Фоска держала слово, данное Алессандро. Она была благочестива, как монахиня, на людях целомудренна, как это принято в Венеции. После случая с моряком никогда не выбирала себе в любовники человека, положение которого в Венеции могли бы счесть неподходящим.
Однако даже признание Алессандро Лореданом Паоло своим сыном не смогло полностью восстановить репутацию Фоски. В кругах, в которых она обычно вращалась, скрытно распространился слух о ее любовной связи с тем самым евреем. Она нюхом чуяла скандал. Когда она появлялась в толпе, то будто бы возникал электрический разряд. Ее больше не приглашали в фешенебельные салоны, а несколько старых друзей отца полностью разорвали с ней отношения. Остальные же терпели ее. Ведь она все-таки была из рода Долфинов и женой – пусть и дискредитировавшей себя – одного из Лореданов.
Фоска обнаружила, что оказалась на краю социального слоя, которого никогда раньше по-настоящему не замечала, – класса отверженных. То были дворянки, гордящиеся своими любовниками как завоеванными призами. Они жили скандалами и нисколько не заботились о своей репутации, глумились над существующими обычаями, по привычке наставляли рога своим ничего не подозревающим мужьям, позорили их знатные имена. Встречались подобные характеры и среди мужчин. Не такие обедневшие, как барнаботти, они шпионили, пускались в авантюры, поставляли высшему обществу шлюх.
Однажды на Листоне, вскоре после своего заточения, Фоска встретилась с принцессой Гонзаго, старой возлюбленной Алессандро, число любовников которой превышало число прожитых ею лет.
Гонзаго громко приветствовала ее:
– Ну, вот еще одна венецианская дворянка влилась в наши ряды. Добро пожаловать, донна Фоска!
Фоска проигнорировала ее и прошла мимо, прильнув к руке Антонио. Лицо ее от стыда стало пунцовым. Позже она никогда не обсуждала этот инцидент, но и никогда о нем не забывала.
Несколькими днями позже на Ридотто к ней подошел молодой человек с синевато-серыми глазами. В нем она признала одного из друзей Гонзаго, человека, принадлежащего к тому разряду приспособленцев, которые используют страдания других себе на пользу.
– О, как замечательно снова встретиться с вами, донна Фоска, – глубоко поклонившись, исторг он из себя. – Ваше отсутствие столь мучительно ощущалось нами. Надеюсь, что теперь вы уже оправились?
– Полностью. Благодарю вас, – холодно ответила Фоска.
– Так приятно слышать это, – заметил молодой человек. – Не выпьете ли со мной чашку кофе?
В этот момент Антонио, извинившись, на минутку отошел в сторону, и Фоска осталась одна, лишенная защиты. Она вряд ли могла отклонить приглашение. Молодой человек мягко взял ее под локоть и провел в одно из небольших кафе, где подавали освежающие напитки.
– Очень часто, – заметил молодой человек, помешивая кофе маленькой ложечкой, – синьора, которая не появлялась в обществе, оказывается после своего возвращения в весьма затруднительном положении. Старые друзья забыли ее. На ней висят прежние долги. Правда, мне крайне не хотелось бы предположить, что вас одолевают подобные тревоги. Мне причинило бы страдание, если бы я узнал, что вам не хватает друзей или денег.
– Люди никогда не испытывают избытка ни в том, ни в другом.
– Вы совершенно правы, совершенно, – кивнул он в знак согласия, – вы не испытываете избытка в том или в другом, – повторил он. – Знаете, у меня есть знакомый, который согласился бы с вами. У него есть деньги, но ему нужен друг. Я заранее предвижу возможность установления отношений, которые были бы взаимно выгодны. Я был бы счастлив представить вас друг другу. Заверяю вас, он вполне респектабелен. С этой точки зрения вам не следует чего-то опасаться. Почему…
Фоска выплеснула чашку кофе ему в лицо. Он что-то бессвязно бормотал и, моргая, смотрел на нее сквозь жидкую коричневую завесу.
– Я в сводниках не нуждаюсь, – проговорила она сквозь стиснутые зубы. – Если вы когда-нибудь впредь заговорите со мной – пусть даже просто приветствуя меня – и если упомянете мое имя какому-либо мужчине, то я информирую инквизиторов о ваших отвратительных делишках.
Фоска покинула Ридотто и никогда больше не появлялась там.
Фоска проводила больше времени со своим братом Томассо. Он был единственным человеком, с которым она могла без опаски говорить о Рафе. Порой через свои связи с революционным подпольем в Венеции и с французскими якобинцами он получал информацию о радикале, который называл себя Леопард. Он неустанно боролся за освобождение французских евреев, сумел выстоять в годы террора и занял важное положение в Первой диктатуре.
В то время французы воевали со всеми государствами в Европе, кроме России и Испании. В марте 1796 года Директория приказала с трех направлений атаковать Австрию, своего самого опасного и агрессивного врага. На пост командующего итальянской армией был назначен генерал-корсиканец Наполеон Бонапарт, австрийцев изгнали с территории Италии, которую Директория жаждала передать Франции.
В конце марта Томассо встретил Фоску в кафе Флориана и сказал, что, как стало ему известно, Леопард покинул Париж и занял пост капитана в армии Бонапарта.
– А я слышала, что он воюет в Пьемонте, – всполошившись, сказала Фоска. – Ты считаешь, он в безопасности?
– Конечно, в безопасности, – успокоил ее Томассо, – он же офицер, а офицеры не сражаются, просто следят за боем с безопасного наблюдательного пункта, расположенного где-нибудь на склоне холма.
«Но почему он не черкнет ни строчки?» – безутешно размышляла она.
– Шесть лет, Томассо. Шесть лет – и ни малейшего подтверждения, что он все еще интересуется мной. Почему? Если бы не ты, то я даже не знала бы, жив ли он! Венеция наводнена французскими шпионами. Он их должен был бы знать, если он действительно занимает важный пост. Он не пишет мне потому, что разлюбил меня.
– Ты говоришь глупости и прекрасно это понимаешь, – быстро возразил Томассо. – Он не может переписываться с тобой. Это слишком опасно. А как раз сейчас он оказался в самой гуще битвы. Как, по-твоему, он должен поступить? Попросить Бонапарта на пару недель прекратить войну с тем, чтобы он, Раф, смог съездить к тебе и поздороваться?
– Шесть лет – большой срок, – сказала она задумчиво, не прислушиваясь к тому, что говорил Томассо. – Он забыл обо мне, нашел другую.
– Не понимаю, зачем я с тобой вообще разговариваю о нем, – раздраженно сказал Томассо. – Это только выводит тебя из равновесия. Не могу видеть тебя, Фоска, в таком состоянии. Ты так изменилась… Ты была полна радости и любви к жизни!
– А сейчас я ходячая смерть. Ты это хочешь сказать, Томассо? – мрачно улыбнулась она.
– Я все время думаю: почему ты не бросила Лоредана? Нет, так ставить вопрос не совсем честно. У тебя, вероятно, не было выбора. Пусть так… Но попытайся же найти хороший выход из плохой ситуации. Он предоставил тебе довольно большую свободу.
– О да. В этом отношении он ведет себя вполне цивилизованно, – с горечью отметила она.
– Тогда воспользуйся этим. Найди кого-нибудь, полюби его и забудь Леопарди. Разбитое сердце лечит лишь новая любовь.
– Как звали человека из известного мифа, Томассо? – спросила она. – Того, которого боги приказали цепями приковать к горе и наслали на него орла, чтобы он вечно терзал его внутренности?
Томассо сдвинул брови.
– Прометей?
– Да. Так это я, Томассо. Я прикована к горе, и орел поедает мое сердце. Эта рана никогда не заживет, ибо меня никогда не перестанут терзать.
Томассо посмотрел в сторону, не зная, как развеять боль сестры или облегчить ее несчастье. Через несколько мгновений Фоска положила свою ладонь на его руку и печально рассмеялась.
– Бедняга Томассо, я совсем не хочу портить тебе настроение. Мы прекрасная пара. Не так ли? Последние из рода Долфинов: одного из нас обрекли на нищету, другая стала рабой жалости к себе самой!
Он заставил себя усмехнуться.
– Как разваливается могущество?
– Как? Очень быстро.
– И как далеко все заходит?
– До самых глубин!
– Ну и в чем тогда между нами разница? – Томассо философски пожал плечами. – Мы оба еще молоды. У каждого из нас свои взгляды. И у обоих есть мозги.
– Не так уж молоды, – Напомнила она ему. – Представь, мне уже почти двадцать девять!
– О Боже мой! Неужели? А я бы не дал больше тридцати пяти!
Она начала смеяться, и Томассо последовал ее примеру. Они хохотали до тех пор, пока хватило сил, пока не почувствовали себя глупцами и не стали задыхаться от смеха.
Томассо вытер глаза.
– Когда у тебя день рождения? Десятого?
– Четырнадцатого. Через две недели.
– Надо его отпраздновать. Позволь мне вывести тебя из дома, угостить обедом и сопроводить в театр. Однако, конечно, ты должна выдать мне авансом небольшую сумму.
Ее глаза загорелись. Перед ним вновь была прежняя, безрассудная Фоска.
– Нет, постой, Томассо. Мне пришла в голову идея получше. Я соберу гостей. Устроим огромное празднество. Бал! Организуем в свою честь большой прием в танцевальном зале дворца Лоредана.
– Блестящая идея! – зааплодировал Томассо.
– Ты, Томассо, пригласи всех своих друзей. Я хочу, чтобы на бал пришли барнаботти – те из них, кого можно будет собрать.
Томассо скептически уставился на нее.
– Ты сошла с ума? – с трудом выговорил он. – Они разорят вас, не говоря уже об их разговорчиках!
В Венеции бытовала пословица, согласно которой один обедневший почетный горожанин способен съесть больше, чем стая саранчи. Барнаботти не очень любили в качестве гостей. Их убогая нужда служила напоминанием о том, как пришло в упадок много прекрасных старых семей. К тому же они были неописуемо прожорливы, когда дело доходило до бесплатных еды и напитков.
– А почему бы им не прийти? – решительно спросила Фоска. – Никто их никогда никуда не приглашает. Представь себе, Томассо, они торжественно проходят через ворота дворца в отрепьях и заплатах. Гордо шагают по дому и радуются, что их пригласили к Лоредану!
– Но… но ведь будут и другие гости, – насмешливо пробормотал Томассо. – Они ни за что не вынесут такого.
– Других гостей не будет. Только барнаботти и я. Мы здесь все в равной степени отверженные.
– А что скажет Лоредан? Он придет в ярость. Никогда не разрешит!
– Это не имеет никакого отношения к Лоредану, – сказала она, вздернув голову. – Он не приглашен. Это мой день рождения, мой бал, а они мои, а не его гости.
Томассо радостно захихикал.
– Когда он узнает, его хватит апоплексический удар. Представляешь, какие разнесутся сплетни? Газеты напишут: «Пятьсот барнаботти принимали в доме комиссара!»
– Да, – сказала Фоска, сопроводив свои слова странной улыбкой. – Мне это безразлично. Я должна это сделать, а потом… Что случится со мной потом, меня мало беспокоит.
– Вот сейчас ты прежняя Фоска, которую я в прошлом знал и любил! – радостно воскликнул Томассо. – О, что будет за ночь!
* * *
В десять часов накануне двадцатидевятилетия Фоски Лоредан первые ее гости стали проходить через ворота дворца и скапливаться на больших мраморных лестницах. Они прибывали пешком, ибо не могли позволить себе нанять гондолы. У них были озябшие и бледные лица. Они надели свои лучшие наряды: испачканные и превратившиеся в лохмотья кружева, чулки, насквозь продуваемые через дыры в них, изношенные ботинки, до блеска начищенные гусиным салом и слюной, вышедшие из моды пальто с обтрепанными лацканами и карманами, а также лоснящимися от долгой носки обшлагами, жилетки из некогда богатой парчи, сейчас поблекшей и покрытой пятнами, потерявшие форму шляпы и панталоны, отвисшие на коленях и задах.
У них были мягкие и белые руки, не привыкшие ни к какому более полезному труду, чем писание обличительных статей против государства и тасовка игральных карт в «Ридотто». Их глаза светились отблеском былого величия.
Все они являлись сыновьями самых замечательных венецианских родов, имена которых при рождении заносились в «Золотую книгу». Немногие из них работали домашними учителями в состоятельных семьях. Было среди них несколько сводников и проституток. Большинство жило лишь на мизерные пенсии, которые им выплачивало государство, плюс жалкие цехины, которые они могли получить, продавая свои голоса в Большом совете.
Большинство из них Фоска знала в лицо, а многих – по именам. Она стояла рядом с Томассо при входе в танцевальный зал и любезно приветствовала гостей. В черном бархатном платье, отделанном у шеи золотой нитью, с длинными в обтяжку рукавами и слегка поднятыми плечами, Фоска была ослепительна, и поэтому траурная расцветка ее наряда ни у кого не вызывала удивления. На ее шее и в зачесанных наверх волосах сверкали бриллианты.
Толпа нищих росла. Вспотевшие ливрейные лакеи носились взад и вперед с подносами, уставленными стаканами вина, фруктами и кексами. Подносы опустошались почти немедленно после того, как появлялись из кухни. Очевидно, барнаботти жили впроголодь, питаясь раз в день, обычно пудингом из кукурузной муки, фруктами и кофе.
Некоторые привели с собой женщин – размалеванных нерях и шлюх, лица которых были обезображены следами оспы или сифилиса, они вряд ли могли рассчитывать на более денежных клиентов, чем эти нищие. Фоска же приветствовала их очень тепло, будто к ней в гости приехали герцогини.
Танцевали под небольшой оркестр. По мере того как вино разогревало глотки и развязывало языки, нарастал гул голосов. Вскоре шум стал оглушающим, подавил треньканье клавесина, сделал почти неслышными звуки скрипки.
Все разговоры вертелись вокруг революции и войны с Францией. У всех на устах было одно имя – Бонапарт. В нем они видели долгожданного спасителя, человека, способного испепелить венецианское правительство и дать барнаботти шанс стать у руля. Бонапарт был в Италии, на севере, и некоторые города целиком покорялись ему. Гости Фоски предсказывали, что и Венеция вскоре станет французской.
Фоска предчувствовала, что французское вторжение в Венецию осуществит то, чего не смог добиться Рафаэлло: сплотит все недовольные души в единое целое, спаянное общими желаниями и верой. Каждый из этих людей, взятый в отдельности, был трогателен и нелеп. Но собранные воедино, они представляли собой сильную угрозу правительству своих отцов. Фоска улыбалась – какая ирония судьбы: она принимает этих бунтовщиков в доме Алессандро Лоредана, главного защитника существующего положения.
Она танцевала с гостями, пока у нее не отказали ноги. Ей преподнесли стихи и песни, ибо умные слова и хорошо развитое воображение были единственными подарками, которые могли позволить себе обнищавшие посетители.
В полночь гости провозгласили тост в ее честь.
– Так выпьем же за донну Фоску, нашу королеву, за счастливейший день рождения! Желаем ей долгой жизни и большого счастья!
Она тоже подняла свой бокал.
– Всем вам, моим братьям, – провозгласила она, – моя глубочайшая благодарность. Выпьем за грядущие для нас всех лучшие времена!
Они приветствовали ее слова, пока не сорвали голоса, а потом потребовали еще вина, дабы промочить глотки. Оркестр заиграл веселый крестьянский танец «фурлану», и Фоску закружили пылкие партнеры.
Как только стало ясно, что за гостей собрала Фоска, управляющий делами Лоредана послал к нему гонца с сообщением о происходящем под крышей его дома. Но Лоредан пошел со своей любовницей в театр посмотреть новую комедию «Вероломная жена», а потом пригласил ее в ресторан на поздний ужин. Когда он в два часа ночи вернулся в свое «казино» и узнал о случившемся, он отправил любовницу домой и немедленно поехал во дворец.
О предстоявшем бале он знал, но предполагал, что Фоска увеселяет орду своих обычных друзей. Однако даже прежде, чем его гондола пристала у дома, он услышал эхом отдающееся веселье. Алессандро вышел из гондолы и первым делом заметил двоих мужчин, мочившихся в пруд в центре двора. В одном из них он узнал представителя барнаботти, недавно победившего на выборах в сенат.
Он подошел большими шагами к ним, когда они застегивали брюки.
– Что вы здесь делаете, Брунеллеши? – В тени деревьев укрылись одетые в ливреи гондольеры, готовые прийти Алессандро на помощь.
Мужчины у фонтана оглянулись вокруг. Более крупный из них ответил пьяным тоном:
– А, наш уважаемый хозяин! Посмотри, Анжело, сам комиссар снизошел до того, чтобы прийти и помочь своей жене отпраздновать ее день рождения!
– Очаровательная синьора, – вздохнул Анжело. – Святая!
– Вон отсюда. Вы оба, – резко сказал Алессандро. Потом обратился к своим слугам: – Покажите этим господам ворота. А если они начнут возражать, выкупайте их в пруду.
– Вы, Лоредан, так легко от нас не избавитесь! – воскликнул Брунеллеши через плечо, когда гондольеры потащили его и Анжело прочь. – Таких, как мы, тысячи. Мы подобны гидре, Лоредан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48