Здесь ее не было или она была очень сложной. Во всяком случае, я ничего не понял: удар – пропуск, три удара – пропуск, удар – три пропуска и так далее, без повторов.
Я оставил грудь в покое и засомневался, человек ли мой сосед.
– Коллега, а вы вообще-то кто, гомо сапиенс или как? – спросил я напрямик.
– Сапиенс, – как эхо повторил он, а потом своим нормальным, звучным голосом добавил, – и немножко гомо.
«Ну, надо же, встретить инопланетянина в Петропавловском каземате», – подумал я и, не удержавшись, поинтересовался:
– Издалека изволили прибыть? – «Инопланетянин» на мой вопрос отвечать не стал.
Вместо этого сообщил, что ему стало значительно лучше.
– Вы не могли бы еще поводить надо мной руками, – попросил он. – От вас исходит какая-то энергия.
Что исходит от моих рук, было загадкой для меня самого. По-моему, из них выходили последние силы. Однако я собрался и еще минут десять колдовал над лежащей ничком фигурой. Пока не сломался. Мышцы рук окончательно одеревенели, и я был уже не в силах держать их разведенными в стороны, чтобы не елозить по больному провисшей кандальной цепью.
– Мне придется отдохнуть, – сказал я и бессильно вытянулся во весь рост, не обращая внимания на боль от царапающих кожу оков. Минут десять мы пролежали рядом, не обмолвившись ни словом.
«А может, он и не врет, что умеет из свинца делать золото», – непонятно почему подумал я. Мускулы постепенно расслаблялись, и на меня навалилась ленивая истома.
– Ну, как вы? – поинтересовался я, когда оказался в силах говорить.
– Удивительно! Не представлял, что мне сможет кто-нибудь помочь. Я почти нормально себя чувствую.
– Ну и, слава Богу, – довольно равнодушно проговорил я. – Про меня этого не скажешь…
– Не отчаивайтесь, – утешил меня «инопланетянин», – вы скоро будете совсем здоровы.
После такого оптимистического заявления, он легко поднялся на ноги, освободился от оков и сделал несколько гимнастических упражнений на растяжку. Я молча наблюдал. Возможно это мнительность или излишняя впечатлительность, но мне показалось, что в осанке, манере стоять и двигаться, было что-то нечеловеческое.
– Как вам это удается? – спросил сосед, плавно перемещаясь по просторному каземату.
– Понятия не имею, – чистосердечно признался я, – как-то само собой получается.
– Вы помогли мне, а теперь я помогу вам, – заявил он своим интеллигентным баритоном и встал передо мной на колени.
Я его сначала неправильно понял и хотел было возразить против такого сверхпочтительного к себе отношения, но когда увидел, что он собирается делать, промолчал. «Инопланетянин» умостился, положил мою закованную руку к себе на колено и начал энергично спиливать напильником заклепку с браслета.
Я с удивлением наблюдал, с какой скоростью примитивный, самодельный инструмент стачивает толстенную стальную десятимиллиметровую заклепку. Работа была поистине ударной. Уже через двадцать минут сосед расковал мне руки и, забрав мои ручные кандалы, начал мудрить над ними, создавая видимость полной их «исправности».
Я, пока он трудился, встал на ноги и, звеня ножной цепью, разминал затекшее тело. Немного взбодрившись, я дошел до входной двери и заглянул в щель, через которую в наше узилище попадал свет. К сожалению, ничего интересного увидеть не удалось – только вдалеке кусок стены какого-то здания.
– Ну что, когда будет темно, может быть, попытаемся сделать отсюда ноги? – предложил я.
Сосед понял, о чем я говорю, но ответил не сразу, а только после долгой паузы, заполненной скрипом обрабатываемого металла:
– Мне еще понадобится ваша помощь, чтобы восстановить силы. Кроме того, нужно закончить дело с человеком.
Несмотря на то, что говорилось это самым обыденным тоном, безо всякой угрозы и нажима, я невольно поежился – меньше всего мне хотел быть этим человеком.
– Если вам очень нужно, то я могу помочь вам уйти одному, – помолчав несколько минут, досказал он.
– Пожалуй, мне тоже не стоит торопиться, интересно бы узнать, кто меня сюда засадил и за что.
– Вот и отлично, – обрадовался сосед. – Мне, возможно, еще понадобится помощь, а шанса встретить такого как вы, может не представиться. Кстати, о золоте я говорил совершенно серьезно. Вы, конечно, ничего не знаете о веществах, которые могут распадаться и переходить из одного состояния в другое?
– Почему не знаю, – ответил я, еле сдерживая напавшую на меня зевоту. – Кое-что знаю, только поверхностно. Вы имеете в виду радиоактивные элементы? – я специально не подгонял свои слова под понятия этого века: интересно было, поймет ли он меня.
– Да? – удивился сосед. – Впервые встречаю человека, который имеет представление о таких вещах. Я, собственно, имею в виду благородные металлы, а не вообще элементы. Кстати, вы их назвали «радиоактивные»? Я такой эпитет не слышал. Вы мне потом объясните, что это такое. Так вот, металлы, да будет вам известно, при определенных условиях, из одного состояния могу переходить в другое…
Тоже мне «инопланетянин», не слышал о радиации, успел подумать я, проваливаясь в тяжелый, глухой сон.
Не знаю, сколько времени я проспал, часов у меня с собой не было. Вырвали меня из объятий Морфея резкий свет и скрип отворяемой двери. Я открыл глаза, но остался лежать, наблюдая за караулом, посетившим нашу юдоль печали.
Сосед, кряхтя и охая, встал, звеня тяжкими оковами. Мне пришлось последовать его примеру. Вошедший с ним офицер, брезгливо нас осмотрел и заторопился к выходу. После его исчезновения, два солдата внесли в камеру зловонную деревянную бадью, и мы с сокамерником вынуждены были отправлять естественные потребности под их бдительным присмотром. Дождавшись окончания наших «туалетных процедур», парашу вынесли. Перед тем как запереть дверь, в каземат на несколько секунд заскочил пожилой сержант и, оставив у входа жбанчик с водой и два куска хлеба, быстро ретировался на свежий воздух.
Сон освежил меня, и как только «посетители» удалились, я впился зубами в тюремную пайку. Со своим куском я расправился в считанные мгновения, которые были прекрасны, как и свежий, хорошо пропеченный хлеб. Сосед подошел к дверям и, лишь отпив из жбана несколько глотков воды, вернулся на старое место.
– Почему вы не едите? – спросил я, не без тайного умысла.
– Я ем по утрам, когда приносят кашу.
– Вы не против, я съем ваш кусок хлеба? – опять спросил я, не в силах глядеть на валяющуюся в соломе краюшку.
– Извольте.
Не церемонясь, я завладел вожделенной пищей и теперь уже с чувством, не торопясь, съел хлеб, запивая его водой. Вторая порция почти утолила голод.
– Больше гостей не будет? – поинтересовался я, кончив жевать.
– Нет, следующий караул придет утром. Можете снимать цепи.
Я вышел на самое освещенное место и рассмотрел хитроумный муляж заклепок, который соорудил мой алхимик. Всё было просто и убедительно, только при тщательном осмотре можно было заметить подделку. Теперь, чтобы освободиться, нужно было просто вынуть их из гнезд.
Сняв оковы, я, по примеру соседа, принялся делать гимнастические упражнения, чтобы привести в норму ноющее, ватное тело. Через полчаса, взмокнув, наконец, почти пришел в себя. Сокамерника мой пример не вдохновил, и он наблюдал за моими действиями лежа.
– Ну, вот, теперь я готов к труду и обороне, – сообщил я ему, присаживаясь рядом.
– Вы не очень устали? – спросил он, смущенно покашливая.
– Напротив.
– Мне неловко просить, но ни могли бы вы повторить свой давешний сеанс?
– Конечно, повторю. Ложитесь и расслабьтесь. – Сосед вытянулся на гнилой соломе, и я начал делать над ним пассы, концентрируясь на своих руках.
– Ну, как успехи? – поинтересовался я, не замечая никакой его реакции.
– Странно, но я в этот раз ничего не чувствую, – ответил он.
Я задумался. В прошлый сеанс я делал то же самое, но руки у меня были соединены цепью. Наверное, получался некий магнитный контур…
– Тогда давайте попробуем по-старому.
Я надел свои вериги и, разведя руки на ширину кандальной цепи, продолжил лечение. Первый же пасс заставил тело пациента конвульсивно дернуться, ну а дальше всё пошло по старому сценарию. Соседа трясло и колотило, он прямо-таки извивался на полу.
Экстрасенс тоже катастрофически быстро терял силы. Опять всё тело налилось усталостью, руки занемели, и цепь между ними начала провисать. Минут за десять я совершенно измочалился и опустился рядом с больным. Теперь трясло уже не только его, но и меня. Он же вдруг вскочил на ноги и, как в прошлый раз, начал метаться по каземату. Пронаблюдав несколько минут за его странными телодвижениями, я опять провалился в тяжелый сон.
Не знаю, сколько времени я спал, думаю, что довольно долго, потому что организм успел восстановиться. Разбудило меня осторожное прикосновение к ногам. Я, было, дернулся, но тут же успокоился – это сосед надевал на меня ножные кандалы. За дверями слышались голоса.
Потом входная дверка, противно заскрипев, начала открываться. В темном проеме показались силуэты людей, освещенные светом тусклых масленых фонарей. Я быстро отполз в угол, волоча по полу позвякивающие цепи. Вошло три человека. На меня упал слабый световой луч.
– Этот, ваше благородие, – сказал человек с фонарем, освещая меня.
Лица офицера я не видел, он стоял за границей света.
– Соблаговолите встать! – приказал холодный, официальный, гнусавый голос.
Я начал медленно двигаться, демонстрируя полную свою беспомощность.
– Быстрее! – поторопил офицер, начиная раздражаться.
Спешить мне было некуда, да и приказной тон не понравился, поэтому я еще снизил темп.
– Я сказал, быстрее!
– Быстрее не могу, – ответил я вполне миролюбиво.
Офицер дернулся, но промолчал. Наконец я встал и оперся спиной о стену.
Теперь можно было разглядеть стоящего передо мной военного, он зажимал нос двумя пальцами, оттого и гнусавил.
– На выход! – распорядился он и выскочил наружу.
Я не ответил и медленно побрел к светлому дверному проему. Солдат с фонарем вышел следом за мной. Снаружи, по сравнению с темнотой каземата, было светло. Меня пихнули в спину, и мы двинулись к двухэтажному зданию, стоящему метрах в пятидесяти.
Офицер шел впереди и, судя по фигуре, был совсем юным парнишкой. Медленно переступая закованными ногами, я дотащился да высоких, тяжелых дверей. Конвойный солдат забежал вперед и с трудом их открыл. Мы вошли в длинный коридор с анфиладой комнат по обе стороны. Он слабо освещался несколькими сальными свечами, вставленными в настенные канделябры. Около одной из дверей начальник конвоя остановился, почтительно в нее постучал и прошел внутрь, оставив меня под охраной солдат.
Минут пятнадцать мы стояли на месте, чего-то ожидая. Я, входя в роль идиота, тупо глядел в стену. Наконец офицер вернулся и жестом велел мне следовать за ним. Еле передвигая ноги, я вошел в странную комнату.
Если дизайнеры создавали ее интерьер в расчете на сильный эффект, то у них это получилось. Я попал в средневековый пыточный застенок. Помещение освещалось колеблющимся, тревожным светом смоляных факелов. Всё пространство занимали странные приспособления устрашающего вида. С потолка свисали крюки и петли. Я успел разглядеть станок для горизонтального распятия, дыбу для подвешивания и еще что-то на первый взгляд неопределенного назначения, похожее на столярный верстак с петлями для рук и ног и винтом.
Посредине комнаты возвышался огромного роста палач в красной полумаске, с бритой башкой и в красной же рубахе.
– Тебе туда, – пискнул офицер испуганным голосом, указывая на дальний угол, где за большим, тяжелым столом сидел какой-то человек.
Я молча пошел туда, куда мне приказали. Вблизи стол выглядел еще более внушительным, чем издали. Длина его была никак не меньше трех, а ширина двух метров. С противоположной его стороны, у стены завешанной плетями, цепями и прочей устрашающей дребеденью, в резном кресле с высокой прямой спинкой, сидел очень крупный человек в военной форме. Он был настолько объемен, что не терялся даже в этих великанских мебелях.
Я подошел к середине стола и остановился как раз напротив монстра. Мы довольно долго рассматривали друг друга: он с гневливой ухмылкой, я с тупым интересом кретина. Мой вид, судя по всему, здоровяку не понравился. Лицо его делалось всё строже и свирепее.
– Смелость свою показываешь, подлец! – наконец нарушил он молчание.
– Извините, ваше степенство, не понял. Почему это я «подлец»? – спросил я по возможности дурашливым голосом.
Однако гигант не пожелал объясняться и грохнул кулаком по столу.
– Сознавайся в воровстве! – заревел он жутким голосом. – А то велю на дыбу вздернуть, кишки повырываю!
Мне стало совсем неуютно. Даже если я успею быстро освободиться от оков, шансов справиться с двумя амбалами и вооруженным пистолетом офицером у меня не было никаких.
Заметив мое смущение, здоровяк совсем разошелся и начал тянуть к моему горлу со своей стороны стола ручищи с растопыренными пальцами.
Угрозы теперь сыпались вперемежку с ругательствами и преследовали цель окончательно меня запугать. Мне не осталось ничего другого, как подыграть и изобразить крайний испуг. Сам же, пока никакой прямой опасности не было, решил зря не паниковать. Прислушался к бессвязным угрозам, пытаясь получить хоть какую-нибудь информацию. Насколько я понял, меня обвиняли в заговоре против императора.
– Значит, они всё-таки вышли на меня через истопников, – догадался я. Вот она моя самонадеянность.
Ситуация прояснилась, но что делать дальше я не знал и продолжал имитировать животный ужас.
– Ну, полно, полно, Кондратий Полуэктович, – вклинился в угрозы тихий, почти ласковый голос. – Он и так нам всё расскажет.
Я хотел повернуться и посмотреть, кто это говорит, но Полуэктович приказал, чтобы я смотрел только на него. Я сжался и остался стоять, недвижим и раздавлен.
– Полно, я говорю! – сказал тот же человек, и Кондратий Полуэктович как бы немного смешался.
– Я, Сил Силыч, отойду пока топор навострить. А вы с этим татем поговорите. Не признается во всём, я приду и отрублю ему руки-ноги, а затем и голову!
Кондратий вышел из за стола, подошел вплотную ко мне и глянул в упор своими налитыми гневом и кровью глазами.
Я испуганно отшатнулся, а он, удовлетворенно осклабившись, отправился отдыхать.
– Что же ты такое, голубчик, натворил? – теперь Сил Силыч обращался ко мне, и его легкая рука коснулась моего плеча.
Я инстинктивно обернулся, нарушив запрет Полуэктовича, и увидел сухонького старичка с пышными бакенбардами и ласковым взглядом.
– Вашество, не погубите, вашество… – залопотал я заплетающимся языком.
– Я не погублю, – пообещал Сил Силыч, – а ты, голубчик, садись на ту скамью, в ногах правды нет.
Он указал мне на здоровенную дубовую скамью. Я, униженно кланяясь, с трудом доковылял до нее и обессилено сел.
Игра в доброго и злого следователя и такой психологический нажим меня не столько удивили, сколько позабавили. Надо же, во все времена существовали…
Увы, времени размышлять, у меня не было. Я выбрал тот стиль поведения, который лежал на поверхности, и заныл голосом двоечника из спектакля школьной самодеятельности:
– Ваше превосходительство, помилуйте, не погубите христианскую душу! Ничегошеньки понять не могу. Какой такой тать, какой такой вор! Живу тихо-мирно, никого не трогаю… Ну, выпивал в трактире, был грех, а просыпаюсь, Пресвятая Заступница, в кандалах, незнамо где. Ежели перепил и что такое по пьянке сотворил, так просветите, будьте отцом родным! Я же ни сном, ни духом! Тут в пору умом тронуться, а этот дяденька кричит, дыбой пужает!!! Будьте отцом родным, позвольте за вас Бога молить. И сам буду и деткам накажу, благодетели вы наши!!!
Я так вошел в роль, что пустил натуральную слезу.
– Ты, голубчик, успокойся, на вот водички выпей, – душевно промолвил старичок, подавая мне жестяную кружку. – Я-то тебе не враг, а друг и благодетель. Я ведь тебя сызмальства знаю. Я и с твоим батюшкой дружил. Достойнейший человек и маменька очень почтенная женщина. Ты-то меня помнишь, пострел?
– Виноват-с, никак нет-с, ваше сиятельство, по малолетству запамятовал.
– Вот, ты меня запамятовал, я тебя на руках носил, козу тебе делал.
В подтверждении своих слов Сил Силыч сделал из двух пальцев ту же козу, что и в мое счастливое детство и слегка меня напугал.
От такой наглой, беспардонной брехни у меня отвисла челюсть. Старикану по части художественной самодеятельности просто цены не было. Я был им просто восхищен. Думаю, что и выражение моего лица отобразило восторг и ликование, которые старый козел неправильно истолковал, и потому вдохновился и рассказал несколько эпизодов из моего раннего детства.
– Сил Силыч, ваше сиятельное превосходительство! Ведь вы знаете и моего батюшку, и матушку, так вам ли не знать, что наше семейство всегда верноподаннейше, со всей полнотой служило царю и отечеству!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32