– Справятся. Собаку съели.
Не дожидаясь, когда вся группа пройдет в зал, Иван с Региной потихоньку скрылись в кабинете, оставив туристов на полное попечение Ядвиги Петровны и Гали. И конечно же, никто не заметил, как позади всех вошел в музей высокий .сутулый человек в темных одеждах со шрамом на левой щеке. Выйдя из-за автобуса, поднялся по лестнице, оглянулся и, быстро пройдя по коридору, смешался с группой туристов.

– А вот здесь, товарищи, полный комплект вооружения русских и татарских воинов четырнадцатого века! – блистала красноречием вооруженная лазерной указкой Ядвига Петровна. – Прошу, прошу, проходите… Об этих интереснейших находках вам расскажет моя коллега Галина Афанасьевна.
– Проходите, пожалуйста! – Галя улыбнулась, поправив сползшие на самый кончик носа очки. Вообще-то она трудилась библиотекарем, а здесь так, на полставки… Тем не менее именно от музея, от этих залов, от экспонатов – кольчуг, сабель, мечей – получала она особое, ни с чем не сравнимое удовольствие, словно была хранительницей чего-то такого непознанного, тайного, неизвестного обычным людям. Она так и вела экскурсии, даже словно бы становилась выше ростом, преображаясь из обычной девчонки в наделенную особым статусом даму.
– А вот здесь… прошу, товарищи… вот в этой витрине, перед вами находится уникальный перстень с изумрудом, работы самаркандских мастеров второй половины четырнадцатого века. Перстень предание приписывает самому Потрясателю Вселенной – Тимуру. Как известно, именно в это время он сделал Самарканд столицей своей обширной империи, протянувшейся от Сирии и Египта до Индии… Не надо трогать витрину руками… Обратите внимание, как играют солнечные лучи в огранке изумруда – эта техника обработки драгоценных камней была тогда еще малоизвестна в Европе, но, по-видимому, уже находила применение в ювелирных мастерских Самарканда. А теперь – попрошу вас пройти в следующий зал… И вас, гражданин, не задерживайтесь, пожалуйста. – Галя строго посмотрела на странного человека в длинном черном балахоне – монах, что ли? – не отрывавшего взгляда от перстня.
Он обернулся к ней, неожиданно резко, так что девушка даже вздрогнула, пробормотал что-то злобное и, сверкнув черными, глубоко сидящими глазами, последовал за остальными… Галина передернула плечами. Неприятный гражданин. Лицо такое… жестокое. И этот страшный шрам на левой щеке… интересно, от чего могут остаться подобные шрамы?
Странный монах ушел вместе со всеми, и Галя вскоре забыла про него, словно и не видела никогда. А вечером…
А вечером была гроза!
Маленькие сизые тучки, ходившие по горизонту весь день, наконец-то собрались вместе, заматерели, набухли дождем и, полыхнув молнией, ринулись в атаку на город. Налетели внезапно, без предупреждения, как конница врага врывается в мирное беззащитное селение. Только еще в небе светило солнце, и, щурясь от горячих лучей его, не торопясь, лизали мороженое медленно идущие по тротуару девчонки. Хохотали, стреляли глазками на парней, взахлеб обсуждали кого-то – то ли героев сериалов, то ли любовников, да нет, пожалуй, до любовников им еще и рановато было, в общем, шли себе, никого не трогали, как вдруг… Шквалом налетел ветер! Зашумел могучими кронами тополей, пригнул вершины деревьев и, вырвав из рук девчонок мороженое, лихо задрал им юбки… Не одна машина притормозила в этот момент! Девчонки завизжали – тут полыхнула молния, громыхнуло так, что заложило уши, и тяжелой артиллерией хлынул дождь. Прохожие разбежались, бросились кто куда – кто под деревья, кто в магазин, кто в ближайший подъезд.

– Да, видно, надолго зарядил. – Выглянув из дверей «Явосьмы», Раничев озабоченно полез в карман пиджака за телефоном. Надо было срочно что-то решать с комитетскими – те ведь рассчитывали сегодня на дармовое угощение со стороны новоиспеченного директора, и тот, конечно, не собирался обманывать их ожидания – но вот погода…
– А что погода? – удивленно переспросил мобильник голосом председателя городского комитета по культуре. – Погода как погода. Дождик. Хорошо – жара спала. Мы что, Иван Петрович, с тобой на природе отмечать собирались? Нет? Ты где сам-то? В «Явосьме»? Бывал, как же, отличное место. Там отдельный зальчик найдется? Вот и отлично… Там и хотел? Так мы сейчас и подъедем, жди. Женщины? Так не сахарные, не растают. А растают – ха-ха – так нам выпивки больше достанется.
Убрав телефон, Иван полез в другой карман за бумажникам. Пересчитал наличность – хватало вполне. В крайнем случае, можно и в долг погулять, с Максом договориться завсегда можно.

Они просидели в «Явосьме» почти до полуночи. Много чего съели, еще больше выпили, в общем – все уходили довольными. Проводив комитетских, Раничев еще немного поболтал с Максом – тот благодарил за туристов, – потом вдруг вспомнил, что и самому пора бы честь знать, не ночевать же в кафе?
– А что? – хохотнул Макс. – Дам тебе надувную подушку, и спи себе на бильярде – красота.
– Ну его, твой бильярд, к ляду, – буркнул Иван. – Шариком еще в лоб попадут. Домой отвезешь?
– Отвезу, – кивнул хозяин кафешки. – Но позже, хорошо?
– Ладно. – Проводив убегающего в зал Макса глазами, Раничев махнул рукой и решил не ждать, а вызвать такси. Ехать не так и далеко, а спать хотелось – спасу нет.
Такси – длинный приземистый «шевроле» образца одна тысяча девятьсот семьдесят какого-то года – подъехало к самому крыльцу, так что и мокнуть под тяжелыми дождевыми каплями особенно не пришлось, да он уже и сходил на нет, дождь-то, лишь молнии по-прежнему сверкали, да где-то ближе к южной окраине тупо гремел гром.
Из машинных динамиков доносилось что-то нехорошее, какой-то очередной попсово-блатной сборник, почему-то называемый «шоферским». Раничев поморщился, подобная музыка действовала для него, словно ноющий зуб, – и хочется спать, да не заснуть почему-то. Был бы хороший блюз – уснул бы давно уже, а так… наоборот, проснулся, и сон ушел куда-то. Недовольно покосившись на водителя – и как не надоест слушать подобную дурь? – Иван глянул в боковое стекло – как раз проезжали мимо музея.
– Эй, шеф, стой! – вдруг встрепенулся он, крикнул шоферу, сам еще не осознавая – почему. Водитель – усатый мужик в кожаной кепке – послушно притормозил, вопросительно глянул на озабоченного пассажира – приехали? Так вроде рано.
– Я сейчас. – Раничев распахнул дверцу, вышел в дождь, впрочем, не такой уж и сильный.
– Только недолго, – вдруг заволновался таксист. – Я это… долго ждать не могу, заказ. Попозже заеду.
– Ладно. – Иван нагнулся в кабину. – Да ты не спеши, если что, звякну. Полтинника хватит?
– Вполне.
Получив деньги, обрадованный водитель газанул и, словно катер, разбрызгивая по пути лужи, скрылся в сгустившейся ночной тьме, едва разгоняемой тусклыми уличными фонарями. Не оглядываясь, Раничев поднялся на крыльцо. Приедет ли таксист, нет ли – волновало его меньше всего, слава богу, не старые времена, таксомоторов в городе хватало, такое впечатление – на ниве частного извоза подвизалась добрая половина жителей. Волновало другое – чего он вообще-то тут вылез? Ведь вроде домой собирался… И что-то заметил, углядел из окна такси. А что? Что-нибудь на крыше иль в окнах? Зайти к Егорычу, что ли? Нет. В таком виде – не стоит, хоть и понимающий мужик сторож, а все ж он, Иван Петрович Раничев, начиная с завтрашнего дня уже не И. О. даже, а самый что ни на есть утвержденный директор.
Спустившись с крыльца, Иван постоял немножко под дождиком, что было вполне приятно после шампанского с водкой и коньяком, подумал и решительно направился на середину дороги. Нет, он вовсе не хотел покончить жизнь самоубийством, бросившись под колеса первой попавшейся автомашины – тем более, что никаких автомашин поблизости вовсе не наблюдалось, – просто захотелось проверить, а что же он такое увидел? Или – померещилось?
Остановившись прямо на прерывистой линии осевой разметки, Раничев пристально воззрился на музей – двухэтажное типовое здание бывшего детского садика. Вроде бы все было в порядке. Крыша – на месте, решетки на окнах – тоже… А это еще что? Иван помотал головой, словно норовистый конь, отказывающийся надеть на шею хомут. В одном из окон второго этажа явственно мигнул свет. Такая еле заметная желтоватая вспышка или, скорее, некое шатающееся мигание, какое бывает, когда несут в руках зажженную свечку. Что за черт? Электричество, что ли, отключили за неуплату? Могли… Нет, но ведь совсем недавно мэрия все-таки перечислила деньги. Тогда что? Если б авария на подстанции – тогда б и фонари вокруг не горели, и в окрестных домах тоже бы не светилось несколько окон. Пробки? Со щитком что-то? Надо бы проверить, а если что – так и помочь Егорычу.
Решив наплевав на свой внешний вид, Раничев сошел с дороги и, не замечая попадающиеся на пути лужи, вновь зашагал к крыльцу. Поднялся, позвонил… Ни ответа, ни привета! Егорыч что, спит, гад? Ах да, он же в зале, а там не очень-то и слышно, особенно если занят каким-нибудь делом. Чертыхнувшись, Иван нашарил в карманах ключи, поковырялся в замке – хорошо хоть входная дверь не запиралась на щеколду после памятного случая с одним из пьяных сторожей еще при старом директоре. Открыл… И первое, что почувствовал, – сырость, которой тянуло из полуоткрытой двери комнаты сторожей. Сделав несколько шагов, Раничев заглянул туда… и попятился.
Стекло в створке выходившего в кусты сирени окна было разбито – оттуда и дуло – решетка скособочена, от окна к топчану сторожа вели чьи-то мокрые следы, а из-под топчана… Из-под топчана торчали чьи-то ноги, обутые в сине-красные кеды производства ленинградской фабрики «Красный треугольник» – рабочая обувка Егорыча!
Бросившись на пол, Иван вытащил наружу тело сторожа. Неподвижное, но еще не приобретшее противную застывшесть трупа. Да и сердце, похоже, билось. Голова была в чем-то маслянистом – кровь!
Осторожно положив голову сторожа на пол, Иван бросился к телефону вызывать «скорую», почти ничего толком не объясняя – по опыту знал, чем дольше объясняешь, тем медленнее едут, – аппарат не работал. Да и света вообще-то не было – даже аварийки не горели, лишь рядом, на улице, тускло светился фонарь. На улице – светился. Но почему – здесь? Не вдаваясь пока особо в размышления, Раничев достал мобильник – не работал и тот! Но ведь фонари на улице… Похвалив себя за сообразительность, Иван опрометью выскочил на крыльцо… вызвал «скорую» и милицию, после чего осторожно поднялся наверх, в залы…
Он увидел его сразу, перед витриной с перстнем – человека со свечой в руках, в черном балахоне, высокого, сутулого, страшного! Что-то почуяв, тот быстро обернулся – рваный, пересекающий всю левую щеку шрам его словно вспыхнул в дрожащем пламени свечки. Черные глаза незнакомца горели яростью и злобой, Ивану почему-то вдруг стало ясно – такой не остановится ни перед чем. На указательном пальце незнакомца переливался крупный зеленый камень. Изумруд! Перстень! Но, черт побери, как? Ведь должна была сработать сигнализация… Ничего не скажешь, хорошо начинается директорство… Ах ты ж, сволочь! Иван едва успел пригнуться, как прямо над его головой просвистел брошенный незнакомцем кинжал. Раничев не стал дожидаться повторения чего-то подобного, – разогнувшись, он изо всех сил заехал незваному гостю кулаком в челюсть. Удар вышел не слабым, и тот, вскрикнув, тяжело осел на пол. Выпавшая из руки его свеча, прокатившись, погасла, и теперь лишь синие сполохи молний освещали сумрачное нутро музея.
Иван бросил мимолетный взгляд на разбитую витрину, еще раз убеждаясь в верности своей догадки – на пальце неожиданного посетителя был именно тот, их перстень. Незнакомец между тем очнулся и, быстро вскочив на ноги, выхватил из руки манекена широкую саблю и, бешено вращая ею над головой, пошел прямиком на директора.
– Эй, ты не очень-то! – Раничев резво отпрыгнул в сторону.
За окном – а показалось, что прямо здесь, в зале – вспыхнула молния, и изумруд в перстне Тамерлана вдруг засиял ровным зеленым светом. Сияние постепенно усиливалось, становясь все ярче с каждой вспышкой молний.
Схватив с попавшегося под руку манекена круглый шлем-мисюрку, Иван швырнул его в похитителя.
– Операция «Ы», – громко прокомментировал он, хватая короткое копье-сулицу. – И другие приключения Шурика. – Тупое концо копья едва не треснуло нападавшего по башке. Применять острие Раничев все-таки опасался, не ровен час, дойдет и до смертоубийства, потом доказывай, что это было – необходимая оборона или крайняя необходимость? Да где же наконец та милиция? Небось, опять каких-нибудь бомжей ловит. Бомжей… Так и этот вон, со шрамом. Это ведь именно его – больше некого – приняли вчера за бомжа. И это именно он недавно напугал сторожа, внезапно заглянув в окно. Так что же, выходит, он следил за музеем и его сотрудниками? Выходит, так… И ведь выбрал момент, сволочь… И ведь может уйти – не колоть же его копьем, в самом-то деле!
И снова за окном вспыхнула молния! Там, на улице, вовсю бушевала гроза – странно, а Раничев думал, что все природные катаклизмы уже на сегодня закончились. Ан нет. Ух, какой раскат грома прогремел прямо над крышей – не гром, канонада! И снова молния – боже, она ударила прямо в росший у самого здания тополь – тот вспыхнул, словно сухая солома, загорелся ровным желтым пламенем, отражаясь в злобных глазах незнакомца и зеленых гранях изумруда. Нет, такое впечатление – камень словно бы светился сам по себе!
Еще одна вспышка – и загорелся еще один тополь, соседний. Все это постепенно становилось забавным. Орудуя тупым концом копья, Раничев не подпускал к себе похитителя на расстояние сабельного удара, получалось на редкость удачно – тот только злобно шипел, но достать директора саблей не имел никакой возможности… Зато, наверное, имел полную возможность уйти. Да, пока, кажется, еще не приехали ни «скорая», ни милиция, ни пожарная… похоже, все службы должны были бы собраться сегодня здесь, в музее. Должны были… Но что-то не очень торопились.
Человек со шрамом неожиданно сделал особо длинный выпад и, увернувшись от копья, достал-таки острием плечо Раничева, и тот, отбросив все предрассудки цивилизованного человека, со всех сил треснул вражину копьем по башке. Тот упал, обливаясь кровью.
Держась левой рукой за плечо, Иван чувствовал, как течет между пальцев кровь, как сам он с каждой секундой становится все слабее, как теряет ориентацию в постоянном сполохе молний. А те били уже с частотой телеграфа, дискотечными вспышками стробоскопа, пулеметной очередью, сваркой – так что даже гром не поспевал за ними. Лежащий на полу похититель, застонав, шевельнулся. Раничев переместился к нему и попытался снять с пальца перстень. Не тут-то было! Кольцо, казалось, навечно засело на смуглом корявом пальце. В прыгающем призрачном свете молний изумруд светился спокойной зеленью, словно был каким-то волшебным, колдовским камнем… а может, именно таким и был?
Внезапно очнувшись, человек со шрамом с неожиданной силой схватил Ивана за руки, сжал, завыл что-то дикое на каком-то непонятном языке, подняв к потолку глаза.
Сверкали за окном частые вспышки молний. Гремел гром. Дико выл похититель. А кровь между тем все текла…
Раничев почувствовал вдруг, что сейчас потеряет сознание, он уже и так-то почти потерял грань реальности от всех этих вспышек, от грома и воя.
К сполохам молний внезапно прибавилось еще несколько вспышек – красно-синих.
Иван не замечал их – ночной гость еще сильнее сжал его руки и, резво перестав выть, вдруг внятно произнес три слова. Опять на том же тарабарском языке. Отразившись в глазах его, снова вспыхнула молния, на это раз так ярко, что в зале на короткое время стало светло, словно днем. Громыхнул гром с такой силой, что заложило уши, а где-то рядом посыпались стекла.
Нехорошо улыбаясь, человек со шрамом снова произнес слова… Камень, вделанный в перстень, изумруд, сделался вдруг таким горячим, что невозможно стало находиться рядом, Раничев попытался отдернуть руку, но похититель крепко держал ее, а Иван ослаб от потери крови. Изумруд становился все горячее, уже прямо так жег, и вот ,наконец – взорвался, разлетевшись яркими зелеными молниями! Снова – на этот раз радостно – завыл незваный гость и… словно бы исчез куда-то. Впрочем, Иван этого уже не видел. Сознание покинуло его, спина уперлась в стену, и голова бессильно упала на грудь.
И – странное дело – гроза прекратилась вдруг, и молнии перестали сверкать над головами, а собравшиеся над городом тучи быстро уходили прочь. И вот уже за далекими холмами, за лесом, за березовой рощицей показался золотой кусочек сияющего рассветного солнца, ласково запели птицы, а за рекой, над лугом…

Глава 5
Угрюмов.
СТРАШНЫЙ ТАТЬ

Что же сегодня тревожит меня
В краткое это мгновенье?
1 2 3 4 5 6