– Они появляются ровно в два сорок пять ночи, и я хочу, чтобы их кто-нибудь увидел.– А почему бы вам и вашему мужу не посмотреть на них?– Вы думаете, что я психопатка, не так ли?– Нет-нет, миссис Горман. Ну что вы!– Нет, думаете, – воскликнула Адель. – Я тоже не верила в привидения, пока не увидела этих двоих.– Так, все это очень интересно, уверяю вас, миссис Горман, но поверьте, у нас сейчас дел по горло. Да и потом, я не знаю, что нужно делать с этими вашими привидениями, даже если мы пойдем и посмотрим на них.– Они крадут у нас вещи, – сказала Адель, а Мейер подумал: «Ну вот, теперь у нас есть лунатик».– Какие вещи?– Бриллиантовую брошь, принадлежавшую еще моей матери. Они украли ее из сейфа отца.– Что еще?– Пару серег с изумрудами. Они тоже были в сейфе.– Когда вы обнаружили пропажу?– В прошлом месяце.– Вы уверены, что не положили драгоценности в какое-нибудь другое место?– Как можно переложить драгоценности, если они постоянно хранятся в стенном сейфе?– Вы заявляли о кражах?– Нет.– Почему?– Потому что вы подумали бы, что я сошла с ума. Точно так же, как вы думаете в данную минуту.– Нет, миссис Горман. Но я уверен, вы понимаете, мы... э-э-э... не в состоянии арестовать привидение. – Мейер произнес это, пытаясь изобразить улыбку.Адель Горман на нее не ответила.– Забудьте о привидениях, – проговорила она, – глупо было с моей стороны о них заговаривать, прошу меня извинить.Она глубоко вздохнула, посмотрела решительно ему в глаза и продолжила:– Я пришла, чтобы заявить о краже бриллиантовой броши, оцениваемой в шесть тысяч долларов, и пары серег стоимостью в тридцать пять тысяч долларов. Вы пошлете кого-нибудь к нам сегодня или мне следует попросить отца, чтобы он обратился к вашему начальнику?– Ваш отец? Он, что, имеет отношение к?..– Мой отец судья по делам опеки и наследства в отставке, – объяснила Адель.– Понятно.– Итак, я надеюсь, вы пошлете человека?– Когда, вы говорите, появляются привидения? – с тяжелым вздохом спросил Мейер. * * * Между двенадцатью и двумя часами ночи город живет привычной жизнью. Театры закрылись, и, как обычно субботним вечером, добропорядочные граждане из Беттауна или из Калмз-Пойнта. Риверхеда или Маджесты наводняют улицы Айсолы в поисках ужина или какого-нибудь иного развлечения. Выбор огромен – от шикарных французских ресторанов до пиццерий, закусочных, кофеен, сосисочных и кондитерских. И все они переполнены, ибо субботний вечер не только самый тоскливый в неделе, но и единственный, предназначенный для веселья. И они веселятся, эти добропорядочные бюргеры, трудившиеся в поте лица пять долгих дней, веселятся, пока не наступило воскресенье, неминуемо несущее скуку долгого ничегонеделания, этого проклятия современного американца. Люди давятся и толкаются по всему кварталу Стем, вытекают из кегельбанов, тиров, дешевых магазинчиков, стриптиз-шоу, ночных клубов, музыкальных лавок, выстраиваются у витрин, за которыми извиваются в призывном танце девушки, или зачарованно глазеют на медленно вращающиеся на вертелах жареные туши. Субботний вечер – время для удовольствий. Если кто и пришел один, он может не отчаиваться: его быстро подхватят девицы, прохаживающиеся у дверей обшарпанных гостиниц на примыкающих к Стему улицах, или поджидающие клиентов гомосексуалисты в «голубом» баре на знаменитой Северной Стороне. Дальше, в Квартале, можно полистать непристойные журналы в известного сорта магазинчиках или проскользнуть в затемненные комнаты с экраном и посмотреть микрофильм с голыми девицами. Так ведут себя обычные люди, стремящиеся развеять скуку, воспользовавшись коротким просветом между пятью вечера в пятницу и девятью утра в понедельник.Но ближе к двум часам ночи многое начинает меняться.Большинство торопится забрать свои машины со стоянок (проклятых стоянок больше, чем парикмахерских) или сонно плетется в метро, в котором предстоит долгая дорога в окраинные районы. Плюшевый мишка, выигранный в Покерино-палас, безвольно зажат в руках, которые, может быть, еще и откликнутся потом на далеко не пылкие объятия, но без восторга и воодушевления. Слышен жидковатый смех, хрипловатый голос, студенческие куплеты. Субботний вечер закончился, это уже, собственно, не вечер, а воскресное утро...Теперь бесстыжие шлюхи цепляются к любому прохожему. Они уже бросили свое «Пойдем со мной, милый, повеселимся», эвфемизмы в этот час не нужны, спрашивают сразу: «Палку бросить хочешь? Да или нет?», и – происходит торопливая сделка, несмотря на опасность оказаться избитым и обчищенным, а возможно, и убитым в провонявшем лизолем гостиничном номере – рядом с собственными штанами, картинно брошенными на деревянный стул.Наркоманы выходят на промысел, выискивая неосмотрительно оставленные на улице незапертые машины. А если машина заперта, то при известной сноровке можно отверткой приоткрыть ветровичок, зацепить проволочным крючком фиксатор замка и таким образом попасть вовнутрь. Появляются торговцы наркотиками, предлагающие в розницу свое дурманящее зелье, от травки до героина и ЛСД, доллар кучка, два – штучка; темные личности торгуют краденым – крупнейший черный рынок в городе, здесь можно купить все – от транзистора до холодильника; принимаются за дело домушники, наступила самая удобная пора для проникновения в жилища – их обитатели спят, а уличные звуки приглушены. Но опаснее их, всех вместе взятых (они ведь, в конце концов, всего лишь граждане, зарабатывающие себе на пропитание, хотя и весьма своеобразным способом), хищники, рыскающие в поисках ночных приключений. Курсируя по трое-четверо, они выискивают свою жертву – таксиста, выходящего из кафетерия, старуху, роющуюся в мусорных баках в поисках спрятанных там сокровищ, молоденькую парочку, воркующую в припаркованной машине – неважно. В этом городе вас могут убить в любой момент дня и ночи, но шансы расстаться с жизнью наиболее высоки после двух часов, так как ночные хищники, как ни парадоксально, выходят на работу под утро. Есть кварталы, которых избегают даже полицейские. Есть заведения, куда они не войдут, пока не убедятся, что в здании имеются две двери – одна, чтобы войти, а другая, чтобы быстро выскочить, если кто-нибудь вдруг заблокирует первый вход.«Солнечный зонтик» был именно таким заведением. Полицейские нашли в записной книжке Мерси Хауэлл пометку: "Гарри, 2 ч. н., «Солн. зонтик», естественно, они заинтересовались, что связывало убитую девушку с отбросами, отирающимися в кабаке с утра до ночи, и решились нагрянуть в заведение. Парадная дверь открывалась на длинный лестничный пролет, ведущий вниз в общий зал кабака, похожего и на ресторан, и на клуб одновременно. У владельца не было лицензии на торговлю спиртным, поэтому подавались только сэндвичи и кофе. Время от времени рок-певец включал усилитель и гитару и награждал посетителей несколькими композициями из визга и грохота. Задняя дверь притона выходила в проулок. Хейз осмотрел его, доложил Карелле, и они оба, на всякий случай, составили в уме план этажа.Карелла спустился по длинной лестнице первым, Хейз сразу за ним. Они прошли через занавес из бусинок и оказались в большой комнате с подвешенным под потолком старым военным парашютом, разрисованным немыслимыми узорами. Стойка с электрической кофеваркой и подносы с сэндвичами в упаковке находились прямо напротив занавеса. Слева и справа от стойки стояло около двадцати столиков, все были заняты. Официантка в черных колготках и черных лакированных лодочках на высоком каблуке вертелась как заводная между столиками, принимая заказы. Гул голосов плавал над комнатой, запутываясь в складках ярко раскрашенного парашюта. За стойкой мужчина в белом переднике наполнял чашку из огромной серебристой кофеварки. Полицейские подошли к нему. Карелла был ростом почти шесть футов и весил сто восемьдесят фунтов. У него были широкие плечи и тонкая талия, а руки как у уличного громилы. Хейз – шесть футов два дюйма, весил без одежды сто девяносто пять фунтов. Сквозь огненно-рыжие волосы просвечивала белая полоска шрама над левым виском, след от удара ножом. Внешность обоих точно соответствовала их профессии.– Что случилось? – немедленно обратился к ним человек за стойкой.– Ничего. Вы хозяин? – бросил Карелла.– Да, меня зовут Джорджи Брайт и ко мне уже приходили, спасибо, дважды.– Да? Кто?– Первый раз полицейский по имени О'Брайен, потом полицейский по имени Паркер. Внизу больше никаких дел не делается, я принял меры.– А какие дела делались внизу?– В мужском туалете. Там кто-то торговал травкой. Прямо магазин устроили. Я сделал, что мне советовал О'Брайен, я поставил там человека перед дверью и приказал ему пускать только по одному. Паркер приходил, проверял уже. Я слово держу. Я с наркотиками связываться не хочу, увольте! Хотите, сами спуститесь и посмотрите. Увидите, там человек следит за туалетом.– А кто следит за человеком, следящим за туалетом? – поинтересовался Карелла.– Это не смешно, – отозвался бармен с оскорбленным видом.– Знаешь кого-нибудь по имени Гарри? – спросил Хейз.– Какого Гарри? Я знаю многих Гарри.– Какой-нибудь есть здесь сейчас?– Может быть.– Где?– Вон там, рядом с эстрадой. Большой такой, блондин.– Как фамилия?– Донателло.– Знаешь его? – повернулся Карелла к Хейзу.– Нет, – ответил тот.– Я тоже.– Пошли, поговорим с ним.– Кофе? Что-нибудь еще? – предложил Джорджи Брайт.– Давай. Пришли к тому столику, – отозвался Хейз и направился за Кареллой через комнату к Гарри Донателло, сидевшему с каким-то мужчиной. На Донателло были серые широкие брюки, черные туфли и носки, белая рубашка с открытым воротом и голубая куртка с накладными карманами. Свои длинные светлые волосы он зачесывал назад, обнажая острые залысины. Ростом Донателло не уступал Хейзу. Парень беседовал с соседом по столику и даже не поднял головы, когда подошли полицейские.– Ваше имя Гарри Донателло? – обратился к нему Карелла.– А вы кто такие?– Полиция, – Карелла показал свой жетон.– Я Гарри Донателло, а что случилось?– Мы присядем? – Не дожидаясь ответа, оба полицейских офицера уселись, повернувшись спиной к пустой эстраде и выходу.– Вы знакомы с девушкой по имени Мерси Хауэлл? – задал вопрос Карелла.– А что?– Вы ее знаете?– Знаю. А что за дела? Она что, несовершеннолетняя?– Когда вы ее последний раз видели?Человек, сидевший рядом с Донателло и до сих пор молчавший, вдруг пропищал:– Гарри, они не имеют права допрашивать тебя без адвоката. Потребуй адвоката!Полицейские повернулись к нему. Он был мал и худ, волосы зачесаны так, чтобы скрыть намечающуюся лысину. На мужчине были голубые брюки и полосатая рубашка. Лица давно не касалась бритва.– Мы на выезде, – сухо произнес Хейз, – можем спрашивать все, что нам угодно.– Ты смотри, сколько развелось юристов! – воскликнул Карелла. – Как тебя зовут, советник?– Джерри Риггз. Только не надо меня никуда втягивать.– Всего несколько дружеских вопросов среди ночи, – сказал Хейз. – Возражений нет?– Зайти никуда нельзя. Сразу подлетают и на допрос тянут, – пробормотал Риггз.– Да, тяжелая у тебя жизнь, – заметил Хейз.Девушка в колготках принесла им кофе и заторопилась к другому столику. Донателло проводил взглядом ее подпрыгивающий зад.– Итак, когда ты видел эту Хауэлл последний раз? – снова спросил Карелла.– В среду вечером.– А сегодня?– Нет.– Но вы должны были встретиться сегодня?– С чего вы взяли?– С чего надо.– Верно, мы должны были встретиться здесь десять минут назад. Эта сучка опять опаздывает.– Чем ты занимаешься, Донателло?– Я импортер. Показать визитку?– Что импортируешь?– Сувенирные пепельницы.– Откуда знаешь Мерси Хауэлл?– Встретились на какой-то пьянке в Квартале. Она поднабралась там слепса и все показала.– Что показала?– Ну, все, что она делает в этом шоу.– Что именно?– Она там танцует и все с себя снимает.– Вы давно встречаетесь?– Мы познакомились пару месяцев назад. Иногда встречаемся. Раз в неделю, где-то так. Баб в городе хватает, необязательно завязывать какие-то отношения только с одной.– Какие у тебя были отношения именно с этой?– Поразвлекались пару раз, вот и все. Она баба ничего, между прочим, – ухмыльнулся в сторону Риггза Донателло.– Так. Где ты был сегодня между одиннадцатью и двенадцатью вечера?– Вы все еще на выезде? – саркастически поинтересовался Риггз.– Мы его пока еще не арестовали, – отозвался Хейз. – Так что помалкивай, законник. Так где ты был, Донателло?– Вот здесь и был. С десяти часов и до сих пор.– А кто это может подтвердить?– Я вам сотню свидетелей наберу. * * * Беспокойные, шумные, раздраженные, суетящиеся, они не замечали пронизывающего холода, поскольку обсуждали животрепещущую тему, а именно: кто-то бросил бомбу в высокое окно церкви.Задерганный патрульный, и днем-то неуютно чувствовавший себя в этом квартале, возбужденно приветствовал Клинга. Бледное лицо его казалось заключенным в скобки наушниками. Руки в перчатках отчаянно сжимали дубинку. Толпа нехотя расступилась, пропуская Клинга. Несмотря на то, что он вошел в церковь с уверенным видом супермена, толпа знала, что это всего лишь молодой полицейский и что это белый. Они знали также, что если бы бомбу бросили на Холл-авеню в центре города, туда явился бы сам комиссар полиции. Здесь же была Калвер-авеню, разрушающееся гетто, населенное гремучей смесью из негров и пуэрториканцев. И именно поэтому машина, остановившаяся у бордюра, не имела комиссарской желто-голубой эмблемы, а была всего-навсего зеленым «шевроле» с откидным верхом, принадлежавшим лично Клингу.Пожарные уже заканчивали сбивать пламя. Санитары пробирались сквозь дебри из шлангов и мебели, вынося раненых – убитые могут подождать.– В отдел по борьбе с терроризмом позвонили? – спросил Клинг патрульного.– Нет, – ответил тот, пораженный тем, что не исполнил свой служебный долг.– Иди звони скорее, – посоветовал Клинг.– Есть, сэр! – выдохнул патрульный и бросился вон. Санитары пронесли носилки со стонущей женщиной. На ней все еще были очки, но одна линза раскололась, и вдоль носа струйкой бежала кровь. В помещении стоял смрад от сгоревшей взрывчатки, дыма и тлеющего дерева. Серьезнее всего повреждена была задняя, наиболее удаленная от входа часть небольшого помещения. У бросившего бомбу были хорошие руки и глаз – бомба влетела точно в окно и, пролетев еще пятнадцать футов, попала в импровизированный алтарь. Мертвый священник лежал на алтаре. Одна рука была оторвана взрывом. Две женщины, сидевшие рядом с алтарем на раскладных стульях, сейчас лежали на полу, одна на другой. Их соединила смерть. Одежда на убитых еще дымилась. Стоны раненых наполняли комнату, их перекрыл прерывистый вой сирены приближающейся «скорой помощи». Клинг вышел наружу.– Кто будет свидетелем? – обратился он к толпе.Молодой бородатый негр с шапкой курчавых волос отделился от группы молодежи и подошел к Клингу.– Священник умер? – спросил он.– Да, умер.– Кто еще?– Две женщины.– Кто они?– Еще не знаю. Когда все уляжется, проведем опознание.Клинг вновь повернулся к толпе.– Видел кто-нибудь, как это случилось?– Я и видел, – сказал парень.– Как твое имя, браток?– Эндрю Джордан.Клинг вынул блокнот.– Хорошо, рассказывай.– Что вы там собираетесь писать? – заволновался Джордан.– Ты же сказал, что видел, как...– Ну, видел. Я шел мимо, шел в биллиардную вон туда, а женщины пели внутри, потом остановилась машина, вышел мужик, бросил бомбу и побежал назад к машине.– Какая машина?– Красный «фольксваген».– Какой модели?– Да кто их разберет, эти «фольксвагены»!– Сколько в нем было человек?– Двое. Водитель и мужик с бомбой.– Номер заметил?– Нет. Они быстро уехали.– Можешь описать человека, бросившего бомбу?– Могу. Он был белый.– Что еще? – спросил Клинг.– Это все, – покачал головой Джордан. – Он был белый. * * * Во всем Смоук Райз было около трех десятков поместий, где в роскоши и уединении жили не более сотни людей. По участкам извивались, кое-где сообщаясь, частные дороги. Мейер Мейер проехал между широкими каменными ограждениями, обозначающими западный въезд в Смоук Райз, и попал в город, ограниченный с севера рекой Харб, а от автострады Ривер Хайуэй на юге – стеной из тополей и вечнозеленого кустарника. Фешенебельный Смоук Райз остальные жители города фамильярно и иронично называли «Клубом».Выйдя из машины, Мейер услышал звуки речной жизни – сопение буксиров, гудки, короткий вскрик корабельной сирены на проходящем по фарватеру эсминце. Отраженные огни трепетали на колышущейся водной глади – фонари на тросах подвесного моста, яркие всплески красных и зеленых огней на противоположном берегу, одинокие прорези освещенных окон в жилых домах. Отражение самолета, пролетающего высоко над рекой с мигающими огоньками на крыльях, напоминало подводную лодку. Было холодно, но несколько минут назад появилась тонкая, пронизывающая морось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14