавал большое значение таким прогулкам, и приорам рекомендовалось не освобождать монахов от них.
В жизнь картезианцев, которая, по сути, строилась на уединении и безмолвии, «дискретно» вторгаются элементы общественной жизни: прогулки каждую неделю, как мы уже видели; общие трапезы по воскресеньям; на некоторые праздники, кроме утрени и торжественной монастырской мессы, – еще и малые канонические часы, капитул, трапеза в полдень и вечерня. Не так много по меркам нашего понимания общественных отношений. Но в понимании картезианцев это служило элементом необходимой компенсации.
Отсутствие «discretio»
Негативное подтверждение того, что discretio является важным компенсирующим элементом в организации монашеской жизни, – это печальная судьба гранмонтанского ордена. Основанный в 1077 году св. Этьеном де Мюре орден первоначально объединял монахов, вдохновляемых очень суровым обетом. Одиночество, крайняя бедность, отказ от всего, что не является самым насущным. Никаких постоянных доходов, ни земли, ни скота. Гранмонтанцы не требовали денег за совершение мессы, не собирали пожертвований, жили отшельниками, не работали и никогда не подавали в суд, чтобы защитить свои собственные права. Поступать таким образом в эпоху, когда все, в том числе и монахи, были сутягами, означало подписать себе смертный приговор. Сверх того, гранмонтанцы проявляли такую щедрость, что заслужили название «добряков».
Столь самоотверженный взгляд на человека и жизнь, даже укорененный в душе, пылающей неугасимой верой в Провидение, был все же слишком «недискретным», чтобы не испытывать кризисов. Ведь во избежание кризисных состояний, по словам одного картезианца, «всем монахам нужно постоянно быть святыми, заслуживающими чудес», «чистыми, бесплотными духами, что невозможно в мире сем», и поскольку этого нет, они неизбежно «нарушали свой устав». Потрясаемый кризисами, орден добряков в итоге длительной агонии был распущен. Это случилось в 1772 году после длительной агонии.
Это не единственная ошибка, допущенная гранмонтанцами по отношению к принципу дискретности. Заботясь о полном соответствии требованиям духовной жизни, монахи этого ордена доверили мирские полномочия монастыря многочисленным конверзам (тем людям, кто еще не принял монашеского пострига), а те захотели регламентировать все области жизни без исключения. Ибо как иначе разграничить потребности монастырской жизни с ее будничной реальностью и чаяния жизни духовной, полностью посвященной Господу? Различия в их крайних проявлениях хорошо видны, однако в повседневной жизни поляризация неразличима. Что могли ответить конверзам, управляющим хозяйством, монахи, которые просили одежду, тот или иной паек и слышали в ответ, что у монастыря нет средств или отнюдь не подобает «духовному лицу» проявлять заботу о столь земных вещах?
Как и следовало ожидать, подобные ситуации порождали бесконечную смуту и даже бунты. Дело кончилось тем, что конверзы заточили в тюрьму генерального приора, заставив его уйти со своего поста. Словом, «зверь» восторжествовал, поскольку основатель ордена гранмонтанцев, стремясь к идеалу, использовал для организации своего ордена не очень Разумную концепцию, иными словами – «indiscrete», которая не различала ни законной иерархии, ни требований общежительной жизни.
Нравы и санкции
Порой удивляет та настойчивость, с которой уставы и сборники обычаев говорят о послушании и суровости наказания в случае нарушения субординации или просто принятых правил, ибо нравы в ту эпоху царили дикие, необузданные и жестокие. Разумеется, было бы несправедливо составлять картину монашеской жизни на основе отчетов визитаторов или монастырских хроник, как было бы неразумно описывать нашу жизнь, вдохновляясь только лишь газетами. Вполне очевидно, что в письменных источниках зафиксированы наиболее примечательные и часто самые необычные происшествия. Но точно так же можно исказить всю картину, заявив: «Все было прекрасно как с духовной точки зрения, так и с мирской». Слишком кратко невозможно объяснить, что же было плохо, особенно если вдаваться в подробности. Хроники повествуют о бесчисленных случаях неповиновения. Но какое отношение они имели к жизни тысяч благочестивых душ, которые вовсе не нуждались в устрашении наказанием, чтобы вести жизнь по обету, и которые не оставили никакого иного следа своего земного странствия кроме имени, затерянного в длинных списках, и безымянного дара стольких архитектурных, художественных и духовных красот?
Тем не менее некоторые происшествия могут дать представление о том, что за нравы были в те времена среди наиболее (в общем и целом) дисциплинированных и благочестивых людей. Вот примеры для иллюстрации.
Один клюнийский приор использовал средства монастыря для того, чтобы выдать замуж некую девицу, выстроив ей дом (1291). В Сен-Жан-д'Анжели, монахи осадили в церкви своего приора и избили его палками, а ночью вылили на него кипяток. Охваченный ужасом приор спасся бегством и больше никогда не возвращался в этот монастырь… В другом месте один монах, подстрекаемый дьяволом, в сопровождении толпы вооруженных людей напал на дом, принадлежавший Клюни, чтобы захватить лошадей, скот, деньги и драгоценности «насильственно», как сказано в тексте… Другой странствующий монах из Клюни в сопровождении монаха из другого ордена (отягчающее обстоятельство!) выломал двери приората Фуйи-ле-Флёр на реке Луаре и обокрал комнату приора (1294). Здесь брат Намеш в Намюруа осыпал оскорблениями своего приора. Там приор отказал визитаторам в праве посетить его монастырь (1315).
Генеральный капитул черных монахов Кёльнской провинции счел необходимым запретить монахам заниматься охотой – псовой или соколиной, – а также держать собак или охотничьих птиц. Клюнийские монахини в Германии составили завещание, за что их и постигла кара: их лишили вина, а если какая-то сестра собирается упорствовать, то «при жизни» будет отлучена от причастия, а после смерти лишится христианского погребения, ибо проявила себя «закоренелой стяжательницей».
Но были случаи и посерьезней. В монастыре Павии в самом конце XIII века один монах, «вор и мошенник» по его же собственному признанию, привел в монастырь женщину и удерживал ее там в течение трех дней! Смягчающее обстоятельство: «Не было совершено содомского греха». В остальном же – лучший сын на свете… Другой монах затеял ссору с проституткой и тем самым обесчестил свой орден; он был отправлен в Клюни, и с тех пор ему было запрещено возвращаться в свой «родной монастырь», а также в соседние монастыри своего ордена. Два монаха убили ножом дамского угодника. А два брата-минорита убили друг друга, не поделив место сторожа в своем монастыре.
В 1302 году один монах из цистерцианского аббатства Дюн во Фландрии узнал, что армия короля Франции направляется к Куртре. Он тотчас же оставил свои обязанности, сразился с французскими рыцарями, убив сорок из них (!) в знаменитой битве Золотых шпор, и с гордостью вернулся в свое аббатство. Единственное, что здесь еще нужно сказать, что наш могучий монах фламандец, брат Жан Зубодробитель, был слишком необузданным. В 1308 году он взбунтовался против своего начальства: убил приора, ранил аббата и скрылся в башне церкви в Лиссевеге, откуда его затем извлекли коммунальные власти Брюгге! Монах умер отступником. И последний пример неповиновения, имеющего оттенок «феминистских» требований: аббатисы Лас Гуелгас близ Бургоса подтверждали, что принадлежат к цистерцианскому ордену, но повиноваться генеральному капитулу Сито отказывались. Под тем предлогом, что в нем нет ни одной женщины!
Кара
Прегрешение предполагает покаяние в грехе и раскаяние с искуплением своей вины, то есть «возвращение к разуму» и прощение. Некоторые сборники обычаев сообщают, что кара или наказание должны вершиться «твердо», а другие – «без ненависти», «без жажды мести», но только из отеческой любви к справедливости.
Если кто-то уронил, разбил или потерял какую-то вещь, то должен испросить прощения у капитула. Сборник обычаев Эйнсхема очень мудро отмечает, что «эти упущения должны быть исправлены в соответствии со степенью тяжести содеянного и возраста провинившегося преступника» по отношению к «своему самообузданию» – как утверждает Устав св. Бенедикта. И если виновный не исправится, то он будет наказан более сурово, поскольку «он согрешает своей нерадивостью».
Наиболее мягкое наказание ждет того, кто, например, что-то уронил в трапезной. Прощение за такой проступок испрашивается простым поклоном. Помимо кивка головой в подобном случае можно преклонить колена (в Монте-Кассино – посреди хоров, в других местах – посреди трапезной), или дотронуться пальцами до пола (как у фельянов), или стоять на коленях с непокрытой головой (у целестинцев), или подняться на цыпочки и затем поклониться (у цистерцианцев). Все это – легкие формы искупления своего прегрешения. У босоногих кармелитов наказание, «poena», заключалось в том, что провинившийся должен был облобызать ноги братьев, молиться с распростертыми в форме креста руками, стоять на коленях перед входом в трапезную, пока другие братья входят и выходят, чтобы таким образом привлечь их внимание и просить помолиться о грешнике. У бригиттинов тот, кто стремился утаить какую-нибудь вещь, в наказание ел на полу, каждую пятницу получал только хлеб и воду, не выходил из церкви, падал ниц в совершенном молчании перед монахами, входящими в церковь. У кармелитов наказанный появлялся в трапезной без своего капюшона, неся крест или распятие, вымаливал себе пищу в трапезной, сидя на полу, и довольствовался тем, что подадут ему братья, причем вкушал это, стоя на коленях посреди трапезной…
В целях наказания монах мог быть лишен вина, пива, пайка, мог быть обречен на дополнительный пост, посажен на хлеб и воду – «воду страданий и хлеб скорби», как тогда говорили, или подвергнут наказанию розгами. Этому наказанию, в частности, подвергались облаты люди, пожертвовавшие свое имущество монастырю и живущие в нем.
, дети, посвященные Церкви, «ибо дети, – как гласит текст XIV века, – везде и всюду нуждаются в дисциплинированном наблюдении и соблюдаемой дисциплине».
Житие св. Ромуальда повествует о том, как этот будущий праведник был наказан своим наставником в монашеской жизни, когда он, «оставив мир и не будучи просвещенным», испытывал определенные трудности, «разбирая, слово за словом, строки Библии». Эти усилия «доставляли ему невыносимые мучения»; наставник же ударял его палкой по левой стороне головы. «После многих ударов Ромуальд был уже больше не в силах терпеть и смиренно попросил его: „Отче, если ты желаешь, ударь меня теперь по правому виску, ибо я совершенно потерял слух“». В Житии говорится о том, что он пересказывал этот эпизод с улыбкой. Как и следовало ожидать, наставник, восхитившись таким терпением, смягчил «свое крайне суровое воспитание» ученика.
Другие наказания преследовали цель победить себялюбие: провинившегося монаха отправляли на самое последнее место, монахиню лишали покрывала, конверзам запрещали носить иную одежду, кроме мирской. Все это сопровождалось тяжелым трудом и лишением пищи. Воскресенье целиком посвящалось молитве. За действительно серьезное прегрешение монах запирался «в отдельном помещении», которое вскоре превратилось в настоящий карцер. Некоторые из таких «помещений» были тюрьмой в буквальном смысле слова: цепи, мрак, строгий пост, редкость общения с другими монахами.
Чтобы иметь представления о грехах и наказаниях, следует привести несколько примеров для каждого случая.
Poena levis (легкое наказание): если монах допустил ошибку на хорах или не проявил усердия, отстав от остальной братии.
Poena media (среднее наказание): если монах не присутствовал на службе или на собрании братии без разрешения настоятеля; если он разговаривал с мирянами о пустяках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
«Discretio» и наказания
Вот каким должен быть душевный настрой настоятеля, когда он намеревался осудить виновного. «Сперва войди в положение того, кого ты собираешься судить и воспитывать, – пишет Гиг, – а затем поступи с ним так, как ты поступил бы сам с собой, если бы оказался на его месте».
В 1294 году визитаторы отметили, что в одном монастыре не всегда присутствует ризничий. Санкции: либо он уйдет, либо будет выполнять свои функции, обеспечивая освещение церкви, как обычно делали его предшественники. Визитаторы установили, что один монах отсутствовал во время их визита. Санкции: он лично должен находиться в монастыре.
Одилон, пятый аббат Клюни, так ответил своему духовнику на упреки в излишней мягкости: «Пусть это лучше проистекает от избытка любви, чем от жестокости или скупости». Гуго, другой аббат того же Клюни, в своем духовном завещании написал, что всегда стремился любить своих братьев и деликатно обходиться с ними: «И даже если я в своей мягкости чем-то согрешил, да простит мне это Господь». Настоятель аббатства Сент-Альбан, обнаружив, что монахи приобрели привычку есть мясо, решил положить этому конец, но, как гласит текст, осторожно, «мало-помалу», «шаг за шагом принимая меры», чтобы «слишком резкое и решительное воздействие на монахов не спровоцировало возмущения».
«Discretio» и человеческие взаимоотношения
Вот несколько примеров применения этого принципа в отношениях между людьми. Никогда не следует порицать в тот же день того, кто уже получил духовное увещание, то есть выговор, – говорят картезианцы. Очевидно, для того, чтобы избежать высказываний под влиянием гнева или желания оскорбить человека. Нужно вести себя тактично, даже если монахом движет одно только милосердие (а так бывает не всегда) по отношению к брату, которого надо «поправить», но не «поранить». То же самое гласит текст Гирсау в выражениях августинской латыни той эпохи: «Inclamato cuilibet, cavendum est ne… inclamentem se in eo capitulo non inclamant» – «Нужно следить за тем, чтобы тот, кто получил внушение, не пожаловался бы капитулу на того, кто сделал ему это внушение».
Сборник обычаев Эйнсхема описывает, какими должны быть отношения между братьями: смиренными и учтивыми. Если, например, в собрание монахов входит какой-нибудь отец, то молодые должны встать и предложить ему место. Более молодые монахи могут высказывать свое несогласие со старшими, но без высокомерия. Со своей стороны, старцы должны выслушивать молодых с подобающей ласковостью и уважением. В том же сборнике обычаев, датируемом началом XIII века, говорится, что нужно целовать руку дающего вам какую-то вещь (хлеб, к примеру), но здесь же уточняется, что не следует делать этого, если вам протягивают «нож или вилку, сосуд с питьем или горящий светильник». Хотим мы того или нет, но это – весьма культурное общество.
Учтивое обращение «любезный брат», «дорогой брат» было принято даже у тамплиеров, военный образ жизни которых мог бы склонить их к известной доле грубости, ибо они были монахами-воинами и вели «благородную войну из послушания». Любые бранные или грубые слова в речи запрещались. Даже приказы следовало отдавать без грубости.
Говоря о гостеприимстве в аббатстве Бек, которое тем не менее известно своими строгими правилами, Бодри де Бургей писал: «Я нашел там необычайно щедрую деликатность и предупредительность… в людях обнаруживается замечательная скромность, проистекающая от здорового и естественного поведения. Можно с уверенностью сказать: здесь нет ничего лишнего». Вспомним нравы той эпохи с их грубостью, неотесанностью и постоянными крайностями; и тогда мы сумеем лучше понять, какой поразительный эффект на полудиких людей того времени производило пребывание в течение всего-то нескольких часов в этих оазисах зелени и покоя, чистоты и тишины, каковыми были монастыри, и почему некоторые из посетителей, словно озаренные вспышкой молнии, подчас принимали решение остаться в аббатстве навсегда.
«Discretio» и организация жизни картезианцев
Даже сама организация жизни в картезианском ордене, сколь строгой она бы ни была, тоже характеризовалась заботой о дискретности в келейном существовании, разделении уединенной (самое главное) и общежительной жизни, в достижении равновесия между бедностью и изобилием, когда полезность умеряет бедность. Одно из проявлений картезианского discretio – это прогулка примерно в течение трех часов. Обычно она совершалась по понедельникам, если, конечно, в этот день не отмечался какой-нибудь важный праздник. Во время прогулки монахи могли беседовать друг с другом, однако запрещалось обсуждать мирские события или вступать в политические споры. С самого начала картезианский орден придавал большое значение таким прогулкам, и приорам рекомендовалось не освобождать монахов от них.
В жизнь картезианцев, которая, по сути, строилась на уединении и безмолвии, «дискретно» вторгаются элементы общественной жизни: прогулки каждую неделю, как мы уже видели; общие трапезы по воскресеньям; на некоторые праздники, кроме утрени и торжественной монастырской мессы, – еще и малые канонические часы, капитул, трапеза в полдень и вечерня. Не так много по меркам нашего понимания общественных отношений. Но в понимании картезианцев это служило элементом необходимой компенсации.
Отсутствие «discretio»
Негативное подтверждение того, что discretio является важным компенсирующим элементом в организации монашеской жизни, – это печальная судьба гранмонтанского ордена. Основанный в 1077 году св. Этьеном де Мюре орден первоначально объединял монахов, вдохновляемых очень суровым обетом. Одиночество, крайняя бедность, отказ от всего, что не является самым насущным. Никаких постоянных доходов, ни земли, ни скота. Гранмонтанцы не требовали денег за совершение мессы, не собирали пожертвований, жили отшельниками, не работали и никогда не подавали в суд, чтобы защитить свои собственные права. Поступать таким образом в эпоху, когда все, в том числе и монахи, были сутягами, означало подписать себе смертный приговор. Сверх того, гранмонтанцы проявляли такую щедрость, что заслужили название «добряков».
Столь самоотверженный взгляд на человека и жизнь, даже укорененный в душе, пылающей неугасимой верой в Провидение, был все же слишком «недискретным», чтобы не испытывать кризисов. Ведь во избежание кризисных состояний, по словам одного картезианца, «всем монахам нужно постоянно быть святыми, заслуживающими чудес», «чистыми, бесплотными духами, что невозможно в мире сем», и поскольку этого нет, они неизбежно «нарушали свой устав». Потрясаемый кризисами, орден добряков в итоге длительной агонии был распущен. Это случилось в 1772 году после длительной агонии.
Это не единственная ошибка, допущенная гранмонтанцами по отношению к принципу дискретности. Заботясь о полном соответствии требованиям духовной жизни, монахи этого ордена доверили мирские полномочия монастыря многочисленным конверзам (тем людям, кто еще не принял монашеского пострига), а те захотели регламентировать все области жизни без исключения. Ибо как иначе разграничить потребности монастырской жизни с ее будничной реальностью и чаяния жизни духовной, полностью посвященной Господу? Различия в их крайних проявлениях хорошо видны, однако в повседневной жизни поляризация неразличима. Что могли ответить конверзам, управляющим хозяйством, монахи, которые просили одежду, тот или иной паек и слышали в ответ, что у монастыря нет средств или отнюдь не подобает «духовному лицу» проявлять заботу о столь земных вещах?
Как и следовало ожидать, подобные ситуации порождали бесконечную смуту и даже бунты. Дело кончилось тем, что конверзы заточили в тюрьму генерального приора, заставив его уйти со своего поста. Словом, «зверь» восторжествовал, поскольку основатель ордена гранмонтанцев, стремясь к идеалу, использовал для организации своего ордена не очень Разумную концепцию, иными словами – «indiscrete», которая не различала ни законной иерархии, ни требований общежительной жизни.
Нравы и санкции
Порой удивляет та настойчивость, с которой уставы и сборники обычаев говорят о послушании и суровости наказания в случае нарушения субординации или просто принятых правил, ибо нравы в ту эпоху царили дикие, необузданные и жестокие. Разумеется, было бы несправедливо составлять картину монашеской жизни на основе отчетов визитаторов или монастырских хроник, как было бы неразумно описывать нашу жизнь, вдохновляясь только лишь газетами. Вполне очевидно, что в письменных источниках зафиксированы наиболее примечательные и часто самые необычные происшествия. Но точно так же можно исказить всю картину, заявив: «Все было прекрасно как с духовной точки зрения, так и с мирской». Слишком кратко невозможно объяснить, что же было плохо, особенно если вдаваться в подробности. Хроники повествуют о бесчисленных случаях неповиновения. Но какое отношение они имели к жизни тысяч благочестивых душ, которые вовсе не нуждались в устрашении наказанием, чтобы вести жизнь по обету, и которые не оставили никакого иного следа своего земного странствия кроме имени, затерянного в длинных списках, и безымянного дара стольких архитектурных, художественных и духовных красот?
Тем не менее некоторые происшествия могут дать представление о том, что за нравы были в те времена среди наиболее (в общем и целом) дисциплинированных и благочестивых людей. Вот примеры для иллюстрации.
Один клюнийский приор использовал средства монастыря для того, чтобы выдать замуж некую девицу, выстроив ей дом (1291). В Сен-Жан-д'Анжели, монахи осадили в церкви своего приора и избили его палками, а ночью вылили на него кипяток. Охваченный ужасом приор спасся бегством и больше никогда не возвращался в этот монастырь… В другом месте один монах, подстрекаемый дьяволом, в сопровождении толпы вооруженных людей напал на дом, принадлежавший Клюни, чтобы захватить лошадей, скот, деньги и драгоценности «насильственно», как сказано в тексте… Другой странствующий монах из Клюни в сопровождении монаха из другого ордена (отягчающее обстоятельство!) выломал двери приората Фуйи-ле-Флёр на реке Луаре и обокрал комнату приора (1294). Здесь брат Намеш в Намюруа осыпал оскорблениями своего приора. Там приор отказал визитаторам в праве посетить его монастырь (1315).
Генеральный капитул черных монахов Кёльнской провинции счел необходимым запретить монахам заниматься охотой – псовой или соколиной, – а также держать собак или охотничьих птиц. Клюнийские монахини в Германии составили завещание, за что их и постигла кара: их лишили вина, а если какая-то сестра собирается упорствовать, то «при жизни» будет отлучена от причастия, а после смерти лишится христианского погребения, ибо проявила себя «закоренелой стяжательницей».
Но были случаи и посерьезней. В монастыре Павии в самом конце XIII века один монах, «вор и мошенник» по его же собственному признанию, привел в монастырь женщину и удерживал ее там в течение трех дней! Смягчающее обстоятельство: «Не было совершено содомского греха». В остальном же – лучший сын на свете… Другой монах затеял ссору с проституткой и тем самым обесчестил свой орден; он был отправлен в Клюни, и с тех пор ему было запрещено возвращаться в свой «родной монастырь», а также в соседние монастыри своего ордена. Два монаха убили ножом дамского угодника. А два брата-минорита убили друг друга, не поделив место сторожа в своем монастыре.
В 1302 году один монах из цистерцианского аббатства Дюн во Фландрии узнал, что армия короля Франции направляется к Куртре. Он тотчас же оставил свои обязанности, сразился с французскими рыцарями, убив сорок из них (!) в знаменитой битве Золотых шпор, и с гордостью вернулся в свое аббатство. Единственное, что здесь еще нужно сказать, что наш могучий монах фламандец, брат Жан Зубодробитель, был слишком необузданным. В 1308 году он взбунтовался против своего начальства: убил приора, ранил аббата и скрылся в башне церкви в Лиссевеге, откуда его затем извлекли коммунальные власти Брюгге! Монах умер отступником. И последний пример неповиновения, имеющего оттенок «феминистских» требований: аббатисы Лас Гуелгас близ Бургоса подтверждали, что принадлежат к цистерцианскому ордену, но повиноваться генеральному капитулу Сито отказывались. Под тем предлогом, что в нем нет ни одной женщины!
Кара
Прегрешение предполагает покаяние в грехе и раскаяние с искуплением своей вины, то есть «возвращение к разуму» и прощение. Некоторые сборники обычаев сообщают, что кара или наказание должны вершиться «твердо», а другие – «без ненависти», «без жажды мести», но только из отеческой любви к справедливости.
Если кто-то уронил, разбил или потерял какую-то вещь, то должен испросить прощения у капитула. Сборник обычаев Эйнсхема очень мудро отмечает, что «эти упущения должны быть исправлены в соответствии со степенью тяжести содеянного и возраста провинившегося преступника» по отношению к «своему самообузданию» – как утверждает Устав св. Бенедикта. И если виновный не исправится, то он будет наказан более сурово, поскольку «он согрешает своей нерадивостью».
Наиболее мягкое наказание ждет того, кто, например, что-то уронил в трапезной. Прощение за такой проступок испрашивается простым поклоном. Помимо кивка головой в подобном случае можно преклонить колена (в Монте-Кассино – посреди хоров, в других местах – посреди трапезной), или дотронуться пальцами до пола (как у фельянов), или стоять на коленях с непокрытой головой (у целестинцев), или подняться на цыпочки и затем поклониться (у цистерцианцев). Все это – легкие формы искупления своего прегрешения. У босоногих кармелитов наказание, «poena», заключалось в том, что провинившийся должен был облобызать ноги братьев, молиться с распростертыми в форме креста руками, стоять на коленях перед входом в трапезную, пока другие братья входят и выходят, чтобы таким образом привлечь их внимание и просить помолиться о грешнике. У бригиттинов тот, кто стремился утаить какую-нибудь вещь, в наказание ел на полу, каждую пятницу получал только хлеб и воду, не выходил из церкви, падал ниц в совершенном молчании перед монахами, входящими в церковь. У кармелитов наказанный появлялся в трапезной без своего капюшона, неся крест или распятие, вымаливал себе пищу в трапезной, сидя на полу, и довольствовался тем, что подадут ему братья, причем вкушал это, стоя на коленях посреди трапезной…
В целях наказания монах мог быть лишен вина, пива, пайка, мог быть обречен на дополнительный пост, посажен на хлеб и воду – «воду страданий и хлеб скорби», как тогда говорили, или подвергнут наказанию розгами. Этому наказанию, в частности, подвергались облаты люди, пожертвовавшие свое имущество монастырю и живущие в нем.
, дети, посвященные Церкви, «ибо дети, – как гласит текст XIV века, – везде и всюду нуждаются в дисциплинированном наблюдении и соблюдаемой дисциплине».
Житие св. Ромуальда повествует о том, как этот будущий праведник был наказан своим наставником в монашеской жизни, когда он, «оставив мир и не будучи просвещенным», испытывал определенные трудности, «разбирая, слово за словом, строки Библии». Эти усилия «доставляли ему невыносимые мучения»; наставник же ударял его палкой по левой стороне головы. «После многих ударов Ромуальд был уже больше не в силах терпеть и смиренно попросил его: „Отче, если ты желаешь, ударь меня теперь по правому виску, ибо я совершенно потерял слух“». В Житии говорится о том, что он пересказывал этот эпизод с улыбкой. Как и следовало ожидать, наставник, восхитившись таким терпением, смягчил «свое крайне суровое воспитание» ученика.
Другие наказания преследовали цель победить себялюбие: провинившегося монаха отправляли на самое последнее место, монахиню лишали покрывала, конверзам запрещали носить иную одежду, кроме мирской. Все это сопровождалось тяжелым трудом и лишением пищи. Воскресенье целиком посвящалось молитве. За действительно серьезное прегрешение монах запирался «в отдельном помещении», которое вскоре превратилось в настоящий карцер. Некоторые из таких «помещений» были тюрьмой в буквальном смысле слова: цепи, мрак, строгий пост, редкость общения с другими монахами.
Чтобы иметь представления о грехах и наказаниях, следует привести несколько примеров для каждого случая.
Poena levis (легкое наказание): если монах допустил ошибку на хорах или не проявил усердия, отстав от остальной братии.
Poena media (среднее наказание): если монах не присутствовал на службе или на собрании братии без разрешения настоятеля; если он разговаривал с мирянами о пустяках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36