А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Черных Мантий не то что побаивались, отнюдь нет, многие, особенно в высших кругах парижского общества, даже отказывались верить в их существование – но байки о них передавали весьма охотно, уж очень они были занятные.
За последние два-три года какие только красноречивые или всесильные уста, какие очаровательные губки не трунили над Юдом, над Мюллером, над актерами драмы Трюмпи, выведшими Швейцарию в ряд передовых стран! Придется не лукавя признать: нет в мире ничего занятнее убийства. Попробуйте-ка выговорить без улыбки (если только сами не нуждаетесь в ее услугах!) название той мрачной конторы, что наживает огромные барыши, хоть и платит налог вдесятеро больше непомерной табачной подати: похоронное бюро! Мрачные вещи вызывают смех.
Кто-то назвал компанию в углу «Черные Мантии». Сказано было в шутку, но словцо подхватили.
И заметьте: помимо знаменитого адвоката и следователя, безусловно, не входивших в число Черных Мантий, компания состояла из принца Поличени, «короля» Комейроля, Муанье, Ребефа и Нивера – всех, кто пришел сюда, получив от Маргариты записку: «Этой ночью в усадьбе наступит день».
До чего же точно попадает порой в цель пущенная наобум шутка!
В два часа ночи к кружку присоединился Добряк Жафрэ, весь белый под маской.
Словам и жестам кружка в салонах графини приписывалось исключительное значение, чему была особая причина; всячески склонялось имя Леона де Мальвуа.
Но примет опасности, угрожавшей молодому нотариусу, пока не замечали. Однако в подобных случаях сам воздух бывает пронизан гулом этой опасности, как в пространстве вокруг пороховой бочки, где любая искра может вызвать взрыв.
Напомним, что в эту ночь все население Сен-Жермена танцевало у графини и что мэтр Мальвуа был в предместье Сен-Жермен лицом весьма уважаемым.
Взрыв должен вышибать стекла.
Пока ничего не взрывалось. Еще не вылетела неосторожная искра, от которой вспыхнул бы рудничный газ сплетен. Люди смеялись, разговаривали, кружились в вальсе, танцевали кадриль, мороженое было выше похвал, дамы прелестны. Отсутствие обеих хозяек дома не омрачало празднества, его почти не замечали. Наконец они появились. «Летнее облако» и «вулкан» прогуливались, напоминая двойную комету с хвостом из поклонников.
Мы потрудились заранее открыть читателю разгадку этой тайны.
На балу было два «летних облака»: костюм Ниты и тот, что графиня заказала для себя несколько дней назад, покинув контору мэтра Мальвуа.
Костюм «вулкана» был один, но этот костюм предназначался для двоих.
Предприимчивый виконт Аннибал сумел сыскать – только ему и Богу известно где – восхитительные плечи, чтобы облачить их в первый из костюмов графини.
Словом, «летнее облако» и «вулкан», которые сейчас прохаживаются парой и которых все гости принимают за Ниту и графиню, в действительности скрывали графиню и находку нашего услужливого Аннибала.
Графиня изображала Ниту, «находка» – графиню.
Нита же – настоящая Нита – была в это время в бильярдной, наедине с Роланом.
Все шло как по писаному.
Только прошу вас, не подумайте, что виконт Аннибал Джожа, маркиз Палланте, пребывал, как истый итальянец, в праздности. За те несколько минут, что «летнее облако» фланировало с «вулканом», виконт, едва смахнув капельки пота, блестевшие на его гладком белом лбу, успел получить внизу пакет из рук господ Барюка и Гонрекена – отнести его в бильярдную Ролану – отправить вышеозначенного Ролана к военачальникам мастерской Каменного Сердца, ожидавшим у подъезда – вернуть Ниту в залу и оставить ее среди восхищенных кавалеров, оспаривавших друг у друга право на следующий танец.
Едва освободившись, он стремглав пересек залы, подлетел к графине и «находке» в средней галерее и, как было задумано, взял последнюю под руку.
Теперь графиня, воздушная и легкая в костюме «летнего облака», могла заняться своими делами. За нее выступала «находка».
Никакого риска.
Праздничные шуточки, карнавальные розыгрыши… Помилуйте, да мыслимо ли видеть преступление в каждой невинной подмене, коими изобилует Париж с новогодней ночи до первого дня Великого поста!..
Конечно, случаются и преступления, не спорим, но не чаще, чем в любое другое время года.
Теперь графине предстояло заняться Леоном де Мальвуа.
Нита уже вернулась в зал, и графиня не могла терять ни минуты. Главное было не встретиться с Нитой. От столкновения летних облаков случается гроза…
Но на нашем небосклоне места хватало и двум облакам. Графиня полагалась на свою зоркость, ловкость и везение.
Все карты для ее игры были приготовлены загодя: графа приковала к постели болезнь; доктора Ленуара и Розу де Мальвуа удалось отправить по ложному следу на поиски Леона, который был сейчас под рукой, что и требовалось, а Ролан в эту минуту толковал со своими верными друзьями из мастерской.
Но Ролан вот-вот снова будет здесь, ведь сердце его так и рвется к принцессе. Нужно действовать, причем без промедления.
Расставаясь с Аннибалом, графиня сказала:
– Ровно через полчаса вы точно тем же путем отведете эту женщину в мою гардеробную. Она переоденется в свое платье, получит деньги и уйдет. Тогда вы начнете действовать. Сперва отправитесь во флигель. Оружие будет при вас. Я не ошиблась – ведь вы сказали, что оно лежит на круглом столике?
– Да, – ответил Аннибал, – все готово.
– Идите, и чтобы все в точности…
Виконт тотчас удалился.
Леон горевал и терзался в одиночестве. Графиня отделилась от роящихся кавалеров, принимавших ее за принцессу Эпстейн, и направилась прямо к Леону.
– Следующий танец обещан капитану Буридану! – громко сказала лже-Нита, подходя к нему.
Леон вздрогнул и оглянулся. Он, как и все, поддался обману. Несмотря на все ухищрения Маргариты в начале празднества, он не верил своим ушам.
– Принцесса, – сказал он, – здесь есть другой капитан Буридан. Наверное, вы приняли меня за него.
– Я приняла вас за того… – сказала лже-Нита, коснувшись его рукава, – за того, кому доверял мой отец, герцог де Клар; я приняла вас за хранителя тайн моей семьи, давшего у смертного одра моего отца клятву защищать и оберегать меня!
Голос ее от волнения сорвался, но все же то был голос Ниты; во всяком случае, Леон поверил.
– Я весь к вашим услугам, сударыня, – сказал он, – душой и телом!
– Люди часто так говорят, – прошептала Маргарита, – пойдемте танцевать. Во время танца я вам все расскажу.
Леон последовал за ней, оркестр заиграл кадриль.
Только они заняли свое место, «принцесса» сказала:
– Боюсь, я не смогу танцевать. У меня подкашиваются ноги и так ноет сердце… Мне надо на воздух… Уведите меня отсюда.
Пораженный Леон едва успел подхватить ее.
– Бога ради, Нита… Принцесса! – воскликнул он. – Что с вами?
– Идемте же! – оборвала его Маргарита, таща к застекленной двери в сад.
И вовремя: ведь стоило взволнованному Мальвуа отвести взгляд от нее, он заметил бы, как Нита, настоящая Нита, входит в залу под руку со своим кавалером.
Но он ничего не заметил: Маргарита успела отдернуть щеколду и увлечь его наружу.
– Закройте дверь! – приказала она.
Леон подчинился. Графиня заговорила снова:
– Мне так тяжко, господин Мальвуа. У меня никого нет! Мне страшно, очень страшно!
Леон, видя, как она дрожит, слегка обнял ее. Она прижалась к нему, тяжело дыша.
– Вам холодно в этом воздушном наряде… – сказал нотариус. – Вы вся дрожите.
– Пустяки! – сказала она. – Напротив, я горю, да, горю. Боже мой, господин Мальвуа, что вы обо мне подумаете…
– Я могу думать о вас только сердцем, сударыня, – проговорил Леон. – Для меня вы чисты, как ангел!
– Благодарю, о, благодарю вас! Роза мне так много говорила о вас, как вы великодушны, добры! Нам нельзя оставаться здесь, – продолжала она, вся трепеща. – Вы правы, сырость так и пробирает. Пойдемте! Но куда?
И она изобразила такое неподдельное отчаяние, что сердце Леона невольно сжалось. Вдруг она сказала:
– Пусть говорят и думают все что угодно! Пойдемте ко мне! Хочу, чтобы вы пошли ко мне!
Леон колебался.
– Вы боитесь? – спросила она.
Леон взял ее под руку, и они пошли вдоль задней стены дворца. Из окон падал снопами свет, но за запотевшими стеклами различались лишь неясные тени.
Пара молча поднялась по отлогому склону к обсаженной высокими деревьями аллее, соединявшей малый дворец с покоями графа.
Сквозь толстые стены до них доносились звуки бала, музыка и гомон. Маргарита остановилась перед застекленной дверью второго этажа, над бильярдной.
Оттуда, из-за задернутых занавесей, еле сочился тусклый свет.
Маргарита пальцем указала комнату графа и трагически прошептала:
– Там умирает человек из-за того, что хотел защитить меня!
Она двинулась дальше.
Одних этих слов достаточно, чтоб убедиться, сколь беспредельна была ее наглость. К цели она шла напролом, пользуясь любым оружием и действуя с той неколебимой твердостью, которая, по общему убеждению, присуща лишь поборникам правого дела.
У Леона кровь застыла в жилах, но мозг пылал.
Они подошли к двери флигеля. Маргарита отворила ее. В доме никого не было, что она прекрасно знала, распорядившись под благовидным предлогом удалить всю прислугу Ниты.
Пройдя прихожую, они попали в освещенную единственной лампой гостиную.
– Садитесь, господин Мальвуа, – сказала она, – вы у меня. Вы, молодой мужчина, находитесь в доме принцессы Ниты де Клар!
Леон сел, она осталась стоять. Леон смотрел на нее.
Сомнение ни на миг не закралось в его голову. Она подняла руку к маске, как бы собираясь открыть лицо, но снова отвела руку.
– Нет! – прошептала она. – О нет! Маска придает мне храбрости. Если бы вы видели мое лицо, я бы краснела, бледнела, дрожала. Мне нужна эта заслонка, а то не хватит духу!
Леон хранил молчание. Он ждал, охваченный вместе страхом и надеждой. Она порывисто сдернула шелковую шаль, как бы ненароком брошенную на круглый столик. Под шалью лежала пара пистолетов. Виконт Аннибал выполнил поручение.
– Видите! – приглушенно сказала она. – Вот что я тут держу!
Леон хотел было вскочить.
– Сидите, – сказала она, – это еще не все!
И, отодвинув пистолеты, добавила:
– Защитят они меня или… убьют? Сама не знаю! В иные минуты я теряю рассудок!
– Ради Бога, Нита! – вскричал Леон в страшном волнении. – Объясните, что все это значит?
Она наклонилась к нему и проговорила голосом, переходящим в шепот:
– Сейчас вы поймете, почему я не могла снять маску… Господин Мальвуа, мне передали, что вы любите меня. Если это так, вы еще можете спасти меня.
Радость была слишком велика, Леон задрожал, в глазах его помутилось.
Она молча ждала; было заметно, как под легким шелком трепетала ее грудь.
Леон упал на колени.
– Простите меня, – прошептал он, – я не могу поверить услышанному. Я силюсь пробудиться ото сна, но стоит ему рассеяться, явь снова ввергнет меня в бездну отчаяния!
– Я слишком слаба, господин Мальвуа, – сказала лже-Нита прерывающимся голосом, как бы показывая, что ее телесные силы не под стать твердости духа. – У нас совсем мало времени. Ответьте же прямо: любите вы меня или нет?
– Люблю ли я вас, Нита!? – в страстном порыве со слезами на глазах воскликнул Леон. – Мое честное имя – единственное наследство, которое я могу оставить сестре – для меня безмерно дороже жизни. Так вот, уже неделя как я поставил на карту мою честь против ничтожнейшего шанса, влекущего меня, словно приманка. Мне платят, чтобы я не доверял графине дю Бреу, а между тем, стоит ей сказать одно лишь слово…
– Вы правы, – прервала его Маргарита, – нельзя верить графине. Встаньте и дайте мне руку.
Леон повиновался. Рука ее была ледяной, но пожатие решительным.
– Так любите меня, – заговорила она, – я признательна вам за это. Я принимаю вашу любовь, вы слышите, Леон, принимаю, и благодарна вам за нее. Но даже в эти минуты, когда мне так нужна помощь, я не могу вас обмануть. Я пережила нежное чувство, влечение… к одному человеку. Может, то была любовь…
Она задумчиво умолкла. Леон сказал:
– Сестра называла мне одно имя…
– Роза! – с жаром воскликнула лжепринцесса. – Бедная, милая обманутая душа! Но не бойтесь, Леон! Я не виню ее! Пусть я не умею разобраться в собственных чувствах, зато читаю в ее сердце. Она страстно любит…
– Я знаю, – перебил Леон, опустив голову. – Она мне говорила!
– Роза! Моя лучшая, моя единственная подруга! – продолжала Маргарита (и отвернулась приподнять маску и утереть слезу). – Она невольно действует против нас. Но ведь и ее собираются принести в жертву. Дайте мне закончить, господин Мальвуа: я не смогла бы обмануть вас; мое чувство к вам – пока не любовь.
– С меня довольно и того, – сказал Леон, – что вы позволяете мне на коленях поклоняться вам.
– Нет, – ответила Маргарита, – этого недостаточно. Мой отец мечтал, чтобы мы поженились, господин Мальвуа.
Леон даже отпрянул вместе со стулом. Маргарита, уверенная в себе, и зная, что теперь не помешает даже хватить через край, продолжала:
– Вы человек чести. Мой отец умирал в отчаянии, зная, что завладевшие семейной тайной Черные Мантии гиенами кружат вокруг несметного богатства де Клар… Но я не о том, господин Мальвуа, – запнулась она, как бы внезапно ужаснувшись, – не это придаст вам решимости. Я верно начала: вы человек чести. По крайней мере, я хорошо знаю вас по рассказам нашей дорогой Розы и обещаю… нет, клянусь вам: я вас полюблю!
Это было сказано так по-детски и так великолепно сыграно, что Леону стало совестно перед этим ребенком, который, казалось, едва помнит себя.
Маргарите только того и надо было. Заломив руки, она в деланном отчаянии вскричала:
– Вы теперь разлюбили меня, ведь я сама себя вам предложила!
И прежде чем Леон успел что-либо возразить, выпалила:
– Или вы не верите в опасность?
Она была так хороша в своем смятении, что сердце Леона сжалось.
– Постойте, – снова залепетала она, – лучше б я вам сразу все сказала… Но когда дочь герцога де Клар бросается на оторопевшего мужчину…
– Принцесса, – произнес Леон, – вы сами не позволили мне остаться на коленях.
– О, как вы добры, как великодушны! – воскликнула она. – Я вас непременно полюблю! Ведь я еще так молода, а меня хотят убить!
– Убить! – вскричал Леон. Она судорожно сжала его руки.
– Только не подумайте, что я сошла с ума! – глухо, с трудом выговорила она. – Иначе я погибла. Половины этого хватит, чтобы лишиться рассудка. Они сговорились, Господин Сердце и Маргарита, сговорились меж собой. Я не могу не верить этому, потому что слышала собственными ушами. Господин Сердце должен жениться на мне, так они решили, чтоб избежать тяжбы. Я стану его «первой женой», подобно тому, как графа, моего опекуна, избрала в «первые мужья» графиня!
Последние слова мрачным эхом разнеслись в тишине уединенного дома.
– Вы понимаете? – спросила Маргарита.
И так как застывший от ужаса Леон молчал, она добавила, усевшись рядом:
– Умрет граф, умру я, а они станут герцогом и герцогиней де Клар!
ФИНАЛ КОМЕДИИ
От двух часов ночи до рассвета в Париже стихает; всякий шум. Когда Маргарита умолкла и наступила тишина, часы на колокольне святого Фомы пробили три. Остальные церковные куранты благочестивого предместья отдаленным эхом вторили этому гласу уходящего времени.
На улице и в саду не раздавалось ни звука, лишь отголоски бала доносили порой гул голосов и обрывки мелодий.
Догадайся окаменевший Леон де Мальвуа, чьи глаза смотрят на него сквозь прорези маски, чье сердце бьется под складками невесомого шелка, который он принимал за наряд принцессы Эпстейн, это вряд ли потрясло б его сильнее.
Возможно, он даже перестал бы дрожать, ведь от природы он был смелого нрава.
Надо, однако, сказать, что, если бы Леон вдруг узнал Маргариту, разгадав ее наглый обман, первая его мысль была бы: «Сегодня ночью меня зарежут».
В самом деле, даже в угаре игры, ставку которой она удваивала с лихорадочным бесстрашием, Маргарита могла доверить свой секрет лишь человеку обреченному, ведь наполовину секрет этот был чистой и страшной правдой.
Но Леон ни о чем не догадывался, а Маргарита и в мыслях не допускала, что он способен догадаться.
Как все великие актрисы, она перевоплотилась в свою героиню.
– Вы мне верите, господин Мальвуа? – спросила она после минутного молчания.
– Да, – ответил Леон, – я вам верю. Граф обречен, и вы тоже!
– Я хочу вам сказать, – снова начала она, – что Господин Сердце когда-то был любовником графини.
– Мне это хорошо известно, – пробормотал нотариус.
Уж графине ли было не знать, откуда дошли до Леона такие сведения!
Но произошло непредвиденное. Леона задело грубое слово «любовник», оплошно вылетевшее из уст Маргариты – первая неверная нота в длинном и прихотливом потоке чарующей музыки. Одна нота могла погубить все.
Но она тотчас спохватилась и, словно вымарывая попавшую на бумагу опасную фразу, сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54