А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


«Ведомости», 24.05.2002

ПОИСКИ ЖАНРА

Мой друг купил таун-хаус. Небольшой коттеджный поселок на окраине города, прямо за ним – лес, до центра двадцать минут на машине. Почти рай, только дети недовольны: приходится дружить не с теми, с кем хочется, а с теми, кто живет в соседнем доме, – остальным неудобно добираться. В поселке, естественно, все знают друг друга и не то чтобы дружат, но мирно приятельствуют. Все про всех все знают: кто на чем заработал, у кого какая машина, собака, жена, кто сколько на ремонт потратил. Замкнутое пространство, тесное соседство, примерно одинаковый уровень жизни, буржуазная основательность, деревенская тишина – в сущности, идеальные декорации для классического детектива в английском стиле.
В классическом детективе действует несколько непреложных законов. Почти все его участники должны иметь мотив для убийства. Абсолютно все – возможность убить. Мотивов для убийства всего три: деньги (права наследования, долги, шантаж), месть (она же ревность) и боязнь погубить репутацию. Действующими лицами (подозреваемыми, убийцами) из романа в роман становятся добропорядочные граждане – мирные буржуа, чопорные рантье, благополучные клерки, тот самый средний класс с тенденцией в высший.
В России он уже есть, и с каждым днем его ряды пополняются. Почему же нет классического детектива? Почему массовая беллетристика производит триллеры, боевики, авантюрные романы, женские саги с криминальной интригой, социально-экономические очерки со стрельбой – все что угодно, только не детектив? Почему единственный работающий в этом жанре русский писатель, Б. Акунин, вынужден переносить свое действие в прошлое, а хотя бы частично современный роман «Алтын Толобас» – безусловно, самое его слабое произведение?
Почти каждый писатель мечтает однажды написать детектив. Жесткость схемы, интеллектуальная игра, реализм и жизненность характеров, напряженная интрига – самая сладостная задача для литератора. Хороший детектив держит читателя в напряжении именно благодаря своей убедительности: это может произойти с каждым, в том числе и со мной; на месте убийцы я, скорее всего, поступил бы так же. Оголтелым злодеям, нездоровым маньякам, прирожденным убийцам и профессиональным бандитам нет места в детективе, они – герои других жанров. Остается только два возможных типа героев: либо это отчаявшийся маленький человек, зажатый в угол обстоятельствами, либо «столп общества», дорожащий своим благополучием больше всего на свете и ради его сохранения готовый на все.
Первый тип в современной России до того распространен, что, описывая его жизнь, писатель неминуемо вынужден с сочувствием и подробностями воспроизводить ущемленное люмпенизированное сознание. Он должен идти от героя, от его внутреннего мира и обстоятельств, а это уже не детектив, скорее триллер вроде чейзовского. Учительница-убийца так тяжко, так безвыходно живет, что читатель от всей души будет желать ей остаться непойманной, изнутри и до дна понимая ее несчастья. Между тем прелесть настоящей детективной интриги состоит в несоответствии фасада и интерьера, внешнего и внутреннего. Невозможно предположить, что этот добропорядочный господин и есть убийца, а тем не менее это так. Для создания отечественного детектива остается только один типаж – новый русский. Не олигарх, не банкир, не криминальный авторитет, а хозяин небольшой фирмы, добротное общее место, наш сосед по даче, бывший одноклассник, отец дочкиного кавалера. И тем не менее такого детектива в русской беллетристике нет и, к сожалению, в ближайшее время не будет.
Еще один мой приятель, напротив, продает свой таун-хаус и покупает большую квартиру в центре: его жена категорически отказывается растить ребенка вдали от музыкальной школы и прочих очагов культурного общения. Я пытаюсь вообразить себе, при каких обстоятельствах один или другой мой «новый русский» друг был бы способен на уютное английское убийство, и понимаю: ни при каких. И тот, и другой по происхождению, образованию, роду занятий при советской власти – интеллигенты. Первый – программист, второй – журналист. Обоим ради нынешнего благосостояния пришлось пережить не только тяжкие удары судьбы (первые разорения, первые обманы, удары по доверчивости), но и внутренние кризисы – разрывы с друзьями, презрение высокомерной родни, тоску по кухонным умствованиям, смену среды, противоречия с православной доктриной бедности и т. д. Эти переживания были наполнены таким внутренним драматизмом, а сделанный выбор потребовал таких душевных сил, такой последовательности и ответственности, что назвать кого-то из них «общим местом», заурядным обывателем язык не поворачивается.
Почти за каждым нынешним русским буржуа стоит не традиция поколений, а усилие личного выбора, прорыв собственного опыта, превозмогание инерции. О них можно написать экзистенциальную драму, но не детектив. В каждом из них столько созидательной, жизнестроительной энергии, что убийство – акт разрушения – вступает в непримиримое противоречие с характером, делается неправдоподобным. Они довольны своей нынешней жизнью, но хорошо знают, что бывает другая, и не боятся ее. Ради сохранения своего богатства никто из них не рискнет главной ценностью, главным завоеванием своей жизни – душевным покоем.
Так что писать о «новых русских» приходится то в жанре басни, то гимна, то элегии.
«Ведомости», 15.03.2002

ИРОНИЯ СУДЬБЫ

Как правило, когда попадаешь в квартиры наших буржуа, хочется тихо и горько плакать. Ощущения безысходности и тоски вызваны тем, что непонятно, над кем стенать: то ли над хозяевами, то ли над дизайнерами. Все рассказы последних, что они следуют воле заказчиков, а сами-то они ого-го какие изысканные ребята, принимать на веру не просто не хочется, а прямо-таки невозможно. Не бывает такой воли, чтоб вот так вот, такой вот тошнотворной волной спускались занавески. Не может здоровый человек, нанявший дизайнера, упереться и во что бы то ни стало вытребовать себе сочетание цветов пожарной машины в тропиках для комнаты любимого ребенка. Единственное, что остается предположить, – это то, что дизайнеры и заказчики совершенно нашли друг друга и что вкус у них одинаковый.
Если раньше в строительных магазинах (и, соответственно, в частных интерьерах) царило богатство форм совершенно восточное, то после прививки «IKEA» в квартирной мысли появилась склонность к балтийской сосновой стыдливости. Но наш человек отказываться от чего бы то ни было не намерен. Теперь любовь к сирийской чеканке, турецкой многосвечной люстре и египетским драпировкам с парчовой ниткой мирно уживается в нем со стойкой привязанностью к мебели в стиле скромной рижской гостиницы. Впечатление такое, что в одной квартире проживает молодая семья компьютерных клерков с престарелой бабушкой-узбечкой. Причем поскольку бабушка еще вполне бодрая и в состоянии передвигаться по всей жилплощади, то участливые внуки в каждой комнате оборудовали по радующему глаз старушки уголку. Вот скромные серые подушки с абстрактным рисунком примостились на таком цветастом покрывале, что при взгляде на него начинает укачивать, а вот на хромированном столе угрелся заварочный чайник в виде подло-приветливого поросенка.
Но самое ужасное – подобные сочетания сегодня стали совершенно типовыми, как в новогоднем фильме. Проснешься в гостевой спальне после бурно отмеченной годовщины свадьбы хозяев и мучительно вспоминаешь: у кого это я? Кто поженился-то пятнадцать лет назад – Валера с Леной или вовсе даже Эдик со Светой? Кто уложил меня, бедную, вчера на эти простыни с подсолнухами, кто повесил надо мной репродукцию Сальвадора Дали, какая добрая душа выдернула из розетки золоченый телефон в стиле ретро – Маша? Оля? Андрей?
Ничего не помогло. Ни путешествия два раза в год, ни бесчисленные интерьерные журналы. Должно произойти какое-то впечатляющее внутреннее освобождение, какие-то клапаны должны вылететь и никогда уже не вставать на место, затеряться где-то под шкафами, в углу балкона, на антресолях. Тогда, может быть, наши дома станут похожи на людей.
Есть одна черта, которая роднит нас с американцами, – глубокая эстетическая скованность. Если ехать вечером по Малибу, заглядывая в освещенные окна вилл, поражаешься однообразию: и кресло стоит у всех в одном и том же углу, и гравюра над ним висит обязательная, и кухонный прилавок там же, где у соседа. И это все в городе, где квадратный метр земли покупает только тот, кто в состоянии позволить себе профинансировать постройку личной копии Тадж-Махала.
Однажды, листая интерьерный журнал, я наткнулась на фотографии изумительного дома. Первый раз в жизни я почувствовала счастливый укол узнавания: человек, обитавший в этом доме, был тепел, оригинален, остроумен, своенравен, одарен и совершенно свободен. Перевернув несколько страниц, я обнаружила, что это дом Вупи Голдберг. Вупи Голдберг никогда в жизни не пользовалась услугами дизайнеров.
«Ведомости», 21.03.2003

ЭТА МУЗЫКА БУДЕТ ВЕЧНОЙ

Помимо путешествий, одним из главных развлечений новой реальности стали рестораны. Есть рестораны высокой кухни и не очень, пафосные и простецкие, концептуальные и национальные – практически на любой вкус. Только один тип ресторанов отсутствует в России как класс – рестораны без музыки. Мысль о том, что человек должен есть обязательно под музыку, кажется нашим рестораторам столь же непреложной, как восход солнца на востоке. Если ни арфа, ни группа «Руки вверх», ни вальсы Шуберта, ни китайские напевы, ни Розенбаум не способствуют вашему пищеварению, вы конченый человек, пария, вы обречены обедать и ужинать дома.
Когда вы отправляетесь поесть в городе Сочи, вам предстоит сложный выбор: «Владимирский централ» или «Таганка, полная огня»? Не мясо или рыба, не форель или барабулька – с этим как-то можно справиться, – а ужас или кошмар? Вы что предпочитаете на горячее?
В Тамбове, Ростове, Новосибирске или Владивостоке рестораны отличаются не столько кухней, сколько той музыкальной радиостанцией, которая надрывается из динамиков.
Буквально вчера, обсуждая с питерским ресторатором концепцию его нового заведения, я высказала робкое предложение обойтись вообще без музыки. Ресторатор улыбнулся мне как тяжело больной женщине.
Несколько дней назад в хорошем грузинском ресторане в Москве у меня состоялся знаменательный диалог с официанткой Аллой.
«Нельзя ли, чтобы музыканты играли чуть потише?» – спросила я. «Как вам сказать… Попросить можно. Только ничего не выйдет. Вон те люди за соседним столиком только что предлагали заплатить им, чтобы они вообще перестали играть. Не получилось», – ответила Алла. Нет, я совсем не так радикальна. Пусть будут и «Тбилисо», и Аллегрова, только почему так громко? «Знаете, люди, которые не уверены в себе, всегда очень громко разговаривают. Им кажется, что их не слышат», – задумчиво улыбнулась Алла. Мы расстались в этот вечер как близкие, родные люди.
В дорогих ресторанах музыка тихая. Джаз, легкая классика, нью-эйдж какой-нибудь. Но она обязательно есть. А если я не хочу? Если вальс Свиридова для меня несовместим с уткой в яблоках? Если Хэрби Хэнкок плохо идет под водку? Что мне делать, мне и многим моим согражданам, если музыка Майкла Наймана не дает проглотить ни кусочка, навевая неприятные ассоциации с людоедской сценой из фильма Гринуэя?
Мне кажется, что все началось с хорового пения. Того самого пения за стеной, от которого сатанел профессор Преображенский. В люмпенизированной реальности аристократическая культура еды подменилась культурой деревенского застолья с тальянкой. До революции музыка в ресторанах играла только по вечерам, да и то не во всех. Сегодня она не дает разговаривать, наслаждаться гастрономическими шедеврами, музыка не дает смаковать и получать удовольствие. Это называется «создавать приятный фон».
Эмма Герштейн в своих «Мемуарах» приводит очень яркую сцену, когда Мандельштам впал в ярость оттого, что женщина слушала музыку по радио и одновременно читала. Что бы было с поэтом, если бы женщина ела, страшно себе представить. Я долгое время думала, что тотальность музыки объясняется нашей исключительной музыкальностью. Последнее время мне кажется, что русские – глухой народ.
«Ведомости» 28.06.2002

СПЛЕТНЯ

Видимо, от меня ждут, что я начну так: «Сплетня – это отвратительно, это гадость». Но я не могу так начать! Потому что я так не думаю. А я всегда говорю то, что думаю, и ненавижу ложь. Сплетня прекрасна хотя бы тем, что в основе ее всегда лежит правда, просто творчески осмысленная.
Вот недавно, например, был такой случай. Николай Николаевич купил себе компьютер. Он, собственно, давно собирался это сделать, потому что ему на самом деле для работы совершенно необходим компьютер. Ну, так он пошел и купил его наконец. Невиннейшее, в общем-то, происшествие. Дома все обрадовались, и даже жена Николая Николаевича Ирина Борисовна по этому поводу разрешила супругу выпить за обедом. Хотя обычно она эту его привычку не приветствует. Потом после обеда, когда Николай Николаевич устанавливал компьютер со своим другом Денисом Евгеньевичем, Ирина Борисовна пошла звонить по телефону. Позвонила она Юле и между прочим ей говорит: «Вот, знаешь ли, Коля наконец-то купил компьютер». Юля очень порадовалась, потому что знала, как давно Николай Николаевич нуждался в компьютере. Поговорили они так где-то с часик, но тут пришел Юлин муж Ромочка и срочно потребовал телефон. Юля, конечно же, телефон сразу освободила, потому что она вообще очень хорошая жена, это всем известно, и даже когда ей прямо говорили, что Ромочка путается с Пигаревой из маркетингового отдела, она не поверила. Ну и вот пока Ромочка звонил, она ему успела рассказать, что Николай Николаевич купил-таки себе компьютер. Ромочка аж застыл в этот момент с трубкой в руке. «Интересно, – говорит, – как это он купил компьютер, если он Севке денег должен уже полгода?» Юля тоже немного удивилась. И естественно, сразу после того, как Ромочка убежал, позвонила Севкиной жене Альбине Юрьевне. «Слушай, Аля, имей в виду, что Николай Николаевич сегодня купил себе компьютер. Так что деньги у них есть. Мне Ромочка сказал, что они вам должны и не отдают. А компьютер, как видишь, покупают». Альбина Юрьевна, конечно, несколько возбудилась. Позвонила мужу на работу, там трубку взяла Светлана, Севкина секретарша и подруга Альбины Юрьевны еще с института. Светлана, когда услышала про компьютер, просто была потрясена: «Да что ж это за сволочи такие, Аль! Она же мне в субботу в бассейне сказала, что денег нет совершенно, поэтому в Испанию она не едет и я должна с кем-то другим договариваться. Я, как дура, ей поверила и договорилась с Катькой, хотя ты прекрасно знаешь мое к ней отношение!» Альбина Юрьевна, прекрасно знавшая, конечно, отношение Светланы к Катьке (Катька, кстати, за месяц похудела килограммов на пять и не говорит как"), все-таки больше волновалась не из-за Испании, а из-за денег, которые Николай Николаевич должен ее мужу. Они со Светланой это обсудили тоже, но по-быстрому, с полчасика всего поговорили, после чего Светлана уже буквально хотела переключить Альбину Юрьевну на Севку, но в этот момент Севка вылетел из кабинета как пуля и понесся на второй к Бузулюку. А это, как известно, надолго. Потом в курилке Светлана рассказала все это Долининой, которая хоть и не знала Николая Николаевича, но зато была знакома с Ириной Борисовной, а уж с Катькой вообще училась в одной группе. Долинина совершенно не удивилась: «А что тут удивляться? Я тебе давно говорила, что Ирина – врунья и чудовищно жадная. Мне Гоша говорил даже, что она в институте воровала. То есть буквально всем было известно, что нельзя в комнате сумку оставить или пальто, если там Ирина. Можешь сама у Гоши спросить». Светлана тут же позвонила Гошиной жене Оксане. Но Оксана в этот момент убегала к архитекторам, что-то они там напортачили со встроенными шкафами, поэтому она долго говорить не могла и уже просто на бегу, минут за двадцать, объяснила Светлане, что вроде бы что-то такое Гоша говорил. И дала Гошин рабочий телефон. Гоша, как обычно, долго Светлане морочил голову про ресторан или там сбежать за город – это у них давно уже такие дурацкие отношения сложились, но все знали, что это просто шутка, – а потом сказал, что ничего подобного не помнит. Ну и Светлана сразу поняла, что он просто не хочет говорить об этом. Тут как раз снова позвонила Альбина Юрьевна, но поскольку Севка был все еще у Бузулюка, то Светлана все ей рассказала, в том числе и то, что говорила Долинина.
Альбина Юрьевна позвонила Юле. Юля была потрясена. Хотела рассказать тут же Ромочке, но ей ответили, что Ромочка в маркетинговом отделе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19