– Да ничего я не помню, сначала жила здесь, где мы сейчас были, у крестной, потом на постоялом дворе.
– Что значит: сначала здесь, потом там?! Почему тебя отправили на постоялый двор?
– Никто меня не отправлял, просто так получилось.
– Ты можешь говорить толком! – начал сердиться я. – Расскажи по порядку, когда ты попала к этой вдове, сколько времени у нее жила, и почему тебя отвезли на постоялый двор?
– Я, правда, не знаю, как все случилось, – виновато ответила она. – Жила здесь, потом заболела. Сильно болела, долго лежала в жару. Что со мной было, не помню, я уже думала, что умираю, а как-то проснулась и оказалась там. Болезнь как-то сама собой прошла. Сначала я плакала, просилась назад, потом привыкла. Там у нас, правда, было хорошо, все такие счастливые!..
– Понятно, – сказал я, начиная представлять, что могло произойти на самом деле. Прасковью, скорее всего, опоили каким-нибудь зельем, а потом перевезти на постоялый двор в бессознательном состоянии.
– А ты кого-нибудь спрашивала, как туда попала? – продолжил я допрос.
– Конечно, спрашивала, только ты же сам там был, видел, у нас все счастливые, и никто ничего не знает.
С этим трудно было поспорить.
– Теперь расскажи, как ты оказалась у крестной? – вернулся я к истокам преступления.
Прасковья задумалась, вероятно, не зная с чего начать. Потом коротко ответила:
– После чумы.
– Рассказывай с самого начала, с того времени, когда осталась одна, – попросил я.
Прасковья послушно кивнула и начала бытописание своей короткой, неустроенной жизни. Рассказывать она не умела, путалась в подробностях, задерживалась на незначительных деталях, повторялась, роняла слезы, когда вспоминала своих умерших во время чумы родных. Однако, в конце концов, я сумел разобраться в нехитрых переплетениях ее судьбы.
Покойный отец моей спутницы был богатым купцом, вел торговые дела достаточно успешно, и семья ни в чем не знала нужды. Жили они в одном из тех Двух теремов, которые я только что видел. Их соседом и компаньоном отца был его двоюродный брат. Во время чумы погибли почти все родственники, каким-то чудом выжила только малолетняя Прасковья и жена двоюродного дяди, та самая крестная. Она и взяла на себя попечение о девочке, присоединив, как я понял, ее усадьбу к собственной, соседней. Отсюда и возникло удивившее меня большое имение.
Куда делось родительское состояние, девочка, конечно, не знала. Я же подумал, что и его мудрая вдова объединила со своим. Дальше все предельно ясно. Прасковья выросла, превратилась в девушку и ее, как наследницу, хитрая крестная отправила подальше от имущественных претензий.
История при всей своей банальности очень дурно пахла, к тому же меня заинтересовала возможная связь крестной с компанией из постоялого двора. Так что навестить ее следовало в самое ближайшее время, даже в старом, а не новом платье.
Как это сделать, я пока не придумал, решил вернуться туда без Прасковьи и во всем разобраться на месте.
Пока же мы не спеша возвращались на нашу окраину. Девушка под впечатлением собственного рассказа и нахлынувших воспоминаний совсем сникла, опустила поводья и ехала, не глядя не дорогу. Я же задумался о предстоящей ночи и прикидывал, как лучше решить ситуацию со своими противниками.
Можно было подготовиться и пассивно ждать нападения, это был наиболее безопасный вариант, но чреватый потерей инициативы, второй – нанести, как говорится, превентивный удар. Но тут было свое слабое место, я был один, да еще связан опекой, к тому же до сих пор не знал, кому, собственно, противостою.
– Как ты думаешь, – прервала мои размышления Прасковья, – что там сейчас делается?
– Где там? – не понял я. – Ну, там, в нашем трактире. Мы ведь как оттуда уехали, так больше ничего и не знаем.
Известно, что устами младенцев глаголет истина.
– Я сегодня вечером туда наведаюсь, и все разузнаю, – пообещал я, подумав, что по собственному разгильдяйству, упустил из виду само гнездо преступников.
– Можно я с тобой? – попросила девушка.
– Это слишком опасно, – начал я, собираясь ей отказать, но Прасковья меня перебила:
– Я же там долго жила и все знаю! Мы только посмотрим одним глазком и сразу же уедем.
В этом был резон. Девушка уверенно держится в седле и, если возникнет опасность, вполне сможет ускакать. До вечера было близко, и наступило время, когда обитателей притона увозят «на работу», и на постоялом дворе почти никого не остается.
– Ладно, поехали, – решил я, – посмотрим издалека и сразу же назад.
– Там есть место, откуда все видно, а нас будет незаметно, – обрадовалась Прасковья. – Ты знаешь, меня почему-то так туда и тянет!
Над разгадкой такого психологического феномена я думать не стал, повернул своего донца, дал ему шпоры, и мы легкой рысью поскакали на разведку.

Глава 9

Добрались мы до постоялого двора довольно быстро, но с небольшим приключением. Дорогу туда я знал только ту, по которой уже ездил, то есть мимо кузнечных бизнесменов. Пришлось ехать тем же путем и теперь. Возле ворот, там же, где меня остановил доброхот Петр, стоял хорошо одетый человек, чем-то похожий на моего прежнего знакомого. Когда мы с ним поровнялись, я с любопытством посмотрел на нового лохотронщика.
– Эй, добрый человек, – вдруг окликнул он меня, – смотри, у твоего коня оторвалась подкова!
Я посмотрел, и действительно, у донца оказалась оторванной новая подкова, все на той же ноге, что и прошлый раз. Это уже смахивало на мистику.
– Смотри, как бы твой жеребец бабку не посек! – продолжил он.
Пришлось остановиться. Я спешился и осмотрел копыто. Все было в точности, так как в прошлый раз.
– Как же ты так, ездишь, а за лошадью не смотришь? – с добродушным упреком спросил новый доброхот. – Если хочешь, я отведу тебя к хорошему кузнецу, так подкует, на век хватит!
– Интересно, как это у вас получается? – спорсил я.
– Что получается? – не понял он.
– Подковы отрывать!
Приятный горожанин посмотрел на меня круглыми от удивления глазами.
– Не пойму, о чем ты, добрый человек, толкуешь?
– Погоди, приду сюда с приказными из разбойного приказа, они вам быстро все объяснят! Петя-то Косой как, жив еще? Не сильно я его поранил? – спросил я, картинно положив руку на сабельный эфес.
Доброхот побледнел, забегал глазами.
– Бог с тобой, добрый человек, езжай своей дорогой! – пробормотал он и юркнул в приоткрытые ворота.
– Погодите, я скоро до вас доберусь! – крикнул я в след.
– Хозяин, ты это что? – спросила Прасковья, перенявшая Ванину манеру так ко мне обращаться.
– Они здесь так проезжих грабят, – ответил я. – Опять каким-то образом подкову донцу оторвали!
– Где же оторвали? – удивилась она. – У него все в порядке!
Я соскочил с седла и осмотрел лошадиную ногу. Подкова была на месте. То, что минуту назад она болталась на одном гвозде, я мог бы поклясться. Пришлось развести руками.
– Еще одна загадка мирозданья! Интересно, как это у них получается! – только и смог сказать я, садясь в седло.
– Чего загадка? – не поняла Прасковья.
– Потом объясню, – махнул я рукой, – если, конечно, пойму сам.
Однако девушка так заинтересовалась, что пришлось рассказать, как меня здесь разводили.
– И ты действительно видел, что подкова была оторвана? – в конце рассказа уточнила она.
– Не только видел, но и ощущал, она болталась на одном гвозде.
– Значит, и мне тоже только казалось, что мне там было хорошо, – сделала она неожиданный вывод.
– У тебя было по-другому, вас поили напитком, от которого человек теряет разум. Скоро подъедем, – сказал я, начинаю узнавать местность, – где место, с которого все видно?
– Нужно здесь повернуть, – указала она на узкий переулок, – там дальше есть брошенная баня. От нее всё хорошо видно.
Мы проехали еще метров триста и, как только кончились глухие заборы, оказались на пустыре, в конце которого и правда стояла полуразвалившаяся, вросшая в землю баня.
Мы оставили лошадей в переулке, чтобы их ни было видно со стороны постоялого двора, и побежали к укрытию.
Однако, сделав несколько шагов, я остановился. На месте трактира и окружающих его построек чернело пожарище. Не сгорел только дальний забор, все остальное превратилось в угли и пепел.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – сказал я популярную в предыдущее царствование поговорку. – Ничего не осталось!
Прасковья как завороженная смотрела на выгоревший двор, потом задала обычный в таких случаях бессмысленный вопрос:
– А где все?
– Сидят и тебя ждут, – не очень вежливо проворчал я себе под нос, – пойдем, посмотрим.
Мы пролезли в дырку в ограде и обошли то, что осталось от избы и построек. Все сгорело, как говорится, дотла.
Делать здесь было нечего, и мы вернулись в переулок к лошадям. Возле них стоял худой человек и явно присматривался к чужой собственности. Наше появление его огорчило.
Он совладал с разочарованием и поздоровался.
– Давно пожар был? – спросил я.
– Позапрошлой ночью все в одночасье сгорело.
– А люди, люди где? – вмешалась Прасковья.
– Кто их знает, видно которые насмерть сгорели, а которые пошли побираться или еще куда, – неопределенно ответил он. – Полыхало так, что смотреть со всей округи сбежались!
– А не знаешь, отчего загорелось? – на всякий случай спросил я.
– Поджег кто, а может быть, и само загорелось.
– Ты хозяев знаешь? – спросил я.
– Хозяева точно сгорели, вместе со старухой, – неожиданно конкретно ответил худой. – Если бы спаслись, то дали бы о себе знать.
– А постояльцы?
– Чего не знаю, того не знаю. Пожар видел, а людей живых не приметил. Или тоже сгорели, или съехали. Как же здесь теперь жить? Жить здесь никак невозможно.
Кажется, мое вмешательство в тайную жизнь постоялого двора уже привело к человеческим жертвам. Я подумал, что, скорее всего, Федор погиб. Как говорится, от своей судьбы не уйдешь. Хорошо это для него или плохо, судить не мне.
Прасковья, кажется, подумала о том же самом. Она горестно посмотрела на меня, отерла слезу и перекрестилась. Как бы в подтверждение, правда, непонятно чего, на недалекой церкви уныло зазвонил колокол.
Нам осталось поблагодарить прохожего за информацию и отправится домой.
За всю дорогу Прасковья больше не произнесла не слова. Я тоже молчал, жалея, что все так получилось. Судя по всему, хозяева постоялого двора были такими же жертвами, как и его обитатели. Еще меня опечалила непонятная судьба Федора. Бывший царь заслуживал лучшей участи, чем стать зомби в руках таинственных авантюристов и погибнуть за чужие корыстные интересы.
Дома нас ждали ужин и виноватые взгляды Вани и Аксиньи. Видимо, до них все-таки начало доходить, что они со своими постоянными уединениями явно перебарщивают. Их неуемная, нескрываемая страсть, доставлявшая мне известные неудобства, для этой эпохи не была чем-то особенным. До появления в Европе сифилиса внебрачные половые отношения не считались чем-то очень греховным и неприличным. Только после начала эпидемий, когда церковь всерьез начала бороться за нравственность паствы, нравы постепенно стали более пуританскими. Однако за сто лет, прошедших после первого подтвержденного появления этой болезни на Руси, в 1499 году, высокая нравственность еще не стала общепринятой нормой. Я за день скитаний по городу устал, хотел спать и не обращал на «молодоженов» внимания. Когда стемнело, мы вчетвером уселись за стол, но застолье как-то не складывалось. У всех были свои проблемы, и ели мы молча, почти не разговаривая. Когда мы поужинали, я коротко обрисовал товарищам сложившуюся обстановку и назначил оруженосца бессменным ночным часовым.
– Смотри, – предупредил я Ваню, – если проспишь, то мы можем вообще не проснуться. Избу, в которой раньше жила Прасковья, сожгли вместе со всеми обитателям.
Парень соглашался, сурово кивал головой, но я не был уверен, что он до конца понимает опасность, которая нам грозит. Однако брать охрану на себя и бодрствовать еще одну ночь я не мог. Утром следующего Дня планировался визит к коварной крестной, и я должен был находиться хорошей в форме.
После окончания инструктажа мы с Прасковьей ушли на свою половину и сразу же легли спать. Никаких сложностей у нас с ней этой ночью не возникло. Девушка была так утомлена и подавлена, что торопливо разделась и легла первой. Я примостился с краю лавки, вытянулся во весь рост и сразу же заснул, Спустя какое-то время сквозь сон начали пробиваться посторонние звуки. Я открыл глаза и прислушался, С другой стороны постели слышались тихие подавленные всхлипывания.
– Что случилось? – спросил я.
– Бабушку жалко, – ответила дрожащим голоском Прасковья, – она была хорошая!
По поводу сгоревшей в трактире старухи у меня было собственное мнение, но обсуждать я его с ней не стал.
– Спи, все образуется, – посоветовал я и погладил девушку по плечу. Прасковья всхлипнула и прижалась ко мне мокрым лицом.
– Мне так страшно, – призналась она, – почему они никого не жалеют!
– Знать бы еще, кто такие эти «они», – подумал я и заставил себя встать, пойти проверить, как наш часовой несет караульную службу.
Я тихо вышел из избы. Времени был часа три ночи, и небо еще не начало светлеть. Вани на крыльце не оказалось. Я осмотрелся, он сидел на скамейке, прислонясь к стене дома, и крепко спал. Это было чересчур. Впервые я на него по-настоящему рассердился. Когда я подошел, парень даже не пошевелился.
– Кажется, я тебя предупреждал не спать! – свирепо сказал я.
Ваня, не просыпаясь, скривил губы и попытался удобнее устроить голову.
Это было слишком. Иногда детям все-таки следует замечать, что они становятся взрослыми и должны нести за свои поступки ответственность. Ваня понес ее сполна. От мой оплеухи он слетел со скамьи и покатился по земле.
– Где?! Что?! – закричал парень, вскакивая на ноги и бессмысленно тараща глаза.
– Здесь! – ответил я. – И запомни, еще раз такое допустишь, я тебя выгоню в ту же минуту!
– Хозяин, я нечаянно, – залепетал он, так и не придя в себя. – Все равно ведь никого нет!
Не слушая оправданий, я вернулся и снова лег. Прасковья уже заснула. Меня же продолжал распирать праведный гнев.
– Хозяин, – шепотом позвал парень, просовывая голову к нам за перегородку.
Я решил, что он пришел оправдываться и уже хотел послать его куда подальше, но Ваня, увидев, что я приподнял голову, зашептал:
– Во дворе какие-то люди, трое!
Он исчез, а я вскочил и начал быстро одеваться. Хорошо, что делать это пришлось не со сна. Во всеоружии я был меньше, чем через минуту. Как говорится, нет худа без добра.
– Они там, возле забора, – зашептал рында, когда я осторожно выглянул наружу.
– Спрячься за угол, – распорядился я, на четвереньках выбираясь во двор.
Мы затаились за углом, всматриваясь в темные тени, перемещавшиеся в районе тыльного забора. Постепенно я присмотрелся и различил троих согнувшихся людей, крадущихся к нашей избе. Они были чем-то нагружены, отчего казались необыкновенно здоровыми. Ваня прерывисто дышал за плечом, и у него мелко стучали зубы. Пришлось двинуть его локтем, чтобы успокоился.
Неизвестные медленно, беззвучно приближались, Теперь можно было при желании их даже рассмотреть, но я укрылся за углом, чтобы раньше времени себя не выдать. Вскоре стало слышно их дыхание. Лазутчики теперь возились возле дверей. Я осторожно выглянул. Как несложно было предположить, технология покушения у них оказалась самая простая и традиционная: двери они уже подперли, колом, а груз, делавший их такими могучими, оказался обычными мешками с соломой, которой они собирались поджечь нашу избу.
– Клади больше под окна! – распорядился один из поджигателей.
– Надо бы еще соломки принести, а то маловато, может не загореться! – предложил другой голос.
– Так чего ждешь, неси скорей! Теперь им оттуда не выбраться!
Дольше ждать не имело смысла. Я велел Ване не высовываться и вышел к крыльцу с обнаженной саблей. Сначала меня элементарно не заметили. Когда я подошел вплотную, старший даже прикрикнул:
– Ты чего стоишь как столб! Пригнись, вдруг кто увидит!
Пришлось ответить:
– Эй, мужики, зря вы все это затеяли!
Поджигатели в первое мгновение растерялись, но тотчас оправились и, что называется, поперли буром:
– Ты кто такой? Иди отсюда, пока тебе голову не оторвали! – зло сказал руководитель, вытаскивая из сапога нож. Его товарищи тоже ощетинились ножами.
Я оказался один против троих, правда, в кольчуге и с саблей.
– Если хотите жить, встаньте к стенке и бросьте ножи! – приказал я, но прозвучало это для них не очень убедительно.
Меня начали окружать. Я не стал дожидаться, пока ситуация изменится в их пользу, прыгнул вперед, сделал резкий выпад и проткнул ближайшему ко мне человеку предплечье острием сабли. Тот от неожиданности вскрикнул и отступил назад. Старший, который оказался от меня дальше всех, не раздумывая, бросился в атаку, целясь ножом в горло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32