– Домбоно, – насмешливо протянул Холодов. – А ведь вы соображаете в эфире и хлороформе, признайтесь… Значит, читали наши учебники. Чем не страшная тайна?– Нам ваши учебники ни к чему.– Это – другой вопрос. Паша рассказывал о ваших ножах с подобием электрозарядки. Но я-то ими воспользоваться не смогу.– Дело ваше, пациент тоже ваш! – мрачно отозвался Домбоно.– Все так, – Холодов закрыл чемоданчик. – Отведите-ка меня к принцу Мин-Ра.– Прямо сейчас?– А почему бы и нет? Я все для себя уже решил. Я даже буду спать в той же палате, что и он.– Но это невозможно!– Еще как возможно! Я хочу исключить любую случайность – неприятную, конечно же. Я буду ежесекундно наблюдать за сыном Солнца. День и ночь! Если уж моя жизнь связана с его жизнью, так оно и будет!Это был удар ниже пояса, и Холодов сразу же понял это. «Он ведь на что надеется, что пациент отдаст богу душу после операции. Все, мол, так подозрительно, так загадочно, но изменить ничего нельзя.И милейший Домбоно ловит двух зайцев сразу – и дорожку к трону под себя расчищает, и чужеземцев уничтожает. Нет, дружище, со мной такие шуточки не пройдут. Со мной в такие игрушки не играют, «коллега»! Никакого форс-мажора я не допущу… и мальчишку в обиду не дам».Домбоно, не отрываясь, глядел на Алексея. Ох, если бы взгляд умел убивать… А потом жрец резко отвернулся и пошел прочь.«Ну, и ладно, – пожал плечами Холодов. – Мин-Ра я и сам разыщу. Посмотрим, как дальше пойдут дела. Надо будет, я этого жреца на глазах у царицы-богини из операционной за шиворот выпровожу! »Алексей вышел из операционной. Он долго плутал по паутине коридоров, пока не вышел к самому дальнему флигелю древней больницы. Здесь Холодова ждали лекарь-жрец и две маленькие очаровательные медсестрички. Они смотрели на него, как на диковинное, неизвестное животное. Батюшки-святы, а он еще и на задних лапах ходить умеет! Ну, надо же…Воздух в этой части здания был горьковато-сладким. Словно кто-то опрыскал воздухоочистителем полы, стены и потолок.– А пахнет куда лучше, чем наши средства по дезинфекции! – обратился Алексей к одному из жрецов. – А где наш друг Мин-Ра?И хотя жрец ни слова не понял, имя сына Солнца в переводе, к счастью, не нуждалось. Он подошел к двери и кивком головы пригласил Холодова войти.Большая палата, ничего не скажешь. Затемненная, в страшной спешке обвешенная золотой пеленой. У стены стояла кровать из слоновой кости. Мальчик лежал на львиной шкуре, вновь укутанный в золотую паутину. Холодов прикрыл дверь и подмигнул сыну Солнца.– Вот ведь дурость! – по-французски сказал он. – Уложили тебя на эту дурацкую шкуру льва, а у самих полным-полно тут белых простыней. Ладно, сейчас мы все исправим, – он подошел к мальчику и присел на краешек кровати. – Ну, как дела, малыш?Принц Мин-Ра стащил пелену с головы. И хотя Холодов прекрасно знал, как выглядит мальчик, его вновь до глубины души ранила, поразила удивительная красота ребенка. Волнистые волосы белокурыми назвать было нельзя, нет, они переливались как золото. Сын Солнца… лучшего, более лучистого имени и не придумаешь. Огромные голубые глазищи с надеждой смотрели на Холодова. «Ему так хочется казаться смелым, – с грустью понял Алексей. – А на самом деле жуть ведь как страшно, как любому ребенку».– Я так рад… – внезапно признался мальчик. И Холодов даже вздрогнул.– Рад? Но чему? Операции?– Да нет. Тому, что я скоро снова смогу бегать.– Вот об этом я как раз и хотел поговорить с тобой, – Холодов поднялся. – Но сначала я все-таки переоденусь. Обожди уж минуточку.Он выскользнул из кожаного одеяния и натянул свою старенькую одежду. Наверное, такое здесь происходило впервые за всю историю Мерое. Впервые чужеземец переодевался на глазах у местного бога. Мин-Ра сдавленно хихикнул.– Знаешь, когда я снова стану здоров и буду бегать, я обязательно переоденусь в твое платье.– Да пожалуйста, жалко, что ли? – Холодов поставил чемоданчик с инструментами на стол. – Вот только с бегом могут возникнуть проблемы, друг мой… Ты не думай, Мин-Ра, что если послезавтра я прооперирую тебя, то на следующий день ты тут зайчиком скакать будешь. Пройдет много-много дней…– Я знаю.– Ого! И откуда?– Мама сказала. А еще она сказала, что ты останешься с нами до тех пор, пока я не сделаюсь лучшим бегуном земли нашей…– Она так сказала? – пораженный Холодов схватился за голову. Ему внезапно сделалось холодно, очень холодно. «Она убьет Нику, – подумал Алексей. – Она рассчитывает на время, на то, что я, мужик, просто не выдержу. Она будет пытаться влюбить меня в себя. А уж о своей красоте царица все знает. Она своим телом, своей тоской по любви как козырями в подкидного дурака швыряться будет… Жуткая, безысходная любовь получается, сама же от нее страдать будет! И как нам все это пережить?»– О чем ты думаешь? – спросил мальчик, осторожно касаясь руки чужеземного врача.– О твоей матери.– Она любит тебя…Алексея обожгло… обожгло словами. «Она любит тебя». И в полнейшем ужасе, смятении, в восторге Алексей понял, что… счастлив.– Фу, глупости какие, малыш! – глухо прошептал он. – И кто только сказал тебе такое?– Мама и сказала, – глаза мальчика светились от восторга. – Она сама так сказала: мой дорогой, я полюбила этого лекаря. Только ты знаешь мою тайну. Может ли он остаться меж нами?– И что же ты ответил? – тихо спросил Холодов. Ему казалось, что от ответа мальчика зависит вся его жизнь.– Я ответил: да! Он должен остаться с нами! Потому что я тоже люблю его…Алексей отвернулся. Золотая сетчатая пелена на стенах мерцала как-то особенно зловеще. Да-да, именно зловеще. «Я попал в сети, – подумал Холодов. – Как муха запутался в паутине. Богиня любит меня!»И вырваться на волю уже не получится. И вырваться на волю уже и не хочется…
… Я был безумно рад, что вскоре вновь увижусь с Санькой. Весь день я метался по Питеру, забежал в ювелирный на Чайковского и купил ей янтарный кулончик в тонюсенькой золотой оправе. А затем меня внезапно потянуло в Эрмитаж. Я сел на обитую бархатом скамеечку смотрительницы в египетском зале и прикрыл глаза. Господи, и почему отношения с женщинами такая непростая штука? А день, когда встретишь ту, Настоящую, невозможно распланировать заранее? Иногда мне кажется, что мужчина и женщина встречают друг друга только потому, что Господь Бог в этот момент отвлекается на что-то другое, более космическое, что ли… У нас говорят, Бог все видит. Я же твердо верю, он видит все, когда этого хочет женщина… Весь вечер я гадал, что скажет мне Санька при встрече. И успею ли я, не забуду ли опять сказать ей, что безумно, безумно люблю ее с нашего самого первого разговора по телефону год назад? Когда на следующий день я входил в онкологическое отделение, мне сразу стало не по себе. Две медсестрички быстро переглянулись, завидев меня, а потом я увидел и ту, с вытравленными пергидролем кудряшками. Мой букет все еще стоял в заурядно хрустальной вазе у нее на столике. Увидев меня, она судорожно схватилась за телефонную трубку. В четырнадцатой палате двери были нараспашку. Недовольная санитарка озлобленно елозила шваброй по полу. В голове у меня мелькнуло испуганно-глупая мысль: неужели Санька сбежала из больницы? А что? Раньше же сбегала… И тут же тихий предатель – внутренний голос – вкрадчиво шепнул: а она сейчас бегать вообще-то может? Прикроватная тумбочка была пуста, ноутбук исчез, не было и капельницы. С кровати снято белье. – Паша? Я с трудом возвращался к реальности, на голос обернулся чисто на автомате, на автомате глянул на Холодова, давнего моего приятеля. Под покрасневшими глазами у него залегли круги, небритые щеки ввалились. Странно, но сегодня его грустная физиономия так некстати напомнила мне морду бассета. Глаза Холодова под стать его фамилии холодно поблескивали, и мне почему-то подумалось, что Лешка безумно устал от боли и страданий, навсегда поселившихся в стенах его заведения. – Паша! – терпеливо позвал он меня во второй раз. А я все глядел на него и ничего не отвечал. – Ты к Александре? – Да. – Гм, понимаю. «Скажи мне, что вы перевели ее в другую палату! – кричал мой взгляд. – Скажи же!» – Она… она умерла, да? – и мой голос предательски дрогнул. Холодов молча кивнул. А потом отвел глаза, словно что-то старательно выискивал на пустой кровати. – Пошли-ка ко мне, – сказал он…
…– Как ты думаешь, – нервно теребил Алик Шелученко Савельева за рукав. – Как ты думаешь, этот Холодов сможет помочь сыну богини, а?Павел внимательно глянул на товарища по несчастью. Шелученко напряженно щурил маленькие глазки-буравчики с красными от хронического неумывания веками. На кончике носа, словно точка от вопросительного знака, висела зеленоватая соп-лина.– Не знаю, – проворчал Павел и брезгливо отодвинулся от Алика. – Ничего я не знаю.– Ну, тогда я постараюсь послать ему положительный импульс, – важно заявил Алик, а затем ни к месту хихикнул.Савельев рванул ворот рубашки, словно ему было нестерпимо душно, и выскочил прочь из храмовых покоев.В саду при храме находилось священное озеро. Его окружали смоковницы, по берегам росли камыш и тростник. Однако в одном месте эту зелень срезали, так что глазам Савельева открылась блестящая вода, а на ней ладья, качавшаяся на волнах неподалеку от берега.То, что довелось увидеть Павлу, он не забудет уже никогда.В ладье сидела царица-богиня Сикиника с распущенными волосами. Внезапно в полной тишине она воздела руки к небу и начала плач: плач по только что ушедшей в землю погребенных подруге, плач по погибшему две зимы назад царственному супругу:– Приди в свой дом, о мой бог! Приди в свой дом, мой супруг! Осирис, прекрасный юноша, не имеющий врагов, приди в свой дом! Я зову тебя и плачу, так что слышно даже на небесах, ты же не внемлешь моему гласу!Словно издалека долетел до слуха Савельева хор низких мужских голосов:– Его убил Сет! Его, у которого не было врагов, кроме собственного брата! Его убил Сет, и нет больше жизни в его теле. Плачь, богиня, его убил Сет!«Здорово, что я потратил столько времени, чтобы выучить этот древний, практически забытый язык», – мелькнуло в голове Савельева.– Его убил Сет!…«А кто убил моего Осириса?» – всхлипнула Сикиника, прикрывая глаза, в которых блестели хрусталики слез.День, решивший ее судьбу, царица-богиня помнила болезненно-отчетливо. Тогда солнце стояло уже высоко в небе, и от его лучей из влажных после дождя садов поднимались испарения. Тогда шел дождь, тогда бог дождя не гневался на них… День обещал быть жарким и душным. Деревья царского сада казались неподвижными арабесками на синем, цвета индиго, безоблачном небе. Повсюду стояла тишина, и не было слышно даже щебетания птиц.Сикиника решительно поднялась с низкого ложа, лениво потянулась и хлопнула в ладоши.– Купаться! Всем купаться, – крикнула она рабыням.Босой ногой царица толкнула Нефру-Ра, задремавшую рядом, и рассмеялась:– Мы идем купаться!Служанки торопливо собирали все, что необходимо царице-богине Мерое для купания. Одни нагрузились коробочками с золотой пудрой и склянками с мазями, другие – кувшинами с душистым маслом, третьи побежали за тонкими льняными полотенцами. Пока они суетились, Сикиника примеряла золотые сандалии, удивительно подходившие к ее золотисто-бронзовой коже. У царицы были восхитительные ноги, самые прекрасные ноги во всей Мерое, как говорила ее свита.Царица шла купаться. Одна рабыня раскрыла над ее головой голубой зонтик, а две другие обмахивали ее длинным опахалом. Под звуки арфы Нефру-Ра прославляла в песнях ее красоту.У пруда Сикиника сбросила узкое льняное платье, сняла сандалий и скользнула в воду. Благодать и благословение богов – эта вода.Внезапно рабыни переполошились и завизжали. Солнце закрыла черная тень огромного орла. Он, кружась, спустился, черной молнией вновь взмыл вверх, и в клюве у него было зажато нечто сверкающее на солнце.Когда все оправились от ужаса, Сикиника заметила, что на берегу осталась только одна сандалия, одинокая и печальная. День был испорчен. Юная царица тогда еще не знала, что ее золотая сандалия окажется в руках будущего ее царственного супруга. Ее Осириса.– Его убил Сет! Его, у которого не было врагов, кроме собственного брата! Плачь, богиня, его убил Сет!…К Савельеву, застывшему на берегу пруда в немом восхищении, подошел стражник в чешуйчатом одеянии и, осторожно тронув за рукав, повел прочь от священного пруда… Глава 17КОГДА ЖЕНЩИНА ЛЮБИТ Они долго сидели друг против дружки и грустно молчали. Мальчик доверчиво прижался белокурой головенкой к плечу Холодова… и это было не одним лишь признаком слепого доверия к врачу, взявшемуся спасти его, нет, это стало молчаливым свидетельством страшного одиночества земного бога: ты и только ты – мой единственный друг и товарищ. С тобой и только с тобой я могу говорить обо всем на свете. С тобой и только с тобой мне не нужно быть маленьким богом, этим пресловутым сыном Солнца, которого нельзя видеть простым смертным, к которому нельзя прикоснуться, не связав себя навеки с его судьбой. Здесь и только здесь мне не нужно прятаться под золотой пеленой, прикидываться холодной статуей. Ты и только ты – мой дорогой друг… Я всегда прощу тебя, даже если послезавтра ты ампутируешь мне ногу. Как мне объяснить тебе, что только благодаря твоим усилиям я перестал бояться жизни?..Холодов отсутствующе смотрел в одну точку. Опасность, в которой оказалась Вероника, не давала покоя. Что может сделать такая страстно влюбленная женщина, как Сикиника, со своей соперницей, да еще обладая абсолютной властью, не хотелось даже и думать. Была только одна возможность спасти Веронику: разыграть в игре с Сикиникой карту больного мальчика.Отвратительные игры, которые всегда претили ему… но ради спасения жизни. И вообще, не даром же говорят, что цель оправдывает средства?– Ты не любишь мою маму? – тихо и удивленно спросил Мин-Ра. Холодов вздрогнул.– Не в этом дело, просто у меня уже есть невеста, – признался он. – Ты знаешь, что такое иметь невесту?– Нет.– Это когда любишь девушку и обещаешь ей жениться. И это дело чести, Мин-Ра, выполнить свое обещание. Влюбленность – прекрасное чувство.– Значит, у тебя есть девушка?– Да. Кстати, она здесь, в Мерое. Твои солдаты захватили ее в заложники, вот я и добрался до Мерое, чтобы освободить свою девушку.– Так, значит, ты пришел сюда не для того, чтобы вылечить меня?– Нет. Я ведь о тебе вообще ничего не знал.– А где теперь твоя девушка?– Где-то во дворце или в храме. Я не знаю. До вчерашнего дня она висела в клетке на стене храма.Мальчик задумчиво посмотрел на Холодова. Его огромные голубые глаза затопила печаль. Потом он молча прижался к плечу Алексея и обвил руками своего большого друга.– Знаешь, я хочу, чтобы твою девушку освободили, – наконец решительно произнес он. Его голосок изменился… теперь в нем звучали жесткие, холодные нотки. – Я так хочу!– Думаю, наше с тобой «хочу» или «не хочу» никого здесь не интересует. Мы боремся со страстью, уничтожавшей целые народы! К счастью, ты в этом еще ничего не понимаешь!– Я поговорю с мамой!– И впервые в жизни увидишь, что мама не послушается тебя.– Она должна послушаться! Я – сын Солнца!– В первую очередь ты всего лишь маленький мальчик и ее сын, Мин-Ра.Им не дали договорить. Дверь распахнулась, и в комнату вошел Домбоно. Два санитара вкатили простую деревянную кровать и поставили к окну. Еще два санитара втащили огромный глиняный чан на ножках. От чана шел приятный сладковатый запах. Умывальник по-меройски.– Ну, теперь вы довольны? – с издевкой спросил Домбоно. – И когда будет операция?– Завтра мы обо всем с вами поговорим. Больше всего меня беспокоит наркоз.– Не вижу никакого повода для беспокойства.– Знаю. Павел рассказывал мне о чудесном соке. Он-то меня и волнует. Сколько времени этот сок действует?– Сколько угодно… хоть целую вечность… – с непроницаемым видом ответил Домбоно.– Вот вечности я, честно говоря, и опасаюсь! С другой стороны, меня успокаивает то, что за наркоз именно вы отвечаете перед царицей головой. А то я не хотел бы работать с эфиром. Придется положиться на ваш божественный сок.– Можете положиться! – Домбоно покосился на Мин-Ра, сидевшего рядом с Холодовым без золотой пелены. – С другими врачами знакомиться будете?– Тоже завтра. И сразу же начну с самого рутинного обследования мальчика. Давление, сердце, частота пульса…– Да ни к чему нам все это, – гордо отмахнулся Домбоно. – Ваша современная медицина все только усложняет. Если у нас у больного сердце бьется неправильно, мы просто смотрим ему в глаза… и его сердце вновь бьется нормально.«Загадочные магические силы, о которых мне уже рассказывал Савельев, – даже напрягся Холодов. – У них есть то, что мы привыкли называть паранормальными способностями. Телепатическая дуга, пробегающая от врача к пациенту… М-да, необъяснимо, но на слуху даже у нас, ни во что не верующих».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
… Я был безумно рад, что вскоре вновь увижусь с Санькой. Весь день я метался по Питеру, забежал в ювелирный на Чайковского и купил ей янтарный кулончик в тонюсенькой золотой оправе. А затем меня внезапно потянуло в Эрмитаж. Я сел на обитую бархатом скамеечку смотрительницы в египетском зале и прикрыл глаза. Господи, и почему отношения с женщинами такая непростая штука? А день, когда встретишь ту, Настоящую, невозможно распланировать заранее? Иногда мне кажется, что мужчина и женщина встречают друг друга только потому, что Господь Бог в этот момент отвлекается на что-то другое, более космическое, что ли… У нас говорят, Бог все видит. Я же твердо верю, он видит все, когда этого хочет женщина… Весь вечер я гадал, что скажет мне Санька при встрече. И успею ли я, не забуду ли опять сказать ей, что безумно, безумно люблю ее с нашего самого первого разговора по телефону год назад? Когда на следующий день я входил в онкологическое отделение, мне сразу стало не по себе. Две медсестрички быстро переглянулись, завидев меня, а потом я увидел и ту, с вытравленными пергидролем кудряшками. Мой букет все еще стоял в заурядно хрустальной вазе у нее на столике. Увидев меня, она судорожно схватилась за телефонную трубку. В четырнадцатой палате двери были нараспашку. Недовольная санитарка озлобленно елозила шваброй по полу. В голове у меня мелькнуло испуганно-глупая мысль: неужели Санька сбежала из больницы? А что? Раньше же сбегала… И тут же тихий предатель – внутренний голос – вкрадчиво шепнул: а она сейчас бегать вообще-то может? Прикроватная тумбочка была пуста, ноутбук исчез, не было и капельницы. С кровати снято белье. – Паша? Я с трудом возвращался к реальности, на голос обернулся чисто на автомате, на автомате глянул на Холодова, давнего моего приятеля. Под покрасневшими глазами у него залегли круги, небритые щеки ввалились. Странно, но сегодня его грустная физиономия так некстати напомнила мне морду бассета. Глаза Холодова под стать его фамилии холодно поблескивали, и мне почему-то подумалось, что Лешка безумно устал от боли и страданий, навсегда поселившихся в стенах его заведения. – Паша! – терпеливо позвал он меня во второй раз. А я все глядел на него и ничего не отвечал. – Ты к Александре? – Да. – Гм, понимаю. «Скажи мне, что вы перевели ее в другую палату! – кричал мой взгляд. – Скажи же!» – Она… она умерла, да? – и мой голос предательски дрогнул. Холодов молча кивнул. А потом отвел глаза, словно что-то старательно выискивал на пустой кровати. – Пошли-ка ко мне, – сказал он…
…– Как ты думаешь, – нервно теребил Алик Шелученко Савельева за рукав. – Как ты думаешь, этот Холодов сможет помочь сыну богини, а?Павел внимательно глянул на товарища по несчастью. Шелученко напряженно щурил маленькие глазки-буравчики с красными от хронического неумывания веками. На кончике носа, словно точка от вопросительного знака, висела зеленоватая соп-лина.– Не знаю, – проворчал Павел и брезгливо отодвинулся от Алика. – Ничего я не знаю.– Ну, тогда я постараюсь послать ему положительный импульс, – важно заявил Алик, а затем ни к месту хихикнул.Савельев рванул ворот рубашки, словно ему было нестерпимо душно, и выскочил прочь из храмовых покоев.В саду при храме находилось священное озеро. Его окружали смоковницы, по берегам росли камыш и тростник. Однако в одном месте эту зелень срезали, так что глазам Савельева открылась блестящая вода, а на ней ладья, качавшаяся на волнах неподалеку от берега.То, что довелось увидеть Павлу, он не забудет уже никогда.В ладье сидела царица-богиня Сикиника с распущенными волосами. Внезапно в полной тишине она воздела руки к небу и начала плач: плач по только что ушедшей в землю погребенных подруге, плач по погибшему две зимы назад царственному супругу:– Приди в свой дом, о мой бог! Приди в свой дом, мой супруг! Осирис, прекрасный юноша, не имеющий врагов, приди в свой дом! Я зову тебя и плачу, так что слышно даже на небесах, ты же не внемлешь моему гласу!Словно издалека долетел до слуха Савельева хор низких мужских голосов:– Его убил Сет! Его, у которого не было врагов, кроме собственного брата! Его убил Сет, и нет больше жизни в его теле. Плачь, богиня, его убил Сет!«Здорово, что я потратил столько времени, чтобы выучить этот древний, практически забытый язык», – мелькнуло в голове Савельева.– Его убил Сет!…«А кто убил моего Осириса?» – всхлипнула Сикиника, прикрывая глаза, в которых блестели хрусталики слез.День, решивший ее судьбу, царица-богиня помнила болезненно-отчетливо. Тогда солнце стояло уже высоко в небе, и от его лучей из влажных после дождя садов поднимались испарения. Тогда шел дождь, тогда бог дождя не гневался на них… День обещал быть жарким и душным. Деревья царского сада казались неподвижными арабесками на синем, цвета индиго, безоблачном небе. Повсюду стояла тишина, и не было слышно даже щебетания птиц.Сикиника решительно поднялась с низкого ложа, лениво потянулась и хлопнула в ладоши.– Купаться! Всем купаться, – крикнула она рабыням.Босой ногой царица толкнула Нефру-Ра, задремавшую рядом, и рассмеялась:– Мы идем купаться!Служанки торопливо собирали все, что необходимо царице-богине Мерое для купания. Одни нагрузились коробочками с золотой пудрой и склянками с мазями, другие – кувшинами с душистым маслом, третьи побежали за тонкими льняными полотенцами. Пока они суетились, Сикиника примеряла золотые сандалии, удивительно подходившие к ее золотисто-бронзовой коже. У царицы были восхитительные ноги, самые прекрасные ноги во всей Мерое, как говорила ее свита.Царица шла купаться. Одна рабыня раскрыла над ее головой голубой зонтик, а две другие обмахивали ее длинным опахалом. Под звуки арфы Нефру-Ра прославляла в песнях ее красоту.У пруда Сикиника сбросила узкое льняное платье, сняла сандалий и скользнула в воду. Благодать и благословение богов – эта вода.Внезапно рабыни переполошились и завизжали. Солнце закрыла черная тень огромного орла. Он, кружась, спустился, черной молнией вновь взмыл вверх, и в клюве у него было зажато нечто сверкающее на солнце.Когда все оправились от ужаса, Сикиника заметила, что на берегу осталась только одна сандалия, одинокая и печальная. День был испорчен. Юная царица тогда еще не знала, что ее золотая сандалия окажется в руках будущего ее царственного супруга. Ее Осириса.– Его убил Сет! Его, у которого не было врагов, кроме собственного брата! Плачь, богиня, его убил Сет!…К Савельеву, застывшему на берегу пруда в немом восхищении, подошел стражник в чешуйчатом одеянии и, осторожно тронув за рукав, повел прочь от священного пруда… Глава 17КОГДА ЖЕНЩИНА ЛЮБИТ Они долго сидели друг против дружки и грустно молчали. Мальчик доверчиво прижался белокурой головенкой к плечу Холодова… и это было не одним лишь признаком слепого доверия к врачу, взявшемуся спасти его, нет, это стало молчаливым свидетельством страшного одиночества земного бога: ты и только ты – мой единственный друг и товарищ. С тобой и только с тобой я могу говорить обо всем на свете. С тобой и только с тобой мне не нужно быть маленьким богом, этим пресловутым сыном Солнца, которого нельзя видеть простым смертным, к которому нельзя прикоснуться, не связав себя навеки с его судьбой. Здесь и только здесь мне не нужно прятаться под золотой пеленой, прикидываться холодной статуей. Ты и только ты – мой дорогой друг… Я всегда прощу тебя, даже если послезавтра ты ампутируешь мне ногу. Как мне объяснить тебе, что только благодаря твоим усилиям я перестал бояться жизни?..Холодов отсутствующе смотрел в одну точку. Опасность, в которой оказалась Вероника, не давала покоя. Что может сделать такая страстно влюбленная женщина, как Сикиника, со своей соперницей, да еще обладая абсолютной властью, не хотелось даже и думать. Была только одна возможность спасти Веронику: разыграть в игре с Сикиникой карту больного мальчика.Отвратительные игры, которые всегда претили ему… но ради спасения жизни. И вообще, не даром же говорят, что цель оправдывает средства?– Ты не любишь мою маму? – тихо и удивленно спросил Мин-Ра. Холодов вздрогнул.– Не в этом дело, просто у меня уже есть невеста, – признался он. – Ты знаешь, что такое иметь невесту?– Нет.– Это когда любишь девушку и обещаешь ей жениться. И это дело чести, Мин-Ра, выполнить свое обещание. Влюбленность – прекрасное чувство.– Значит, у тебя есть девушка?– Да. Кстати, она здесь, в Мерое. Твои солдаты захватили ее в заложники, вот я и добрался до Мерое, чтобы освободить свою девушку.– Так, значит, ты пришел сюда не для того, чтобы вылечить меня?– Нет. Я ведь о тебе вообще ничего не знал.– А где теперь твоя девушка?– Где-то во дворце или в храме. Я не знаю. До вчерашнего дня она висела в клетке на стене храма.Мальчик задумчиво посмотрел на Холодова. Его огромные голубые глаза затопила печаль. Потом он молча прижался к плечу Алексея и обвил руками своего большого друга.– Знаешь, я хочу, чтобы твою девушку освободили, – наконец решительно произнес он. Его голосок изменился… теперь в нем звучали жесткие, холодные нотки. – Я так хочу!– Думаю, наше с тобой «хочу» или «не хочу» никого здесь не интересует. Мы боремся со страстью, уничтожавшей целые народы! К счастью, ты в этом еще ничего не понимаешь!– Я поговорю с мамой!– И впервые в жизни увидишь, что мама не послушается тебя.– Она должна послушаться! Я – сын Солнца!– В первую очередь ты всего лишь маленький мальчик и ее сын, Мин-Ра.Им не дали договорить. Дверь распахнулась, и в комнату вошел Домбоно. Два санитара вкатили простую деревянную кровать и поставили к окну. Еще два санитара втащили огромный глиняный чан на ножках. От чана шел приятный сладковатый запах. Умывальник по-меройски.– Ну, теперь вы довольны? – с издевкой спросил Домбоно. – И когда будет операция?– Завтра мы обо всем с вами поговорим. Больше всего меня беспокоит наркоз.– Не вижу никакого повода для беспокойства.– Знаю. Павел рассказывал мне о чудесном соке. Он-то меня и волнует. Сколько времени этот сок действует?– Сколько угодно… хоть целую вечность… – с непроницаемым видом ответил Домбоно.– Вот вечности я, честно говоря, и опасаюсь! С другой стороны, меня успокаивает то, что за наркоз именно вы отвечаете перед царицей головой. А то я не хотел бы работать с эфиром. Придется положиться на ваш божественный сок.– Можете положиться! – Домбоно покосился на Мин-Ра, сидевшего рядом с Холодовым без золотой пелены. – С другими врачами знакомиться будете?– Тоже завтра. И сразу же начну с самого рутинного обследования мальчика. Давление, сердце, частота пульса…– Да ни к чему нам все это, – гордо отмахнулся Домбоно. – Ваша современная медицина все только усложняет. Если у нас у больного сердце бьется неправильно, мы просто смотрим ему в глаза… и его сердце вновь бьется нормально.«Загадочные магические силы, о которых мне уже рассказывал Савельев, – даже напрягся Холодов. – У них есть то, что мы привыкли называть паранормальными способностями. Телепатическая дуга, пробегающая от врача к пациенту… М-да, необъяснимо, но на слуху даже у нас, ни во что не верующих».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23