Ты простудилась?
– Нет, я на службе, в оперативном отделении, и не хочу, чтобы меня слышали.
– Ну, что ты мне хочешь сказать?
– Якомуцци позвонил моему начальнику, сообщил, что ты еще не хочешь кончать с Лупарелло. Мой начальник ответил, что ты, по твоему обыкновению, ведешь себя как последняя сволочь, – мнение, которое я разделяю и которое уже имела случай высказать тебе несколько часов назад.
– Ты за этим звонила? Спасибо за подтверждение.
– Комиссар, мне нужно шепнуть тебе еще одну вещь, которую я узнала, как только мы с тобой расстались и я вернулась сюда.
– Анна, я совершенно затрахан, дел по горло. Завтра.
– Я бы на твоем месте не стала терять времени. Тебя это может заинтересовать.
– Имей в виду, что я сегодня до часу или полвторого ночи занят. Если можешь заскочить сейчас, давай.
– Сейчас нет. Подъеду к тебе домой в два.
– Ночи?
– Ага, и если тебя не будет, подожду.
– Алло, Сальво? Это я, Ливия. Мне неудобно, что я звоню тебе на работу, но…
– Ты можешь звонить мне когда и куда угодно. Что случилось?
– Ничего особенного. Я только что прочла в газете о смерти одного политика из твоих краев. Крохотная заметка, говорится, что комиссар Сальво Монтальбано ведет тщательное расследование причин смерти.
– И что из этого?
– Эта смерть прибавляет тебе хлопот?
– Не так чтоб очень.
– Значит, все остается по-прежнему? В субботу ты ко мне приезжаешь? Или опять преподнесешь какой-нибудь неприятный сюрприз?
– Какой?
– Ну, например, оповестишь меня поздним телефонным звонком, что в ходе расследования возникли неожиданные осложнения и, значит, мне придется подождать – сколько? – час, два, а может быть, и недельку. Ты уже так делал, и не один раз.
– Успокойся, на этот раз у меня получится.
– Доктор Монтальбано? Это отец Арканджело Бальдовино, секретарь его преосвященства епископа.
– Очень приятно. Что я могу для вас сделать, падре?
– Его преосвященство узнал и, должен сознаться, был несколько удивлен, что вы считаете целесообразным продолжить следствие по поводу прискорбного и злополучного ухода из жизни инженера Лупарелло. Эти сведения соответствуют истине?
– Соответствуют, – подтвердил Монтальбано и в третий раз принялся объяснять причины своего поступка. Отец Бальдовино, казалось, проникся пониманием, но умолял комиссара закрыть дело как можно скорее, «дабы предотвратить праздные толки и не причинять семье, уже и без того сокрушенной горем, новых мучений».
– Комиссар Монтальбано? Говорит инженер Лупарелло.
«Ядрен батон, так ты разве не умер?» У Монтальбано уже было сорвалась эта шутка дурного тона, однако он успел вовремя остановиться.
– Я сын покойного, – продолжал тот – голос человека интеллигентного, очень воспитанного, никаких признаков местного выговора. – Меня зовут Стефано. Я хотел бы обратиться к вам с просьбой, которая, возможно, покажется вам необычной. Я звоню по поручению мамы.
– Если я могу быть чем-нибудь полезен, пожалуйста.
– Мама желала бы с вами встретиться.
– Что же необычного в вашей просьбе, инженер? Я сам намеревался на днях просить синьору принять меня.
– Дело в том, комиссар, что мама хотела бы встретиться с вами если не сегодня, то завтра.
– Бог мой, инженер, в ближайшие дни у меня не будет ни одной свободной минуты, поверьте. И у вас тоже, полагаю.
– Десять минут найдутся, не беспокойтесь. Вам будет удобно завтра ровно в пять?
– Монтальбано, знаю, что заставил тебя ждать, но я был…
– …в сортире, это твое царство.
– Кончай, чего тебе надо?
– Хотел сообщить тебе о серьезном происшествии. Мне только что звонил Папа из Ватикана и страшно тебя ругал.
– Ты что несешь?
– Да-да, он вне себя, потому что остался единственным человеком в мире, которому ты не доложил о результатах вскрытия Лупарелло. Он чувствует себя обойденным и намеревается, как я понял, отлучить тебя от Церкви. Тебе конец.
– Монтальбано, ты совершенно спятил.
– Ответишь мне на один вопрос?
– Конечно.
– Ты лижешь всем зад по природной склонности или из карьеризма?
Искренность ответа обезоружила Монтальбано.
– Думаю, по природной склонности.
– Слушай, вы закончили экспертизу одежды, которая была на инженере? Нашли что-нибудь?
– Нашли то, что в каком-то смысле можно было предвидеть. Следы спермы на трусах и на брюках.
– А в машине?
– Машину мы еще осматриваем.
– Спасибо. Катись назад в задницу.
– Комиссар? Звоню из телефонной будки у шоссе рядом со старым заводом. Я сделал то, о чем вы меня просили.
– Ну и как, Фацио?
– Вы были совершенно правы. БМВ Лупарелло приехал из Монтелузы, а не из Вигаты.
– Точно?
– Со стороны Вигаты пляж завален бетонными блоками, не проедешь, ему пришлось бы лететь.
– Ты выяснил, каким путем он ехал?
– Да, совершенно невероятным.
– Объясни-ка.
– Между Монтелузой и Вигатой есть десяток дорог и дорожек, на которые можно в определенном месте свернуть, чтобы незамеченным добраться до выпаса, а машина инженера шла по дну пересохшего Каннето.
– Каннето? Да там и проехать-то невозможно!
– Но у меня же получилось, значит, и у кого-то другого тоже могло выйти. Там совсем сухо. Только у моей машины кардан полетел. А поскольку вы не хотели, чтоб я брал служебную машину, теперь мне нужно будет…
– Я тебе заплачу за ремонт. Что-нибудь еще?
– Да. Там, где БМВ выехал на берег речки, на песке остались следы протекторов. Если мы сейчас известим доктора Якомуцци, сможем получить отпечаток.
– Да пошел он к чертям собачьим, этот Якомуцци.
– Как прикажете. Вам еще что-нибудь нужно?
– Нет, Фацио. Возвращайся.
Глава пятая
Маленький пляж на Пунтасекка – песчаная полоска, которую море намыло у подножия каменного холма – в этот час был пуст. Когда появился комиссар, Джедже уже был там и в ожидании его курил сигарету, опершись на машину.
– Вылезай, Сальву, – сказал он Монтальбано, – глотнем малость свежего воздуха.
Какое-то время они стояли молча и курили. Потом Джедже, потушив сигарету, начал:
– Сальву, я ведь знаю, что ты у меня хочешь спросить. И я хорошо подготовился, можешь даже спрашивать вразброску.
Они улыбнулись этому общему воспоминанию. Они знали друг друга еще с подготовительного класса в маленькой частной школе, предшествовавшей школе настоящей, и учительницей у них была синьорина Марианна, сестра Джедже, на пятнадцать лет старше него. Сальво и Джедже были учениками нерадивыми, уроки готовили, особо не вдумываясь, и так же, как попугаи, отвечали. Бывали дни, однако, когда учительница Марианна не довольствовалась их пономарским бубнением и тогда принималась спрашивать вразброску, то есть не по порядку, в котором они выучили: вот тут-то и начинались муки, потому что требовалось понимание, логика.
– Как поживает сестричка? – спросил комиссар.
– Отвез ее в Барселону, там есть одна глазная клиника специализированная. Говорят, делают чудеса. Мне у них сказали, что хотя бы правым глазом она немного будет видеть.
– Когда с ней встретишься, передавай ей от меня пожелание поправиться.
– Будь уверен. Я тебе сейчас говорил, что подготовился. Давай налетай с вопросами.
– У тебя сколько народу работает на выпасе?
– Только шлюх и гомиков будет двадцать восемь. Плюс Филиппо ди Козмо и Мануэле Ло Пипаро, они у меня там следят, чтобы не случалось разных заморочек, ты ж понимаешь, достаточно какой-нибудь ерунды, и я накроюсь медным тазом.
– Поэтому смотришь во все глаза.
– Ясное дело. Ты ж себе представляешь, какой ущерб для меня может выйти, если там вдруг, ну, я не знаю, драка какая-нибудь начнется, или ножом кого пырнут, или кто ноги протянет из-за передозировки.
– А у тебя там всегда только травка?
– Всегда. Травка и максимум – кока. Спроси, спроси у мусорщиков, видели они когда-нибудь с утра шприцы, хоть один-единственный?
– Верю.
– И потом, Джамбалво, шеф полиции нравов, в затылок дышит. Говорит, что меня терпит, только пока я не создаю проблем, а если начну ему мытарить душу серьезными вещами, тут же приструнит.
– Я старину Джамбалво понимаю: он беспокоится, как бы не пришлось прикрыть твою лавочку на выпасе. А то придется распроститься с денежками, которые ты ему отстегиваешь. Ты с ним как рассчитываешься: фиксированную сумму каждый месяц, процент с выручки? Сколько ему даешь?
Джедже улыбнулся:
– Попроси перевести тебя к ним и узнаешь. Я бы порадовался, подкормил бы тебя немножко. А то жаль смотреть на такого бедолагу: живет на одну зарплату, ходит с заплатами на заднице.
– Спасибо за комплимент. Теперь расскажи мне о той ночи.
– Короче, было где-то так десять – полодиннадцатого, Милли работала и увидела фары машины, которая на скорости неслась вдоль моря со стороны Монтелузы. Милли перепугалась.
– Кто эта Милли?
– Звать – Джузеппина Ла Вольпе, родилась в Мистрате, тридцать лет. И девица она башковитая.
Джедже вытащил из кармана сложенную бумажку, протянул Монтальбано:
– Я тут записал настоящие имена и фамилии. И адреса тоже, вдруг захочешь поговорить с ними лично.
– Почему, говоришь, Милли перепугалась?
– Потому что машина подъехать с той стороны не могла, разве что спуститься по Каннето, а там не только машину испортить можно, но и шею сломать. Поначалу она решила, что это светлая мысль Джамбалво: облава без предупреждения. Потом раскинула мозгами: не могли это быть легавые, – кто устраивает облаву на одной машине? Тут уж она чуть не обделалась со страху, потому как ей примерещилось, что это могут быть ребята из Монтероссо: они со мной развязали войну, чтоб отнять у меня выпас, и могла запросто случиться перестрелка. Тогда она уже не спускала глаз с машины, чтоб вовремя смыться, если что, но клиент ейный начал возбухать. Однако Милли успела заметить, что машина развернулась и, приткнувшись к ближним кустам, остановилась.
– Ничего нового ты мне не сообщаешь, Джедже.
– Мужик, который трахал Милли, ее выпустил и задним ходом по тропинке поехал к шоссе. Милли стала прохаживаться туда-сюда, ожидая нового клиента. На то место, где она раньше была с мужиком, подъехала Кармен со своим кавалером, – приезжает к ней каждую субботу-воскресенье, всегда в то же время и сидит часами. Настоящее имя Кармен тоже на бумажке, что я тебе дал.
– И адрес?
– Ага. До того, как клиент выключил фары, Кармен успела заметить, что парочка в БМВ уже при деле.
– Она тебе сказала, что именно видела?
– Ага. У нее было всего несколько секунд, но она видела. Наверно, зрелище ее сразило: машины таких марок на поскотине не попадаются. Короче, женщина, которая сидела за рулем, – да, из головы вылетело, Милли мне говорила, что вела машину женщина, – она развернулась, влезла на колени к мужику, он был на переднем сиденье, сначала поорудовала малость внизу руками, их видно не было, а потом стала елозить вверх-вниз. Или ты уже забыл, как это делается?
– Не думаю. Но давай проверим. Когда кончишь рассказывать, снимешь штаны, упрешься белыми ручками в капот и встанешь раком. Если я чего забыл, ты мне напомнишь, идет? Ну, ладно, давай дальше, некогда мне с тобой тут время терять.
– Когда они закончили, женщина открыла дверцу и вылезла, одернула юбку, дверцу захлопнула. Мужик, вместо того, чтоб завестись и уехать, остался себе на месте и голову откинул назад. Женщина проходила мимо машины Кармен, и прям в этот момент ее осветили фары. Красивая, волос светлый, прикид что надо. В левой руке держала сумку вроде мешка. И двигалась к старому заводу.
– Еще что-нибудь?
– Да. Мануэле, он объезжал выпас и смотрел, все ли в порядке, видел, как она шагала с выпаса к шоссе. А поскольку ему показалось, что она не здешнего поля ягода, он повернул за ней, но какая-то машина ее подобрала.
– Постой минутку, Джедже. Мануэле видел, как она стояла у шоссе и голосовала, чтоб кто-нибудь ее подвез?
– Сальву, ну ты даешь. Прям прирожденный легавый.
– Почему?
– Потому что именно это заставило Мануэле призадуматься. То есть он не видал, чтоб она голосовала, а машина все равно остановилась. И это еще не все. Мануэле показалось, что в машине, которая ехала быстро, уже была даже дверка открыта, когда она притормозила, чтоб ту посадить. Мануэле даже не успел записать номер, не сообразил.
– Ну да. А о мужике в БМВ, о Лупарелло, можешь мне что-нибудь сказать?
– Мало что. Был в очках и в пиджаке, который так и не снял, несмотря на все дела и на жарищу. Однако тут есть один пункт, где Милли и Кармен расходятся. Милли говорит, что когда машина приехала, у мужика был то ли галстук, то ли черный платок на шее, а Кармен божится, что когда она его видела, никакого галстука не было, а была расстегнутая рубашка. По мне, так это ерунда: было не было, ведь инженер мог снять галстук, когда трахался. Верно, он ему мешал.
– Галстук – да, а пиджак – нет? Это не ерунда, Джедже, раз в машине не нашли никакого галстука и никакого платка.
– Это ничего не значит, мог выпасть на землю, когда женщина выходила.
– Люди Якомуцци прочесали все и ничего не нашли.
Постояли молча раздумывая.
– Может, есть объяснение для того, что видела Милли, – вдруг сказал Джедже. – Не галстук это был и не платок, а ремень безопасности, ясное дело, спускались по Каннето, там полно камней, – и инженер его отстегнул, когда женщина ему прыгнула на колени, – ремень ему уж точно бы мешал.
– Возможно.
– Сальву, я тебе все выложил, что мне удалось выяснить по этому вопросу. И говорю я тебе это в моих собственных интересах. Потому что мне совсем не улыбается, чтобы такие шишки, как Лупарелло, приезжали сюда отдавать концы. Теперь все зациклились на выпасе, и ты чем раньше закроешь дело, тем лучше. Через пару дней народ обо всем забудет, и мы опять начнем работать со спокойной душой. Я могу идти? В это время у нас там самый пик.
– Погоди. А сам ты что об этом думаешь?
– Я? Ты ж у нас легавый. Во всяком случае, чтоб тебе сделать приятное, я тебе скажу, что это дело мне не нравится, что-то тут нечисто. Положим, женщина – шлюха высокого класса, иностранка. Что, ты мне будешь рассказывать, что Лупарелло некуда ее повезти?
– Джедже, ты знаешь, что такое извращение?
– Ты у меня об этом спрашиваешь? Я тебе такое могу порассказать, что тебя вывернет не отходя от кассы, прям мне на ботинки. Я знаю, что ты имеешь в виду: мол, эти двое заехали на выпас, потому что это место подействовало на них возбуждающе. Иногда такое случается. Знаешь, что как-то раз ночью явился один судья со всей охраной?
– Не может быть! И кто это был?
– Судья Козентино, фамилию я тебе могу назвать. Вечером, накануне того дня, когда его с позором отправили в отставку, он прибыл на выпас с машиной сопровождения, снял трансвестита и его отымел.
– А охрана?
– Гуляла по берегу моря. Однако возвращаясь к делу: Козентино знал, что его песенка спета, и оттянулся в полный рост. Но инженеру какой был в этом интерес? Не такой он человек. Женский пол он любил, это все знают, но с оглядкой, чтоб не засветиться. И потом, хотел бы я увидеть ту проститутку, с которой ему так захотелось срочно перепихнуться, что он даже наплевал на свою карьеру. Не-ет, что-то мне не верится, Сальву.
– Продолжай.
– Если же предположить, что женщина не была шлюхой, все еще невероятней. Они вообще ни за что не показались бы на выпасе. И потом, машину вела она, это доказано. Шлюхе никто не доверит машину, которая стоит кучу денег, тем более такой зверь-бабе. Сначала она без проблем спускается по Каннето, потом, когда инженер у нее загибается между ног, встает спокойно, вылезает, приводит себя в порядок, закрывает дверцу и вперед. Для тебя это нормально?
– Для меня это ненормально.
Джедже рассмеялся и щелкнул зажигалкой.
– Что тебя разбирает?
– А ну-ка подойди поближе, мудила. Ближе.
Комиссар подчинился, и Джедже посветил ему в глаза. Потом потушил зажигалку.
– Я все понял. Мысли, что пришли в голову тебе, представителю закона, совпадают с теми, что посетили меня, представителя преступного мира. И ты хотел только проверить, так ли это, да, Сальву?
– Да, угадал.
– Я никогда в тебе не ошибался. Будь здоров, пока.
– Спасибо, – сказал Монтальбано.
Комиссар тронулся первым, но вскорости друг с ним поравнялся и сделал знак притормозить.
– Чего тебе?
– Не знаю, что у меня с головой, раньше хотел тебе сказать. А знаешь, что ты очень хорошо смотрелся сегодня после обеда у нас на выпасе за ручку с инспекторшей Феррара?
И Джедже нажал на газ, чтобы оказаться от комиссара на безопасном расстоянии, а потом поднял руку в знак приветствия.
Вернувшись домой, Монтальбано записал кое-какие подробности, сообщенные Джедже, но скоро на него навалился сон. Он посмотрел на часы, увидел, что было начало второго, и отправился спать. Его разбудили настойчивые звонки в дверь, он поискал глазами будильник, было четверть третьего. Комиссар с трудом поднялся – он всегда медленно просыпался.
– Кого это черт несет в такое время?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
– Нет, я на службе, в оперативном отделении, и не хочу, чтобы меня слышали.
– Ну, что ты мне хочешь сказать?
– Якомуцци позвонил моему начальнику, сообщил, что ты еще не хочешь кончать с Лупарелло. Мой начальник ответил, что ты, по твоему обыкновению, ведешь себя как последняя сволочь, – мнение, которое я разделяю и которое уже имела случай высказать тебе несколько часов назад.
– Ты за этим звонила? Спасибо за подтверждение.
– Комиссар, мне нужно шепнуть тебе еще одну вещь, которую я узнала, как только мы с тобой расстались и я вернулась сюда.
– Анна, я совершенно затрахан, дел по горло. Завтра.
– Я бы на твоем месте не стала терять времени. Тебя это может заинтересовать.
– Имей в виду, что я сегодня до часу или полвторого ночи занят. Если можешь заскочить сейчас, давай.
– Сейчас нет. Подъеду к тебе домой в два.
– Ночи?
– Ага, и если тебя не будет, подожду.
– Алло, Сальво? Это я, Ливия. Мне неудобно, что я звоню тебе на работу, но…
– Ты можешь звонить мне когда и куда угодно. Что случилось?
– Ничего особенного. Я только что прочла в газете о смерти одного политика из твоих краев. Крохотная заметка, говорится, что комиссар Сальво Монтальбано ведет тщательное расследование причин смерти.
– И что из этого?
– Эта смерть прибавляет тебе хлопот?
– Не так чтоб очень.
– Значит, все остается по-прежнему? В субботу ты ко мне приезжаешь? Или опять преподнесешь какой-нибудь неприятный сюрприз?
– Какой?
– Ну, например, оповестишь меня поздним телефонным звонком, что в ходе расследования возникли неожиданные осложнения и, значит, мне придется подождать – сколько? – час, два, а может быть, и недельку. Ты уже так делал, и не один раз.
– Успокойся, на этот раз у меня получится.
– Доктор Монтальбано? Это отец Арканджело Бальдовино, секретарь его преосвященства епископа.
– Очень приятно. Что я могу для вас сделать, падре?
– Его преосвященство узнал и, должен сознаться, был несколько удивлен, что вы считаете целесообразным продолжить следствие по поводу прискорбного и злополучного ухода из жизни инженера Лупарелло. Эти сведения соответствуют истине?
– Соответствуют, – подтвердил Монтальбано и в третий раз принялся объяснять причины своего поступка. Отец Бальдовино, казалось, проникся пониманием, но умолял комиссара закрыть дело как можно скорее, «дабы предотвратить праздные толки и не причинять семье, уже и без того сокрушенной горем, новых мучений».
– Комиссар Монтальбано? Говорит инженер Лупарелло.
«Ядрен батон, так ты разве не умер?» У Монтальбано уже было сорвалась эта шутка дурного тона, однако он успел вовремя остановиться.
– Я сын покойного, – продолжал тот – голос человека интеллигентного, очень воспитанного, никаких признаков местного выговора. – Меня зовут Стефано. Я хотел бы обратиться к вам с просьбой, которая, возможно, покажется вам необычной. Я звоню по поручению мамы.
– Если я могу быть чем-нибудь полезен, пожалуйста.
– Мама желала бы с вами встретиться.
– Что же необычного в вашей просьбе, инженер? Я сам намеревался на днях просить синьору принять меня.
– Дело в том, комиссар, что мама хотела бы встретиться с вами если не сегодня, то завтра.
– Бог мой, инженер, в ближайшие дни у меня не будет ни одной свободной минуты, поверьте. И у вас тоже, полагаю.
– Десять минут найдутся, не беспокойтесь. Вам будет удобно завтра ровно в пять?
– Монтальбано, знаю, что заставил тебя ждать, но я был…
– …в сортире, это твое царство.
– Кончай, чего тебе надо?
– Хотел сообщить тебе о серьезном происшествии. Мне только что звонил Папа из Ватикана и страшно тебя ругал.
– Ты что несешь?
– Да-да, он вне себя, потому что остался единственным человеком в мире, которому ты не доложил о результатах вскрытия Лупарелло. Он чувствует себя обойденным и намеревается, как я понял, отлучить тебя от Церкви. Тебе конец.
– Монтальбано, ты совершенно спятил.
– Ответишь мне на один вопрос?
– Конечно.
– Ты лижешь всем зад по природной склонности или из карьеризма?
Искренность ответа обезоружила Монтальбано.
– Думаю, по природной склонности.
– Слушай, вы закончили экспертизу одежды, которая была на инженере? Нашли что-нибудь?
– Нашли то, что в каком-то смысле можно было предвидеть. Следы спермы на трусах и на брюках.
– А в машине?
– Машину мы еще осматриваем.
– Спасибо. Катись назад в задницу.
– Комиссар? Звоню из телефонной будки у шоссе рядом со старым заводом. Я сделал то, о чем вы меня просили.
– Ну и как, Фацио?
– Вы были совершенно правы. БМВ Лупарелло приехал из Монтелузы, а не из Вигаты.
– Точно?
– Со стороны Вигаты пляж завален бетонными блоками, не проедешь, ему пришлось бы лететь.
– Ты выяснил, каким путем он ехал?
– Да, совершенно невероятным.
– Объясни-ка.
– Между Монтелузой и Вигатой есть десяток дорог и дорожек, на которые можно в определенном месте свернуть, чтобы незамеченным добраться до выпаса, а машина инженера шла по дну пересохшего Каннето.
– Каннето? Да там и проехать-то невозможно!
– Но у меня же получилось, значит, и у кого-то другого тоже могло выйти. Там совсем сухо. Только у моей машины кардан полетел. А поскольку вы не хотели, чтоб я брал служебную машину, теперь мне нужно будет…
– Я тебе заплачу за ремонт. Что-нибудь еще?
– Да. Там, где БМВ выехал на берег речки, на песке остались следы протекторов. Если мы сейчас известим доктора Якомуцци, сможем получить отпечаток.
– Да пошел он к чертям собачьим, этот Якомуцци.
– Как прикажете. Вам еще что-нибудь нужно?
– Нет, Фацио. Возвращайся.
Глава пятая
Маленький пляж на Пунтасекка – песчаная полоска, которую море намыло у подножия каменного холма – в этот час был пуст. Когда появился комиссар, Джедже уже был там и в ожидании его курил сигарету, опершись на машину.
– Вылезай, Сальву, – сказал он Монтальбано, – глотнем малость свежего воздуха.
Какое-то время они стояли молча и курили. Потом Джедже, потушив сигарету, начал:
– Сальву, я ведь знаю, что ты у меня хочешь спросить. И я хорошо подготовился, можешь даже спрашивать вразброску.
Они улыбнулись этому общему воспоминанию. Они знали друг друга еще с подготовительного класса в маленькой частной школе, предшествовавшей школе настоящей, и учительницей у них была синьорина Марианна, сестра Джедже, на пятнадцать лет старше него. Сальво и Джедже были учениками нерадивыми, уроки готовили, особо не вдумываясь, и так же, как попугаи, отвечали. Бывали дни, однако, когда учительница Марианна не довольствовалась их пономарским бубнением и тогда принималась спрашивать вразброску, то есть не по порядку, в котором они выучили: вот тут-то и начинались муки, потому что требовалось понимание, логика.
– Как поживает сестричка? – спросил комиссар.
– Отвез ее в Барселону, там есть одна глазная клиника специализированная. Говорят, делают чудеса. Мне у них сказали, что хотя бы правым глазом она немного будет видеть.
– Когда с ней встретишься, передавай ей от меня пожелание поправиться.
– Будь уверен. Я тебе сейчас говорил, что подготовился. Давай налетай с вопросами.
– У тебя сколько народу работает на выпасе?
– Только шлюх и гомиков будет двадцать восемь. Плюс Филиппо ди Козмо и Мануэле Ло Пипаро, они у меня там следят, чтобы не случалось разных заморочек, ты ж понимаешь, достаточно какой-нибудь ерунды, и я накроюсь медным тазом.
– Поэтому смотришь во все глаза.
– Ясное дело. Ты ж себе представляешь, какой ущерб для меня может выйти, если там вдруг, ну, я не знаю, драка какая-нибудь начнется, или ножом кого пырнут, или кто ноги протянет из-за передозировки.
– А у тебя там всегда только травка?
– Всегда. Травка и максимум – кока. Спроси, спроси у мусорщиков, видели они когда-нибудь с утра шприцы, хоть один-единственный?
– Верю.
– И потом, Джамбалво, шеф полиции нравов, в затылок дышит. Говорит, что меня терпит, только пока я не создаю проблем, а если начну ему мытарить душу серьезными вещами, тут же приструнит.
– Я старину Джамбалво понимаю: он беспокоится, как бы не пришлось прикрыть твою лавочку на выпасе. А то придется распроститься с денежками, которые ты ему отстегиваешь. Ты с ним как рассчитываешься: фиксированную сумму каждый месяц, процент с выручки? Сколько ему даешь?
Джедже улыбнулся:
– Попроси перевести тебя к ним и узнаешь. Я бы порадовался, подкормил бы тебя немножко. А то жаль смотреть на такого бедолагу: живет на одну зарплату, ходит с заплатами на заднице.
– Спасибо за комплимент. Теперь расскажи мне о той ночи.
– Короче, было где-то так десять – полодиннадцатого, Милли работала и увидела фары машины, которая на скорости неслась вдоль моря со стороны Монтелузы. Милли перепугалась.
– Кто эта Милли?
– Звать – Джузеппина Ла Вольпе, родилась в Мистрате, тридцать лет. И девица она башковитая.
Джедже вытащил из кармана сложенную бумажку, протянул Монтальбано:
– Я тут записал настоящие имена и фамилии. И адреса тоже, вдруг захочешь поговорить с ними лично.
– Почему, говоришь, Милли перепугалась?
– Потому что машина подъехать с той стороны не могла, разве что спуститься по Каннето, а там не только машину испортить можно, но и шею сломать. Поначалу она решила, что это светлая мысль Джамбалво: облава без предупреждения. Потом раскинула мозгами: не могли это быть легавые, – кто устраивает облаву на одной машине? Тут уж она чуть не обделалась со страху, потому как ей примерещилось, что это могут быть ребята из Монтероссо: они со мной развязали войну, чтоб отнять у меня выпас, и могла запросто случиться перестрелка. Тогда она уже не спускала глаз с машины, чтоб вовремя смыться, если что, но клиент ейный начал возбухать. Однако Милли успела заметить, что машина развернулась и, приткнувшись к ближним кустам, остановилась.
– Ничего нового ты мне не сообщаешь, Джедже.
– Мужик, который трахал Милли, ее выпустил и задним ходом по тропинке поехал к шоссе. Милли стала прохаживаться туда-сюда, ожидая нового клиента. На то место, где она раньше была с мужиком, подъехала Кармен со своим кавалером, – приезжает к ней каждую субботу-воскресенье, всегда в то же время и сидит часами. Настоящее имя Кармен тоже на бумажке, что я тебе дал.
– И адрес?
– Ага. До того, как клиент выключил фары, Кармен успела заметить, что парочка в БМВ уже при деле.
– Она тебе сказала, что именно видела?
– Ага. У нее было всего несколько секунд, но она видела. Наверно, зрелище ее сразило: машины таких марок на поскотине не попадаются. Короче, женщина, которая сидела за рулем, – да, из головы вылетело, Милли мне говорила, что вела машину женщина, – она развернулась, влезла на колени к мужику, он был на переднем сиденье, сначала поорудовала малость внизу руками, их видно не было, а потом стала елозить вверх-вниз. Или ты уже забыл, как это делается?
– Не думаю. Но давай проверим. Когда кончишь рассказывать, снимешь штаны, упрешься белыми ручками в капот и встанешь раком. Если я чего забыл, ты мне напомнишь, идет? Ну, ладно, давай дальше, некогда мне с тобой тут время терять.
– Когда они закончили, женщина открыла дверцу и вылезла, одернула юбку, дверцу захлопнула. Мужик, вместо того, чтоб завестись и уехать, остался себе на месте и голову откинул назад. Женщина проходила мимо машины Кармен, и прям в этот момент ее осветили фары. Красивая, волос светлый, прикид что надо. В левой руке держала сумку вроде мешка. И двигалась к старому заводу.
– Еще что-нибудь?
– Да. Мануэле, он объезжал выпас и смотрел, все ли в порядке, видел, как она шагала с выпаса к шоссе. А поскольку ему показалось, что она не здешнего поля ягода, он повернул за ней, но какая-то машина ее подобрала.
– Постой минутку, Джедже. Мануэле видел, как она стояла у шоссе и голосовала, чтоб кто-нибудь ее подвез?
– Сальву, ну ты даешь. Прям прирожденный легавый.
– Почему?
– Потому что именно это заставило Мануэле призадуматься. То есть он не видал, чтоб она голосовала, а машина все равно остановилась. И это еще не все. Мануэле показалось, что в машине, которая ехала быстро, уже была даже дверка открыта, когда она притормозила, чтоб ту посадить. Мануэле даже не успел записать номер, не сообразил.
– Ну да. А о мужике в БМВ, о Лупарелло, можешь мне что-нибудь сказать?
– Мало что. Был в очках и в пиджаке, который так и не снял, несмотря на все дела и на жарищу. Однако тут есть один пункт, где Милли и Кармен расходятся. Милли говорит, что когда машина приехала, у мужика был то ли галстук, то ли черный платок на шее, а Кармен божится, что когда она его видела, никакого галстука не было, а была расстегнутая рубашка. По мне, так это ерунда: было не было, ведь инженер мог снять галстук, когда трахался. Верно, он ему мешал.
– Галстук – да, а пиджак – нет? Это не ерунда, Джедже, раз в машине не нашли никакого галстука и никакого платка.
– Это ничего не значит, мог выпасть на землю, когда женщина выходила.
– Люди Якомуцци прочесали все и ничего не нашли.
Постояли молча раздумывая.
– Может, есть объяснение для того, что видела Милли, – вдруг сказал Джедже. – Не галстук это был и не платок, а ремень безопасности, ясное дело, спускались по Каннето, там полно камней, – и инженер его отстегнул, когда женщина ему прыгнула на колени, – ремень ему уж точно бы мешал.
– Возможно.
– Сальву, я тебе все выложил, что мне удалось выяснить по этому вопросу. И говорю я тебе это в моих собственных интересах. Потому что мне совсем не улыбается, чтобы такие шишки, как Лупарелло, приезжали сюда отдавать концы. Теперь все зациклились на выпасе, и ты чем раньше закроешь дело, тем лучше. Через пару дней народ обо всем забудет, и мы опять начнем работать со спокойной душой. Я могу идти? В это время у нас там самый пик.
– Погоди. А сам ты что об этом думаешь?
– Я? Ты ж у нас легавый. Во всяком случае, чтоб тебе сделать приятное, я тебе скажу, что это дело мне не нравится, что-то тут нечисто. Положим, женщина – шлюха высокого класса, иностранка. Что, ты мне будешь рассказывать, что Лупарелло некуда ее повезти?
– Джедже, ты знаешь, что такое извращение?
– Ты у меня об этом спрашиваешь? Я тебе такое могу порассказать, что тебя вывернет не отходя от кассы, прям мне на ботинки. Я знаю, что ты имеешь в виду: мол, эти двое заехали на выпас, потому что это место подействовало на них возбуждающе. Иногда такое случается. Знаешь, что как-то раз ночью явился один судья со всей охраной?
– Не может быть! И кто это был?
– Судья Козентино, фамилию я тебе могу назвать. Вечером, накануне того дня, когда его с позором отправили в отставку, он прибыл на выпас с машиной сопровождения, снял трансвестита и его отымел.
– А охрана?
– Гуляла по берегу моря. Однако возвращаясь к делу: Козентино знал, что его песенка спета, и оттянулся в полный рост. Но инженеру какой был в этом интерес? Не такой он человек. Женский пол он любил, это все знают, но с оглядкой, чтоб не засветиться. И потом, хотел бы я увидеть ту проститутку, с которой ему так захотелось срочно перепихнуться, что он даже наплевал на свою карьеру. Не-ет, что-то мне не верится, Сальву.
– Продолжай.
– Если же предположить, что женщина не была шлюхой, все еще невероятней. Они вообще ни за что не показались бы на выпасе. И потом, машину вела она, это доказано. Шлюхе никто не доверит машину, которая стоит кучу денег, тем более такой зверь-бабе. Сначала она без проблем спускается по Каннето, потом, когда инженер у нее загибается между ног, встает спокойно, вылезает, приводит себя в порядок, закрывает дверцу и вперед. Для тебя это нормально?
– Для меня это ненормально.
Джедже рассмеялся и щелкнул зажигалкой.
– Что тебя разбирает?
– А ну-ка подойди поближе, мудила. Ближе.
Комиссар подчинился, и Джедже посветил ему в глаза. Потом потушил зажигалку.
– Я все понял. Мысли, что пришли в голову тебе, представителю закона, совпадают с теми, что посетили меня, представителя преступного мира. И ты хотел только проверить, так ли это, да, Сальву?
– Да, угадал.
– Я никогда в тебе не ошибался. Будь здоров, пока.
– Спасибо, – сказал Монтальбано.
Комиссар тронулся первым, но вскорости друг с ним поравнялся и сделал знак притормозить.
– Чего тебе?
– Не знаю, что у меня с головой, раньше хотел тебе сказать. А знаешь, что ты очень хорошо смотрелся сегодня после обеда у нас на выпасе за ручку с инспекторшей Феррара?
И Джедже нажал на газ, чтобы оказаться от комиссара на безопасном расстоянии, а потом поднял руку в знак приветствия.
Вернувшись домой, Монтальбано записал кое-какие подробности, сообщенные Джедже, но скоро на него навалился сон. Он посмотрел на часы, увидел, что было начало второго, и отправился спать. Его разбудили настойчивые звонки в дверь, он поискал глазами будильник, было четверть третьего. Комиссар с трудом поднялся – он всегда медленно просыпался.
– Кого это черт несет в такое время?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15