Что теперь будет? Мад уже поднялась наверх, легла спать. Эмма выключила свет в прихожей и, задумавшись, осталась стоять в темноте.
16
Выяснилось все довольно скоро. На следующее утро, после того как ребята отправились в школу, Дотти отозвала ее в сторонку и попросила съездить в Полдри без Мад и привезти кое-какие продукты и вещи из списка, что вчера куплены не были.
– Вот всегда так, – посетовала Дотти, – когда дашь Мадам волю делать покупки. Кто будет есть всю эту колбасу? Тебе придется отвезти ее обратно, а туалетная бумага, конечно, вещь нужная, но ведь есть ее не станешь. Вот список, и следуй ему, моя дорогая, попробуй выскользнуть, пока она тебя не позвала.
Эмма пошла к гаражу и увидела, что там ее ждет Джо, держа в руках пустой бак из-под керосина.
– Можно я поеду с тобой? – спросил он. – Нужно налить бак, уже холодно, и в парнике должен гореть обогреватель. Да и по прогнозу ожидается похолодание. Засуну его в багажник.
Эмма обрадовалась, что Джо составит ей компанию. Занятая разными делами, она вчера едва словом с ним обмолвилась, да и сам он по заведенной им привычке проводил большую часть времени в огороде, по «изящному» выражению Терри, «копаясь кверху задом в навозе». Эмма рассказала ему о вчерашнем телефонном разговоре с Уолли Шерменом.
– Похоже, – не то усмехнулся, не то проворчал Джо, – что твой драгоценный лейтенант огорчен тем, что к нам запрещено появляться. Если б не это, бьюсь об заклад, он бы еще вчера примчался.
– Не знаю, – ответила она. – Он был в таком замешательстве, что это не было похоже на извинения человека, который просто не может прийти на назначенное свидание.
– А свидание было назначено?
– Нет, конечно, не было.
Когда они подъехали к шлагбауму у подножия холма, часовой пометил их пропуска и наклейку на ветровом стекле красными крестами.
– Зачем это? – спросила Эмма.
– С завтрашнего дня по этой дороге запрещен проезд частных автомобилей с местными пропусками. Придется пользоваться общественным транспортом.
– Кто это сказал?
– Приказ коменданта. Когда запрет будет снят, вам сообщат. – Он дал знак проезжать.
Сняв ручной тормоз, Эмма с негодованием обернулась к Джо:
– Неужели они это сделают? Как теперь люди будут добираться в город? От нас в Полдри только два автобуса в день.
– Так или иначе, надо заправиться, – ответил Джо, – бак почти пустой.
Заправка, где они обычно покупали бензин, располагалась ближе к берегу, но, когда Эмма повернула туда, они увидели, что на колонках висят таблички «бензина нет», а на окне маленького домика, где обычно сидел кассир, нацарапано «закрыто».
– Сможем мы дотянуть до Полдри и обратно? – спросила Эмма.
– Еле-еле, но хватит.
– Вот о чем предупреждал меня лейтенант Шермен. Разве можно так делать? Я хочу сказать, разве у них есть такое право.
– Полагаю, что если власть у оккупантов – а все больше и больше становится ясно, что так и есть, – они могут делать почти все, что угодно.
Сегодня очередь в супермаркет была поменьше, чем вчера, – большинство людей уже запаслись продуктами – но в самом магазине царило значительно более подавленное настроение.
– Мне очень жаль, – сказал старший продавец, взглянув на составленный Дотти список, – но некоторых продуктов у нас нет. Грузовик, который должен был прибыть вчера, так и не появился, а сегодня утром нам сообщили по телефону, что он задерживается на неопределенный срок.
Эмма не стала возвращать колбасу. Было очевидно, что она еще потребуется. Она собрала с полок все, чем можно кормить мальчишек, и вышла. Джо ждал на улице.
– Керосина нет, – сказал он. – Вчера продали последние запасы. Говорят, что где-то задержали поставки, неизвестно где и почему. Стоит ударить заморозкам – и конец моей рассаде.
На улице стояли, беседуя, небольшие кучки людей. До Эммы долетали обрывки разговоров. «Один из них утонул, а теперь мы все должны мучиться из-за этого…» – «Говорят, он был пьян, вышел из „Приюта моряка» и свалился вниз головой с обрыва возле Адского утеса…» – «Не знала об этом. Во всяком случае, он точно ухаживал за Миртл Трембат, а ты знаешь Джека, он такой вспыльчивый…» – «Что же, одно с другим сходится, правда?» – «Почему же тогда никто, не признается? Зачем на нас это вымещать?»
Эмма потянула Джо за рукав.
– Пойдем.
Ей показалось, что несколько человек уставились на них, и это подтвердилось, когда один мужчина, однажды чистивший им дымоход – и очень, кстати, плохо, больше его не приглашали, – пробормотал своему спутнику: «Некоторым хоть бы хны…», подчеркнуто уставившись на колбасу, выпирающую из Эмминой корзины. Похолодание повлияло и на настроение людей. В воздухе витала враждебность, и Эмма, вероятно из-за обостренного чувства собственной вины, принимала все на свой счет: недоброжелательность, направленную если не на себя лично, то на всех обитателей дома на вершине холма. Заметно было еще и то, что вчера и сегодня, как неделю тому назад, не было видно морских пехотинцев в увольнении.
Они переходили улицу, направляясь к своей машине, когда перед ними остановился маленький синий автомобиль. Это была сестра Беннет. Она высунула в окно голову.
– Они не могут поставить красную отметку в пропуске ни мне, ни доктору. Правда, пришлось дать им список людей, которых я посещаю, чтобы они меня контролировали. Знаю, кто разозлится пуще всех – конечно, мой зять Джек. Говорит, не будет отвозить молоко на завод, откуда его забирают военные, будет, как в старые добрые времена, самолично продавать людям в округе.
– Сестра Беннет, кто это «они»? – спросила Эмма.
Сестра кивнула головой в направлении гавани и лагеря на пляже Полдри.
– А ты что, не понимаешь? – отпарировала она и, прихватив саквояж, вылезла из машины и направилась в дом, из окна которого уже нетерпеливо выглядывало чье-то лицо. – У миссис Уильяме вот-вот начнутся роды, – сообщила она Эмме. – Детям нельзя запретить появляться на свет из-за того, что погиб какой-то солдат.
Так, все об этом знают, подумала Эмма. Знают не то, как и почему это произошло, но знают, в чем причина новых правил, ограничений, приказов, нехватки продуктов и бензина. А уж кто виноват в этом, люди решают сами, по своему опыту, работе, жизни.
Мимо проехала еще машина, точнее попыталась проехать, но остановилась, так как Эмма в этот момент открыла дверь со стороны проезжей части. За рулем был мистер Либби из «Приюта моряка», но как он отличался от вчерашнего мистера Либби – настырного торговца, пытавшегося продать Мад ящик калифорнийского вина. Он был напряжен, мрачен и, не заметив Эмму, окликнул кого-то на другой стороне улицы. Эмма узнала его конкурента, владельца другого паба.
– Джим, морские пехотинцы и к тебе не могут теперь попасть? – крикнул мистер Либби.
Тот кивнул:
– Похоже на то. Плохо, конечно, но я-то переживу. А вот к тебе клиентам кроме как пешком не добраться, а кто нынче любит ходить? – Он заулыбался.
– Пойду, попробую умаслить коменданта, – крикнул мистер Либби. – Почему честные торговцы вроде меня должны страдать за чьи-то проступки, так ему и скажу.
Он сердито рванул машину на середину улицы и умчался, чуть не сбив старушку, переходившую на другую сторону. Джо посмотрел ему вслед.
– Хорошо бы у него не хватило бензина, чтобы туда доехать, – сказал он Эмме.
– У него хватит, – зло бросила Эмма. – Небось вчера вечером он полные канистры себе залил у морских пехотинцев перед тем, как их закрыли в лагере.
Теперь не только «мы» и «они», подумала Эмма, а и местные разделились. Непонятно, кто за что и о чем думает каждый. Постовой у шлагбаума улыбнулся, глядя на красную метку на ветровом стекле, и сказал, пропуская их:
– Теперь не скоро увидимся, правда?
Эмма не ответила. Стрелка указателя топлива уже уперлась в отметку «запасной бак». Они все же поднялись на холм, подъехали к дому и на тарахтящем двигателе добрались-таки до гаража.
– Доехали, – сказала она Джо, – еле-еле хватило. Джо мрачно вытащил корзину с покупками. Их норма масла – полтора фунта – лежала на колбасе.
– Не масло нам нужно, а винтовки, – сказал он. Эти слова мог сказать Терри, но не Джо, подумала она. Вестник будущих перемен?
– Я тоже чувствую нечто подобное, но что в этом толку? Ты же понимаешь, что если бы не случившееся на прошлой неделе, то не было бы этих ограничений и ужесточений местных мер безопасности.
– Знаю, – ответил Джо, – но от этого не легче.
– По нашей вине убит солдат. Ребенок не понимает, что правильно, а что нет. Джо захлопнул дверь машины и направился к выходу из гаража.
– Эмма, не заводи шарманку, на меня это не подействует. Можешь с тем же успехом вернуться к доисторическим временам и выяснить, кто же первым бросил камень из пещеры. У Энди это был порыв, как у первого человека, бросившегося защищать свой клочок земли от незаконного пришельца.
– Если это твои аргументы, то вся цивилизация – пустой звук. Никакого прогресса.
– И правильно. Как ты раньше этого не замечала? Читать и писать я не умею, могу только работать руками, а не головой. Вот почему, если придет нужда, этими же руками я буду защищать свой дом.
В молчании они дошли до дома. «Что толку, – думала Эмма, – в том, что мое образование, прочитанные книги, беседы взрослых, таких, как Папа и Мад, научили меня при любых обстоятельствах видеть обе стороны медали? Как я или любой другой можем судить о конечном решении? Морская пехота по праву ввела ограничения. Общество по праву недовольно. Равновесие полное».
– Знаешь, Джо, – сказала она, – мы об одном забываем, о том, что, скорее всего, лежит в основе всего, если применить это к нашему случаю. Когда бедный капрал Вэгг шел сюда, он шел не драться с Терри, а хотел извиниться и пожать ему руку.
– Да, это так, – ответил Джо, – и он умер с чистой совестью. Но Энди же не мог знать, зачем сюда идет капрал Вэгг? Так что твоя основа правильного и неправильного шатается и падает оземь, как капрал Вэгг.
Джо понес корзину на кухню. Эмма не пошла с ним, ей не хотелось объяснять, почему она привезла так мало продуктов из списка. Вместо нее это сделает Джо, а с прорезавшимся у него даром аргументировано спорить он должен объяснить все хорошо.
Она прошла к парадному входу и увидела, что бабушка вместе с Беном собирают в мешок еловые шишки. Мад всегда нравилось это довольно бесполезное занятие. Она всегда потом забывала сжигать эти шишки, особенно если никто не напоминал ей об этом. В подвале их были целые груды.
– Привет, дорогая, – радостно крикнула Мад, – мы с Беном трудимся как негры.
Не слишком удачная фраза, если задуматься, решила Эмма, но трехлетний Бен вряд ли мог обидеться. На его голове красовалась шерстяная шапка с огромнейшим помпоном, и выглядел он будто на иллюстрации из старинного миссионерского журнала.
– Конец, – объявила Эмма, – поездкам за покупками на машине. Теперь будем ездить на автобусе, если и его не отменят, а то придется топать на своих двоих.
– В чем дело? Ты попала в какую-нибудь историю?
– Нет. Наше разрешение на проезд теперь недействительно. Местным машинам нельзя ездить. Все правила ужесточились. – Любопытно, что, хотя она не хотела рассказывать все это Дотти, боясь ее раздражения, сейчас она втайне радовалась, наблюдая, как воспримет новости Мад. – По правде говоря, – непринужденно добавила Эмма, – я знала, что будет нечто подобное. Вчера вечером звонил лейтенант Шермен и предупредил меня.
– Ах, вот в чем дело. – Бабушка подсела под мешок и забросила его на правое плечо. В какую-то ужасную секунду она выглядела в точности как мистер Уиллис, когда тот забрасывал на спину труп капрала.
– Они провели вскрытие, – продолжала Эмма. – Ничего не доказать, но они подозревают самое худшее. Так или иначе, хотя арестовать они никого не могут, они собираются всем здешним устроить веселую жизнь, и ничего мы поделать не сможем.
Мад молчала. Она принялась беззвучно насвистывать. Дойдя до дома, она высыпала шишки из мешка в корзину для дров, потом прошла в прихожую и подняла трубку телефона.
– Лучше не звонить коменданту, – сказала Эмма. – В списке подозреваемых мы на втором, если не на первом месте.
– Я не собираюсь звонить коменданту. Хочу узнать, здесь ли еще наша уважаемая депутат парламента или уже упорхнула обратно в Вестминстер.
Прошло минут пять или даже больше, пока Мад наконец дозвонилась. Нет, депутат еще не покинула Корнуолл, но должна уехать сегодня во второй половине дня. Ваше имя, пожалуйста? Миссис Морхаус очень занята, но, возможно, побеседует, если вопрос срочный. Эмма, присев на пол у ног бабушки, еле слышала холодный голос секретарши. Мад, вместо своей, назвала Папину фамилию и имя.
– Алло? – прозвучал медовый голос депутата от Среднекорнуолльского округа. Эмма представила себе, каким непринужденным шутливым тоном заговорил бы Папа, если бы звонил он действительно.
– Нет, – ответила Мад депутату, – это не Виктор, это его мать. Я звоню из Треванала, район Полдри.
Возникла пауза – миссис Морхаус спешно перестраивалась. С коммерческим банкиром она пообщалась бы, а вот актриса – совсем другое дело.
– Да, – сказала она намеренно холодно, – чем могу служить?
– В Полдри возникли определенные трудности. Запрещено пользоваться частным транспортом, бензоколонки закрыты, в супермаркет не доходит заказанное продовольствие, мы фактически оказались в блокаде. Это особенно тяжело сказывается на молодых, пожилых и больных – все население чрезвычайно обеспокоено. Я уверена, что могу ожидать от вас разъяснений по этому поводу и узнать, происходит ли подобное во всем Корнуолле или только в нашем районе.
На другом конце линии повисла пауза. Слишком затянувшаяся пауза.
– Боюсь, что я не информирована о происходящем, – прозвучал наконец ответ. – Возможно, события как-то связаны с тем, что в настоящее время в Полдри расположена база сил СШСК и военные отвечают за безопасность в вашем городе и окрестностях. Возможно, возникла угроза портовым сооружениям, я попытаюсь разузнать все точно и сообщу вам, если это так.
– Я была бы чрезвычайно вам обязана; вы упомянули, кстати, силы СШСК. Хочу заметить, что все коммандос здесь – американцы.
Депутат от Среднего Корнуолла усмехнулась:
– Будьте современны. Американцы, британцы – нынче это одно и то же. Все мы СШСК. Чем быстрее мы привыкнем к этому, тем лучше будем себя чувствовать.
– А если нет?
– Бросьте, не притворяйтесь несведущей. Я уверена, что ваш сын объяснил вам текущую ситуацию. Вы же знаете, для нас это вопрос жизни или смерти. Это не тот случай, когда мы с достоинством покинули сомнительных партнеров, как это было с Европейским сообществом. СШСК – жизненная необходимость, и с гордостью скажу, что большинство населения нашей страны приветствует их. Исторически – это знаменательный момент для обеих стран. Вновь союз, после почти двухсотлетнего перерыва.
– Не очень-то рассчитывайте на это, – сказала Мад. – Кто-нибудь из нас тоже составит Декларацию независимости, да и свой Джордж Вашингтон тоже найдется. – Она бросила трубку и повернулась к Эмме: – Так ей. Теперь подождем пятнадцать минут, посмотрим, каков будет ответ.
Телефон зазвонил через двадцать минут. Эмма и бабушка, как настоящие телефонистки, продемонстрировали мгновенную реакцию.
– Миссис Морхаус?
– Да. Что ж, происходит то, что я и думала. Вокруг Полдри усилены меры безопасности, и по весьма веской причине. Боюсь, что не могу изложить все подробности. Это связано с пропавшим морским пехотинцем – вы, наверное, догадываетесь, о ком идет речь.
– Да, я полагаю.
– Так что вы должны понимать, что дело весьма серьезное, и власти не могут допустить повторения подобного инцидента. Конечно, сотням невинных людей придется испытать на себе последствия, но ничего не поделаешь.
– Понимаю. – Возникла пауза, теперь на этом конце линии. – Миссис Морхаус, как долго будут продолжаться подобные ограничения?
– Не знаю. Решения принимают силы СШСК, расположенные по соседству с вами. Простите меня, но я вынуждена закончить разговор. Я буквально сию минуту уезжаю в Лондон.
– Вы не хотите передать что-нибудь вашим избирателям в Полдри, миссис Морхаус? Я не говорю о себе, я за вас не голосовала, но я знаю многих честных тружеников, которые голосовали и кому, я уверена, нужен ваш совет.
Депутат от Среднего Корнуолла, похоже, обратилась к кому-то в своем кабинете, потому что произошла небольшая заминка: видимо, выведенная из себя миссис Морхаус шепотом комментировала разговор. Потом послышалось:
– Я советую полностью сотрудничать с силами СШСК, терпеть временные неудобства и докладывать военным или полиции о всех подозрительных событиях, замеченных в вашем районе.
– Спасибо, – сказала Мад. – Желаю весело провести День благодарения. – Победно улыбаясь, она положила трубку. – Люблю оставить последнее слово за собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
16
Выяснилось все довольно скоро. На следующее утро, после того как ребята отправились в школу, Дотти отозвала ее в сторонку и попросила съездить в Полдри без Мад и привезти кое-какие продукты и вещи из списка, что вчера куплены не были.
– Вот всегда так, – посетовала Дотти, – когда дашь Мадам волю делать покупки. Кто будет есть всю эту колбасу? Тебе придется отвезти ее обратно, а туалетная бумага, конечно, вещь нужная, но ведь есть ее не станешь. Вот список, и следуй ему, моя дорогая, попробуй выскользнуть, пока она тебя не позвала.
Эмма пошла к гаражу и увидела, что там ее ждет Джо, держа в руках пустой бак из-под керосина.
– Можно я поеду с тобой? – спросил он. – Нужно налить бак, уже холодно, и в парнике должен гореть обогреватель. Да и по прогнозу ожидается похолодание. Засуну его в багажник.
Эмма обрадовалась, что Джо составит ей компанию. Занятая разными делами, она вчера едва словом с ним обмолвилась, да и сам он по заведенной им привычке проводил большую часть времени в огороде, по «изящному» выражению Терри, «копаясь кверху задом в навозе». Эмма рассказала ему о вчерашнем телефонном разговоре с Уолли Шерменом.
– Похоже, – не то усмехнулся, не то проворчал Джо, – что твой драгоценный лейтенант огорчен тем, что к нам запрещено появляться. Если б не это, бьюсь об заклад, он бы еще вчера примчался.
– Не знаю, – ответила она. – Он был в таком замешательстве, что это не было похоже на извинения человека, который просто не может прийти на назначенное свидание.
– А свидание было назначено?
– Нет, конечно, не было.
Когда они подъехали к шлагбауму у подножия холма, часовой пометил их пропуска и наклейку на ветровом стекле красными крестами.
– Зачем это? – спросила Эмма.
– С завтрашнего дня по этой дороге запрещен проезд частных автомобилей с местными пропусками. Придется пользоваться общественным транспортом.
– Кто это сказал?
– Приказ коменданта. Когда запрет будет снят, вам сообщат. – Он дал знак проезжать.
Сняв ручной тормоз, Эмма с негодованием обернулась к Джо:
– Неужели они это сделают? Как теперь люди будут добираться в город? От нас в Полдри только два автобуса в день.
– Так или иначе, надо заправиться, – ответил Джо, – бак почти пустой.
Заправка, где они обычно покупали бензин, располагалась ближе к берегу, но, когда Эмма повернула туда, они увидели, что на колонках висят таблички «бензина нет», а на окне маленького домика, где обычно сидел кассир, нацарапано «закрыто».
– Сможем мы дотянуть до Полдри и обратно? – спросила Эмма.
– Еле-еле, но хватит.
– Вот о чем предупреждал меня лейтенант Шермен. Разве можно так делать? Я хочу сказать, разве у них есть такое право.
– Полагаю, что если власть у оккупантов – а все больше и больше становится ясно, что так и есть, – они могут делать почти все, что угодно.
Сегодня очередь в супермаркет была поменьше, чем вчера, – большинство людей уже запаслись продуктами – но в самом магазине царило значительно более подавленное настроение.
– Мне очень жаль, – сказал старший продавец, взглянув на составленный Дотти список, – но некоторых продуктов у нас нет. Грузовик, который должен был прибыть вчера, так и не появился, а сегодня утром нам сообщили по телефону, что он задерживается на неопределенный срок.
Эмма не стала возвращать колбасу. Было очевидно, что она еще потребуется. Она собрала с полок все, чем можно кормить мальчишек, и вышла. Джо ждал на улице.
– Керосина нет, – сказал он. – Вчера продали последние запасы. Говорят, что где-то задержали поставки, неизвестно где и почему. Стоит ударить заморозкам – и конец моей рассаде.
На улице стояли, беседуя, небольшие кучки людей. До Эммы долетали обрывки разговоров. «Один из них утонул, а теперь мы все должны мучиться из-за этого…» – «Говорят, он был пьян, вышел из „Приюта моряка» и свалился вниз головой с обрыва возле Адского утеса…» – «Не знала об этом. Во всяком случае, он точно ухаживал за Миртл Трембат, а ты знаешь Джека, он такой вспыльчивый…» – «Что же, одно с другим сходится, правда?» – «Почему же тогда никто, не признается? Зачем на нас это вымещать?»
Эмма потянула Джо за рукав.
– Пойдем.
Ей показалось, что несколько человек уставились на них, и это подтвердилось, когда один мужчина, однажды чистивший им дымоход – и очень, кстати, плохо, больше его не приглашали, – пробормотал своему спутнику: «Некоторым хоть бы хны…», подчеркнуто уставившись на колбасу, выпирающую из Эмминой корзины. Похолодание повлияло и на настроение людей. В воздухе витала враждебность, и Эмма, вероятно из-за обостренного чувства собственной вины, принимала все на свой счет: недоброжелательность, направленную если не на себя лично, то на всех обитателей дома на вершине холма. Заметно было еще и то, что вчера и сегодня, как неделю тому назад, не было видно морских пехотинцев в увольнении.
Они переходили улицу, направляясь к своей машине, когда перед ними остановился маленький синий автомобиль. Это была сестра Беннет. Она высунула в окно голову.
– Они не могут поставить красную отметку в пропуске ни мне, ни доктору. Правда, пришлось дать им список людей, которых я посещаю, чтобы они меня контролировали. Знаю, кто разозлится пуще всех – конечно, мой зять Джек. Говорит, не будет отвозить молоко на завод, откуда его забирают военные, будет, как в старые добрые времена, самолично продавать людям в округе.
– Сестра Беннет, кто это «они»? – спросила Эмма.
Сестра кивнула головой в направлении гавани и лагеря на пляже Полдри.
– А ты что, не понимаешь? – отпарировала она и, прихватив саквояж, вылезла из машины и направилась в дом, из окна которого уже нетерпеливо выглядывало чье-то лицо. – У миссис Уильяме вот-вот начнутся роды, – сообщила она Эмме. – Детям нельзя запретить появляться на свет из-за того, что погиб какой-то солдат.
Так, все об этом знают, подумала Эмма. Знают не то, как и почему это произошло, но знают, в чем причина новых правил, ограничений, приказов, нехватки продуктов и бензина. А уж кто виноват в этом, люди решают сами, по своему опыту, работе, жизни.
Мимо проехала еще машина, точнее попыталась проехать, но остановилась, так как Эмма в этот момент открыла дверь со стороны проезжей части. За рулем был мистер Либби из «Приюта моряка», но как он отличался от вчерашнего мистера Либби – настырного торговца, пытавшегося продать Мад ящик калифорнийского вина. Он был напряжен, мрачен и, не заметив Эмму, окликнул кого-то на другой стороне улицы. Эмма узнала его конкурента, владельца другого паба.
– Джим, морские пехотинцы и к тебе не могут теперь попасть? – крикнул мистер Либби.
Тот кивнул:
– Похоже на то. Плохо, конечно, но я-то переживу. А вот к тебе клиентам кроме как пешком не добраться, а кто нынче любит ходить? – Он заулыбался.
– Пойду, попробую умаслить коменданта, – крикнул мистер Либби. – Почему честные торговцы вроде меня должны страдать за чьи-то проступки, так ему и скажу.
Он сердито рванул машину на середину улицы и умчался, чуть не сбив старушку, переходившую на другую сторону. Джо посмотрел ему вслед.
– Хорошо бы у него не хватило бензина, чтобы туда доехать, – сказал он Эмме.
– У него хватит, – зло бросила Эмма. – Небось вчера вечером он полные канистры себе залил у морских пехотинцев перед тем, как их закрыли в лагере.
Теперь не только «мы» и «они», подумала Эмма, а и местные разделились. Непонятно, кто за что и о чем думает каждый. Постовой у шлагбаума улыбнулся, глядя на красную метку на ветровом стекле, и сказал, пропуская их:
– Теперь не скоро увидимся, правда?
Эмма не ответила. Стрелка указателя топлива уже уперлась в отметку «запасной бак». Они все же поднялись на холм, подъехали к дому и на тарахтящем двигателе добрались-таки до гаража.
– Доехали, – сказала она Джо, – еле-еле хватило. Джо мрачно вытащил корзину с покупками. Их норма масла – полтора фунта – лежала на колбасе.
– Не масло нам нужно, а винтовки, – сказал он. Эти слова мог сказать Терри, но не Джо, подумала она. Вестник будущих перемен?
– Я тоже чувствую нечто подобное, но что в этом толку? Ты же понимаешь, что если бы не случившееся на прошлой неделе, то не было бы этих ограничений и ужесточений местных мер безопасности.
– Знаю, – ответил Джо, – но от этого не легче.
– По нашей вине убит солдат. Ребенок не понимает, что правильно, а что нет. Джо захлопнул дверь машины и направился к выходу из гаража.
– Эмма, не заводи шарманку, на меня это не подействует. Можешь с тем же успехом вернуться к доисторическим временам и выяснить, кто же первым бросил камень из пещеры. У Энди это был порыв, как у первого человека, бросившегося защищать свой клочок земли от незаконного пришельца.
– Если это твои аргументы, то вся цивилизация – пустой звук. Никакого прогресса.
– И правильно. Как ты раньше этого не замечала? Читать и писать я не умею, могу только работать руками, а не головой. Вот почему, если придет нужда, этими же руками я буду защищать свой дом.
В молчании они дошли до дома. «Что толку, – думала Эмма, – в том, что мое образование, прочитанные книги, беседы взрослых, таких, как Папа и Мад, научили меня при любых обстоятельствах видеть обе стороны медали? Как я или любой другой можем судить о конечном решении? Морская пехота по праву ввела ограничения. Общество по праву недовольно. Равновесие полное».
– Знаешь, Джо, – сказала она, – мы об одном забываем, о том, что, скорее всего, лежит в основе всего, если применить это к нашему случаю. Когда бедный капрал Вэгг шел сюда, он шел не драться с Терри, а хотел извиниться и пожать ему руку.
– Да, это так, – ответил Джо, – и он умер с чистой совестью. Но Энди же не мог знать, зачем сюда идет капрал Вэгг? Так что твоя основа правильного и неправильного шатается и падает оземь, как капрал Вэгг.
Джо понес корзину на кухню. Эмма не пошла с ним, ей не хотелось объяснять, почему она привезла так мало продуктов из списка. Вместо нее это сделает Джо, а с прорезавшимся у него даром аргументировано спорить он должен объяснить все хорошо.
Она прошла к парадному входу и увидела, что бабушка вместе с Беном собирают в мешок еловые шишки. Мад всегда нравилось это довольно бесполезное занятие. Она всегда потом забывала сжигать эти шишки, особенно если никто не напоминал ей об этом. В подвале их были целые груды.
– Привет, дорогая, – радостно крикнула Мад, – мы с Беном трудимся как негры.
Не слишком удачная фраза, если задуматься, решила Эмма, но трехлетний Бен вряд ли мог обидеться. На его голове красовалась шерстяная шапка с огромнейшим помпоном, и выглядел он будто на иллюстрации из старинного миссионерского журнала.
– Конец, – объявила Эмма, – поездкам за покупками на машине. Теперь будем ездить на автобусе, если и его не отменят, а то придется топать на своих двоих.
– В чем дело? Ты попала в какую-нибудь историю?
– Нет. Наше разрешение на проезд теперь недействительно. Местным машинам нельзя ездить. Все правила ужесточились. – Любопытно, что, хотя она не хотела рассказывать все это Дотти, боясь ее раздражения, сейчас она втайне радовалась, наблюдая, как воспримет новости Мад. – По правде говоря, – непринужденно добавила Эмма, – я знала, что будет нечто подобное. Вчера вечером звонил лейтенант Шермен и предупредил меня.
– Ах, вот в чем дело. – Бабушка подсела под мешок и забросила его на правое плечо. В какую-то ужасную секунду она выглядела в точности как мистер Уиллис, когда тот забрасывал на спину труп капрала.
– Они провели вскрытие, – продолжала Эмма. – Ничего не доказать, но они подозревают самое худшее. Так или иначе, хотя арестовать они никого не могут, они собираются всем здешним устроить веселую жизнь, и ничего мы поделать не сможем.
Мад молчала. Она принялась беззвучно насвистывать. Дойдя до дома, она высыпала шишки из мешка в корзину для дров, потом прошла в прихожую и подняла трубку телефона.
– Лучше не звонить коменданту, – сказала Эмма. – В списке подозреваемых мы на втором, если не на первом месте.
– Я не собираюсь звонить коменданту. Хочу узнать, здесь ли еще наша уважаемая депутат парламента или уже упорхнула обратно в Вестминстер.
Прошло минут пять или даже больше, пока Мад наконец дозвонилась. Нет, депутат еще не покинула Корнуолл, но должна уехать сегодня во второй половине дня. Ваше имя, пожалуйста? Миссис Морхаус очень занята, но, возможно, побеседует, если вопрос срочный. Эмма, присев на пол у ног бабушки, еле слышала холодный голос секретарши. Мад, вместо своей, назвала Папину фамилию и имя.
– Алло? – прозвучал медовый голос депутата от Среднекорнуолльского округа. Эмма представила себе, каким непринужденным шутливым тоном заговорил бы Папа, если бы звонил он действительно.
– Нет, – ответила Мад депутату, – это не Виктор, это его мать. Я звоню из Треванала, район Полдри.
Возникла пауза – миссис Морхаус спешно перестраивалась. С коммерческим банкиром она пообщалась бы, а вот актриса – совсем другое дело.
– Да, – сказала она намеренно холодно, – чем могу служить?
– В Полдри возникли определенные трудности. Запрещено пользоваться частным транспортом, бензоколонки закрыты, в супермаркет не доходит заказанное продовольствие, мы фактически оказались в блокаде. Это особенно тяжело сказывается на молодых, пожилых и больных – все население чрезвычайно обеспокоено. Я уверена, что могу ожидать от вас разъяснений по этому поводу и узнать, происходит ли подобное во всем Корнуолле или только в нашем районе.
На другом конце линии повисла пауза. Слишком затянувшаяся пауза.
– Боюсь, что я не информирована о происходящем, – прозвучал наконец ответ. – Возможно, события как-то связаны с тем, что в настоящее время в Полдри расположена база сил СШСК и военные отвечают за безопасность в вашем городе и окрестностях. Возможно, возникла угроза портовым сооружениям, я попытаюсь разузнать все точно и сообщу вам, если это так.
– Я была бы чрезвычайно вам обязана; вы упомянули, кстати, силы СШСК. Хочу заметить, что все коммандос здесь – американцы.
Депутат от Среднего Корнуолла усмехнулась:
– Будьте современны. Американцы, британцы – нынче это одно и то же. Все мы СШСК. Чем быстрее мы привыкнем к этому, тем лучше будем себя чувствовать.
– А если нет?
– Бросьте, не притворяйтесь несведущей. Я уверена, что ваш сын объяснил вам текущую ситуацию. Вы же знаете, для нас это вопрос жизни или смерти. Это не тот случай, когда мы с достоинством покинули сомнительных партнеров, как это было с Европейским сообществом. СШСК – жизненная необходимость, и с гордостью скажу, что большинство населения нашей страны приветствует их. Исторически – это знаменательный момент для обеих стран. Вновь союз, после почти двухсотлетнего перерыва.
– Не очень-то рассчитывайте на это, – сказала Мад. – Кто-нибудь из нас тоже составит Декларацию независимости, да и свой Джордж Вашингтон тоже найдется. – Она бросила трубку и повернулась к Эмме: – Так ей. Теперь подождем пятнадцать минут, посмотрим, каков будет ответ.
Телефон зазвонил через двадцать минут. Эмма и бабушка, как настоящие телефонистки, продемонстрировали мгновенную реакцию.
– Миссис Морхаус?
– Да. Что ж, происходит то, что я и думала. Вокруг Полдри усилены меры безопасности, и по весьма веской причине. Боюсь, что не могу изложить все подробности. Это связано с пропавшим морским пехотинцем – вы, наверное, догадываетесь, о ком идет речь.
– Да, я полагаю.
– Так что вы должны понимать, что дело весьма серьезное, и власти не могут допустить повторения подобного инцидента. Конечно, сотням невинных людей придется испытать на себе последствия, но ничего не поделаешь.
– Понимаю. – Возникла пауза, теперь на этом конце линии. – Миссис Морхаус, как долго будут продолжаться подобные ограничения?
– Не знаю. Решения принимают силы СШСК, расположенные по соседству с вами. Простите меня, но я вынуждена закончить разговор. Я буквально сию минуту уезжаю в Лондон.
– Вы не хотите передать что-нибудь вашим избирателям в Полдри, миссис Морхаус? Я не говорю о себе, я за вас не голосовала, но я знаю многих честных тружеников, которые голосовали и кому, я уверена, нужен ваш совет.
Депутат от Среднего Корнуолла, похоже, обратилась к кому-то в своем кабинете, потому что произошла небольшая заминка: видимо, выведенная из себя миссис Морхаус шепотом комментировала разговор. Потом послышалось:
– Я советую полностью сотрудничать с силами СШСК, терпеть временные неудобства и докладывать военным или полиции о всех подозрительных событиях, замеченных в вашем районе.
– Спасибо, – сказала Мад. – Желаю весело провести День благодарения. – Победно улыбаясь, она положила трубку. – Люблю оставить последнее слово за собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33